Ох, неспроста мне его силуэт показался до боли знакомым! Не случайно этот разворот плеч назойливо напоминал кого-то. Только вот голос... Он, и только он не позволил мне узнать его. Голос да еще невозможность поверить в то, что мы встретимся именно здесь и при таких обстоятельствах.
И сейчас этот мужчина, сраженный наповал метким выстрелом в сердце, лежал на пыльном асфальте, выставив к темному ночному небу упрямый, заросший щетиной подбородок. И был это не кто иной, как Николай Филиппович Кротов...
Глава 12
Он нашел меня. Я думала, что никто не догадается искать меня в таком месте, а он нашел. Приподнял полусгнивший борт перевернутой лодки, склонился, напугав меня до полусмерти, и с циничной ухмылкой спросил:
– Умнее всех, да?
– Возможно.
Голос мой был на редкость сдержанным, я даже не дала ему повода думать, что удивлена его появлению. Хотя удивляться и вообще что-либо чувствовать я к тому часу уже не могла. Лежала, скрючившись, под старой догнивающей лодкой на влажном песке пляжа и ничего не чувствовала. Ни одной мысли в голове, ни сожалений в душе, ни страха в сердце. Пустая человеческая оболочка, в которую меня сумели превратить за минувшие сутки.
– Ну пойдем тогда, что ли. Вообще-то хлопот с тобой...
Я выползла на четвереньках на свет божий, пока он поддерживал край лодки, и, опираясь на его подставленную руку, выпрямилась в полный рост. Поясницу тут же прострелило. Ноги закололо иголками от долгого пребывания без движения. Кровь зашумела в голове, и пейзаж местной зоны отдыха поплыл куда-то влево.
– Да стой ты! – прикрикнул он на меня. – Нам сматываться нужно по-быстрому, а она в обморок собралась шлепнуться! Идем, скоро станет совсем светло.
Он быстро пошел вперед, держа под мышкой мотоциклетный шлем и выбрасывая из-под каблуков высоких ботинок каскады песка. Я поплелась следом, поражаясь тому, как смогла в кромешной темноте наткнуться на этот пляж, отыскать нужное мне укрытие и при этом не расшибиться об острые углы пляжных раздевалок, лежанок и грибков. Летела так, что свист в ушах стоял. Летела, подгоняемая воем милицейской сирены и топотом множества ног, которые отдавались диким эхом в моей голове, где, к слову сказать, к тому моменту царила полная мешанина.
В первый момент, когда я узнала в убиенном Кротова – своего гражданского супруга, спасителя и ангела-хранителя в одном лице, мне подумалось, что сумасшествие все же возобладало над разумом и все увиденное мною есть не что иное, как галлюцинация. Потом раздался отрезвляющий скрип тормозов, гомон мужских голосов, свист, гвалт. И почти тут же какая-то невидимая сила подхватила меня и помчала прочь. В спину мне понеслись какие-то крики, все тот же топот, это меня и подгоняло. Остановись я хоть на мгновение и начни предаваться размышлениям, ноги наверняка отказались бы мне служить. Я свалилась бы кулем под ближайший куст да так и замерла бы в горе. А так, не отягощенная скорбными мыслями, я домчала до пляжа, только потом поняв, что это пляж. Долго нарезала круги в поисках надежного убежища. Затем наткнулась на небольшую пристань с прикованными лодками и с дюжиной доживающих посудин чуть в стороне. Забралась под одну из них, и почти тут же силы покинули меня. Я лежала, тараща немигающие глаза в большую прореху в днище, и наблюдала за сменой красок ночи. Думать о чем-то запретном мне в тот момент было непозволительной роскошью. Просто лежала, тупо уставившись в одну точку, и чего-то ждала. И когда чернота прорехи в гнилом дереве сделалась пожиже, раздались чьи-то шаги. Как он спросил?.. Умнее ли я всех, кажется? Да уж! Умнее меня быть просто некому! Но не его вопрос заинтриговал меня до такой степени, что я позволила себе беспрепятственно последовать за ним, за этим наглецом-мотоциклистом, не так давно обокравшим меня. А то, зачем он искал меня. Хотя... Хотя, позволив шевельнуться своим извилинам, я почти догадалась.
– Это он послал тебя? – адресовала я вопрос в спину нелюбезному молодому человеку.
– Кто он? – Он даже не приостановился, не оглянулся, просто легкий поворот головы вправо так, что мне стал виден его профиль, так напоминавший мне незнамовский.
– Семен? Это ведь он послал тебя спасти меня?
Что я несу, прости господи?! С какой стати Незнамову отягощать себя заботами о моем спасении?! Хотя, если верить все той же Дашке, проклинающей вероломство и подлость своего папика, коим оказался Кротов, может быть, Незнамов тоже жертва?
Нет, все же не стоило позволять мыслям пускаться по пути наименьшего сопротивления. Так можно до многого додуматься: и себя обвинить, и Семку, подлеца, оправдать, а Дашка-то так вообще будет выглядеть агнцем божьим.
Я не заметила, когда он остановился, и на полном ходу, если можно было так назвать вялое передвижение моих конечностей, врезалась ему в спину.
– Черт! – выругались мы с ним почти одновременно.
Он отпрянул от меня, как от прокаженной, и тут же, схватив за запястье, увлек в кусты.
– Ты лучше ко мне не приставай, ладно? – произнес он почти просяще. – Я вообще во всей этой истории сбоку припеку. Вот сейчас привезу тебя к нему, и все вопросы. Нам бы только еще выбраться подобру-поздорову. В городе на тебя облава была похлеще, чем в боевике американском, только что вертолеты не летали. Давай на тачку.
Мотоцикл уютно пристроился под березой в окружении кустарника. Парень молча нахлобучил мне на голову шлем. Надел свой. Дернул ножку мотоцикла, и спустя пару минут мы с ним уже выруливали на дорогу, вернее – на узкую грунтовку с выпирающими во множестве мест кореньями деревьев. Петляли мы долго. Непривычная к езде на подобном виде транспорта, я пару раз едва не свалилась с мотоцикла.
– Держись, мать твою! – рыкнул на меня парень и, левой рукой поймав мою, уложил себе на талию. – Я не кусаюсь.
Он действительно не кусался и водителем оказался первоклассным. Зря не рисковал, хотя ехали мы достаточно быстро. Во всяком случае, до места мы домчались в рекордно короткие сроки. Солнце едва-едва успело вынырнуть из-за края небосвода на востоке, когда мы, миновав указатель с замысловатым названием населенного пункта, начали петлять по его тихим улочкам.
– Долго еще? – решилась я наконец на вопрос.
– Не терпится, – понимающе хмыкнул он, и плечи его вздрогнули то ли от смеха, то ли еще от чего. – Вон дом с зеленой крышей.
Ожидая увидеть изгнанного из жизни Незнамова несчастным, сирым и убогим, я жестоко просчиталась. Дом, на который мне указывал мотоциклист, явно свидетельствовал о другом. Двухэтажный кирпичный коттедж под зеленой ондулиновой крышей, с закрытыми жалюзи окнами. Кованая изгородь. Миленький садик. Бетонированные дорожки. Клумбочки. Н-да... Всем, чем угодно, но только не нищетой веяло от сего ландшафта. Если, конечно, Незнамов не служил здесь сторожем или садовником.
Он не служил в этом доме. По-хозяйски развалясь в плетеном кресле на заднем дворике, где он в нетерпении поджидал нашего возвращения, Семен листал какой-то журнал в яркой обложке. Рядом с ним на столике стояла переполненная окурками пепельница.
Я заметила его еще издали. Когда парень, заглушив мотор, вкатил в заднюю калитку мотоцикл и указал мне на Незнамова кивком головы, я наблюдала за ним уже минуты три-четыре.
– Иди, – просто сказал мне мотоциклист и протянул руку за шлемом. – И не дури там. Ему и без того сложно.
– Где мои украшения? – вдруг ляпнула я, сама не зная зачем.
Но он не особо удивился моей меркантильности. Просто пожал плечами и так же без затей ответил:
– Спроси у братана.
Ага, вот в чем причина такого поразительного сходства этих двух мужчин. Они – братья. Стало быть, утверждения моего супруга, что у него нет никаких родственников, также оказались ложью. Как и все остальное. Я вдруг впервые за последние несколько часов страшно разозлилась. Что я скажу сейчас этому мерзавцу? Как посмотрю ему в глаза? Что он сможет сказать мне в свое оправдание? Как сможет объяснить, почему мне пришлось проводить ночи без сна в объятиях другого мужика, ощущая чужое дыхание у моего уха, слушая биение нелюбимого сердца у моей груди?! Как он сможет объяснить свое поведение стороннего наблюдателя? Неужели его все это устраивало?! В чем причина? Или, как любят говорить сыщики: кому это было выгодно? То, что не мне, – это однозначно...
Я медленно брела по чисто выметенной бетонированной дорожке и не сводила с Незнамова глаз. Он все еще листал журнал и курил. Может быть, не заметил нашего приезда, поскольку мотор был заглушен загодя. Может, старательно делал вид, что не заметил, тоже не зная, с чего начать разговор. Сидел, закинув ногу на ногу, морщился временами от сигаретного дыма, попадавшего ему в глаза, и лениво перелистывал страницы журнала.
Когда до того места, где он сидел, оставалось каких-то три-четыре метра, я остановилась и впилась в него глазами. Да, следовало признать, что наша разлука нисколько не отразилась на его внешности. Он по-прежнему был чертовски привлекателен, сексуален и элегантен. В его жестах появилась какая-то светская вальяжность, чего раньше я за ним не замечала. Этакое сытое довольство удовлетворенного жизнью человека.
Горько, отвратительно, тошно сделалось мне в этот момент. Раздражения прибавляло и то, что выглядела я в настоящий момент чуть лучше субъекта без определенного места жительства. Влажные измятые джинсы, неопрятная футболка, спутанные пряди волос. Портрет морды лица, одним словом, мог бы быть и получше для такой встречи, важность которой подчеркивалась тем, что Незнамов в столь ранний час был в костюме...
– Дорогая! – Он все же заметил меня, а может, надоело разыгрывать близорукость, кто его знает. – Боже мой, Витуля, детка!!!
Жестам его вернулась былая стремительность. Он сорвался с места и ринулся ко мне. Подхватил меня на руки, прижал к себе, не боясь перепачкать дорогой костюм. Принялся что-то говорить, говорить мне быстро-быстро, попеременно то смеясь, то всхлипывая. И хорошая-то я, и родная, и славная, и бог знает сколько эпитетов пришлось мне услышать за эти краткие минуты этой якобы долгожданной для него встречи.
– Ну что ты, маленькая?! – Он поставил меня на землю, отстранился и с такими волновавшими меня прежде нотками в голосе зачастил: – Ты мне не рада?! Господи, я так долго ждал этой встречи! Я так надеялся! Я все ждал, ждал!
– Чего? – Увернувшись от его рук, пытающихся поймать мое лицо в ладони, я насмешливо прищурилась. – Чего ты ждал, муж мой? Что я убью Кротова?
– А ты его убила?! – Он хотел было округлить глаза, изобразив ужас, но вовремя понял, что это явный перебор, смешался под моим пристальным взглядом, опустил голову и промямлил: – Нет, ну да, конечно... Я и не мог, конечно... Да, ты здесь...
– Ты был с ними в сговоре? – Я обошла Семена стороной и пошла к уютному уголку под полосатым тентом, где он только что уютно восседал. – Ты с этой сучкой был в сговоре?
– Не понимаю, о чем ты?! И стоит ли сейчас об этом, Вита?! – В его голосе было столько скорби, столько затаенной печали и обиды, что не проникнуться мог разве что глухой. – Я год!.. Почти год был вынужден жить вдалеке от тебя!
– Кстати, совсем неплохо, скажу я тебе, ты жил. – Я выразительно окинула взором дом и сад, падая в кресло, в котором он недавно сидел. – Уж не на моих ли бриллиантах так поднялся? Так бедствовал, что заставил своего брата меня ограбить? Просто попросил бы денег, я бы не отказала. А то опускаться до такого!.. Снять с бывшей супруги украшения! Мне, если честно, было неуютно в тот самый момент, дорогой. Унизительно, прямо скажем.
– Надо же было хоть как-то сделать тебе больно!!! Ты вообще ошалела, меняя мужиков, как перчатки!!! Я бы тебя вообще придушил, если бы руки не были столь коротки, – заявил он мне голосом прежнего, некогда моего Незнамова и обессиленно опустился у моих пыльных грязных кроссовок.
– Да?! А что так?! Числясь в мертвецах, хотел и меня причислить к их числу? – Я дернулась, словно от удара, когда он бесцеремонно сдвинул мои колени и оперся о них спиной. Столько собственничества было в этом его жесте. Того, давно забытого и родного, с которым он любил меня, живя рядом. Я еле-еле проглотила комок в горле, еле-еле сдержалась, чтобы не дотронуться до его волос, которые были так близко. – Как ты сам себя можешь охарактеризовать, дорогой?
Он сразу понял, что я имею в виду. Дернул плечом и, запрокинув голову так, чтобы видеть мое лицо, виновато улыбнулся.
– Я знаю, миленькая, что я дерьмо, говнюк, преступник и еще бог знает кто. Ты можешь ругать меня, бить, топтать меня ногами, плевать мне в лицо, можешь даже ненавидеть... чуть-чуть.
– Чуть-чуть?!
– Да, совсем немного. – Он знакомо заблистал глазами, очевидно распознав слезы в моем голосе. – Но у меня есть одно оправдание, против которого у тебя не будет аргументов. Я очень, очень, очень сильно люблю тебя.
«Боже правый!!! – молила я господа, изнывая сердцем, которое переворачивалось сейчас в моей груди. – Сделай меня сильной, умоляю!!! Сделай меня не такой, как все женщины!!! Пусть я не услышу его, пусть я не захочу дотронуться до него! Пусть он не захочет дотронуться до меня, а мои глаза не будут молить его об этом!!! Пусть я буду сильной и твердой, а не из плоти и крови, что плавятся сейчас от его близости, от его предательского, подлого, похотливого взгляда!!!»
Я пыталась достучаться до всевышнего, пыталась допроситься у него избавления от тех мук, что жгли меня сейчас каленым железом. И одновременно с этим я страшилась того, что он меня услышит и наделит вдруг силой, способной заставить меня отвернуться от Незнамова.
– Витка, – с легкой, почти забытой мною хрипотцой в голосе позвал он меня. – Я так люблю тебя! Я хочу тебя, маленькая моя!
Резко крутанувшись, Семен обхватил мои колени руками и с силой сжал их.
– Что бы ты ни думала, в чем бы ни обвиняла, я заранее со всем этим соглашусь. Только не гони от себя прочь! Второй такой разлуки я не выдержу, малыш! Я сойду с ума без тебя!
Не знаю, могло ли это случиться с ним, но в настоящий момент с ума сходила я.
Дашкина хитрость и вероломство, низость иуды Кротова, воскрешение из мертвых любимого Незнамова. Да, он был тут – рядом, все еще любимый и желанный. Несмотря на подлость, несмотря на измену, несмотря на то, как был обставлен его уход из моей жизни. Он совсем рядом, стоило протянуть руку, и можно было коснуться его. Эта близость отозвалась во мне острой болью. Ведь он тоже был с ними в сцепке. Эти три человека переплелись в моем сознании в какой-то змеиный клубок, их ядом были отравлены все прожитые без него дни. Без него... Смогу ли я расстаться сейчас с ним? Оттолкнуть, встать и уйти, чтобы больше никогда не увидеть. Ведь я уже привыкла существовать без него, сжилась с мыслью о том, что его больше нет. Сжилась? Сжилась или нет?
«Черта с два!» – вопило мое сердце, которое уже устало истекать кровью.
– Мне больно, Сема. – Я даже не помню, произнесла ли эти слова вслух или их простонала моя душа.
– Я знаю, детка. – Он схватил мои ладони и принялся покрывать их поцелуями.
Губы были горячими и влажными. Его губы. Те, что я так любила целовать. Их капризный изгиб... Он всегда сводил меня с ума. Боже, какое блаженство вновь ощутить себя в их власти. Так сладостно и так горько.
– Сема... Не нужно... – произнесла я то, что должна была произнести, если сохранила еще хоть каплю разума и самообладания. – Нам не нужно возрождать все то, что ты сумел похоронить. И...
– Дурочка моя! – всхлипнул он, отрываясь от моих ладоней и поднимая на меня увлажнившиеся глаза (выглядело, кстати, очень-очень убедительно). – Какая же ты дурочка, Витуля! Все живо в моей душе! Все! Каждый час, каждая минута... Помнишь, что я сказал тебе, когда уходил тогда? В последний раз... помнишь?
– Нет, – солгала я зачем-то, хотя помнила каждый поворот его головы, каждую каплю воды в его волосах и на теле, каждый возглас и каждое объятие. – Нет, не помню. А что ты сказал тогда?
– Я попросил тебя потерпеть немного. Потерпеть совсем чуть-чуть.
– Год – это, по-твоему, немного?! Целых триста с лишним дней – это мало?! И что я должна была терпеть?! Ту боль, что раздирала меня на части?! Или отвращение, деля ненавистную постель с Кротовым?! «Девочка моя, тебе было хорошо или нет?» – передразнила я покойного с гневом. – Ты хоть знаешь, что это такое?
– Да. Знаю. Думаешь, что с Дашкой я не испытывал того же, что испытывала ты с Кротовым? – Незнамов изобразил искреннее изумление.
А вот этого ему говорить уже совсем не стоило. Я взвилась с места, успев больно шлепнуть его по щеке, и ринулась в глубину сада, сама не зная, куда бегу. Ветки вишен и яблонь больно стегали меня по лицу, но мне было все равно. Откуда, скажите, пожалуйста, силы-то взялись? Только что сидела, расплавившись от собственного безволия, а тут поди ж ты...
Он быстро, в каких-то три прыжка, догнал меня. Цепко ухватил за футболку и резко рванул на себя. Мы упали на траву. Причем я больно подвернула ногу и застонала.
– Нога... Ты сломал мне ногу, – прошептала я, зажмурившись.
– Заживет до свадьбы, дорогая. – Судя по шелесту его голоса, Семен был зол. И не просто зол, а пребывал в ярости. Такого его я побаивалась, хотя прежде это с ним случалось редко. – Идем в дом. Медленно встаем сейчас и идем в дом. И не вздумай выкинуть что-нибудь подобное еще раз, а то...
Уточнять он не стал, но угроза в его голосе подействовала отрезвляюще. Действительно, не стоило вести себя так по-идиотски. Сначала еду сюда вполне добровольно, без принуждения. Затем вот-вот готова пасть в объятия, а затем вдруг срываюсь с низкого старта и бегу непонятно куда. Нервы, наверное, это нервы. Сколько можно наматывать их на кулак?! Одних прошедших суток хватило бы на всю мою прежнюю жизнь. Надо попытаться взять себя в руки и понять. Понять, зачем же все-таки меня везли сюда? Какую цель преследовал этот человек, вызволяя меня из беды этой ночью? Конечно же, мне бы очень хотелось верить, что подоплекой всему была его искренняя и неподвластная времени любовь, но в том-то и дело, что ему больше не верила. Ни чуточки, ни граммочки не верила. Да, я желала его, да, я с замиранием сердца ощущала его губы и руки, но это было совсем другое. Того, что было прежде между им и мною, больше не было. Слепая, как шаг в пропасть, всепоглощающая и жертвенная моя любовь исчезла. Осталась лишь страсть (чего греха таить – осталась, да еще какая), непонятный первобытный голод и еще горькое что-то в груди. Скорбный какой-то комок поселился там и мешал, мешал вздохнуть полной грудью.