Он вскочил, хлестнул павшего по ребрам, помчался к кустам. Три гигантских прыжка, и — рыбкой за теремок, от которого пуля с треском отломила щепу! Загремело на весь район. Что творят-то, черти… Заплакал ребенок на углу дома. Завопила мамаша, запоздало выгуливающая чадо.
— Стоять, падла! — рявкнул Ракита.
Стоять — это значит недолго. Прибьет же, зараза… Снова три прыжка и носом в песочницу… Упругая тень выскочила из-за беседки, живо сориентировалась, но спасла какая-то игрушка, брошенная безалаберным ребенком. Под ногой у бегуна хрустнуло, вырвалось из-под подошвы — охранник, потеряв равновесие, приземлился на колено. Снова три секунды форы. Толчок обеими ногами, кусты уже под носом. Где тут дырка? Ладно, без дырки — он влетел в кустарник одновременно с пулей, свалился в прошлогоднюю листву, обхватив голову.
— Светка, ты где?..
Рванула со страху, не разбирая дороги? Да и черт с ней. Снова пуля просвистела, и ага… Не желая мириться с досадной потерей, Ракита пустился во все тяжкие. Хруст гравия, дыхание носом, и гибкое тело пробуравило корявые ветви! У субъекта все в порядке с мозгами — фонарик в левой руке, пистолет в правой…
Такой целеустремленности Максимов не ожидал. Неплохо, конечно, прогнуться перед шефом, но чтобы вот так, каждой клеточкой… Он подскочил на корточки, готовый к спаррингу (если тот еще снизойдет до спарринга)… Но в свете фонаря вдруг увидел, как наперерез метнулась тень. Бросок чего-то громоздкого, но хрупкого, треск дерева, матерщина, громкий ух… Металлический предмет с лязгом выпал на траву. Чуть не в руки. Подарок божий? Он схватил увесистый пистолет, машинально сунул в куртку. Обнаружил краем глаза, что охраннику хоть кол на голове теши — упорно норовит приподняться, тянет клешню. Неудобно воевать в партере… За клешню он и схватил, вывернул за спину, швырнул мордой в какую-то корягу. Неискоренимы замашки молодости.
— Светка?..
— Здесь я, Константин Андреевич…
Он схватил ее за руку, сжал со всей силы, чтобы не потерять.
— Чем это ты его?
— Не знаю, Константин Андреевич, там ящик какой-то деревянный валялся…
— Ишь, сметливая… Бегать-то еще не разучилась?
Возникало серьезное опасение, что побегать им предстоит вволю.
Они очищались в пустынном дворе какой-то затрапезной пятиэтажки, потом брели мимо больничной ограды, проследовали морг, роддом и все глубже погружались в трущобы старого района. Этажей становилось меньше, грязи — больше. Фонари вообще пропали. Такая глухомань, что даже хулиганы боятся выходить… На всем пути им повстречался лишь один джентльмен, которому все было до лампочки, — он шел, опираясь на стены, столбы и заборы.
Единственный осветительный прибор — ужасно мутный и подозрительно подмаргивающий — висел под козырьком строения барачного типа. Двигаться дальше, видимо, уже не имело смысла.
— Посидим, — предложил Максимов. — Подумаем, как жить дальше.
— С удовольствием, — согласилась Света. — Ноги что-то не держат…
Она сидела на дырявой лавочке, поджав лапки, покорная, смирившаяся с «временными трудностями», Максимов украдкой косился на нее, вздыхал. Нормальная запуганная девчонка, с собственной гордостью и злостью, адекватно реагирующая и вполне подходящая для совместного хождения в разведку.
— Какая тяжелая штуковина… — покосилась она на пистолет, извлеченный Максимовым из-за пазухи. Он вертел его и рассматривал. Не хотелось сидеть без дела.
— Это пистолет, совмещенный с мобильником, — пошутил Максимов. — А также с уймой других полезных вещей. Не такая уж и тяжелая эта штуковина, Света. Не больше килограмма.
— «Макаров»? — проявила девица недюжинную эрудицию.
— В принципе похож, — согласился Максимов. — Хотя и не совсем. Угол наклона рукоятки больше — а это, девочка, существенно облегчает стрельбу навскидку.
— О, святая срань, — сказала девочка.
— Не ругайся, ты не в храме науки. Беда не в том, что нам придется стрелять, а в том, что из этого пистолета уже стреляли. В Гаджиева, которого предположительно швырнули из окна, уже в мертвого влепили пять пуль. «Вальтер» 9-го калибра. Это не последний «вальтер» в мире. — Он задумчиво уставился на флажок в верхней части рукоятки с отчетливой гравировкой: «Walther». — Но что-то мне подсказывает, что эта штуковина отдает изрядной вонью…
— Выбросьте ее.
— Нельзя выбрасывать, другой нет. — Он поколебался и сунул пистолет за пазуху. — Ты не хочешь отсидеться в безопасном месте?
— В каком? — Она вскинула усталые глаза.
— Ну, есть же у тебя какие-то знакомые, подруги… Скоро ночь, между прочим.
— А вы?
Максимов хмыкнул.
— А мы прорвемся. Не привыкать.
— Не пойду никуда, — пробормотала девица. — Это я во всем виновата.
— Да, о виноватых, — вспомнил Максимов, вытягивая телефон. — Давно мы что-то не общались с нашими доблестными органами… Здравствуй, Коля. Я тебе еще не надоел?
— Ты на воле? — уныло вопросил Завадский.
— Я на воле, — согласился сыщик, — но кольцо сжимается… Да не дергайся ты. Хочешь полный расклад? Слушай.
На видение текущих событий, предыстории и печального будущего у Максимова ушло минуты три. Дважды мертвый Гаджиев, окна в доме, Харитонов, Дима… Плюс последние события, вполне подходящие для сценария захватывающего боевика.
— Пистолет при себе? — буркнул Завадский.
— При мне, — согласился Максимов. — Не принять такой подарок было бы кощунством. А какая тебе разница, Коля? Отпечатки Ракиты на нем были в любом случае. И на роже у Ракиты отпечаток яснее некуда. Приезжай, проверь.
— Это трудно, Константин. — Завадский совсем приуныл.
— Согласен, трудно. Пришел дядя, на котором клеймо ставить негде…
— Перестань! Уж я-то тебе верю. Но Харитонов прикрыт стальными листами — не подойдешь. Тебе лучше на время спрятаться…
— А я не прячусь? Тебе не стыдно работать на эту шваль, Коля? Ты же офицер!
Завадский молчал невыносимую вечность — как будто считал за должное из дешевой мстительности переводить чужие деньги.
— Ладно, не будем выяснять отношения. Не все менты прогнили, Константин. Но я не могу сейчас защищать твои интересы. Нужны веские доказательства вины Харитонова. Будут доказательства — прокуратура обратится к представителю президента. В противном случае меня размажут.
— Хорошо, давай совет.
— Не знаю. Думай. И отключи немедленно сотовый — тебя запеленгуют! Завтра позвони.
Но уйти в глухую «отключку» Максимов не успел. Большой палец уже приближался к клавише, когда сработал зуммер. Он вздрогнул и похолодел. Светлана вскинула большие и как бы даже похорошевшие глаза.
— Не отвечайте, Константин Андреевич…
— Легко сказать, не отвечайте, — пробормотал Максимов. — А как насчет жгучего любопытства, которое прикончило не одну кошку?.. Вас слушают, — поднес он трубку к уху.
— Это Максимов Константин Андреевич? — осведомился вкрадчивый мужской голос.
— Да, — отрицать очевидное было бы тупостью.
— Добрый вечер…
— И вам того же.
— Гм… Видите ли, я хотел бы с вами поговорить… Мне дали ваш телефон — некто Вернер, вам знакома эта личность? — отдаленный, так сказать, однокашник… Шура жарко уверял, будто бы у вас имеется достойная тема. Я готов вас выслушать.
Похоже, абонент обладал запущенной манией величия. Он забыл представиться, полагая, что его и так все знают.
— А с кем имею честь? — предпочел не хамить Максимов. Голос абонента он в принципе где-то слышал. А может, тон — лелейно-вкрадчивый, с тонкими юмористическими нотками — создавал такое ложное впечатление. Ссылка на Вернера убеждала в последнюю очередь. Сослаться можно и на маму родную.
— А я не представился? — изумился абонент. — Простите, это определенно мания величия… — Человек засмеялся. — Вячеслав Шустрый. Журналист. Прославленная личность.
Тьфу ты… Вот уж действительно — прославленная. Человек, которым этот город может по праву гордиться, пропади он пропадом, этот камикадзе! Впрочем… Максимов не стал бросать трубку.
— Вы узнали меня. Немного удивлены, — Журналист хихикнул. Но тут же голос обрел серьезность. — Шура позвонил через посредника и сообщил, что у вас имеется горячая тема, способная вознести толкового журналиста на вершину олимпа. Заключаем сделку, Константин Андреевич?
— У вас закончились горячие темы? Вы не на вершине олимпа?
— Представьте себе, да. Иногда спускаюсь. Не желаете ли встретиться?
— Согласен. Встречаться будем также через посредника?
— О чем это вы?.. Ах, это… Нет, встречаться будем лицом к лицу. Дело в том, что я вынужден некоторое время пожить в… гхм… глухом уединении — это связано с аспектами моей журналистской деятельности (прячемся от разъяренной клиентуры, догадался Максимов). Я живу на даче у знакомого — это довольно далеко от города, сегодня вам до меня не добраться.
— Согласен. Встречаться будем также через посредника?
— О чем это вы?.. Ах, это… Нет, встречаться будем лицом к лицу. Дело в том, что я вынужден некоторое время пожить в… гхм… глухом уединении — это связано с аспектами моей журналистской деятельности (прячемся от разъяренной клиентуры, догадался Максимов). Я живу на даче у знакомого — это довольно далеко от города, сегодня вам до меня не добраться.
— Предложения?
— Завтра в любое время. Мошковцево. Садовое общество «Буревестник». Березовая, тридцать.
— Эко занесло-то вас… Неужели лучше Бродвея?
— Что вы, Константин Андреевич, с Бродвеем ничто не сравнится. Даже звезды не выше Бродвея. Но так уж складываются обстоятельства. Здесь неплохо, уверяю вас.
— Хорошо, я приеду.
— Вот и славненько. Жду.
Предложение и впрямь выглядело привлекательным. Решать проблему с данного конца пока не приходило в голову. Но, безусловно, он пришел бы к этой мысли.
Славик Шустрый — владелец мелкого частного телеканала, бабник, пьяница, пройдоха, плут, кладезь информация — вышел в люди не так давно. Года полтора назад, трудясь «на дядю», получил наводку — СОБР берет водочный цех. Прилетел как раз к раздаче: крепкие ребята в камуфляже, масках и с автоматами бросали работяг носами в землю, нашли деньги, разлили по полу товар и, сообщив: «Не трусь, ребята, не менты», уже собирались исчезнуть. Но тут Славик скорешился с главарем, взял интервью, даже вернул камеру, прокатился с бойцами полдороги и, что интересно, успел назад — к приезду настоящего СОБРа. Добытый материал хозяину, понятно, не понес — смонтировал двухсерийный фильм, продал на CNN, потом еще один, на пике вдохновения — «Россия в розницу» (о коррупции). Вместе с престижной европейской премией пришла известность, Славика стали узнавать даже в Голливуде, и как-то неудобно стало его закрывать. Слава купил себе пиджак, повадился на элитные тусовки, где за доплату режиссировал съемки эстрадно-политических звезд в выгодном ракурсе, а за гонорар — в невыгодном. Постоянно угрожал, что вот-вот пустит в прокат новое кино «Россия оптом», хотя ничего подобного затевать и не собирался — жизнь Славик любил, вчерне надеясь, что это взаимно. Но, кажется, доугрожался.
— У вас проблемы, Константин Андреевич? — забеспокоилась Светлана. Уж больно неподвижным выглядел ее спаситель.
— Задумка есть, — пробормотал Максимов. — В соавторы хочу набиться к одному товарищу. А тебя — с хвоста сбросить.
И опять он уговаривал ее отклеиться от него, провести ночь в более подходящей компании. Она качала головой и бормотала, что некуда ей податься, нигде ее не ждут, и практически никто не любит — за исключением Димы Шабалина, находящегося в данный момент неизвестно где — вернее, известно, но от этого совсем не легче. Что она с удовольствием бы сейчас напилась, а потом уснула где-нибудь на помойке… А это, кстати, неплохая мысль. Имеется у нее на примете один чудный наркоманский притончик: стекаются, чуть солнце заходит, «продвинутые» молодые люди, курят гашиш, колют кокаин, ведут высокоинтеллектуальные беседы о вреде алкоголя и бессмысленности земного бытия. Очень милые, а главное, безобидные люди. Отличная помойка. Почему бы не провести у них ночку? Ведь с вопросом ночлега, если Света правильно ориентируется в ситуации, существуют определенные неясности?
— Ты у нас еще и наркоманка, — безрадостно констатировал Максимов. — Вдобавок ко всем прочим достоинствам.
— А кто сейчас не наркоман? — резонно возразила Света. — Но я почти не балуюсь — так, пару раз пробовала. Не понравилось. Сыпь на теле появляется — аллергия, наверное. Как вы думаете, Константин Андреевич, от наркотиков бывает аллергия?
— Аллергия бывает даже от безделья, — пробормотал Максимов. — А ну-ка, поподробнее, девочка, где притон, почему притон, кто хозяин?
Он мотал на ус информацию, все больше склоняясь к мысли, что идея провести ночь в компании наркоманов — не такая уж дикая. Не накроет полиция за ночь все притоны — это так же абсурдно, как передавить всех муравьев в муравейнике. Посиделки в квартире нервных клеток у соседей не отнимают, публика тихая, звукоизоляция отменная, сбредаются далеко за полночь, когда не вкушающие радости зелья граждане уже спят, разбредается к обеду, когда последние на работе. Да и полиция, надежно прикормленная местными наркодельцами, если нужно, подстрахует. И ехать-то всего полгорода.
— Поехали, — решился Максимов. — И объяснишь мне по дороге, с какой радости ты ходишь к наркоманам.
— Да не ходила я, — запротестовала Света. — Это Димкин кореш нас однажды затянул — оттянемся, говорит. А мы и не знали, что там нарики тусуются…
На улице Воинской, куда их привезло полуночное такси, было тихо, как на кладбище. Добротные двухэтажные коробушки тянулись в глубь массива на несколько кварталов. Сносу нет таким домам. Построенные при товарище Сталине — из качественного кирпича, снесли все режимы, разруху, пофигизм, реформу ЖКХ и стоят, как будто новые. И еще лет двести простоят — пока не станут всемирным наследием…
Он кропотливо исследовал захламленные подходы к зданию. Изучил помойку на задах, набитую коробками и шприцами. На втором этаже за рваными шторами помаргивал свет. Какие-то тени совершали медитативные колебания. Не по себе стало Максимову. Но спать хотелось — выше всяких сил.
— Пошли, — извлек он из-под сараюшки Свету. Она уже свернулась вокруг своего рюкзачка, задремала в опилках…
Двери в лоно иллюзий отворил худосочный юноша со взором потухшим. Равнодушно посмотрел в переносицу Максимову, сместил глаза на девицу. Долго думал и треснувшим голосом изрек:
— Ты кто?
— Я Стрелка, — уныло пояснила Света. — Мы с Димой приходили, помнишь, Аркаша?
— Помню, — согласился наркоман. — А ты кто? — бесцветные глаза переехали на Максимова.
— А я Стрелок, — пожал плечами Максимов. — Заходи, Аркаша. Или подвинься.
Юнец надолго задумался. Потом вспомнил о своем месте в этом мире.
— Деньги есть?
— Найдем, — кивнул Максимов. — Ты, главное, подвинься…
Юнец подвинулся и, спотыкаясь, побрел в квартиру. Дышать в этом мрачном вертепе было нечем и незачем. Максимов вошел, зажав нос, покосился на Светлану — не тошнит еще? Но нет, поколение-NEXT к этой жизни приспособлено лучше предыдущих (работать бы еще научились) — молчит, сопит в тряпочку, за хлястик держится. Из кухни — удушливый аромат какого-то варева. Видна сутулая фигура «повара». Мескалин вытягивает из сушеных мухоморов. В огромной комнате — обстановка всеобщего счастья. Тихое в этом доме счастье, без претензий. Никому нет дела до прибывших. На помпезной шестирожковой люстре болталась лампочка, затянутая мутью. Народ вповалку. Мебели практически никакой, зато весь пол завален тряпками. Бормотала невнятная негритянская песня. На полу шприцы, стеклянные пепельницы с окурками, скрученные вафельные полотенца, почему-то огрызок яблока… Контингент исключительно молодежный — от семнадцати до двадцати пяти. Пухлый очкарик, запрокинув голову, заливался тоненьким смешком — вмазался по самое не хочу. Глюки раздирали… Прыщавый длинноволосик еще не до конца вошел в виртуальное пространство — пытался опереться на локоть, глаза драпировала муть… Рыжая «мадемуазель» танцевала блюз — извивалась под негритянскую музыку, как змея, работая одновременно всеми конечностями, задницей и ни черта не соображающей головой. Со стороны это выглядело нелепо и омерзительно, однако девице было невдомек — она не знала, как выглядит со стороны, полагая свои кривлянья венцом грации и пластики… Со скрипом уложился на тряпье Аркаша, закрыл глаза. Ходят тут всякие, отрывают от любимого дела… Пацан годков семнадцати, уши в разные стороны — недавно прибыл, еще не долбанулся — пытался затянуть плечо скруткой из полотенца, узел не выходил, норовил дотянуться до него зубами, хищно разевая рот. Девчонка, лежащая рядом, пришла на подмогу — как же не помочь ближнему? Поднялась на колени, тянула узел тонкими ручками… Сколько душ хороших человеческих здесь загублено? Единицы впишутся в нормальную жизнь. Оклемаются утром, разбредутся зыбкими тенями по городу, будут думать, где срубить бабки, чтоб и завтра прийти в этот радостный дом. А то и с собой принести, разделить с другом… Хороший подарок сделало правительство наркоманам — разрешенная доза марихуаны теперь двадцать граммов, героина — одна десятая грамма (вдвое прежнего). Заботится государство о своем населении…
Паршиво становилось на душе. Не по зубам доблестному сыщику выбросить на улицу все это бредящее царство, развести по домам, отучить, вооружить стимулом, закрыть тысячи других притонов, расстрелять всех наркокурьеров, создать предпосылки для нормальной жизни и убедить наконец правителей, что бороться с наркоманией надо не на словах…