Пока она этим занималась, я с удовольствием еще раз осмотрела комнату.
– Как вам удается так часто переезжать с места на место и ничего при этом не разбить? – спросила я.
– Я же волшебница. Я просто делаю вот так – цап! – Роза взмахнула своими длинными, с серебряным маникюром, пальцами. – Все вещи силой моей магии приклеиваются к стенам.
Я удивленно моргнула, глядя на Розу. Папа тоже.
А Роза посмотрела на нас и рассмеялась.
– Да нет же, разумеется, магия здесь ни при чем, я пошутила! Просто заворачиваю каждую вещь в пузырчатую пленку, – объяснила она.
– А где вы спите? Я нигде не вижу кровати, – спросила я.
– Флосс, не надоедай миссис Розе, – сказал папа. – Неприлично задавать так много вопросов.
– Да ничего страшного, – ответила Роза. – Видишь тот диван? Поднимаю сиденье – и моя кровать готова. Уютная, полностью скрывающая меня от посторонних взглядов.
– А Саул? Где его кровать?
– У него теперь собственный фургон. Саул стал уже слишком взрослым, чтобы жить в одном фургоне со своей старенькой матерью.
– А где же отец Саула? – спросил папа.
– Так кто здесь надоедает с вопросами? – хмыкнула Роза. – Ладно-ладно, отец Саула смылся от нас давным-давно. В последний раз его видели с какой-то цирковой гимнасткой, вдвое моложе его.
– О, простите, – покраснел папа.
– Не волнуйтесь, голубчик. Мне нравится быть независимой. Ну вот! – Она растянула подол моего розового платья. Оно было мокрым, но грязи на нем действительно почти не осталось.
– Великолепно! – похвалил папа.
– Ну так опыт большой! В детстве Саул ни разу не приходил чистым с гуляния, – ответила Роза.
Она сполоснула тазик, заново налила в него воды, достала чистую тряпку и сказала:
– Ну, сэр, теперь ваша очередь.
– Я не сэр, я Чарли, – сказал папа. – А это моя дочь Флосс.
– Добрый вечер, Чарли. Ну давайте приводить вас в порядок. Тот маленький негодяй раскроил вам губу и расквасил нос. Теперь вам день-другой нельзя будет целоваться.
Она очень осторожно вытерла папе лицо. Обычно, если папа ударится или порежется, он ведет себя как ребенок, но сегодня держался молодцом и ни разу не поморщился, даже когда Роза обрабатывала его порезы антисептиком.
– Так, а ваши ноги? На них тоже есть порезы? – спросила Роза, глядя на разодранные на коленях папины джинсы.
– Нет, ерунда, там я всего лишь слегка ободрал кожу, – ответил папа.
– Вы очень мужественный, – сказала Роза. – Но встряску мы все пережили основательную. Думаю, глоточек бренди поможет нам успокоить нервы, как вы полагаете?
Она налила бренди в два симпатичных темно-красных стаканчика, а мне дала вкусного-превкусного лимонада в большом кубке из зеленого стекла.
– Как вам это белое вино, мадам? – спросила она, подмигивая.
– Чудесно! – ответила я. – Но нельзя ли мне еще и чашку чая?
– Ты же не любишь чай, Флосс! – удивился папа.
– Не люблю, но хочу, чтобы Роза погадала мне на чайной заварке.
– Э… честно признаюсь, милая, у меня в шкафу только чайные пакетики. Но если хочешь, я могу погадать тебе по руке. Хочешь?
– О да!
Я нетерпеливо протянула Розе свою руку. Роза села радом со мной, взяла мою ладонь и внимательно всмотрелась в нее.
– Ого! – сказала она.
– Что? Пожалуйста, прошу вас, что там?
– По-моему, Роза хочет сказать, чтобы ты не грызла ногти, и что ты зеница ока для твоего отца, и что вообще у тебя сегодня день рождения, – со смехом сказал папа.
– Ну тебя, пап, – отмахнулась я.
– Да-да, папа, тсс, – сказала Роза, осторожно водя пальцем по линиям на моей ладони. – Так, вот эта линия разорвана, значит, ты испытываешь сердечную боль и чувствуешь, что разрываешься надвое, верно?
– О да!
– Не волнуйся об этом, милая. Я вижу, что впереди у тебя все будет хорошо. Тебя ожидают перемены.
– Терпеть не могу перемен, – сказала я. – Их в моей жизни было уже слишком много.
– Ну, тебя ждут не просто перемены, а перемены к лучшему. Вот погоди немного, и сама увидишь.
– А какие именно перемены? – настороженно спросила я.
– Ну, это ты в будущем сама увидишь.
– Но хотя бы намекнуть вы можете?
– Эти перемены будут связаны с твоим домом, твоей семьей, твоими друзьями…
– О нет! Неужели Рианнон собирается порвать со мной и подружиться с Марго?
– Подожди немного – и узнаешь. – Роза легонько взяла меня за подбородок и добавила: – Не грусти. Погоди… я вижу столько тайных знаков и предзнаменований… в твоей судьбе настает счастливый поворот, Флосс.
– А я? А в моей судьбе может наступить поворот к лучшему? – спросил папа.
– Хотите, чтобы я и вам по руке погадала?
– Э… Наверное, нет. Не уверен, что мне понравится то, что я услышу, – сказал папа, допивая бренди. – Вы были так добры к нам, Роза. Пожалуй, нам не стоит дольше отрывать вас от вашей работы. Пойдем, Флосс, тебе давным-давно пора спать.
– Ну а если передумаете, возвращайтесь и найдите меня, – сказала Роза, с улыбкой глядя на папу. – Ну и последнее. За ваши переживания вам положена бесплатная поездка на любом аттракционе. Что выберете? Чертово колесо? Американские горки? Ротонда?
Папа посмотрел на меня. Я посмотрела на него.
– Еще разок на Перл? – спросил папа.
– Да, пожалуйста!
Итак, мы совершили еще одну волшебную поездку на карусели.
Перл неслась и неслась по кругу, высоко подбрасывая свои серебряные копытца, ее розовая грива и хвост развевались на ветру. И мы с папой летели на своей белой лошади, играла шарманка, и под ее мелодию у меня в голове, словно карусель, кружилась одна и та же мысль: «Наша судьба меняется, наша судьба меняется, наша судьба меняется, наша судьба меняется!»
Глава 5
Я хотела обо всем рассказать папе в тот же вечер, но так устала, что у меня хватило сил только на то, чтобы отскрести с лица остатки сахарной ваты, почистить зубы и рухнуть в постель.
Поэтому я решила поговорить с папой за завтраком, но он принялся печь какие-то особенные круассаны. При этом он натянул на голову забавный черный берет и повесил на шею связку пластиковых луковиц, изображая из себя француза. Я не могла сказать ему про Австралию, видя, что он так радостно скачет по кухне, напевает французскую детскую песенку «Братец Якоб» и называет меня своей маленькой капусточкой.
Тогда я подумала, что поговорю с папой перед ланчем, но мы отправились в парк кормить уток оставшимся в кафе зачерствевшим хлебом. Хлеба было много, так что у птиц пошел пир горой. Пока я разворачивала очередной кулек, утки нетерпеливо крякали, а затем азартно набрасывались на брошенные в воду крошки. Я не хотела портить своим сообщением настроение ни уткам, ни нам с папой.
Так что перенесла свой неприятный разговор на ланч, но папа усадил меня за столик в своем кафе и стал изображать, будто я какая-то очень важная посетительница.
Он приготовил для меня салат в виде клоунского лица – волосы из латука, вареные яйца вместо глаз, красный нос из помидорки-черри.
– Вот! Скажешь маме, что я кормил тебя очень здоровой и полезной пищей, – сказал папа. – Ладно, а теперь съедим пудинг.
Пудинг не был здоровой и полезной едой. Папа сделал его из ломтиков вчерашнего именинного торта, взбитых сливок, мороженого и малинового соуса. Рассказывать печальные новости под такой пудинг, сами понимаете, совершенно невозможно.
Затем мы развалились каждый на своем конце дивана и поставили древнее видео – «Дети дороги»[3]. Фильм время от времени зависал, но мы с папой знали его наизусть, так что не обращали на это внимания. В конце фильма его героиня Бобби приходит на вокзал, видит своего отца и бежит за ним, крича: «Папа, о мой папа!»
Мой папа – это большой наивный ребенок. В этом месте он всегда плачет, а я дразню его слабаком. Но сегодня я вдруг подумала, что сама похожа на эту несчастную Бобби, которую разлучили с отцом, и тоже заплакала.
– Эй! Реветь запрещается! Это моя прерогатива, – сказал папа, ласково подталкивая меня в бок. Затем он внимательно посмотрел на меня и спросил: – Ты же не взаправду плачешь, а, Флосси? Что случилось, эй? Ты можешь поделиться со своим папой? Ну же!
Это просто кошмар. Я не могла рассказать папе про Австралию, ведь это было так ужасно! Я обхватила руками его шею и крепко к нему прижалась.
– Я буду скучать по тебе, пап, – прошептала я, уткнувшись носом в его старый серый свитер.
– Я тоже буду скучать по тебе всю неделю, солнышко. Я, можно сказать, живу только ради этих встреч по выходным, особенно теперь… Ну понимаешь, у меня сейчас плохо с деньгами, и в кафе дела идут из рук вон. Но пока мы с тобой вместе, все это ровным счетом не имеет никакого значения. – И папа потерся о мою макушку своей небритой щекой.
Я зарыдала еще сильнее.
– Эй, эй, не плачь, малышка Флосс. У тебя такие чудесные мягкие волосы. И вся ты словно моя маленькая сахарная вата. Смотри, как бы я тебя всю не съел. – Он зачавкал, делая вид, что обкусывает мои локоны.
Я не сдержалась и захихикала, хотя при этом продолжала рыдать что есть сил.
– Ну-ну, не унывай, моя дорогая. Скоро приедет супермен Стив в своей роскошной машине, и я не хочу, чтобы он стал рассказывать твоей маме, как тебе со мной плохо. Ты должна сиять, петь, танцевать и быть самой счастливой девочкой на свете, которая думает, что ее родители просто поссорились из-за какого-то куска пирога. Кстати, о пирогах. Я думаю, тебе лучше не говорить маме, что мы с тобой вдвоем умяли целый торт. Не скажешь, а?
– Папа! Ах, папа, папа!
– Что случилось, милая? Скажи, облегчи душу.
– Я не знаю, как сказать, – простонала я.
Тут я услышала, как к кафе подъехала машина, и вскочила с дивана. Это был Стив. Что-то он сегодня слишком рано приехал. И не один, а с мамой и Тигром. Они все приехали, чтобы забрать меня.
Сказать необходимо было сейчас, другого времени для этого просто не оставалось, и я разразилась водопадом слов:
– Папа, мне невыносимо говорить об этом, но мы уезжаем в Австралию. Стив получил там новую работу, мы улетаем в следующем месяце, они только сейчас сказали мне об этом, и я весь уик-энд собиралась тебе об этом рассказать, но никак не могла решиться, они сказали, что мы уезжаем на полгода, но все равно это для меня целая вечность, и я чувствую себя словно разрезанной надвое, потому что очень люблю тебя, папа.
Прозвенел дверной звонок. Папа ошеломленно потряс головой. На какое-то ужасное мгновение его лицо словно смялось, но затем он глубоко вдохнул и сделал попытку улыбнуться.
– Да, это действительно сногсшибательная новость, Флосс, – сказал он. – В Австралию, значит? Ладно, купим тебе пробковый шлем от солнца.
– Ты в своем уме, папа?! Ты что, ставишь на мне крест?
– Нет, конечно, не ставлю, глупенькая, и я вполне в своем уме. Я буду ужасно скучать по тебе. Надеюсь, ты тоже не забудешь своего старого папку.
– Папа, как я могу тебя забыть! – воскликнула я.
Снова прозвенел звонок. Затем кто-то громко забарабанил кулаком в дверь кафе.
– Нужно пойти открыть, похоже, твоя мама начинает терять терпение, – сказал папа.
Я вцепилась в него, словно обезьянка, не в силах разжать руки. Так, вместе со мной на закорках, он проковылял к двери и неуклюже открыл ее.
– Что за дела, Чарли? Мы звоним и стучим уже целую вечность, – недовольно сказала мама и перевела взгляд на меня. – Флосс, что у тебя за вид? – Она присмотрелась внимательнее и добавила: – Что это за розовая тряпка на тебе? А чьи это серебряные туфли? Они же тебе велики на сто размеров!
Папа осторожно опустил меня на пол. Я покачнулась на высоких каблуках.
– Это мой именинный принцессин наряд, – всхлипнула я. – По-моему, замечательный.
– Ну хорошо. Теперь снимай все это, и едем. Мама Стива ждет нас на чай. – Мама схватила Тигра за руку, которой он отколупывал краску с дверного косяка, и ласково сказала: – Нельзя, милый, это грязь. Ну так мы едем к бабушке или нет?
– Она не моя бабушка, – ответила я. – Я хочу остаться с папой.
Я обхватила, насколько смогла, толстенькую папину талию, прижалась к его груди и услышала, как сильно – бум, бум, бум! – бьется под свитером его сердце.
– Ты ведешь себя как ребенок, Флосс. Ты еще сможешь повидаться со своим отцом до того… До того…
– …до того, как вы уедете в Австралию, – сказал папа, гладя меня по плечу.
– Да, в Австралию! – сказала мама и впервые за все время посмотрела папе в глаза. – Значит, Флосс тебе уже рассказала?
– Да. И как видишь, это ее несколько огорчает, – ответил папа.
– Это ты ее взбудоражил. На самом деле она на седьмом небе от счастья. Поехать в Австралию – это же фантастика! – сказала мама. – Стиву так повезло, что он получил эту работу.
– Я совсем не в восторге от Австралии, – пробормотала я, обращаясь к папе. – И хочу, чтобы она заткнулась и перестала говорить про Стива.
– О чем это она, не слышу? – напряглась мама.
– Почему вы мне раньше об этом не сказали? – спросил папа.
– Ну, вот теперь говорим, – ответила мама. – Стива назначили управляющим австралийского отделения компании, теперь он будет получать вдвое больше, и…
– Да-да, – сказал папа. Совершенно очевидно, что ему, как и мне, тоже хотелось, чтобы мама заткнулась насчет Стива. – Я хочу спросить: как этот переезд скажется на Флосс? И на мне тоже, если уж на то пошло. Для меня смерти подобно, если я не смогу видеться со своей дочерью.
– Прости, приятель, – сказал Стив. Хотя какой папа ему приятель?! Да никогда в жизни! – Так уж получилось, видишь ли. Я не рвался на работу в Австралии, они сами мне это предложили.
Стив пожал плечами так, словно не виноват в том, что он такой талантливый, умный и востребованный.
– «Прости» – это, конечно, сильно сказано, – ответил папа и перевел взгляд на маму. – А как же мое право видеться с Флосс? Я его имею по решению суда, как ты помнишь.
– Ты можешь приехать и увидеться с ней, как только пожелаешь. В любое время, – негромко ответила мама.
– И как же я попаду в Австралию? Пешком? – спросил папа.
– Ну, здесь я ничем не могу тебе помочь, – сказала мама. – Мы не можем упускать такую прекрасную возможность. Ничего не поделаешь, Чарли.
Я почувствовала, что папа как-то обмяк.
– Пожалуй, – печально сказал он. – Что ж, желаю вам успеха. А ты, Флосс, не расстраивайся, я буду тебе писать. Часто. А там, глядишь, выиграю в лотерею кучу денег и прилечу к тебе… Или надену свой суперменский костюм и прилечу сам, на своих крыльях.
Он попытался рассмеяться, но от этого я только еще сильнее расплакалась.
– Пойдем, Флора, не нужно устраивать мелодраму, – сказала мама. – Снимай эти туфли и платье, переоденься, и поедем.
Я отлепилась от папы. Вытерла глаза и отступила на шаг назад. Потом посмотрела на него. В его глазах тоже стояли слезы, хотя губы оставались растянутыми в печальной клоунской улыбке.
Я посмотрела на маму, Стива и Тигра. Вот они, две мои семьи.
И внезапно я поняла, рядом с кем мое место.
– Я не еду, – сказала я.
– Послушай, бабушка Вествуд ждет нас, а Тигр уже весь извертелся. Мне нужно поскорее дать ему бутылочку, чтобы он успокоился и уснул.
– Я вообще никуда не еду, – сказала я и набрала в грудь воздуха. – Я не еду в Австралию. Я решила. И никто не сможет меня уговорить, чтобы я передумала. Я остаюсь с папой.
Глава 6
Мои слова произвели на маму впечатление брошенной в нее бомбы. И мама сама взорвалась, как бомба. Она заявила, что я веду себя крайне глупо. Она настаивала на том, что я должна остаться с ней, потому что я член ее семьи.
– Я член папиной семьи тоже, – возразила я.
Папа крепко обнял меня, но затем отодвинул на расстояние вытянутой руки и заглянул мне в глаза.
– Ты хорошо понимаешь, что ты говоришь, Флосс? – спросил он. – Я думаю, может, тебе лучше все же поехать в Австралию с мамой. Ты не обязана оставаться со своим отцом, тебе это известно. Я буду ужасно скучать по тебе, но я справлюсь, обещаю.
– А я не хочу с этим справляться, пап, – сказала я. – Я хочу остаться с тобой.
– Нет, и давай закончим этот балаган, – сердито сказала мама. – Ты моя дочь, и ты должна жить со мной.
– Нет, не должна.
– Должна.
– Нет.
– Да.
– Нет, не должна.
– Эй, эй, эй, прекратите. Вы обе как заведенные, – сказал папа.
– Не командуй, что я должна делать, – сказала мама. – Я уверена, что во всем виноват только ты. Это ты настроил Флосс против нас. Повторяю, она была в восторге от того, что мы едем в Австралию, как был бы любой здравомыслящий человек на ее месте.
– А я вижу, что она не в восторге, и вижу, чего она хочет на самом деле, – сказал папа. – Она хочет остаться со мной.
– Она не может! Дочь должна быть вместе со своей матерью, – продолжала настаивать мама. Она повернулась ко мне и спросила треснувшим, почти плачущим голосом: – Флосс, скажи, милая, ты ведь хочешь остаться со мной?
Она ждала. Папа ждал. И я тоже ждала.
Знала ли я сама, чего мне хочется на самом деле?
Да, знала. Мне хотелось, чтобы Стив и Тигр растаяли словно облачко дыма. Мне хотелось, чтобы в нашей семье были только мама, папа и я. И тогда все снова станет как прежде, давным-давно, когда папа называл маму своей большой принцессой, а она смеялась над его глупыми шутками и по воскресеньям мы завтракали в постели, а потом сидели все вместе, тесно прижавшись друг к другу, на большом диване в гостиной.
Я на секунду закрыла глаза и пожелала, чтобы все это сбылось.