Тайна острова Химер - Николь Жамэ 14 стр.


— Значит, ты не попытаешься узнать истину?

— Ну отчего же? Хотя мне и не по душе копаться в жизни матери. Пока что главное для меня — найти Келли и узнать, что же такое она обнаружила.

Имя той, к которой она так ревновала мужа, на этот раз не вызвало у Мари никакой реакции, и она не стала настаивать.

Коснувшись губами щеки мужа и уже закрыв глаза, она услышала звук шагов.

Кто-то опять ходил в комнате Мэри.


Мари бесшумно вставила ключ в замочную скважину тяжелой дубовой двери, осторожно повернула его и, проскользнув в комнату, обежала ее взглядом, благо от светившей в окна луны в ней было не так темно. Ничего. Никого.

Недоумевая, она собралась было повернуть обратно, когда вдруг из тени вышел Райан. Он поморщился, увидя, как она инстинктивно поднесла руку к правому бедру, ища оружие, которое и не подумала взять с собой.

— Я просто хотел убедиться, что Лукас не с тобой.

Он знал. Откуда? И как ему удалось проникнуть в комнату, ключ от которой был только у нее?

Она бросила подозрительный взгляд на плотно прикрытые окна.

— Стар я для таких эскапад, — усмехнулся он. — Мэри дала мне ключ… очень давно… Вам удалось установить причину пожара? — спросил он, оглядывая закопченные стены.

Его самоуверенность привела ее в негодование.

— Что ты здесь делаешь?

Он показал ей медальон, который она положила на могилу в то утро, и повесил его ей на шею.

— Ты хотела меня увидеть.

В этот безумный день, когда мертвые, как сговорившись, возвращались в мир живых, она совершенно забыла о том, что оставила медальон на кладбище.

Но не о том, почему она это сделала.

— Зачем ты сунул записку в букет? Почему хотел помешать мне выйти за него замуж? Что ты о нем знаешь? И не лги. Я сравнила почерк с тем, которым написаны твои письма Мэри. Он один и тот же!

Райан нахмурился: слишком тяжелы были воспоминания.

— Если бы ты знала, как трудно было тогда переписываться. Без помощи Доры мы никогда бы…

— Я здесь не для того, чтобы выслушивать повесть о твоей жизни. Почему ты написал ту записку?

— Я кое-что разузнал и…

— Что именно?

— До сегодняшнего дня ты, как и все, была уверена, что Марк Ферсен настоящий отец Лукаса. Мне же стало известно обратное в утро твоей свадьбы.

Чувство гнева, порожденное интуитивным предположением, что «кое-что» имеет продолжение, захватило молодую женщину.

— По какому праву ты роешься в жизни Лукаса?

— Скажем, мне захотелось узнать побольше о мужчине, который берет в жены мою дочь, — мягко ответил он.

Она знала, что будет досадовать на себя за следующий вопрос. И все же она его задала:

— И что ты еще нашел?

Райан задумчиво смотрел на вытянувшееся к нему напряженное лицо, и спрашивал себя, сколько ударов сможет выдержать она. На краткий миг возникло желание солгать.

— Элен Моро никогда не существовало, — произнес он наконец. — Так же, как и Лукаса…


Темная фигура тихо приблизилась к Марку Ферсену, убедилась, что тот спит, затем направилась к его жене, которая лежала на соседней кровати, и наклонилась над ней. В правой руке вошедшего было нечто похожее на заостренный стержень.

Элен, будто почувствовав опасность, открыла глаза и заморгала, когда левая рука опустилась на ее губы. Рот ее раскрылся в сдавленном крике. И тогда стержень вошел в ее глотку…

Стона оказалось достаточно, чтобы разбудить Марка, мозг которого находился в постоянном бодрствовании. Приподняв веки, он бросил беспокойный взгляд на жену, мечущуюся в постели меньше чем в двух метрах от него.

Он не заметил фигуры, растянувшейся на полу вдоль кровати.

«Беби умер, чудовище…»

Элен тихо постанывала, невнятно бормоча между стонами бессвязные слова. Его пронзила и поразила мысль, что она намекала на близнеца. Какого же страшного прошлого стал он невольным сообщником?

Марк было встал, чтобы спросить, что с ней, но она уже закрыла глаза. По успокоившемуся дыханию жены он понял, что она заснула, забытьем отделяясь от своих мучений. Решив поступить так же, он перевернулся на другой бок и не видел тихо уходящей фигуры.

А ведь это был не кто иной, как Лукас.

Очутившись в коридоре, он прислонился спиной к стене и перевел дыхание, словно после длительного бега.

Стерженек, который он осторожно вставил в пробирку, оказался приспособлением для отбора слюны на анализ ДНК.


Элен и Лукаса формально не существовало…

Это было настолько невероятно, что Мари невольно захохотала. Смех этот явился рефлекторной защитной реакцией, как и всякий другой рефлекс. Однако он быстро прекратился, уступив место аргументам.

— Он полицейский! Если документы его фальшивые, это давным-давно обнаружилось бы.

Райан был другого мнения. И не без причины. Он сам многие годы жил с чужим паспортом, таким подлинным, что обманывал всех — как полицию, так и правосудие.

— Не забывай, что у него не было никакого повода для того, чтобы усомниться в том, кто он на самом деле, и еще меньше — не доверять матери.

Мари знала, что Райан прав. Знала и то, что больше не может молчать. Она не хотела утратить доверия Лукаса. Ей нечего было скрывать, да и разрушительный эффект долгого умалчивания был ей хорошо известен.

— Я должна сказать Лукасу, что ты жив.

Райан удержал ее:

— Если ты это сделаешь, он попытается меня арестовать.

Мари захотелось сказать в ответ, что это логично и что он на самом деле виновен, но он не дал ей говорить.

— Я не вернусь в тюрьму, Мари. Никогда.

Она сразу поняла намек, у нее ни на секунду не возникло сомнения в искренности Райана. Она даже подосадовала на себя за то, что еще недавно подозревала его в низком шантаже.

— Если ты его любишь, не делай его ответственным за мою смерть, — настаивал Райан. — Ваша любовь этого не переживет.

Ей вспомнились слова Милика о терзающихся душах, и она содрогнулась. Она какое-то время смотрела на отца, к которому, несмотря ни на что, испытывала непонятное влечение, и вдруг возненавидела его за то, что он поставил ее перед жестоким выбором.

Не произнеся ни слова, она вышла.


Две руки легли ей на плечи, едва она вошла в свою комнату. Она приглушенно вскрикнула, но тут же обмякла, когда из-за ее спины показался Лукас.

— Я думала, ты спишь.

Он закрыл дверь.

— Я проснулся. Смотрю — тебя нет, тогда я пошел тебя искать. Где ты была?

На мгновение ей вновь представилось лежащее на набережной тело близнеца, его безжизненные ореховые глаза, лицо, скованное смертью. Почувствовала она снова и безграничную пустоту, глубокое одиночество и душевную боль от сознания безвозвратной потери.

А сейчас, видя нежные глаза мужа, она поняла, что ни за что не допустит терзания их душ, и потому выбрала полуправду.

— Мне послышался шум в комнате Мэри.

— И?

Она тихо покачала головой:

— И ничего.

Любопытно, но ложь сняла с нее тяжесть, и тогда ей подумалось о Жанне, ее приемной матери, которая стояла перед таким же выбором, и она лучше поняла женщину, которая предпочла молчать.

Лукас развязал пояс ее пеньюара, который скользнул на пол, и обнял ее.

— Я тебя хочу.

Сильное, все сметающее на своем пути желание поднялось в ней. Улетело все: мертвецы и фантомы, вопросы и сомнения, тайны и ложь. Она бы умерла от одной мысли, что потеряла его. Под его ласками тело ее раскалилось, наполнилось неистребимой жизнью.

В то время как они предавались страсти, где-то в ночи луна мельком осветила силуэт Райана, потом он растворился в темноте парка.

13

Над островом занимался рассвет, прогонявший химер.

Из склепа под часовней доносилось приглушенное монотонное чтение заупокойной молитвы.

Лестничный пролет из каменных ступенек вел к захоронениям, среди которых были такие, что относились ко времени, когда монастырь служил лепрозорием, и насчитывали несколько веков.

Десятки свечей отбрасывали колеблющийся свет на своды и колонны, вырубленные прямо в скале, превращая тени матери Клеманс и сестры Анжелы в призрачных плакальщиц.

Отодвинутая резная плита позволяла заглянуть внутрь гробницы, где заняли свое место останки близнеца. И лишь искушенный глаз по выступающим тут и там саванам мог определить, что он не был здесь единственным.

Настоятельница подумала, что Эрван Благочестивый не посчитает богохульством то, что малыш Пьер разделит с ним последнее пристанище.

— О Всемилостивейший, прими душу раба твоего в рай. Да будет так. Аминь! — Монахини осенили себя крестом, затем, поднатужившись, задвинули резную плиту.

И лицо близнеца поглотил мрак.


Лукас состроил Мари рожицу в зеркале, перед которым брился.

— Согласен. Моей матери не существует, меня тоже. Я даже не знаю своего настоящего имени, но допускаю, что оно могло быть и похуже. Лукас Ферсен. Это звучит, нет?

— Согласен. Моей матери не существует, меня тоже. Я даже не знаю своего настоящего имени, но допускаю, что оно могло быть и похуже. Лукас Ферсен. Это звучит, нет?

Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся, недовольный от того, что она позволила ему так долго спать. Мари воспользовалась этим временем, чтобы проверить утверждения Райана, хотя и знала уже, что они обоснованны.

Тщательно подбирая слова и не упоминая о своем отце, она сказала об этом Лукасу. Оправившись от шока, тот отнесся к известию с характерным для него чувством юмора, однако ему не удалось развеселить молодую жену, и он пожал плечами:

— Вообще-то люди меняют имена, когда не хотят, чтобы их нашли. Может быть, мать так поступила, спасая наши жизни?

Мари медленно кивнула:

— Может, да… Или чтобы избежать чего-то…

Рука с бритвой повисла в воздухе, Лукас произнес:

— Очень уж ты рассудительна с утра.

— Мой отец потому и надел личину Райана, что находится в розыске как дезертир французской армии.

Бритва опустилась на щеку и слегка порезала ее, Лукас шепотом выругался.

— Уж не думаешь ли ты, что моя мать — разыскиваемая преступница? Тогда и мы к этому причастны, — огорченно добавил он. Увидев, как Мари поежилась, он тут же виновато процедил: — Прости. Получилось как-то грубо…

Она слишком хорошо почувствовала смятение Лукаса, чтобы упрекать его в переходе к оборонительной тактике.

— Я просто хотела сказать, что надо рассмотреть все версии.

Лукас смыл водой остатки пены и посмотрелся в зеркало. Глаза его неожиданно расширились, словно от пришедшего озарения.

— Алжир! Я должен был подумать об этом раньше!

— При чем здесь Алжир?

Схватив полотенце, он с силой вытер лицо.

— Я родился в 1961 году в самый разгар событий.[5] Можно предположить, что моя мать согрешила с арабом — это уже считалось преступлением в то время, — и, чтобы избежать позора, порвала со своей семьей и поменяла имя.

Он с наигранно лукавым видом остановился перед женой.

— Ты не находишь, что во мне есть что-то арабское?

Его принужденный смех натолкнулся на нежное неодобрение Мари.

— Вполне нормально, что ты боишься узнать, кто твоя мать на самом деле.

Он поднял глаза к потолку:

— Расплачиваться за грехи приходится мне!

Мари проявила настойчивость:

— Надо сделать запрос обо всех женщинах, умерших или пропавших между 1960 и 1968 годами. И о детях, родившихся в 1961-м.

Лукас кинул полотенце на постель.

— Ладно, занимайся. В конце концов, ты не ждала меня, чтобы начать расследование.

Мари уловила язвительность в его голосе, но не обиделась. Она знала: что бы он ни говорил, все ее гипотезы шиты на живую нитку, и ему от этого было не легче. Ей захотелось обнять мужа, но тут заиграл его мобильник. Мари увидела, как он помрачнел, едва услышал то, что ему сообщили. Затем он сказал, что они выезжают, отключился и озабоченно бросил:

— Украли мой труп!


Холодильный ящик был пуст. Одежда исчезла. Двери не были взломаны, никаких следов. Никто ничего не видел и не слышал, и не без основания. В период между закрытием в 19 часов и открытием в 9 во всем здании не было других свидетелей, кроме мертвецов.

Лукас безумно нервничал, так что Ангус из осторожности оставил при себе свои суеверия коренного ирландца, касающиеся призраков, проходящих сквозь стены.

— Он не мог сам одеться и уйти! А сигнализация? Видеонаблюдение?

Судмедэксперт с любопытством посматривал на него, словно полицейский нес несусветную чушь, а потом сообщил о полном отсутствии системы защиты.

— Обычно трупы не крадут. На моей памяти это первый случай.

Мари решила разрядить обстановку:

— Главное — вы произвели вскрытие.

По испугу, промелькнувшему в глазах врача, она поняла, что главного-то и не было. Он как раз собирался заняться вскрытием, когда обнаружил пропажу.

— Но какого черта вы здесь делали вчера? — кипятился Лукас. — Вы что, завалены работой?

— После вашего приезда сюда без работы я не сижу! — запротестовал врач. — К тому же вчера… возникли кое-какие помехи… у меня дома чуть не случился пожар…

— Можно подумать, что кто-то действительно не хочет, чтобы вы установили причину смерти.

— О, ее-то я знаю, — возразил врач, ничуть не обидевшись на упреки.

Он включил светящийся экран, быстро прикрепил к нему серию рентгеновских снимков и прокомментировал каждый из них, особенно задержавшись на небольшом темном новообразовании вблизи левой височной доли.

— Покойный скончался от медленного внутреннего кровоизлияния после сильного удара в висок. Приблизительное время смерти — четыре часа утра плюс-минус пятнадцать минут, — не без гордости уточнил он.

Напряжение Лукаса слегка спало, он даже одобрительно кивнул.

— Это подтверждает виновность Бреа, который ушел от Свана незадолго до четырех часов, — высказался он тоном, в котором чувствовалось некоторое удовлетворение.

Мари запомнилась одна деталь.

— Медленное… Вы сказали о медленном кровоизлиянии. Почему?

— Потому что он умирал больше двух часов, а ударили его между половиной второго и двумя. Во всяком случае, не позднее двух.

Ангел вдруг влетел в это место приюта мертвых. У ангела были полинявшие голубые глаза и улыбка морского волка, принадлежавшие не причастному к делу шкиперу.

Не было необходимости напоминать Лукасу, что в два часа ночи Бреа находился в поместье в компании с Мари. И все же она сделала это, стараясь говорить безразличным тоном. Ее невысказанное облегчение не укрылось от Ферсена, и он обрушил свою злобу на судмедэксперта, выразив сомнение в его выводах и ссылаясь на то, что исчезновение тела лишало их возможности провести подробное исследование.

Врач холодно взглянул на него.

— Я никогда и ничего не утверждаю, если не уверен. В данный момент я уверен не только в правильности диагноза, но и в невиновности Бреа — он не мог выкрасть труп, так как находился в камере.


Лукас накинулся на Броди, которому было поручено расследование дела по исчезновению близнеца:

— Я заметил две камеры видеонаблюдения на перекрестке недалеко от морга. Чего вы ждете? Почему до сих пор не просмотрели видеозапись? Ее ведь сотрут после отведенных двадцати четырех часов.

— За… запись? Но… для чего?

— Тот, кто унес тело, обязательно проехал там на машине. Если только вы не думаете, что он ушел через пустырь с трупом на спине! — добавил разъяренный Лукас.

Потом он увидел Кристиана, который направлялся к Мари, и закрыл выход чувствам.

— Я был твоим алиби после смерти Алисы, а ты стала моим из-за этого двойника. Можно подумать, что судьба изощряется, стараясь нас связать, — услышал он слова шкипера, обращенные к Мари.

Лукас встал между ними и холодным тоном произнес:

— К сожалению, я вынужден просить вас остаться в распоряжении правосудия, пока идет следствие. Но я не обязан выносить ваше присутствие. Убирайтесь!

— Я и не намеревался покинуть остров, — тем же тоном ответил Кристиан. — Я никогда не намеревался уехать без нее.

Мари не нужно было смотреть на Лукаса, она и так знала, что он готов вцепиться в горло соперника.

— Кристиан, прошу тебя…

Бывший любовник повернулся к ней:

— Я люблю тебя дольше, чем он, Мари. Но это не дает мне преимущества. Однако до вчерашнего дня я не рассчитывал и на тень удачи. Но это было до того, как я узнал…

— Узнал что? — резко перебил его Лукас.

Моряк прямодушно посмотрел на него.

— Этот близнец выскочил из той же шляпы… Похоже, у вас серьезные проблемы, Ферсен. Но может быть, это врожденное? — с сарказмом добавил он.

— Хватит! — воскликнула Мари. — Уйди, прошу тебя.

— Я, конечно, не ангел, но ты знаешь обо мне и плохое, и хорошее. Ты изучила меня, и тебе известно, что нет бретонца упрямее меня. Особенно когда речь о тебе.

Затем, подчинившись ее умоляющему взгляду, он наклонил голову, быстро коснулся губами ее щеки, что-то шепнул ей на ухо и удалился.

Она старалась остаться невозмутимой, но последние слова Кристиана сверлили барабанные перепонки: «Остерегайся Лукаса…»


Эдвард Салливан не противился, когда после смерти Эндрю мачеха взяла в свои руки управление винокурней, которая, однако, принадлежала ему по праву. Он никогда не лез на рожон и стал помогать Луизе, терпеливо дожидаясь, когда возраст завершит подрывную работу, сделать которую он не был способен.

Слепой было уже больше восьмидесяти, когда наконец она выпустила бразды, и все-таки Эдварду недолго удалось радоваться и занимать директорское кресло. Через несколько месяцев он неудачно упал с лошади, и тогда во главе предприятия встала Алиса. Она так хорошо справлялась со своей ролью, что он, встав на ноги, оставил все как есть.

Назад Дальше