– Плесните мне вашего кофе, Стэн, – попросил президент. – В Овальном кабинете его не умеют готовить.
Официант тут же обслужил его. Пока он пил первую чашку – черный кофе без сахара – и ждал, пока ему нальют вторую, все молчали.
Затем президент решительно оторвался от чашки и со стуком опустил ее на стол.
– Ладно, Локвуд, давайте начнем. – Он посмотрел на Уаймана. – Рад, что вы смогли найти время… э… доктор…
– Форд.
– Очень хорошо, – кивнул Стэнтон. – Мы все знаем о трагическом инциденте в Годдардском космическом центре, случившемся неделю назад. – Он открыл папку. – Взрыв убил семь человек и разрушил ценный испытательный модуль, а также уничтожил космический зонд стоимостью сто миллионов долларов. Но у нас есть еще одна проблема, о которой не писали в «Таймс». – Он умолк и оглянулся: – Все, что будет сказано с этого момента, – государственная тайна.
Форд сцепил руки, внимательно слушая. Должно быть, дело серьезное, если этим занимается сам президент. Особенно теперь, непосредственно перед выборами.
– Как вам известно, они испытывали «Эксплорер», аппарат для исследования Титана, плот, который должны были сбросить на парашюте в самое большое море на этом спутнике, – вкратце описал Локвуд проект «Кракен». – Проблема, – продолжил он, – похоже, заключалась в сбое программы управления «Эксплорером». Эта программа должна была обеспечить автономную работу зонда. Технические условия требовали создания искусственного интеллекта. Программа была разработана так, чтобы реагировать на все, что могло угрожать безопасности или самому существованию плота. – Он умолк. – Пока понятно?
Форд кивнул.
– Руководила группой программистов женщина, по имени Мелисса Шепард, – продолжил рассказывать Стэнтон. – Она пострадала при взрыве и была помещена в больницу. Легкое сотрясение мозга – ничего серьезного. К ней приставили полицейского.
– Зачем? – спросил детектив.
– У нас имелись вопросы по поводу возможных ошибок или даже халатности с ее стороны. Кроме того, не исключен и саботаж.
– Саботаж?
– Именно. Сразу же после взрыва кто-то проник в локальную сеть Годдарда и стер всю программу «Эксплорера». Полностью стер – архивы, черновики, модули, исходный и скомпилированный код, машинный код… Все. Ничего не осталось.
– Не так-то просто стереть данные так, чтобы от них не осталось и следа! – изумился Уайман.
– Однако именно это и произошло. Хакер или хакеры точно знали, где все это хранится, имели в своем распоряжении все пароли, пробили якобы непробиваемую защиту и стерли все. В ту же ночь Мелисса Шепард исчезла из больницы. Она незаметно проскользнула мимо охранника, вернулась к себе в квартиру за вещами, забрала машину на стоянке в Годдарде, протаранила ворота, бросила свою машину и украла арендованный автомобиль. ФБР обнаружило арендованную машину вместе с сотовым телефоном Шепард, кошельком и кредитными картами на глухом ранчо в окрестностях Аламосы, в штате Колорадо. Машину подожгли вместе с содержимым.
– Свидетельства насильственной смерти? – спросил Форд.
– Никаких.
– Она оставила записку?
– Ничего. Ранчо, где нашли ее автомобиль, называется «Лейзи Джей». Оно расположено у подножия горной цепи Сангре-де-Кристо в глухом месте, на границе национального парка «Великие песчаные дюны». Шепард ушла в горы и там исчезла.
– У нее есть навыки выживания?
– Подростком она провела лето на ранчо «Лейзи Джей», работала на ферме. Она туристка, альпинистка и фанат фитнеса.
– Есть предположения, почему Шепард сбежала?
– Не особенно, за исключением того, что взрыв был вызван сбоем программы, которую она разрабатывала.
– Что же тогда произошло?
– Плот опустили в большой испытательный резервуар, заполненный жидким метаном, что имитировало море на Титане. Программа заставила манипулятор просверлить отверстие в стенке резервуара, и это привело к взрыву.
– Есть предположения, почему программа так себя повела?
Локвуд сглотнул:
– Мы не уверены, поскольку программный код исчез вместе с главным программистом. Вполне возможно, это обыкновенный сбой. Или саботаж. Или грубая небрежность. Мы не знаем.
– Понятно.
– Мы поговорили с другими программистами, – продолжил Стэнтон. – Похоже, эта компьютерная программа симулирует нечто вроде бестелесного человеческого разума. Она обладает воображением. Она умна. Ее запрограммировали симулировать эмоции, такие как страх, стремление избежать опасности, бегство от негативных раздражителей, а также любопытство, смелость и находчивость. Одно из предположений заключается в том, что программа запаниковала, переключилась в аварийный режим и таким образом вызвала несчастный случай.
– Зачем нужна такая программа искусственного интеллекта, да еще и снабженная эмоциями?
– Понимаете, это не настоящие эмоции. Просто программный код, который симулирует чувства. Дело в том, что эмоции полезны. Например, страх стимулирует осторожность, планирование и здравый смысл. Не менее полезно любопытство – оно должно было побуждать «Эксплорер» к исследованию аномальных или необычных явлений. В человеческих эмоциях заложен глубокий смысл – они помогают выживать и действовать эффективно. То же самое относится и к плоту, который находится на расстоянии миллиарда миль от Земли и не может обмениваться информацией с центром управления в режиме реального времени. По крайней мере, так объяснили нам инженеры из НАСА.
И тут заговорил президент. Он наклонился вперед, опираясь на локти, и его низкий голос заполнил комнату:
– Проблема вот в чем: эта программа искусственного интеллекта – нечто абсолютно новое. У нее громадный военный и разведывательный потенциал. Громадный. Поразительно, что НАСА разработало ее самостоятельно, не осознав ее ценности для обороны и не поделившись своим открытием с Пентагоном. Эти люди из НАСА создали угрозу национальной безопасности.
Форд сглотнул. Известно, что президент сокращал бюджет НАСА, ни в чем не отказывая Пентагону.
Локвуд откашлялся:
– Справедливости ради следует отметить, что в НАСА никто, даже сама Шепард, похоже, не понимал более широких последствий прорыва в создании искусственного интеллекта. Или всех возможностей этой программы.
– Чушь, – возразил президент. – Эта Шепард точно знала, что делает. Это был обман. Комитет начальников штабов в ярости. На мне вся ответственность, как на главнокомандующем. У этой программы есть тысячи более полезных применений, чем отправка хоккейной шайбы на Тритон.
– Титан, – поправил его Стэн.
– Только представьте, что мог бы сделать Пентагон, будь у него такая программа! – не обратил на него внимания глава США.
Уайману совсем не хотелось этого представлять.
– В плохих руках эта программа может использоваться для проникновения в наши военные сети, для создания угрозы национальной безопасности, для кражи миллиардов долларов из наших банков, для разрушения нашей экономики, для уничтожения сетей электроснабжения. А для нас она – стратегическое оружие в борьбе с противником. Мобильные, разумные программы искусственного интеллекта можно без преувеличения назвать ядерным оружием двадцать первого века! – объявил президент.
С этими словами он выпрямился, тяжело дыша. Форд подумал, что с этим человеком может случиться удар еще до выборов. И детектив не знал, как бы он к этому отнесся, – больше, чем глава государства, ему внушал страх разве что вице-президент.
– А мое задание? – наконец произнес Уайман.
– Отправиться в горы и найти Мелиссу Шепард, – сказал Локвуд. – Вернуть ее.
Форд посмотрел на президента, потом опять на Стэнтона:
– А разве не для этого существует ФБР?
– Честно говоря, – ответил Локвуд, – мы уже пытались. ФБР запустило дрон и отправило туда вооруженных людей на вездеходах, а горы осматривали с вертолетов. Полная катастрофа. Они только испугали Шепард и загнали ее еще дальше в горы. Там огромные просторы, и она их хорошо знает. В горах много заброшенных шахт. Судя по психологическому портрету этой женщины, а также по мелким правонарушениям и употреблению наркотиков в юности, нельзя исключать ее склонности к самоубийству. Нам необходимо вернуть ее живой. Она единственная, кто досконально знает программу.
– Почему я? – спросил Форд.
– Нам нужен одинокий агент. Тот, кто проникнет туда без лишнего шума, под видом туриста или альпиниста. Тот, кто имеет опыт выживания в дикой природе и у кого за плечами несколько успешных индивидуальных операций.
– А что насчет тех хакеров, которые стерли программу? Копию они тоже украли?
– На самом деле мы считаем, что программу украла сама Шепард, а затем стерла все копии.
– Зачем?
– Собирается срубить денег, продав ее Ирану или Северной Корее, – я так думаю, – вставил президент.
– Если она намеревалась продать программу, зачем ей убегать в горы, сжигать свою машину и сотовый телефон? – засомневался сыщик. – Это не похоже на поведение человека, который хочет заработать.
– Плевать мне на ее мотивы или психическое состояние, – отозвался глава Штатов. – Ваша задача, Форд, найти ее. Вам ясно?
– Понимаю, мистер президент. Один вопрос, если можно. Где Шепард хранит программу? Она взяла с собой компьютер?
– Программное обеспечение было разработано так, что может выполняться почти на любой платформе, – ответил Локвуд. – Его объем – всего два гигабайта, и его можно хранить на флешке или сотовом телефоне. А запустить на персональном компьютере – или даже на айподе.
– Потрясающе.
– Не особенно, – возразил Стэн. – За последние двадцать лет программное обеспечение сильно отстало от железа. Получается, что создание сильного искусственного интеллекта – это проблема программирования. Дело не в производительности компьютеров. Два миллиарда операций в секунду, доступных айподу, вполне достаточно для симуляции человеческого мышления. Нужна лишь соответствующая программа. Эта женщина, Шепард, нашла ключ к такой программе. Кое-кто из ее подчиненных сообщил нам, что она ни с кем не делилась секретами, особенно одним приемом, необходимым для того, чтобы сделать программу стабильной, – никто не смог его разгадать. Естественно, нас это очень беспокоит.
Глава президентской администрации что-то прошептал президенту на ухо. Тот нахмурился и встал, вновь со стуком поставив чашку на столик.
– Я уже опаздываю на предвыборный митинг. – Он наклонился и в упор посмотрел на Форда: – До выборов осталось три недели. Эта программа – ядерное оружие. И похоже, находится в руках сумасшедшей, черт бы ее побрал. Я хочу, чтобы вы нашли и ее, и программу. Ясно?
– Да, мистер президент, – сказал детектив.
12
Зимой и летом, весной и осенью в кабинете Дж. Паркера Лансинга на семнадцатом этаже высотного здания в финансовом квартале Нижнего Манхэттена горел камин. Этот скромный аксессуар обошелся в два миллиона долларов. К ним следовало прибавить высушенные на воздухе и порубленные березовые дрова, которые каждый день поднимались на грузовом лифте и складывались в антикварную, девятнадцатого века, корзину из кованого железа. Любой из коллег Паркера мог повесить на стену картину Сезанна. Но настоящий дровяной камин на семнадцатом этаже небоскреба в Манхэттене? Это говорило о хозяине столько, сколько не могла сказать никакая живопись.
В этот теплый октябрьский день огонь весело плясал за решеткой, а его жар гасился потоком воздуха от включенного кондиционера. Лансинг сидел напротив камина за длинным и узким обеденным столом эпохи Возрождения в центре расставленных полукругом компьютерных мониторов. Его гладкий, без волос, палец стучал по клавиатуре. Миллионер печатал двумя пальцами – в девятом классе школы он прогуливал уроки машинописи. Но ему было плевать. Машинопись – это для секретарей и рабочего класса. Дж. Паркер Лансинг родился в Нью-Йорке, но по части культуры и воспитания считал себя ближе к английской аристократии и даже выработал у себя похожий акцент.
Лансинг был президентом и исполнительным директором компании «Лансинг Партнерс», небольшой специализированной фирмы с Уолл-стрит. Фирма занималась высокочастотным алгоритмическим трейдингом. На «алготрейдинг», как его часто называли, приходилась большая доля торгов на фондовой и товарной бирже. Например, в 2013 году семьдесят процентов всех сделок на нью-йоркской фондовой бирже осуществлялось при помощи алгоритмического трейдинга – они заключались компьютерами без вмешательства людей. Эти сделки определялись компьютерным алгоритмом, который получал информацию по электронным каналам и обрабатывал ее за миллисекунды, гораздо быстрее любого человека.
На протяжении многих лет этот способ имел плохую репутацию. Но как это обычно бывает на Уолл-стрит, всему, что приносит деньги, позволяют существовать, пока не разгорается скандал. Люди утверждали, что алготрейдинг дает некоторым участникам рынка несправедливое преимущество. Финансовые рынки, говорили они, должны быть честными. Однако к тем, кто так думал, Лансинг не испытывал ничего, кроме презрения. Они заслужили свои денежные потери. Все гигантские транснациональные банки и брокерские дома использовали алготрейдинг, получая приличную прибыль за счет маленьких людей. И если маленькие люди теряли деньги, это была их собственная вина, расплата за наивность. А когда алготрейдинг взорвет рынок – этого не избежать, – правительство поможет им выпутаться. Приватизация прибыли, национализация убытков – так называется эта игра.
Например, существовала разработанная «Ситигруп» программа алготрейдинга под названием «Даггер», которая учитывала разницу в стоимости акций одной и той же компании, скажем, на фондовых биржах Нью-Йорка и Гонконга. «Даггер» покупала миллионы акций на одной бирже и продавала их на другой, извлекая прибыль из временной маржи, которая могла существовать меньше секунды. Другая знаменитая программа алготрейдинга, «Стеллс», внедренная «Дойче Банком», анализировала сделки на чикагской товарной бирже, выявляя статистические всплески в торговле нефтяными фьючерсами. «Стеллс» могла как покупать, так и продавать фьючерсные контракты на рынке и получать прибыль независимо от движения рынка вверх или вниз.
Кто терял деньги? Медленные, глупые трейдеры-люди. Обычные инвесторы. Пенсионные фонды. Большие и маленькие города по всей Америке, которые вложили свои скудные средства в акции. «Снимем шляпы, – думал Дж. Паркер, – перед всеми лохами, простофилями и придурками, которые считают, что на фондовых и товарных рынках ведется честная игра».
Компьютеры, которые управляют алготрейдингом, должны быть сверхмощными и располагаться как можно ближе к торговым площадкам. Даже мизерная задержка, скажем, на время, за которое свет пересекает реку в Нью-Джерси, может определять разницу между прибылью и убытком. В результате алготрейдингом занимаются в основном фирмы, расположенные непосредственно в финансовом квартале и связанные с биржами при помощи толстых оптоволоконных кабелей, которые идут от их компьютеров прямо к компьютерам биржи.
Дж. Паркер Лансинг родился и вырос в Верхнем Ист-Сайде – частная школа Сент-Пол, потом Гарвард, потом Гарвардская школа бизнеса. Начинал он в трейдинговом отделе банка «Голдман Сакс», где разрабатывал стратегии алготрейдинга. Лансинг не писал программы – он плохо разбирался в устройстве компьютеров. Программными кодами занимались другие. Его роль была иной – выявлять трейдинговые возможности и разрабатывать стратегии. Он придумал не один десяток алготрейдинговых атак для «Голдман Сакс» – программ, которые анализировали рынки, вынюхивая аномалии, выискивая несоответствия в марже покупки и продажи, выявляя глупости и фиксируя малейшие диспропорции в цене любого товара, от свиных желудков до золота. На этом зарабатывались колоссальные деньги. Банк хорошо оплачивал его работу. Лансинг вел обычную жизнь представителей своего класса: пентхаус в Трамп Тауэр, «коттедж» в Хэмптоне площадью двадцать пять тысяч квадратных футов и поместье в Гринвиче с многочисленными картинами Дэмьена Херста, состоящими из цветных кружков. И разумеется, банковские счета и холдинговые компании на Каймановых островах, обеспечивающие подоходный налог меньше, чем у тупицы, который косит его лужайку площадью четыре акра в Ист-Хэмптоне.
Примерно четыре года назад Паркеру пришла в голову одна идея для алготрейдинга, настолько блестящая и оригинальная, что он решил не делиться ею с банком «Голдман Сакс». Вместо этого он без лишнего шума расстался со своим работодателем и основал компанию «Лансинг Партнерс». Разработав стратегию реализации своей идеи алготрейдинга, Лансинг занялся поисками программиста. Тогда-то он и нашел Эрика Моро, одного из основателей хакерской группы под названием «Джондоу». В Моро удачно сочетались такие качества, как гениальность и гибкое отношение к этике.
В частной школе Сент-Пол Дж. Паркер был шумным задирой с зачесанными назад волосами. Вместе с компанией таких же шалопаев он большую часть времени был занят тем, что третировал учеников младших классов, слабаков и тупиц. Но в колледже парень начал понимать, что этот образ надменного забияки, который отлично работал в подготовительной школе, в реальной жизни обернется катастрофой и никогда не приведет его к заветной цели. Поэтому, приложив немало усилий и настойчивости, Лансинг превратил себя в культурного, воспитанного, хорошо одетого, склонного к размышлениям молодого человека, в речи которого проскальзывал легкий британский акцент. И что самое главное, он начал понимать, что вопреки тому, чему его учили родители, белые протестанты англосаксонского происхождения из Верхнего Ист-Сайда – не единственные достойные и умные люди на земле. На самом деле самыми умными часто оказывались люди других национальностей – евреи, поляки, индусы, итальянцы, ирландцы, китайцы… Одним из таких умных представителей этнических меньшинств был Моро, итальянский паренек с сальными волосами из какого-то ничем не примечательного городка в Нью-Джерси, родившийся в отвратительной семье из низшего класса, мужчины в которой были копами и пожарными. Несмотря на акцент, как у Тони Сопрано, никаких связей с мафией у него не было. Происхождение не помешало Эрику стать полезным гением. Лансинг не разбрасывался словами – Моро был настоящим гением, и шеф платил ему соответственно.