– Если бы мы с тобой искали собаку, цены бы этой информации не было, – заявил он Крячко. – Но мы с тобой уже решили, что собака тут совершенно ни при чем. Все гораздо серьезнее. Это и наверху признали. Министр атомной промышленности заявил, что такими учеными, как Звонарев, не разбрасываются и прежнее руководство совершило серьезную ошибку, предоставив академика самому себе. Судя по всему, он еще не исчерпал свой потенциал, и кто-то очень сильно в этом потенциале заинтересован.
– Вообще-то от потенциала остался один пшик, – напомнил Крячко, уязвленный тем, что его идея была так равнодушно воспринята. – И не вижу ничего странного в том, что академика могли пристукнуть из-за собаки. Посмотри сводки – кражи собак принимают катастрофические размеры. Раскрытых же дел – практически ноль. Между прочим, Орлов тоже придает большое значение пропаже собаки, а ты отмахиваешься. Ради чего же я старался?
– За старание благодарность от командования, – пошутил Гуров. – Только у нас с тобой есть сейчас вещи поважнее. Знаешь о том, что дочь академика была извещена о смерти папаши, но до сих пор в Москве так и не появилась? Дальнейшие попытки с ней связаться не дали никаких результатов – люди из ее команды, которые сидят где-то там в Волгограде, отвечают что-то совершенно невразумительное. То ли она в больнице лежит, то ли у нее нервный срыв. Боюсь, что придется туда ехать. А в то же время судебный эксперт выдвинул предположение, что, хотя у Звонарева все признаки смерти от банального сердечного приступа, причина этого приступа могла быть отнюдь не банальной. У него есть подозрения, что мог быть применен специфический яд, которым пользуются некие специфические структуры. Вот так осторожно он выразился, потому что прямых доказательств у него не имеется. Но мы должны намотать это на ус.
– Но тогда этим делом должны заниматься спецслужбы! – сердито заявил Крячко.
– У меня есть информация, что спецслужбы пока предпочитают держаться в стороне, – сказал на это Гуров. – В свое время они тоже упустили Звонарева из поля зрения, посчитали, что он вышел в тираж. А кому хочется признавать свои ошибки? Я вот, например, так и не признал, хотя выговор уже получил и даже «Есть выговор!» сказал. Главное, что подозрения обрели теперь реальные очертания, что, безусловно, хорошо. Плохо то, что по-прежнему у нас в руках почти ничего нет. Дом сгорел дотла. Труп, который мы вытащили, пока не опознан – к тому же он сильно изуродован взрывом. Рация, которой он пользовался, исчезла. К тому же, как ты знаешь, к утру пошел дождь. Одним словом, все приходится начинать сначала, но уже в полной уверенности, что смерть академика была не случайной.
– Если все равно мы начинаем сначала, то почему бы не навестить заодно и писателя Шамыгина? – проворчал Крячко. – Понятно, что не Лев Толстой, но, в конце концов, любитель собак и может что-то подсказать на эту тему. К тому же те, кого он записал в похитители, тоже завязаны на убийство. Почему бы нам не копнуть в этом направлении?
– Ладно, копнем! – решил Гуров, подумав. – Чтобы ты не жаловался, что я зажимаю инициативу снизу. К тому же в чем-то ты прав. Сначала у нас была мысль отследить все, что касается собаки академика. Теперь, на мой взгляд, это потеряло свою актуальность, но раз ты настаиваешь…
Договориться с писателем оказалось совсем несложно. Кажется, он даже ждал звонка из милиции. Гуров и Крячко отправились к нему немедленно.
Шамыгин оказался представительным и честолюбивым субъектом, который явно был о себе высокого мнения и во всем – в одежде, в манере держаться, в разговоре – старался придерживаться образа большого русского писателя, знатока жизни и человеческой души. Правда, сейчас это у него плохо получалось, потому что недавние события выбили его из колеи и основательно поколебали уверенность в собственной значительности. Гостям он по-настоящему обрадовался и всячески старался произвести на них благоприятное впечатление. Был исключительно любезен и предупредителен – усадил в лучшие кресла, предложил сигары и даже виски.
– На работе не употребляем, Григорий Константинович, – сказал Гуров. – Хотя иногда хочется, если честно. Да вы не беспокойтесь! Мы на минутку. Хотелось бы уточнить, что у вас произошло с собакой. Ее действительно хотели украсть?
– Хотели! Ее уже практически украли! – трагически воскликнул Шамыгин. – Я спас ее в последний момент, потому что вернулся из издательства чуть раньше, чем ожидал. Моего пса уже сажали в машину какие-то типы. К счастью, увидев меня, Дик вырвался.
– И вы стали преследовать похитителей? – покачал головой Гуров. – Вы поступили неосторожно. Последствия могли быть очень неприятными. Вам просто нужно было поставить в известность милицию.
– Последствия и так хуже некуда, – мрачно признался Шамыгин. – У меня разбита машина, с меня по суду хотят слупить совершенно фантастическую сумму за какое-то паршивое стекло, со мной расторгли договор два журнала, а главное, я теперь боюсь оставлять Дика одного. И не в обиду будь сказано, в милиции меня едва не подняли на смех. У вас ведь как – нет трупа, значит, нет и преступления. Но у меня есть доказательства! А их никто не потрудился проверить.
– И что же это за доказательства?
– Во-первых, был вскрыт дверной замок. Я ждал два дня, а потом, разумеется, сменил замок. Сколько можно сидеть с открытой дверью? Но это еще не все! Эти наглецы оставили мне запись на компьютере! – Шамыгин объяснил, какая это была запись, и добавил: – Не знаю, как сейчас у вас в милиции принято поступать в таких случаях, но я подумал, что на клавиатуре могли остаться отпечатки пальцев.
Гуров покосился на включенный компьютер и заметил:
– Но мне кажется, вы продолжаете работать? Значит, никаких отпечатков, кроме ваших…
– Вы меня за дурака принимаете? – обиженно сказал Шамыгин. – Я давно хотел сменить клавиатуру. Как раз выдался подходящий случай. А ту клавиатуру я упаковал в полиэтиленовый пакет и готов передать ее вам в целости и сохранности. Если вы не возражаете, конечно… – добавил он с сомнением.
– Глупо было бы возражать, – улыбнулся Гуров. – Эдак вы вообще веру в милицию потеряете. Хотя, откровенно говоря, на отпечатки пальцев я не надеюсь. Тот, кто это сделал, наверняка позаботился о перчатках. Но все равно, давайте сюда вашу клавиатуру.
Далее Гуров выспросил у Шамыгина подробности насчет машины, которую он преследовал, насчет внешности похитителей, а также поинтересовался, кто мог навести их на собаку писателя. Ответа на этот вопрос у Шамыгина не было.
– Заядлые собачники все друг про друга знают, – объяснил он. – Знают все даже про собак, которых, может быть, никогда и не видели. Если перечислять сейчас тех, кому известно о моем Дике, мы с вами просидим до вечера. Не хочу показаться чересчур умным, но мне кажется, что вам нужно просто найти машину, на которой разъезжают эти негодяи, и…
– Мысль совсем не глупая, – перебил его Гуров. – И мы, собственно говоря, даже кое-что нашли уже. Только вся штука в том, что негодяи больше уже не разъезжают на этой машине. Обычно в таких случаях используется угнанная машина, Григорий Константинович.
– Ага, – сказал писатель. – Я об этом не подумал.
– Ничего страшного. Только раз вы такой любитель собак, скажите нам, пожалуйста, не встречались ли вы когда-нибудь с таким человеком – Звонаревым Федором Тимофеевичем?
– Вы академика имеете в виду? – хладнокровно поинтересовался Шамыгин. – Приходилось. В прошлом году на собачьей выставке. Сами мы с Диком не участвуем – не настолько честолюбивы, – но посещать такие мероприятия люблю. У академика, если не ошибаюсь, великолепная афганская борзая. По-моему, он с ней даже какое-то место занял. Там еще какая-то неприятная история была… Сразу после награждения Звонареву предложили продать собаку. А он старик вспыльчивый, с характером – наговорил грубостей, устроил скандал, чуть в драку не полез. Он, видите ли, до сих пор остался верен коммунистическим убеждениям, а о продаже заговорил какой-то бизнесмен. По понятиям Звонарева – враг народа. Ну, сами понимаете, что вышло. Еле его утихомирили. Но он после этой выставки сделал вещь у нас пока редкую – вживил собаке под кожу микрочип, на случай кражи. С таким микрочипом собаку идентифицировать – пара пустяков. Гарантия стопроцентная. Звонарев был уверен, что борзую попытаются украсть. Но, по-моему, все обошлось.
– А вы не помните, как была фамилия того бизнесмена, который предлагал продать собаку?
– Да нет, откуда? Тем более там вроде и не сам бизнесмен фигурировал, а некий анонимный агент. Вы если интересуетесь, то можете в общество собаководов сходить. Может быть, там что-нибудь знают.
Перед уходом Гуров попросил показать собаку.
– Хочется все-таки знать, из-за кого весь сыр-бор разгорелся, – добродушно пояснил он.
– Хочется все-таки знать, из-за кого весь сыр-бор разгорелся, – добродушно пояснил он.
Шамыгин не возражал. Он отпер дальнюю комнату, и оттуда пулей вылетел истосковавшийся по обществу белый пес с черными подпалинами. Подняв страшный шум, он облизал хозяина, а потом и Крячко с Гуровым.
– Как родных встретил! – удивленно заметил Крячко.
– Доверчив очень, – извиняющимся тоном объяснил Шамыгин. – Такой характер, уже не исправишь. Я его теперь, как кто-то приходит, на замок запираю. От греха подальше.
Расставшись с писателем, Гуров и Крячко разошлись. Крячко забрал с собой клавиатуру от компьютера и сразу отправился к экспертам, а Гуров поехал в правление общества собаководов. Он уже не жалел, что потратил время на Шамыгина. Рассказ писателя о прошлогодней собачьей выставке по-иному высветил события последних дней. Гуров уже не исключал, что версия Крячко может оказаться верной, по крайней мере в той части, что касалась собаки академика.
Правда, Гуров не слишком надеялся на то, что собаководы прояснят вопрос относительно несостоявшейся сделки прошлогодней давности. Слишком много прошло времени, да и не было никакой гарантии, что имя бизнесмена было кому-то доподлинно известно с самого начала.
Однако в обществе собаководов работали дотошные люди. Общение с ними приятно удивило Гурова. Здесь прекрасно знали, как страдают владельцы от похитителей собак, и в связи с этим весьма критически относились к бездействию милиции. Давно накопившиеся претензии выплеснулись на Гурова, и ему пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности, чтобы как-то утихомирить возмущенных собачников. Но едва Гурову удалось убедить всех, что он действует в интересах любителей собак, как ему открыли, что называется, зеленую улицу.
В правлении близко к сердцу приняли сообщение Гурова о том, что он ищет собаку академика Звонарева. О смерти академика здесь уже знали. Специалисты в один голос заявили, что хорошо обученная собака – а Звонарев владел именно такой – не могла просто так убежать от дома, а тем более от тела хозяина. Никто не говорил вслух о похищении, но на возможного заказчика Гурову указали неожиданно точно.
– На «афгана» Звонарева давно точил зубы некто Соболев, – объявили Гурову. – Это совершенно точно. Этот господин в загородном доме держит целую псарню. Особенно ему нравятся борзые. Не исключено, что собака академика могла оказаться в его коллекции. Однако без специалиста доказать принадлежность собаки будет сложно. К счастью, Звонарев подстраховался – его собаке внедрен под кожу микрочип, который можно обнаружить с помощью специального сканера. Мы, со своей стороны, готовы оказать необходимую помощь, но у нас нет оснований совать нос в хозяйство Соболева. Человек он солидный и без милиции вряд ли пустит к себе нежеланных гостей.
«Ну, положим, без оснований он и милицию вряд ли к себе пустит, – подумалось Гурову. – Действительно, нашла коса на камень. Придется приложить все усилия. Но затея того стоит. Если здесь прямо указывают пальцем на этого господина, то вероятность его участия в этой истории, по крайней мере, выше нуля. Осталось убедить в этом следователя».
Гуров понимал, что следователя убедить будет очень сложно. Господин Соболев был лицом весьма известным, он занимался экспортом леса и, по слухам, имел на счету несколько миллионов долларов. К такому человеку не придешь запросто и не скажешь: «Дорогой, это не ты украл собачку академика?» Даже если прокуратура подключится к этому делу и Соболева вызовут для беседы повесткой, еще вопрос, явится ли он вовремя. Обычно такие люди предпочитают тянуть до последнего. Гуров представлял все сложности, которые его ожидают. И все же нужно было что-то делать. И тут полковник решил не беспокоить прокуратуру, а сделать неожиданный ход в одиночку. На свой страх и риск, как говорится.
Он разыскал по справочнику номер офиса господина Соболева и позвонил. Вежливая и доброжелательная секретарша, выяснив его фамилию и должность, не стала морочить ему голову, а сразу же откровенно объяснила:
– Василий Андреевич крайне занят. Он на днях подписывает очень важный контракт с немцами, и ему нужно решить еще много сопутствующих вопросов. Скорее всего, принять он вас не сможет, но я доложу ему о вашем звонке. Возможно, он найдет какое-то решение. Подождите минуточку.
К удивлению Гурова, даже быстрее, чем через минуточку в трубке послышался недоверчивый мужской голос:
– Соболев слушает. В чем дело? Кто вы?
Гуров еще раз представился. Соболев размышлял всего секунду, а потом неожиданно выпалил:
– Ну что, это опять «Экспортлес» мне палки в колеса ставит? Признайтесь! Черт знает что такое! Ну как работать в таких условиях, когда со всех сторон давят? Послушайте, уважаемый, давайте мы с вами условимся так – я вас сейчас не могу выслушать, а с вашими, гм… опекунами я постараюсь в ближайшее время договориться. Все равно ведь вы этого добиваетесь, правда?
– Нет, неправда! – с улыбкой сказал Гуров. – Не имею никакого отношения ни к какому «Экспортлесу». Обращаюсь к вам по долгу службы и по собственной инициативе.
– Постойте, как вы сказали – кто вы? – с беспокойством спросил Соболев. – Полковник Гуров? По особо важным делам?.. Ничего в таком случае не понимаю! Какое вы имеете ко мне отношение?
– Мне нужно с вами поговорить, – категорически заявил Гуров. – По очень важному вопросу. И, разумеется, не по телефону.
– Поговорить?! О чем?
– Об убийстве, – после короткой паузы сказал Гуров.
В трубке хрюкнуло, а потом вконец раздосадованный Соболев произнес:
– Ну это совсем уже из рук вон!.. «Экспортлес» решил меня дожать, да?.. Докатились до того, что решили повесить на меня убийство?
– Успокойтесь! – повысил голос Гуров. – Еще раз повторяю: я выступаю от своего имени. Но мне нужно с вами встретиться.
– Конец света, – мрачно сказал Соболев. – Это становится даже интересно. Но в данную минуту я принять вас никак не могу. Если вас устроит, подъезжайте к девяти вечера в мою загородную резиденцию. Где это, вы наверняка знаете. Покажете на входе свои документы, и вас пропустят – я предупрежу.
– А не забудете? – спросил Гуров.
– Я никогда и ничего не забываю, – строго заявил Соболев. – Тот, кто страдает забывчивостью, быстро вылетает с ринга.
«Это верно, – подумал Гуров, кладя трубку на рычаг. – Но если пользоваться его же терминологией, первый раунд мы хотя и по очкам, но выиграли. Подождем до вечера».
Глава 7
– Стой здесь! – строго приказал Гусев Уткину, показывая на засохшую цветочную клумбу у больничной стены. – Стой здесь, и никуда ни шагу. Я быстро.
– А можно я сяду вон там на лавочке? – жалобно попросил Уткин, оглядываясь. – Ноги не держат, Саня, честное слово!
– Ну, садись! – сжалился Гусев. – Только никуда, понял? Нам сейчас разбегаться ни в коем случае нельзя.
– Ты только недолго!
– Я мигом! Перебазарю со Славкой и назад, – пообещал Гусев.
Он быстрым шагом вошел в вестибюль больницы, выпросил у санитарки на входе белый халат и побежал искать палату, где лежал Славка Тягунов.
Гусеву до сих пор не верилось, что им удалось так легко отделаться. Правда, пришлось побегать – так много он не бегал с тех пор, как демобилизовался из армии, но это было несмертельно. Опасность была в другом. И Гусев и Уткин теперь вздрагивали, едва завидев на проезжей части любую черную машину. Только добравшись целыми и невредимыми до центра, они немного перевели дух. Но страх никуда не делся. Гусев своими глазами видел два трупа в гаражной яме. А ведь он еще совсем недавно разговаривал с этими мужиками, пожимал им руки. Смерть их была загадочной и жуткой. Конечно, у них могли быть свои грехи, к которым ни Гусев, ни Уткин не имели отношения, но совсем посторонними они не были. И тем более их тоже хотели прикончить – сомневаться в этом было глупо.
Почему их хотели убить? Потому что узнали в них друзей Темирхана или потому, что им попалась на глаза эта черная машина? Так тоже могло быть. Ведь, зайдя в гараж, они стали нежеланными свидетелями. Какое из этих двух решений правильное, Гусев собирался уточнить у Славки Тягунова. Он должен знать, кто точит зубы на Темирхана. Если они просто свидетели, то, можно считать, пронесло. Нужно просто затаиться и держаться от Темирхана подальше. Но если дело в самом Темирхане, то им конец. Да как бы и Славку, чего доброго, не прикончили раньше, чем Гусев успеет с ним поговорить!
Гусев был настолько поглощен своими невеселыми мыслями, что совсем не обращал внимания на то, что творится вокруг, и был до глубины души поражен, когда в одном из коридоров, куда его направили искать Тягунова, он нос к носу столкнулся с Темирханом.
Темирхан вышел из-за белой двери палаты в накинутом на плечи белом халате. На фоне этой белизны его скуластое темноватое лицо казалось еще темнее. Взгляд был мрачен. Увидев перед собой Гусева, он прищурил глаза и остановился: