Я посмотрела на нее и съежилась еще сильнее, почти касаясь стола подбородком.
– Выходи, Флосс, чего ты так стесняешься? – сказала миссис Хорсфилд.
– Я… Я не смогу его решить, миссис Хорсфилд. Может быть, вы вызовете к доске кого-нибудь другого? – безнадежно спросила я.
– Я знаю, в математике ты не слишком сильна, но давай все-таки попробуем. На самом деле задача несложная, если только мыслить логически. Давай поднимайся!
Выбора у меня не было.
Я встала, и пошла к доске в своей мятой одежде, синих носках и грязных кроссовках. Миссис Хорсфилд с удивлением наблюдала за мной. Марго и Джуди захихикали. Я почувствовала, как у меня вспыхнули щеки. Я ждала, что сейчас миссис Хорсфилд начнет кричать на меня, но, к моему великому удивлению, она просто передала мне мел и тихо сказала:
– Ну, давай.
Какое там «давай»! Я смотрела на этот дурацкий пример и ничего не понимала. Я волновалась так, что зажатый в руке кусочек мела прыгал по доске и крошился. Я запиналась, миссис Хорсфилд терпеливо ждала – и напрасно. Я была в таком состоянии, что не могла бы сейчас сложить даже два и два.
Я беспомощно оглянулась на класс и увидела Сьюзен, которая беззвучно шевелила губами, подсказывая мне ответ. Я быстро записала цифры, которые она мне прошептала, и поспешила назад за свою парту. Миссис Хорсфилд ничего не сказала, но когда прозвенел звонок на перемену, сделала мне знак рукой:
– Мне нужно с тобой поговорить, Флосс.
– О-хо-хо, – выдохнула Рианнон.
– Подождешь меня? – спросила я ее.
– Да-да, – ответила Рианнон, но, не успев договорить, уже направилась к выходу из класса.
Я встала перед столом миссис Хорсфилд. Она подождала, когда все выйдут, потом наклонила голову набок и посмотрела на меня:
– Почему ты сегодня в таком виде? О господи боже мой! Твоя мама что, сегодня проспала?
– Моя мама теперь живет далеко отсюда, – ответила я и расплакалась.
– Ах, Флосс! – сказала миссис Хорсфилд, обнимая меня. – Расскажи мне, дорогая, что случилось.
– Нет, мама не бросила меня, она вернется, она просто уехала на полгода в Австралию. Мама очень хотела, чтобы я поехала вместе с ней, но я решила остаться здесь, с папой, и осталась, но мама мне тоже очень нужна! – сказала я, всхлипывая, как маленькая.
Миссис Хорсфилд понимающе кивнула, полезла к себе в сумочку и вытащила пару бумажных платков: один – чтобы вытереть мне глаза, второй – чтобы я высморкалась.
– Остальные платки нам понадобятся, чтобы вытереть твои кроссовки, – сказала миссис Хорсфилд. – Итак, ты теперь живешь с папой, и у вас возникли некоторые… затруднения?
– У папы сломался утюг. И у нас утром не хватило времени, чтобы помыть мои кроссовки. А еще я потеряла все свои школьные белые носки, – запричитала я.
– Я уверена, что вскоре все образуется. Советую тебе готовить свою школьную форму с вечера. На папу в этом лучше не полагаться. Ты девочка большая, можешь сама об этом позаботиться. На самом деле собраться в школу несложно, не труднее, чем решить пример по математике. Ты же справилась с примером, верно? Ну пусть не без помощи Сьюзен, конечно.
Я моргнула.
– Сьюзен очень хорошая девочка, – сказала миссис Хорсфилд. – Она может стать прекрасной подругой.
– Я знаю, – ответила я. – И я хочу подружиться с ней. – Я понизила голос на тот случай, если кто-то подслушивает снаружи возле двери класса, и добавила: – Мы с ней уже подружились. Только пока это наша тайна. В эти выходные она придет ко мне в гости. А в школе мы не можем дружить, потому что…
Миссис Хорсфилд подняла бровь, но никак мои слова не прокомментировала.
– Я думаю, время все расставит по своим местам, – сказала она. – А впредь, если у тебя возникнут дома какие-то проблемы, обращайся сразу ко мне. Я же здесь не только для того, чтобы учить вас, но и чтобы помогать во всем остальном, ты же знаешь.
Она помолчала, затем выдвинула ящик своего стола. Там лежал большой бумажный пакет. Миссис Хорсфилд открыла его и протянула мне. На дне пакета лежала одна из знаменитых булочек миссис Хорсфилд, с глазурью и вишенкой наверху.
– Бери, – сказала миссис Хорсфилд.
– Но у меня сегодня не день рождения.
– Это не именинная булочка, а просто булочка, чтобы перекусить.
– Но это же ваша булочка, миссис Хорсфилд.
– Мне кажется, я уже съела слишком много таких булочек, – ответила миссис Хорсфилд, похлопывая себя по животу. – Давай бери и ешь.
Я взяла булочку и вышла в коридор. Рианнон говорила, что будет ждать меня, но ее нигде не было видно. Я вытащила булочку из бумажного пакета и съела ее всю сама. Особенно вкусной оказалась вишенка.
Глава 10
Когда после уроков мы вышли из школы, папа уже ждал меня. Рядом с ним стояла мать Рианнон и давала ему какие-то наставления. Папа вежливо кивал, но, увидев меня, тайком скорчил мне гримасу и закатил глаза.
– Слава богу, – сказал он, обнимая меня. – Эта женщина все уши мне прожужжала за последние десять минут. Что она несла! Сгореть от стыда можно! Представляешь, она посоветовала мне найти подружку через Интернет!
– Ой, папа, но ты же не станешь этого делать, правда? – встревожилась я.
– У меня в жизни только одна любимая девушка, солнышко. Она маленькая, с пышными курчавыми волосами, большими голубыми глазами, и ее зовут Принцесса, – ответил папа и, подхватив, закружил меня в воздухе. – А теперь скорее домой! Я много чего накупил!
– Но я думала, что у нас нет денег, пап.
– А их и нет. Почти. Но то, что есть, будем тратить.
– А кто присматривает за кафе?
– Билли Щепка. – Папа помолчал и добавил: – Хотя думаю, что ему и на ноги за это время ни разу не пришлось подняться.
Когда мы приехали, в кафе не было ни одного посетителя. Билли Щепка приклеился к своему приемнику – слушал репортаж о скачках в Ньюмаркете.
– Праздник сегодня не бежит, мистер Щепка? – спросила я.
– Даже не говори мне об этой глупой коняге! Он закапризничал тогда и пришел предпоследним, – сказал Билли Щепка. – Но давай посмотрим, не принесешь ли ты мне удачу в последнем заезде, детка. Вот список лошадей. Какая из них тебе нравится?
Я просмотрела напечатанный в газете список лошадей и ответила, указывая пальцем:
– Булочка с Глазурью! Вот эта. Сегодня я съела очень вкусную булочку с глазурью и с вишенкой наверху. Поставьте на Булочку с Глазурью, мистер Щепка.
– Она записной аутсайдер, но, пожалуй, рискну поставить на нее пятерку, если она тебе приглянулась.
– И за меня тоже поставь пятерку, – сказал папа.
– Договорились. Тогда сию же минуту побегу в букмекерскую контору.
Билли Щепка слишком старый и слабый, чтобы действительно бегать. На самом деле он ходит медленно, и каждые несколько секунд останавливается, чтобы отдышаться и утереть пот со лба.
Когда он ушел, папа печально покачал головой:
– Бедный старый Билли. Не представляю, как он до сих пор держится. И меня очень беспокоит, что он до сих пор торгует чипсами в своем прицепе. Сейчас в городе развелось так много шпаны, особенно по ночам. Ему нужен какой-нибудь крепкий парень-помощник. У Билли есть сын, но он живет в Австралии.
Мы с папой посмотрели друг на друга.
– Да, Австралия – это модное место, Флосс, – вздохнул папа.
– Для тех, кто хочет быть как все, – сказала я, беря его за руку. – Мы с тобой не такие.
– Ты для меня всё, Флосс, – сказал папа, сжимая мою руку. – Дороже всего остального мира. А теперь слушай мои новости, милая. Итак, я купил в «Аргосе» новый утюг самой последней модели, и пять пар белых носков на рынке, и обувную щетку, так что завтра ты пойдешь у меня в школу при полном параде, обещаю. А еще я приготовил для тебя салат, купил апельсинов и яблок, так что буду пичкать тебя витаминами, чтобы ты была здоровенькой и красивой. И пусть эта Рианнонова маменька меня больше не достает! С сегодняшнего дня я буду отличным отцом.
– Ты всегда был отличным отцом, – сказала я.
– Нет, солнышко, нет. Я всегда был никудышным отцом, во всех смыслах. – Он глубоко вздохнул. – Знаешь, у меня неприятности с кафе, Флосс.
– Я знаю, папа. Но ты не волнуйся, вскоре дела пойдут на лад. Теперь я буду тебе помогать. По выходным могу быть официанткой. Не сомневайся, ты полностью можешь на меня положиться.
– Ах, Флосс, какая ты у меня славная! Но если бы все было так просто. Нет, дорогая, боюсь, что дела мои уже не поправить. Я не говорил тебе об этом раньше, потому что сначала хотел придумать, что мне делать. Только так ничего и не придумал, а время бежит.
– Не печалься, пап. Может быть, Булочка с Глазурью принесет нам целое состояние.
– Чтобы все наладить, мне нужно, чтобы коэффициент на нее был десять тысяч к одному, – снова вздохнул папа.
– Не печалься, пап. Может быть, Булочка с Глазурью принесет нам целое состояние.
– Чтобы все наладить, мне нужно, чтобы коэффициент на нее был десять тысяч к одному, – снова вздохнул папа.
Я попыталась сосчитать в уме, сколько же это должно быть денег, но не смогла. Я же не так сильна в математике, как Сьюзен.
Да и в любом случае стараться не было смысла, потому что Булочка с Глазурью пришла последней в заезде. Об этом сообщил вернувшийся из букмекерской конторы Билли Щепка. Он выглядел подавленным.
– Пустая трата времени и денег, вот что это было, – сказал он.
– Мне ужасно жаль, мистер Щепка, – сказала я, чувствуя свою вину за проигрыш. – Давайте, я приготовлю вам еще чашечку чая.
Билли Щепка улыбнулся и погладил меня по голове своими дрожащими стариковскими пальцами.
– Маленькая мисс Завитушка, ты добрая девочка, – сказал он. – Неудивительно, что твой папа так тобой гордится. Да, за мной все еще подарок к твоему дню рождения, я помню.
– Забудьте об этом. Праздник пришел вторым с конца. Я ничего не понимаю в лошадях, мистер Щепка. Впредь никогда больше не полагайтесь на меня, ладно?
Папа приготовил мне к чаю салат, а затем несколько часов гладил мою одежду новым утюгом. Гладить он не умел. Воротнички на блузках оставались сморщенными, на рукавах загладились какие-то странные стрелки.
– Давай, может, я поглажу? – предложила я, но папа не разрешил – боялся, что я обожгусь утюгом.
Он очень рано уложил меня в постель, чтобы я назавтра не проспала школу. Сел рядом со мной, обнял и прочитал мне главу из книжки про девочку и волшебную жабу. У этой девочки не было мамы, и она жила вдвоем со своим отцом.
– Наверное, нам тоже не повредила бы волшебная жаба, – сказал папа. – И волшебный утюг, чтобы сам гладил. А еще волшебный кошелек, всегда набитый пятифунтовыми бумажками.
– Пап, а что будет с нашим кафе? Нам придется его продать? – спросила я.
Папа тяжело сглотнул и прикрыл глаза. Губы у него задрожали. Я испугалась, что он сейчас заплачет.
– На самом деле это кафе уже не мое, я не могу его продать, Флосс, – сказал он. – Я занимал под него деньги. Много денег, слишком много, чтобы расплатиться. Я старался как мог, но… Короче говоря, нас могут просто закрыть.
– То есть наше кафе перейдет к кому-нибудь другому? – спросила я.
– Не знаю, милая. Возможно.
– И… И они придут и будут жить наверху вместе с нами?
– Загвоздка в том, Флосс, что квартира – это часть кафе. Если у меня отберут кафе, то и из квартиры тоже выгонят.
Я представила, как нас с папой выкидывают на улицу огромным бульдозером.
– Ой, пап! – прошептала я и вцепилась ему в руку.
– Боже мой, боже мой! Я не должен был тебе говорить об этом, особенно сейчас, на ночь глядя. Какой же я глупый! Я молчал, скрывал все это месяцами в основном потому, что сам не решался посмотреть правде в глаза. Все надеялся, что как-то обойдется, что-то изменится к лучшему, что мне дадут новую ссуду. Напрасно. Просто не верилось, что мы можем стать бездомными.
– Так что же нам делать, пап? – Я подумала о бездомных людях, которых видела, когда ходила по Лондону. – Мы что… будем жить в картонных коробках?
– Ах, Флосс! – выдохнул папа. Я не понимала, то ли он собирается рассмеяться, то ли заплакать. Возможно, он сам этого не знал. – Разумеется, мы с тобой не станем жить в картонных коробках. Нет, солнышко, с тобой все будет в порядке. Я свяжусь с твоей мамой, посажу тебя в самолет и отправлю в Австралию. Это я сделаю первым делом. Зря я согласился, чтобы ты осталась со мной. Но я так надеялся, что все как-то наладится. Увы, не повезло.
– Я не полечу в Австралию, пап! Я останусь с тобой, несмотря ни на что. Буду жить с тобой хоть в картонной коробке. – Я крепко обхватила папу за шею. – Ты знаешь, я очень люблю картонные коробки. Помнишь, у меня была такая коробка в детстве и я сидела в ней со своими куклами и плюшевыми медведями, играла с ними в дочки-матери.
– Ты была такая сладкая маленькая девочка, – сказал папа, целуя меня в макушку. – Ну а теперь успокойся и спи. Доброй ночи, милая. И ни о чем не волнуйся, обещаешь?
Ну как не волноваться? Я очень долго не могла заснуть, а когда заснула, мне приснилось, что наше кафе превратилось в картонную коробку. Потом пошел дождь, и стенки коробки размокли, ее дно разошлось, и я стала продираться сквозь картонную дверь, крича и ища папу. Когда я его нашла, он показался мне очень старым и хрупким, а когда я его обняла, он вдруг сложился у меня в руках, словно сам был сделан из куска картона.
Я проснулась с криком и побежала к папе. Но в спальне его не было, хотя была середина ночи. Я посмотрела под одеялом, под подушкой, даже под кровать заглянула – нет его. Потом услышала какую-то возню на кухне.
Папа стоял на кухне и гладил, по всей комнате были развешаны мои школьные блузки – они висели на дверях, и на стенных крючках, и на полках. Казалось, к нам на кухню залетела стая каких-то странных белых птиц.
– Пап?
– Привет, моя хорошая, – сказал папа с таким видом, будто это самая обычная вещь – гладить на кухне в три часа ночи.
– Что ты делаешь? Ты уже погладил мои школьные блузки.
– Да, и только напортачил. Так что я снова намочил их и снова погладил. И снова. Вот, глажу их уже по третьему разу, а на них все равно складки остаются.
– Да все в порядке с моими блузками, пап. Брось ты их. Иди ложись спать, пожалуйста!
– Не могу я спать, я же целый день дремлю. Живу, так сказать, по австралийскому времени. Может быть, мне тоже пора туда перебраться?
Я подумала о таком варианте, и сердце у меня радостно забилось.
– Ну, раз нам все равно придется покидать кафе, почему бы нам в самом деле обоим не улететь в Австралию? – сказала я. – Может быть, Стив одолжит тебе денег для начала. Потом отдашь ему, когда найдешь работу. А я буду жить с тобой и с мамой тоже смогу видеться. А может быть, мы все останемся в Австралии навсегда!
– Ты такая смелая, Флосс, что решилась жить без мамы, – сказал папа. – Я понимаю, как ты по ней скучаешь. Но я не могу улететь в Австралию, милая. И не получу ни пенни подъемных от старины Стива. И мне не дадут разрешения на работу в Австралии, потому что у меня нет ни денег, ни профессии.
– Неправда, пап! Ты прекрасно умеешь управлять кафе.
– Перестань, детка! Меня не возьмут там даже мойщиком посуды. А уж в прачечной я точно работу не получу. Смотри, я прожег твою блузку! – Он с безнадежным видом показал мне коричневое пятно на блузке.
– Не важно, пап. Хватит гладить, пожалуйста.
– Может быть, пятно удастся свести. Я сейчас замочу блузку, – сказал папа, а затем, увидев мое лицо, добавил: – Прости, малышка. Безрукий у тебя папа, вот и все. Но ты права, хватит гладить. – Он выключил утюг и остановился посреди кухни в своей старой полосатой пижаме. – Давай я уложу тебя в постель, Флосс.
– Я не хочу спать.
– Ну… и что же нам тогда делать? – спросил папа, переминаясь с ноги на ногу. – О, придумал! – неожиданно воскликнул он. – Пойдем качаться на качелях!
– Ночь же на дворе, пап, – сказала я, подумав, не сошел ли он с ума в самом деле.
– Нет такого закона, который запрещал бы людям качаться на качелях среди ночи, тем более в своем саду, – возразил папа. – Надевай куртку и сунь ноги в резиновые сапоги.
Папа накинул на себя прямо поверх пижамы толстый шерстяной свитер и надел свои рабочие башмаки. Затем мы прошли с ним через пустое кафе и вышли на задний двор. Я думала, что там будет темно и страшно, но на небе стояла полная луна, заливая двор своим светом, в котором все казалось серебристым и таинственным. Мы миновали обломки мотоцикла и прочий хлам. Мусорные баки накануне опорожнили, так что от них почти не воняло. Возле баков крутилась и грустно мяукала голодная кошка.
– Ой, пап, смотри, какая хорошенькая кошечка, – я неуклюже наклонилась в своих высоких резиновых сапогах и позвала: – Кс-кс-кс, иди ко мне.
Кошка посмотрела на меня, подумала, затем осторожно подошла.
– Иди-иди, я тебя не трону.
Я протянула руку, кошка обнюхала мою ладонь, надеясь, что я дам ей что-нибудь вкусненькое. Но кажется, она была довольна и тем, что я просто ее погладила.
– Какая маленькая и тощая. Как ты думаешь, пап, мы сможем ее прокормить? – спросила я.
Папа посмотрел на кошку, подумал немного и ответил:
– Черная. А черные кошки, говорят, приносят удачу. Даже такие маленькие и тощенькие. Ладно, если она немного подождет здесь, попробую найти для нее на кухне банку тунца.
– Ну вот видишь, киска? Ты умница, что пришла за едой в кафе. Это кафе моего папы. Потерпи минутку, и он приготовит тебе роскошный ужин. Мур-кошный ужин. Пап, тебе нравится слово «мур-кошный»?