– О помощи просить – это его. Он ученик Его. Он вместе с Ним ходил по дорогам, запоминал Его слова, переспрашивал, что они значат. Для чего же и учил их Иисус? Для того, чтобы теперь они учили вас…
Люди оборотились к ученику. Теперь уже к нему простирали свои руки.
– Благослови! Ты был с Ним, ты Его ученик, благослови! – просили люди, окружали его.
– Благослови сына моего! Коснись моего мальчика!
– Коснись своей рукой!
– Коснись, что тебе стоит!
– Прозреть бы мне, коснись!..
Ученик не сразу решился, затем коснулся одного, другого.
– Блаженны страдающие, ибо утешатся. Блаженны милосердные, чистые сердцем, только они войдут в Царство Небесное. Бог избрал вас, бедных, униженных, смиренных, чтобы посрамить богатых, надменных, переполненных собой, мир вам… Благодарю вас за то, что вы верите в Его силу… Благодать тебе. Иди. Мир тебе. Отправляйся… И ты утешься в своей скорби!
Получив благословение, люди, один за другим, покидали дом.
– А ты что остался? – сказала сестра. – Иди, исцелитель, паси свое стадо!
– Он всегда исцелял больных, и не тебе, Мария, отнимать веру у тех, кто страдает. Но речь идет не только о верящих в Него, а также о врагах! Когда Он изгонял торговцев из храма, они Его спросили: как ты докажешь, что имеешь право так поступать? Он должен был доказать это своими чудесами!
– Простите, Мария, что я вмешиваюсь, но мне думается так, – сказал римлянин. – Скорее всего, вы правы, слухи о его чудесах – это фантазия толпы. Но поймите, ради своей великой задачи он вынужден был подтверждать эти слухи. И творить некоторые так называемые чудеса.
– И потом, Мария, в сущности, ведь Он творил чудеса, но, может быть, в другом смысле, – сказала сестра. – Он возвращал зрение тем, кто ослеплен духовно!
– Нет, зачем же так, не надо подменять, – сказал ученик.
– Без некоторых простительных компромиссов успеха достичь нельзя, – вмешался старший брат. – Ну, так уж сложилось.
– Речь идет не о компромиссах.
– Почему же, что было, то было, давайте смотреть правде в глаза. Вокруг Него всегда толпилось столько жаждущих исцеления, что кто-то действительно исцелился. А чудеса поражают больше, чем проповеди.
– Видишь, Мария, каждый мыслит по-своему, но говорят тебе одно. Неужели ты и теперь не поняла?
Мария молчит.
– Значит, так: мы будем говорить одно, а ты будешь говорить другое!
– Я не буду говорить.
– Но к тебе будут приходить! И будут спрашивать! Теперь все будут спрашивать о Нем! Придется отвечать и тебе и нам. Что же ты будешь отвечать о Его чудесах?
– Что видела – скажу. Чего не видела, того не знаю.
– Ну, хорошо же, будем знать.
Ученик пошел к выходу. Но, открыв дверь, обернулся:
– Фарисей!.. Фарисей идет сюда. Может быть, один из тех, которые убили твоего сына. Фарисей – кровавый лоб. Фарисей – чего изволите? Вот кого здесь не хватало! Вот с кем вы найдете общий язык! Эти тоже не верят в то, что Он совершал чудеса. Вот кому здесь место, вот кого здесь, наверное, ждут! А я здесь не нужен, я пошел…
Уходит.
– Интересно, зачем этот фарисей сюда пожаловал, – сказал старший брат. – Будет о чем-нибудь допытываться – лучше всего молчите. Особенно ты, Мария. Ну, если уж очень пристанет, так что не будет другого выхода, – поговори. Тем более что ты и правда не веришь в чудеса и знамения. Так что тебе не придется даже кривить душой.
В дом вошел фарисей. Он стар. Взгляд его внимателен и прям.
– Здравствуйте.
Ему не ответили.
– Не бойтесь меня, не бойтесь! Я по-хорошему пришел… Вот и славно, все здесь, все собрались. Это ваша сестра?
– Сестра.
– И ты оставайся. С тобой тоже хотелось бы побеседовать. Это старший, сводный. Это младшенький. Так…
– А это гость из Рима, – сказал старший брат.
– Путешественник, меценат? Решили посетить нашу страну? Тяжкое, темное время. Осенью у нас хорошо… Но мне хотелось бы поговорить с этой женщиной. Наши внутренние дела.
– Не обращайте на меня внимания, – сказал римлянин.
– Зачем ты пришел сюда? Зачем позоришь мой дом? – спросила Мария.
– Не я опозорил твой дом.
– Разве можно приходить в дом убитого тобой человека?
– Я не убивал твоего сына. В душе я был против этого. Но его должны были казнить. Это была единственная возможность доказать, что он не Мессия, каким из гордыни или по безумию себя считал.
– Уйди, прошу. У меня плохие мысли, я хотела бы тебя убить.
– Мария нездорова, – сказал старший брат. – Все эти события повлияли на нее.
– Я предпочел бы прийти сюда позже, – сказал фарисей. – Но необходимость возникла сейчас. До меня дошел слух… Я хотел его проверить. Скажи мне, небесные знамения и чудеса, которые он якобы творил, – знаешь ли ты их или это плод воображения слепой толпы, желающей видеть в нем Бога? Так, говорят, ты сказала людям, пришедшим к тебе, и в этом была смела и чиста душой. Верно ли это?
– Быстро пронюхали, – сказала сестра.
– Что я говорила? Не говорила я ничего.
– Мария, ты же ничего плохого не сказала, – вмешался старший брат. – Повтори коротко в двух словах. Я думаю, больше ничего не потребуется.
– Только так. И я немедленно уйду, потому что вижу, что мое присутствие тягостно, – сказал фарисей.
– Не надо, Мария, – сказала сестра.
– Простите, но я тоже советую этот разговор отложить, – сказал римлянин, – вам надо все спокойно обдумать.
– Приверженцам своего сына ты не нужна, – сказал фарисей. – Они хотят, как Бога, вознести его на небо. Они говорят, что Иисус отрекся от тебя, что дом его не здесь. И дети тебя покинут, потому что родство с Богом, даже отсутствующим, вынести трудно. Ты останешься одна в этом доме! Бойся этого! Не зову тебя, чтобы ты шла к нам. Но пока прошу тебя об одном: не беги от нас. Так ты бежишь от жизни, Мария.
– Он говорил: два человека вошли в храм помолиться, один – фарисей, другой – мытарь, который выколачивает подати у бедных людей, – сказала сестра. – Фарисей молился так: «Боже, благодарю тебя, что я не такой, как прочие люди – грабители, обидчики, прелюбодеи – или как этот мытарь!» Мытарь же, ударяя в грудь, говорил и говорил только одно: «Боже, грешен я! Будь милостив ко мне, грешному!» И ушел оправданный! А фарисей так и не получил прощения!
– Я знаю эту басню. Иисус всегда злобно поносил нас.
– Он видеть вас не мог! – сказала Мария. – Как вы надменно ходите по улицам, ожидая приветствий. Как ищете первенства и почестей, как, молясь, оборачиваете головы, чтобы узнать, видят ли это люди, как творите милостыню напоказ. Он смеялся над вашим благочестием, и его насмешки поражали вас в самое сердце. Вашу ненависть к нему могла утолить только его смерть! Только убийство!
Старший брат сказал фарисею, улыбаясь:
– Вот женщины, вот женщины! Сами завтра же не вспомнят, что наговорили.
– Не убийство, а казнь, – отвечал фарисей. – Это разные вещи. Допрос его совершался с участием свидетелей.
– Лжесвидетелей, – сказала сестра.
– Приговор был вынесен по закону.
– Почему же вы судили его тайно, а не на людях?
– Люди приветствовали решение суда. Когда его вели на место казни, они кричали: распни, распни!
– Несчастные! Несчастные! Несчастные! – простонала Мария.
– Мария должна успокоиться, – сказал старший брат. – Она устала, ее можно понять.
Фарисей обратился к римлянину:
– Но вы-то!.. Этот Иисус причинил бы много зла не только нам, но и Риму!
– Я, знаете ли, частное лицо. Эта проблема меня мало интересует.
– А если бы возбужденный им народ перестал платить подать Римской империи? Это, извините, коснулось бы и вас!
– Будем объективны, он, напротив, советовал платить подать Риму.
– Только из-за презрения и нежелания с вами спорить, – сказала сестра.
– Спорить он, положим, безумно любил и спорил по поводам гораздо менее важным, – сказал фарисей. – И не ради того, чтобы выяснить истину, а только для того, чтобы победить в споре! Любыми средствами! Особенно в присутствии зрителей! Политик был, политик!
– К политике, положим, он вообще относился иронически, – заметил римлянин.
– Как и вы, кажется! – сказала сестра.
– Да, как и я.
– Удобная позиция. В любом случае вы оказываетесь выше всех.
– Политик был! И дальновидный! – сказал фарисей. – Несмотря на то что о гражданском управлении он имел самое неясное представление. Его рассуждения о царях и властях были потешны!
– Они кажутся потешными вам! – воскликнула сестра. – Потому что Он не давал себе труда разобраться в ваших муравьиных интригах! Но у Него было точное отношение ко всем чиновникам: каждый из них враг людям!
– Скучно, скучно слушать вас, – сказал римлянин. – Злость всегда скучна. Особенно вы, девушка. Вам ли не знать, что Он хотел создать убежище только для души! Среди господства злобы и грубой силы!
– Тогда объясните мне, за что Его преследовали и убили, если Он такой безобидный человек.
– Тогда объясните мне, за что Его преследовали и убили, если Он такой безобидный человек.
– Разрешите не объяснять. Вам будет трудно в этом разобраться. Вам обоим.
– Почему же это мне будет трудно в этом разобраться? – спросил фарисей.
– Не Он политик, а вы политики, вы! А всякий, кто занят политическими страстями, не может простить другим, если они ставят что-то выше его партийных идеалов!
– Он ненавидел богатых и знатных! – сказала сестра.
– Но Он никогда не собирался занять их место. Он хотел уничтожить богатство и власть, но не овладеть ими.
– Все-таки уничтожить!
– Но не оружием. А посредством душевной чистоты.
– А я утверждаю: он хотел основать новое государство, – сказал фарисей. – Хотел беспорядка и революции.
– Вот это ближе к истине, – сказала сестра.
– Но к кому Он обращался за помощью? – сказал римлянин. – К самым невоинственным людям. К женщинам и детям, к униженным и смиренным. Революция? Возможно. Но какая? Когда все, что сейчас значительно, перестает быть важным!
– Вот, вот что самое гнусное! – сказал фарисей. – Он хотел поколебать закон, который существовал века и пребудет вечно. А теперь – где он, ваш Иисус? И в чем его учение? Нас трое здесь, и мы не можем прийти к согласию. Как же придут к согласию тысячи и тысячи?
– А ты пойди по городам и увидишь, как приходят к согласию тысячи и тысячи, – сказала сестра. – Он теперь недоступен вам, а последствия Его дел даже представить трудно. Вас же запомнят лишь потому, что вы один миг стояли на Его пути!
– А вот за эти слова ты будешь проклята, – с тихой яростью проговорил фарисей. – И весь этот дом проклят. Пусть будет дом этот пуст!
– Зачем вы так? – в панике спросил старший брат.
– И все живущие здесь прокляты! Ты кто? Брат? Тоже проклят…
И покинул дом.
– Дождались, – сказал сестре старший брат.
– И вы тоже – зачем было вмешиваться? – сказал он римлянину. – Я вообще ни за что попал… Не знаю, как вы, а мне пора.
– Беги, беги, все равно ты уже проклят, – сказала сестра.
– Вот и все, – сказала Мария. – Это ты уходишь навсегда, больше сюда не вернешься.
– Зачем же так! Сейчас мне нужно будет уехать. Но не на век же.
– Конечно, поезжай, у тебя много дел. И еще с нами сколько времени потерял.
– Поверь, Мария. Я хотел тебе только добра. Если бы ты меня слушала, то могла бы неплохо жить, даже не представляешь как! И тебе, – обращаясь к сестре, – я хотел добра. Предпочитаешь пропасть ни за что – твое дело. Иисус учил делать добро, а среди вас добро делаю я один. И для вас, – обратился он к римлянину, – я немало постарался. А ради чего? Не знаю. Они думают, ради выгоды. Что же, пусть будет так. Зато вы набрались впечатлений, будет о чем рассказать в Риме. А я что получил? Проклятье!..
Неожиданно для себя опустился перед Марией на колени. Мария положила руку на его голову. Старший брат поднялся, ушел.
– Вот еще одного нет… Мальчик, да ведь ты есть хочешь.
– Вспомнила.
– Давайте все поедим.
Ставит на стол хлеб, кувшин с молоком.
– Вина нет. Вы, наверно, привыкли с вином.
– Все хорошо. Не беспокойтесь, пожалуйста, – сказал римлянин.
Мальчик поднял голову, беспокойно проговорил:
– Мам, кто-то ходит…
– Никто не ходит, тебе показалось…
Римлянин сказал, обращаясь к сестре:
– Я грубо с вами говорил, простите.
– Что там. Я в жизни не такого наслышалась.
– А Иисус говорил: где соберутся вместе несколько человек и вспомнят о Нем, там Он и будет среди них, – сказал мальчик.
– Наверно, Он имел в виду, что Его будут вспоминать, – сказала Мария. – И правда, вот вспоминаем.
– Мне хотелось бы как-нибудь помочь вам, – сказал римлянин. – Я даже знаю как, но не решаюсь сказать.
– Тогда не говорите.
– По-моему, кто-то ходит, тебе не показалось.
– А мне показалось.
– Вот я и говорю.
– Вам надо подумать о младшем сыне, – сказал римлянин Марии. – Мальчик непрактичный, лишен ярко выраженных склонностей. Мы тут с ним побеседовали. Ему бы надо учиться, иначе он пропадет.
Мария сказала мальчику:
– Ты хочешь уйти от нас?
– Почему уйти?
– Он боится вас огорчить, – сказал римлянин.
– Вы уже обо всем договорились? – спросила Мария.
– Мама, ты сама подумай. Что мне здесь делать? И наоборот, что меня ждет там. Разве можно сравнить?
– Так вот в чем дело, – усмехнулась сестра. – Тут беспокоились, какой сувенир предложить гостю, а он, оказывается, сам себе приглядел. Живой сувенир, можно демонстрировать в Риме. Смотрите, настоящий брат Иисуса! Какой забавный! Какой милый недоразвитый мальчик! Говорят, что у его брата тоже не все в порядке!
– Несправедливо, – сказал римлянин.
– Может быть.
– Ты знаешь, с кем ты говоришь? – вступился за римлянина мальчик. – Его носят на носилках. У него в Риме свой дворец из мрамора!
– Зачем так? Это не имеет никакого значения, – сказал римлянин.
– Почему же, нам интересно, – сказала сестра. – Его носят на носилках. Это существенно.
– А знаешь, что такое Рим? – продолжал мальчик. – Кто не видел Рима, тот все равно что не жил на свете! Там есть цирк! Чтобы его пройти в длину, нужно десять минут времени! Там всюду памятники и статуи! Люди со всего света приезжают, чтобы их посмотреть!
– А у нас зато какая речка, – сказала Мария. – Найдешь ли там такую речку?
– У нас купаются в бассейнах, – сказал римлянин.
– Разве можно сравнить бассейн с речкой!
– Вот именно, разве можно сравнить! – сказал мальчик.
– Здесь у тебя товарищи. Не жалко с ними расставаться? Ведь это уже навсегда!
– А там другие товарищи найдутся, не хуже.
– Таких уже не найдешь.
– Почему не найду?
– Они над тобой будут смеяться.
– С чего же они будут надо мной смеяться?
– Уж поверь, что будут.
– Тогда я сам буду над ними смеяться.
– Нет, мальчик, у тебя не получится.
– Все равно я не буду здесь жить. Мне все время мерещится, что тут кто-то ходит.
– Кто ходит, сынок?
– Кто! Иисус.
– Тебе это неприятно?
– А кому приятно…
– Иди, – решительно и горько сказала Мария.
– Мама, если ты не хочешь, я не поеду!
– Хочу я, малыш, хочу.
Слезы вдруг подступили к горлу мальчика.
– Как же ты будешь здесь?.. Одна, без никого.
– Почему одна? Мы с сестрой будем, вдвоем.
– Решайте же что-нибудь, – сказал римлянин. – Если ты хочешь остаться…
– Нет!.. Я не знаю!.. Прости меня, мама! – закричал мальчик.
– Придет время, вы поймете, что это к лучшему, – доброжелательно сказал римлянин.
– Да, да. Тогда уж не тяните, – сказала Мария.
– Я поесть не успел, а она меня гонит, – захныкал мальчик.
– Возьми с собой хлеб и сыр, – не глядя, сказала Мария.
– Ничего, мы в городе поедим, – сказал римлянин. – Вставай, мальчик. Проститесь с ним все-таки.
Мария обняла мальчика, покачивает, словно баюкает.
– Прости, маленький, обидела тебя. Не вспоминай этого! Если там, среди увлечений и веселья, что-нибудь случайно напомнит тебе наш дом, то вспоминай лучше, как мы сидели за столом все вместе. А твой хозяин…
– Не называйте меня так, – сказал римлянин.
– Может быть, он полюбит тебя. А нет – и так проживешь. Нельзя в одном птичнике растить орленка и цыплят. Орленок взлетит и разобьется о крышу, а цыплята разбегутся кто куда.
Она отклонилась, посмотрела на мальчика внимательно и правой рукой – сверху вниз, потом слева вправо – осенила его крестом.
– Ты что? – испугался мальчик.
– Это так, на прощанье… Брата вспоминай, Иисуса. Это – всегда, где бы ты ни был.
– Надеюсь, увидимся, – сказал римлянин.
– Где уж, теперь едва ли.
Римлянин за руку вывел мальчика в темень ночи. На холмах горели костры тех, кто не утратил веру в Марию.
– Пустеет дом, пустеет, – сказала Мария.
– Нашел время, негодяй, когда уходить.
– Я его плохо проводила. Никогда не получается, простишься как попало…
– Ничего, Мария. Я обещаю, что не уйду.
– Лучше, чем дома, тебе нигде не будет. Только и ты уйдешь.
– Куда?
– Уйдешь, чтобы сгореть огонечком. Быстро сгоришь. Мало кому посветишь.
– Нет, что же получается? Значит, они добились своего? Оказалось, достаточно расправиться только с одним человеком! Только Иисуса нет! И все рухнуло. Каждый тащит кусок Его идеи, кому какой по силам. Тошно, Мария, тошно. Он говорил – надо радоваться жизни. Ему хорошо было, тогда. А сейчас? Чему радоваться… Должна сказать, Мария, что люди молодые, наше поколение, не все понимают в Его учении. Мы, например, не собираемся подставлять другую щеку! Мы не хотим ждать, когда все само собой образуется.
– Погибнешь, сестра моя, погибнешь. Все равно ничего не изменить.
– Кто знает.
– Много крови прольется…
– Я тут должна сходить, в общем, меня там ждут. Если кто-нибудь зайдет, будет меня спрашивать, скажи, ушла по делу. Ничего, что я ухожу? Я ненадолго. А ты отдохни пока.