– Если я буду платить уборщице, то спрашивается, что я жрать буду?
– Понятно. Ваша страна – ваша жизнь, мыть, тереть будем вместе. – Дитер поднялся, начал раздеваться. – У меня есть рабочий комбинезон. Давай порошки, щетки, шампунь, чего там надо.
Естественно, что у сыщика мало чего было, но мужики были здоровые, квартира маленькой, и через два часа сопенья, поминанья черта на немецком и большого количества слов на русском уборка закончилась.
В разгар работы заскочил Боря Вакуров, взял марки, кейс, взглянул ошалело на полуголого, грязного полковника и смылся.
Самую чистую квартиру можно продолжать вылизывать и самую грязную даже не подметать. Квартира полковника находилась в нормальном для России состоянии, а для жилья холостяка так просто люкс. Уборку Гуров затеял, чтобы отвлечься, не смотреть на часы в ожидании звонка Бунича. К тому же сыщик заметил, как вчера гость мазнул по серванту пальцем и поморщился. Значит, вы, немцы, чистоплотны, а мы, русские, слов не найти? Так на тебе, узнай, что почем и сколько стоит! Порошки, шампуни, щетки? А на четвереньках, простым мылом и тряпочкой, тебе плохо будет? Гуров работал босиком, в закатанных под колени тренировочных штанах, без рубашки. Дитер поглядывал на русского полковника, на его мускулистый, без лишней жиринки торс, на пулевое ранение под лопаткой и думал о том, что ему, молодому инспектору, повезло, русский, как и говорили, человек нестандартный, настоящий сыщик высшего класса. Кроме того, Дитер чувствовал, что, несмотря на резкость, внешнюю грубость, русский относится к нему, молодому коллеге, хорошо, с искренней симпатией, хотя и несколько снисходительно. Хотя инспектор неоднократно слышал, что русские живут бедно, но машина и квартира полковника полиции, занимавшего в главном управлении министерства большую должность, то, что полковник вынужден сам мыть пол убогой квартиры, а в холодильнике у него нет элементарной еды, потрясло молодого немца. Какого черта работать, рискуя жизнью, как поддерживать великолепную физическую форму, если ты не можешь даже поесть нормально?
Они приняли душ, парадно оделись. Дитер сразу отметил, что и костюм, и галстук полковника изготовлены в Германии, только очень давно, лет семь-восемь назад, но сидели так ловко на литой, статной фигуре, что старомодность не бросалась в глаза, даже наоборот, подчеркивала индивидуальность человека, который одевается не как все, а как ему хочется.
Дитер еще не понял, что хозяин одевается не как ему хочется, а носит вещи, подаренные ему папой генералом, который служил много лет в ГДР, а ныне пенсионер и копает грядки на огороде. Немец еще многого не понимал, но у него будет возможность мало-мальски узнать, что почем в этой России.
Гуров взглянул на часы и зевнул, когда он нервничал, его, независимо от времени суток, начинало клонить в сон. «Бунич не позвонил, значит, я промахнулся, – думал сыщик и неизвестно отчего вспомнил любимую книгу детства «Маугли». «Акела промахнулся! Акела промахнулся!» – кричали молодые волки. Что ж, я не в первый раз промахнулся», – рассудил Гуров, пожал плечами и закурил первую сигарету. Последнее время он ограничивал себя в куреве и спиртном. Всему виной эти чертовы американцы – что хотят, то и делают. Пили и курили, как все нормальные люди, а судя по фильмам, так и больше. И неожиданно сказали: «О'кей, ребята, нужна здоровая нация». Сегодня курить в Америке неприлично, курят и пьют только люди второго сорта.
Сыщик жил в России, но не желал признавать, что у кого-то, хоть в Америке, хоть в Антарктиде, характер и воля тверже, чем у него, Льва Гурова.
Явился Боря Вакуров, бросил на диван кейс и сказал:
– Полтора миллиона, Лев Иванович, купюры, как вы и приказали, разные, но не мельче четвертака.
– Спасибо, Боря. – Гуров хлопнул оперативника по плечу, снял трубку зазвонившего телефона: – Слушаю.
– Извините, господин полковник, задержка получилась – потеряли ваш телефон, – сказал Бунич. – Так на чем мы остановились?
– Пустяки, Лев Ильич, случается, – ответил Гуров и махнул на Дитера и Вакурова рукой, мол, выметайтесь и прикройте за собой дверь. – Я, тезка, ваши последние фразы не расслышал. У вас в… – он назвал город, – позиции имеются?
– Кое-что найдем.
– Я туда собираюсь подскочить на несколько дней…
– Несчастные люди, – вздохнул Бунич.
– Это не ваши партнеры, вы же знаете мое направление, тезка.
– Атомная бомба не артиллерийский снаряд. У нас вы тоже имели направление, а я до сегодняшнего дня по зоне бегаю.
Ясно было, что Бунич, взвесив «за» и «против», выбрал худой мир, сдался, и теперь сыщику следует вести разговор в самом дружеском тоне.
– Брось, тезка, мы знаем цену друг другу, и, пока наши пути не пересекаются, аварии не произойдет. Мои поездки, как ты понимаешь, вызваны не тягой к перемене мест. Мне необходимо заскочить в этот город, а остановиться негде, да и с транспортом напряженка.
Бунич принял и тон, и обращение на «ты».
– Я этот вопрос решу, но меня интересует твоя легенда. Я же должен человеку объяснить, для кого, ради чего я прошу.
– Очень просто, – ответил Гуров. – Молодой коммерсант из Гамбурга. Дела немца тебя не интересуют, но ты бываешь в Германии, и парень – партнер твоего партнера, отказывать неразумно.
– Великолепно. – Чувствовалось, что Бунич улыбается. – Но ты не шибко молодой, не немец и не из Гамбурга.
– Тезка, обижаешь! – возмутился сыщик. – Будет натуральный молодой немец из Гамбурга.
– Тогда нет проблем, когда вы явитесь?
– Послезавтра, утренним рейсом, – ответил сыщик. – Завтра вечером мне надо знать адрес и все прочее.
– Я позвоню. В аэропорту вас встретят из конторы. Не обижайся, полковник, но ваши спецы могут прикатить на засвеченной тачке. А мне это абсолютно не нужно.
– Не обижаюсь, понимаю, приму меры, – сказал Гуров. – Есть еще момент, более деликатный. – Он вздохнул. – Если ты откажешь, я не только не обижусь, а приму как должное.
– Не играй и выкладывай.
Сыщик изложил свою просьбу, после короткой паузы коммерсант ответил отказом. Они пожелали друг другу всего наилучшего и расстались до завтрашнего вечера.
Глава 3
В чужом городе
Кончался сентябрь, погода в такое время в центральной части России непредсказуема. Сыщики вышли из здания аэровокзала, их встретили ветер, хмарь, грязь, которая исчезает в России только под снегом, и огромная мертвая голова, хотя и без кепки, но с характерным каменным прищуром.
Дитер, насмотревшись в Москве, в аэропорту, в самолете, уже ничему не удивлялся, воспринимал окружающий мир с философским равнодушием, спокойно спросил:
– Почему не убрали? – И кивнул на каменного идола.
– В нас много загадочного, парень. – Гуров оглянулся.
– Господа иностранцы, за десять долларов я вас отвезу на край света, – сказал парень лет тридцати, подбрасывая на ладони ключи и развязно улыбаясь.
– Доллары? – произнес Дитер с ужасным акцентом. – А дойчмарки можно?
Так произошел обмен паролями.
– Ну что с вами поделаешь? – ощерился парень, взял у Дитера один из чемоданов и зашагал к машине.
«Жигули» были такие грязные, что номер практически не проглядывался. Внутри машина оказалась чистая, ухоженная. Когда они отъехали от аэропорта на значительное расстояние, водитель свернул на проселок, повернулся, лицо у него было серьезное, глаза с хитринкой. Он взглянул на Гурова и сказал:
– Здравствуйте, Лев Иванович, вам поклон от Алексея Алексеевича. Я оперативный уполномоченный капитан Михеев. – И после небольшой паузы добавил: – Василий.
– Здравствуй, капитан, спасибо, что встретил. – Гуров достал сигарету, не закурил. – Квартиру приготовили?
– Есть один домишко, но, признаюсь, он мне не личит, – ответил капитан. – Может, на пару суток в гостиницу? Я постараюсь найти убежище понадежнее.
– Спасибо, Василий. – Сыщик смотрел на опера одобрительно: если человек сомневается, значит, думает, и назвал адрес, полученный от Бунича.
– Круто. – Капитан развернулся, выехал на шоссе. – Это обкомовская зона, хозяев разогнали, а зона осталась. Нас там ждут?
– Надеюсь. – Гуров все-таки закурил, приспустил окно. – Переговоры будет вести Дитер, я вроде носильщика, а ты водитель, лучше, чтобы твоего лица не видели.
– Чевой-то? Пусть смотрят. – Капитан сунул за щеки тампоны, глянув в зеркало, прилепил усы, надвинул на лоб беретку.
– Останемся живы – будешь майором, – сказал Гуров.
– А наш немец говорить умеет? – гундосо спросил оперативник.
– С пятого на десятое, – улыбнулся Гуров. – Его должны ждать, поймут.
Высокие железные ворота были на запоре, но лишь машина подкатила, как из будки выскочил мужчина с портупеей, подбежал не со стороны водителя, как обычно подходит охрана, а к задней правой дверце, словно знал, где именно сидит именитый гость, и сказал:
– Здравствуйте, к кому приехали?
– Здравствуйте, к кому приехали?
Дитер держался великолепно, он приспустил стекло, наморщил лоб, шевельнул губами, словно репетируя ответ, и четко выговорил:
– Я есть Дитер Вольф. – И достал паспорт.
Человек в портупее паспорт не взял, лишь махнул рукой и побежал открывать ворота.
Коттеджи, виллы, называй как хочешь, похожие друг на друга если не как близнецы, то уж точно родные братья, двухэтажные, они просторно, но строгими рядами стояли вдоль центральной аллеи. Никаких заборов, все открыто, чисто, на виду, некий бытовой стриптиз – вот я такой голенький и чистенький, оглядывайте меня со всех сторон, мне скрывать нечего.
Капитан вел машину медленно, оглядываясь, – номенклатурный город был мертв, точнее, чуть жив, лишь в двух окнах мелькнул свет. На дорогу выскочил мужчина, без портупеи, но зато с ружьем, махнул рукой, приглашая сворачивать.
Когда остановились, сторож мгновенно сориентировался, кто главный, кто сопровождающий, и, отпирая Гурову дверь, зашипел:
– Позвонили – мы бы встретили. Что же вы гостя на такой машине… Стыдоба.
– Я не по этому делу, – улыбнулся Гуров, следуя за сторожем, который открывал двери, зажигал везде свет.
– Знаю я твое дело, у тебя на лбу написано, – бормотал страж и продолжал во весь голос: – Прошу, располагайтесь, белье утром застелили, все протерли, харч в холодильнике, машина заправлена, вот ключи. – И положил ключи на стол.
Дитер понял отведенную ему роль, расхаживал по комнатам, кивал, повторял:
– Хорошо, хорошо, – и сыпал на немецком.
Гуров взял стража за отворот кожаной куртки, посмотрел в глаза, понял, что человек, как говорят в народе, из органов, прикидывается под деревенского, бутафорит, держал плотно, взгляда не опускал, пока тот не осознал, что с приезжим промахнулся, и не заговорил на другом языке:
– Извините, дурная привычка.
– Свои люди, – миролюбиво сказал Гуров, отпустил стража. – Дайте мне ключи от ворот и, если у вас принято записывать время приезда и отъезда гостей, сделайте для нашей машины исключение. Наш водитель здесь задержится, поможет гостю устроиться, вы свободны.
– Извините. – Страж кивнул и исчез.
– Капитан, проверьте машину, ключи на столе. Дитер, ваша комната на втором этаже, идите устраивайтесь, – сказал сыщик и прошелся по первому этажу.
«Просто эпидемия какая-то», – думал он, оглядывая гостиную, обставленную стандартным гарнитуром, дорогим, полированным и мертвым, кухню в кафеле и никеле, ванную, вывезенную из Финляндии, обтянутый кожей кабинет, одна стена которого закрыта книжными шкафами. Полковник подозревал, что дверцы шкафов не открываются, но проверить было лень; он опустился в номенклатурное кресло, проверил три телефонных аппарата, откликнулся лишь один.
– Мы с тобой, приятель, разговаривать не будем. – Гуров положил трубку. – Потому как ты предатель. Ты не виноват, таким тебя создали люди.
– Разрешите? – В кабинет заглянул капитан. – «Волга» двадцать четыре десять, в отличном состоянии, бензин под пробку.
– Спасибо, заходи. – Гуров махнул капитану рукой, покосился на телефоны, качнул осуждающе головой, поднялся из-за стола, провел оперативника на кухню.
– Вы полагаете? – спросил капитан.
– Я не знаю, – ответил полковник. – Я смотрю на это жилище, – он оглянулся, – и думаю, Россию охватила эпидемия. Все, что удалось отобрать у бывших и еще не успели захватить нувориши, попало в руки наших с тобой неприятелей. За полтора года я третий раз живу в подобных приютах. И примечательно, никого нет, а обслуга есть и ждет – завтра придут хозяева.
– Так вы поселились не по распоряжению руководства? – удивился капитан.
– Даже министр может дать команду только через твоего генерала. Полагаешь, Алексей Алексеевич распоряжается данным хозяйством?
Оперативник взглянул недоуменно, вздохнул и нерешительно покачал головой; понимая, что задает лишний вопрос, не удержался:
– Так кто же дал команду?
Сыщик ответил улыбкой и сказал:
– Моя задача войти в контакт с местными авторитетами. Меня не интересует рэкет, криминальные структуры торговли, нужны люди, руководящие боевиками.
– Наемные убийцы?
– Василий, ты приличный оперативник, учись сдержанности. Я тебе сказал столько, сколько считал нужным.
Капитан смутился, достал из кармана блокнот, ручку, перелистнул, несколько строк вычеркнул, подумал, черканул еще, подвинул блокнот полковнику.
– Я приготовил, тут все, чем мы располагаем. Установочные данные, приметы, клички, окрас. – Он помолчал, не сдержался и добавил: – Лев Иванович, я много о вас слышал, но я человек самолюбивый, привык, чтобы мне доверяли.
Гуров ничего не ответил, листал блокнот, открыл на чистой странице и сказал:
– Самолюбивый – это хорошо, присядь сюда.
И указал на стул рядом.
Капитан пересел, смотрел, как сыщик чертит схему: шесть квадратиков в ряд, от них стрелки вверх к одному большому прямоугольнику. Затем полковник заполнил квадратики фамилиями и кличками, которые имелись в записях капитана, и спросил:
– Кто из шестерки стреляет сам, кто лишь отдает команды?
Капитан отвечал уверенно, о двоих сказал, что проверенными данными не располагает.
– Молодец, я очень уважаю людей, которые признают, что чего-то не знают. В каких отношениях они между собой? – спросил сыщик.
Капитан склонил голову набок, циркнул по-блатному зубом, ткнул в два квадрата:
– Эти готовы глотку друг дружке перегрызть, понятно, ведь Мустафа – вор в законе, а Академик – белый воротничок. Если случится, Волк отойдет в сторону, но ближе к Мустафе, Тяпа драки не любит, но если случится, двинется к Академику. А эти двое, черт его знает, полагаю, если князья схлестнутся, они заберут своих людей и уйдут из города, утихнет – вернутся. Лев Иванович, вы понимаете, это мои личные предположения. Лучше вам встретиться с генералом и прокачать варианты.
Лицо у Гурова стало отчужденным, голос потерял доверительность:
– Капитан, вы хорошо пели, а кончили петухом.
– Товарищ полковник! – Капитан вскочил. – Вы, конечно…
– Конечно, – перебил Гуров и продолжал миролюбиво: – Если не выговариваете «господин полковник», зовите по имени-отчеству. Я вам, Василий, ничего грубого не сказал, лишь обратил ваше внимание, что на протяжении всего разговора вы держались как грамотный, знающий опер, а в конце – как бы помягче выразиться…
– Струхнул, Лев Иванович. Да, я струхнул, я же человек. Вы меня поймите…
– Оставь, забудем. – Гуров поднялся, махнул рукой, подошел к холодильнику, открыл. – А запасы-то у них истощаются. Водка, коньяк, никаких тебе виски, портвейн не постыдились поставить, икра только красная, балыка не вижу, осетрины нет, черт знает что, Василий, я так работать брошу.
Капитан хохотал, как мальчишка, до слез; Гуров не выдержал и тоже хмыкнул. Капитан вытер слезы, убрал платок и сказал:
– Господин полковник, в России всего хватает, дефицит не кончается, лишь меняет станцию назначения. Когда эти домишки заселят новые, когда их шуганут и вы пойдете по их следам, все вам будет в достатке и полном ассортименте.
– Василий, знаешь, чем ты мне нравишься? – Гуров достал из холодильника бутылку водки и батон колбасы. – Ты большой оптимист. Мне сорок два, ты считаешь, что новых так быстро шуганут, что я еще успею пройти по их следам. Ты не большой, ты величайший оптимист. Так что, дружище, радуйся дню сегодняшнему, терпи, старайся быть честным, делай что можешь и не строй воздушные замки.
Сыщик сделал два бутерброда, налил себе граммов пятьдесят, оперативнику не предложил, водку убрал в холодильник, выпил, взял бутерброд, второй протянул коллеге и сказал:
– Значит, ресторан «Алмаз», после десяти. – Он взглянул на часы: – Сейчас четырнадцать, часа два мы отдохнем, пораскинем мозгами, соберемся, машину брать не будем, уйдем отсюда пешком. Ты подберешь нас в двадцать часов на первой развилке. Договорились?
– Мне к «Алмазу» подходить нельзя, а вас туда просто не пустят, господин полковник.
– Это вряд ли, капитан, – улыбнулся Гуров, проводил оперативника до дверей, пожимая руку, спросил: – Над этой шестеркой я нарисовал прямоугольник, в нем имени не значится. Над медведями и волками должен стоять человек. Он мне и нужен.
– Мы больше никого не знаем.
– Понимаю, но этот человек существует, подумай. Народная мудрость гласит: свято место пусто не бывает.
– Простите, Лев Иванович, – капитан остановился на пороге, – но это вы начертили схему и оставили пустой прямоугольник. В жизни его может не существовать.
– Верно, ты сам говоришь, что авторитеты вашего города разноцветны и враждебны. Почему они не передрались? Некто держит власть, руководит, остальные боятся нарушить равновесие. И этот некто в прошлом работал в спецслужбах, возможно, и сегодня в погонах.
Полковник поднялся на второй этаж, осмотрел две спальни и ванную. Дитер лежал на кровати, положив ноги на высокую спинку, читал полюбившегося О. Генри, увидев Гурова, легко вскочил.