Полдень XXI век 2009 № 03 - Романецкий Николай Михайлович 12 стр.

— Софист и лжец, как всегда. Дьявольская красота мнимая и обманчивая, и она, как известно, исчезает с первым криком петуха.

— Вызовем свидетелем? Т-с-с-э! Ананасная, на ксилите, э?

— А красота истинная, красота божественная — это сама предустановленная гармония мира. И образ ее, пусть смутный, пусть искаженный, — есть в наших больных душах. Он ведет, он и сохраняет, он и дает надежду — как свет маяка, как солнце сквозь тучи, как «звезда полей во мгле заледенелой»…

— А, да-да-да! Свет в ночи, воссиявший в конце сорок шестой главы! Я, знаешь, один раз даже не удержался: в берлинском издании семьдесят первого года эта сорок шестая глава кончается своим Licht in der Nacht аккуратненько в самом низу страницы шестьсот шестьдесят шесть! Не нравится? А по-моему, недурно. Какой ты все-таки зануда! Но все же заметь: даже церковь подтверждает, что, кроме икон и хоралов, вся сотворенная на земле красота — от меня, от лукавого, от врага рода человеческого! Ты слышишь? Это уже не я говорю, это церковь говорит! Так это ложь или нет? У вас разве есть более высокий нравственный авторитет? И после этого вы, как попугаи, повторяете: «красота спасет мир», «красота спасет мир»! Но ведь это же лопнуть можно. Вы себя-то слышите? Вы же повторяете: «дьявол спасет мир», «дьявол спасет мир»! Или вы такого спасения ждете? От меня? Так я здесь. Никуда и не уходил.

— Опознающий, зайдите. Значит, разъясняю участвующим лицам порядок опознания предъявленного лица. Значит, лицо вместе с двумя другими лицами сидит там. Опознающий опознает, понятые смотрят. Всё понятно? Распишитесь. Мишка, куда? — иди расписывайся.

— Да мне козла в ремонт, уже не заводится. И не жрал еще.

— Ну, давай сразу и здесь. Еще раз. Всё, вали. Так, понятые, предупреждаю вас о ваших правах, обязанностях и ответственности по статье шестьдесят УПэКа РэФэ.

— За что ответственность-то?

— За то! Распишитесь. Так, свидетель Хорошевский Филипп Федорович, вы предупреждаетесь по статье триста семь за дачу заведомо ложных и триста восемь за отказ от дачи, но, по пятьдесят первой Конституции, не обязаны против себя и других близких по четвертой и пятой. Распишитесь. Так, объявляю участвующим лицам о применении технических средств: не применяются. Опознающий Хорошевский Филипп Федорович, задаю вам вопрос: видели ли вы кого-либо из предъявленных для опознания лиц, когда, где, при каких обстоятельствах и по каким признакам? Ну?

— …Н-нет…

— Чего — нет? Да вы посмотрите… это… по росту, по телосложению. Ну?

— Н-нет, не похож.

— Ну, как не похож? Он это. Вот и фоторобот — сравните, ну?

— Э, начальник, не узнал, так не узнал.

— А ты молчи, ты еще мне будешь тут… Ну?

— Н-нет, не он, нет.

— Ну, я не знаю… Я вас еще раз предупреждаю, свидетель, по триста восьмой… то есть, седьмой… за отказ от дачи заведомо ложных — по всей строгости! Ну?

— Хорош, начальник. А то протокол не подпишу.

— Ты! Никифорыч, давай его в обезь… Постой. Ладно. Хорошо. Так и запишем. «Свидетель Хорошевский Фэ Фэ не опознает предъявленное лицо твердо, сомнений в неопознании нет». Ничего-о, это вам так не пройдет. Расписывайтесь! Так. «Заявлений не поступало. Прочитано вслух. Записано правильно». Все расписались два раза. Всё. Никифорыч, в обезьянник его!

— А нам-то куда?

— Откуда пришли! Из восьмого? Вот и идите в восьмой. А с вами, Хорошевский Фэ Фэ, мы еще… будьте уверены! Чуть что — к нам бежите: спасите! грабят! убивают! Мы бегаем, ловим, на той неделе один такой же урод опять нашего подстрелил, а нам этого теперь выпускать, потому что у гражданина свидетеля память отшибло? Я вас, гражданин Хорошевский Фэ Фэ, лично запомню. Мы вас не за дачу ложных, мы вас за умышленное введение и за соучастие привлечем! Вот, я вам сейчас повестку. Завтра к пятнадцати ноль-ноль! А не придете сами — наряд пошлем и привезем в наручниках! Распишитесь! Всё, забирайте ваш паспорт и идите отсюда!

Нет, «ретранслятор» — это упрощение. Художник не просто усилитель. Он — декодер, преобразователь, фильтр; он извлекает свой материал, слова, образы, из раствора жизни, в котором чего только не плавает… Куда это меня занесло? А меня? Куда я еду? Мне же домой надо! Хотя теперь уже не срочно. Вернемся. Декодер… бессловесно… Так получает только подсознание. Значит, чтобы взять дарованное, художник, подобно шахтеру, должен спуститься в лаву своего подсознания, добыть из его пластов ископаемое и выдать, вытащить его на поверхность, на свет сознания. Это Орфей, спускающийся в ад за своей Эвридикой. Это Сталкер, ведущий в Зону, в ту ее комнату, где не надо ничего говорить. Да, кажется, не было лучшего образа человеческого подсознания, чем Зона. Поэтому там всё время всё меняется, поэтому там нельзя пройти дважды одним путем, поэтому там бессмысленны человеческие орудия убийства, но могут звучать и иметь смысл предостережения на человеческом языке. И листок календаря не случайное совпадение: погрузившись — истинно и глубоко — в бездну подсознания, он, сам того не зная, высветил в ней дату своего ухода. А Ванга в этой бездне жила, она свой срок просто знала — и предсказала. Там сроки известны. А я там не живу, только пытаюсь подглядывать, поэтому и предсказание мне было таким неточным… или точным, а я просто не понял? Но подозрительно черная собака из Зоны, тенью совести увязавшаяся за человеком, все-таки кажется посланницей жизни, в отличие от прекрасной белой лошади, возникающей из пустыни Тартари… Но что же это значит, что там известны сроки? Так. Сейчас остановимся где-нибудь и подумаем. Вот здесь хотя бы. Так, кто виноват — понятно. Что делать? Что вообще значат все эти предсказания, пророчества, предвидения? Реальные, разумеется. Предсказания Пушкину засвидетельствованы в письмах, сомнениям не подвергаются. Неопределенны? А как Бёлль мог знать, что ему Отнимут ногу? Болела? А бесконечный Нострадамус? Ну, мутное в сторону, но невероятная смерть от обломка копья предсказана же. А регрессии в прошлое и реинкарнации с подтверждением сведений и узнаванием мест и людей из прошлой жизни?! Да ведь один, один-единственный такой факт, если он установлен, меняет картину мира. А околосмертный — и у рожениц — опыт «выхода из тела»? Если слепая от рождения женщина после клинической смерти описала реанимационную, которую она физически не могла видеть, — это не аргумент? Ну, Моуди я проверить не могу… А Ванга, «мировой феномен номер один»? Джуна в том телефильме обижалась, зачем она ей гибель сына за двадцать лет предсказала. Зачем! Да затем, чтобы пережить смогла. Но пусть это, и другое, и многое — слова; мы можем верить на слово, ученые не должны. Но с «Курском» же не слова! Это каждый может проверить. Предсказала, что уйдет под воду и все будут оплакивать. И год примерно назвала. Еще смеялись все: Курск — под воду!.. Жуликов не признаёте — правильно. Случайностями не занимаетесь — ладно. Но старую журнальную страницу с таким сбывшимся предсказанием куда вы денете? Ну, посчитайте, насколько вероятна случайность подобного предсказания, у вас же нулей не хватит, после запятой. Но до запятой — как хватает научной совести не обращать на это внимания? Оставляя это дремучим популяризаторам и спекулянтам на чудесах. Кто мне объяснит, как это может не интересовать, серьезную науку и как могут не найтись на это серьезные деньги? Ведь уже и мне, и ежу понятно, что мир устроен не так, как учат в школе и даже в лицее. Этот мир устроен иначе! В наших знаниях, в нашем понимании мира чудовищные черные дыры — и нас туда не тянет! Это можно объяснить? А оправдать? Люди, ау! Предсказания возможны! Предсказания реальны!! В будущее можно заглянуть! Из будущего можно получить информацию — реальную, фактическую информацию о событии, у которого почти еще нет ростков в сегодняшнем дне! Но если это возможно, то мы живем в другом мире, с другим течением, с другим существованием времени. Может быть, действительно, все времена существуют и сейчас, и в каждый момент. Где, как — не представляю, но туда есть вход! Это доказано. Это факт. Как можно этого не замечать? Для чего такая упрямая слепота? Нельзя же быть так занятыми своими делами. Это непрактично. Это, наконец, просто глупо. Не надо верить — найдите заметку. Вложите персты — вот, всё же перед вами: этот мир устроен не так. Фундамент, фундамент другой! Карсавин об этом почти сто лет назад писал; тогда, уже тогда можно было начать понимать, не услышали. Но теперь дано — нам, именно нам! — уже такое запротоколированное и трагедией высвеченное доказательство, что, кажется, и глухой должен был бы услышать; неужели не услышим и теперь? Ну, тогда мы безнадежно недоразвиты, и так нам и быть вечными недорослями Земли. Нет, так не пойдет, уже и думать не получается. Значит, надо его найти. Сейчас. На ночь глядя? Ничего. Ничего-о. Ночью лучше слышно. Меньше станций, наверное, работает. Что-то надо было… Что-то… Хлеба! Да-да, давно уже. Денежка? Есть! Есть. Тогда — за хлебом. Хорошо. Идем за хлебом. Дверь прикроем тихо, маму не разбудим… Так, похоже, налево. Ну, что ж ты замолк? Во, фон вырос, это он вышел из дома. Надо быстро проехать вперед и, если ослабнет, вернуться. Нет, сюда мы не пойдем, здесь хлебушек дорогой. А мы пойдем подальше… Темно и ясно, а звезд нет. Словно в ночи средневековья… Темная петербургская ночь, далеко еще не белая. «Бессмысленный и тусклый свет…» Близко, близко уже. По набережной? Похоже. Заборы везде. Во, джипов-то. Клуб, самое время. А этот — знакомый, на площади меня обогнал. Светло, как днем. Это для западного шика. Заодно и для видеонаблюдения. Ну, продрался. Куда теперь? Давай сигнал! Уже не четверть века — уже почти целый век, а больше ли смысла? больше ли света? Неужели всегда «всё будет так» и «исхода нет»? Но вот, аптек же больше. А смерть — исход? Альб говорил: «Жизнь бессмысленна, если смерти нет». Почему, Альб? Что это значит? «Вернуться к душе, к любви, к радости, к человечности» — как вернуться, Альб? И куда возвращаться? «Умрешь — начнешь опять сначала, И повторится всё, как встарь…» Да-да, он тоже говорил: «со смертью всё не кончается», он что-то знал. Да, Альб, ты что-то знал? Здесь одностороннее, узко. Ну, задом — у клуба этого развернусь. Вот так, и — вперед. Бесконечный какой забор… Он? У перекрестка — это он? Ты что-то понял, но слова не могут этого выразить. Ты записал это в тонах, в оттенках — но как это прочесть? Это он! А, ч-черт! черт! сколько езжу — первый раз, и все из-за те… Стой! Куда?! Или прочесть нельзя — а только вчитываться? Боже!…..Че-ерт!.. Всё. И сигнал оборвался. Это был он. А может, жив? Опять свидетелем? Нет, хватит. Доказывай потом. Да еще задом пёрся и разворачивался под камерами, как специально. Валить надо отсюда. Вроде никого — быстро ходу. Пусть кто сбил, тот и помогает. Не остановился даже, гад. А ведь это был тот самый джип, жаль номера не запомнил. Но я и не свидетель, нет. Я ничего не видел. Мне этих радостей больше не надо. Отъеду — «скорую» вызову. На Ленкиной завтра, а эту чтоб быстро — в ремонт. Чтоб за день! Сдерут… Да черт с ним.

Что это нет никого? Тишина, словно вымерли все. Да, никто не знает своего часа. Ну, что, дела. Время сдавать дела. Значит, горячие контакты. Так… Кафе-мороженое «Вкусниль». Трактир «Скушаешь!». Ресторан восточной кухни «Ой вей»… Во, кто-то еще жив.

— «Хладомор-сервис»… Нет, знаете, сегодня никого нет. Ну, завтра или в пятницу.

Что это я делаю? Крокодил за один такой ответ… А пошло оно всё… Пиццерия «Цезарь Борджиа». Бистро «Дежа-манже». Рыболовный клуб «Трепанг». Так. Папки. Файлы. Отчеты… Как он лежал там у этого забора, распластавшись… Список повторных звонков. Список заездов. Сроки поставок по заключенным — проконтролировать. Текущее… на всей спине и руки в стороны… График сервисных. Склад. Заказы по запчастям. Ладно, разберется. Всё? Вроде, всё. И что теперь? Непривычно как-то. То суетишься, разрываешься, сына видишь только спящим, а тут раз — и свободен. Пустота какая-то… Почитать что-нибудь? Что? А что там Севка под клавой прячет? Журнальчик. «XXI век». Фантастика. Ну и кто тут? Да все равно никого не знаю. И что пишут? Во, стишки. Фантастические, что ли?

Что-то, вроде, знакомо. Небось, содрал с кого-нибудь. Нот-кин. Кто это? Развелось писателей… А может, он жив? Ну, везет же иногда. «Скорая» не застряла, привели в чувство, откачали. Нет, плохо лежал, пластом. И удар сильный, и головой об забор этот, в который и я… Да мне-то что, в конце-то концов! Вот, обзор еще. «Перспективы шоковой заморозки в России». Ну, что, радужные. Ладно, не горит. Ну что… Привычной дорогой — в отделение? Сколько там времени? Во, и часы встали. Ладно, поедем. Пока хоть без наручников.

— Вот этот самый его вчера и не опознал. А я его предупреждал, я…

— Иди, разберемся. Документы. Ну, что, Филипп Федорович, неважные дела-то ваши.

— Ну, не узнал я его.

— Не узнал. Не узнал… А чего ж, бывает. Только тут еще другая беда. Накладочки у вас в показаниях по ограблению. Говорите, один был, а кассирша говорит, двое. Кто второй? Куда исчез? А может, не исчезал никуда, а просто пошел и сел на свое рабочее место? Но вот фоторобот-то вы нарисовали хорошо, что правда, то правда. То есть один к одному.

— У меня зрительная память хорошая.

— Да просто уникальная. Вы же с ним в дверях столкнулись, да? Одно мгновение, плюс неожиданность, и так нарисовать, как можно только очень хорошо знакомое лицо! Вот разве что глаза — тоже удивительно: уж глаза-то заметны, да еще при такой памяти, а получились не его, а вроде как ваши. У вас дверь входная там железная?

— Нет, стеклянная.

— Ага! Так, может, вы в стекле глаза увидели, как в зеркале, и по ошибочке преступнику-то и пририсовали. Такие ошибочки бывают у неопытных. У вас ходок-то еще не было?

— Каких ходок? Причем тут стекло?

— Да это я так, в порядке версии. И что же у нас получается? При такой памяти вы вчера смотрите на преступника в упор и не узнаёте. Как понять?

— Ну, не… не в своей тарелке был.

— Это уж точно. Ну, хорошо, положим, необычная обстановка, еще что-нибудь, понять можно. Но потом вам показывают вами же составленный портрет — по существу, его фотографию — и спрашивают: похож? И вы твердо и уверенно говорите: нет! А вот этого понять уже нельзя.

— Ну, почему твердо…

— Вот протокол, ваша подпись. И вот, все эти чудеса наводят на мысли, и хуже того, не оставляют даже никаких сомнений, что вы, гражданин хороший, к этому делу причастны.

— Как причастен?

— Вот это нам и предстоит выяснить, с вашей, конечно, помощью. Вы вчера после неопознания что делали? говорили с кем? необычное что-нибудь было?

— Ну, вроде…

— Было, Филипп Федорович, было, и не без вашего участия. А может, и соучастия?

— Да нет, это… это тянется уже… и вчера этот несчастный случай…

— Когда, где, с кем?

— Ну, поздно вечером, то есть, практически уже ночью. Но это надо все с начала…

— Вот это правильно. Возьмите бумагу — ручка у вас есть? — сядьте вон там и подробненько всё опишите, в особенности вчерашний день. Опознание, что делали до него, что после. И не валяйте Ваньку, не отягчайте ваше положение, оно у вас, прямо скажем, незавидное. По двум эпизодам проходите. Так что помогайте нам, и мы поможем вам.

— Вот, написал. Там кое-что может показаться…

— О-о, прямо роман. Всё написали? Ну, хорошо, почитаем. А опознание придется повторить. Только на этот раз без фокусов. О времени вас известят. Ну, пока идите.

— Я в отпуск собирался.

— Да-а? И далеко?

— В Анталию.

— О-о. Хорошее место. Да, ну тогда придется избрать вам меру пресечения с лишением.

— Как с лишением?

— А вы как думали? Еще убежища там попросите — доставай вас потом. Или подумаете?

— В смысле?

— Думайте, думайте.

— Ну, может быть, так решим?

— Хорошо подумали?

— Ну, вот, у меня больше нет.

— Да, в Анталии летаем, а думать совсем разучились. Ладно, посмотрим, что можно сделать. Вот здесь распишитесь в том, что без нашего ведома никуда не исчезнете, иначе — сами понимаете. Вот так. Когда собирались-то?

— С понедельника.

— Ну, может, еще и успеете, всё бывает. Это опознание вам будет попроще. А не валяли бы дурака, уже были бы с чистой совестью. Сама себя раба бьет, так-то.

Ну, и куда теперь? Да куда попало. Не поверят. И я бы не поверил. Еще видео не нашли, а то бы я уже… — апчхи! А куда я вообще, домой? Нет, не домой! Вот куда.

— Хозяин у себя? Передай, Фил пришел, да?

Откуда этот мент узнал про вчерашнее? Они что, следили за мной? Да нет, там же одностороннее. А я, как шпион, прогнал вперед, а потом сразу назад, там спрятаться-то негде. Не было никого. Откуда же он узнал?

— Фил, пойдем. Но учти, у меня мало времени. Садись. Выпьешь?

— За рулем. Хотя давай, всё равно уже. Вчера стукнулся. Крыло помял, фару разбил.

— Всё глючишь?

— Нет. Уже нет… Убили его, Жора. Задавили. На моих глазах. И всё прекратилось.

— Ну, ты же хотел.

— Но не так же!

— А как? Ты все наивничаешь, а на тебе уже двое.

— Что — двое? Кто двое?

— Твой юродивый. И твой налетчик.

— Этого-то я вытащил; должен быть мне благодарен. Хотя от такого не дождешься.

— Не дождешься. Его труп вчера нашли. Говорят, плохо выглядит, даже для трупа.

— Как же… То есть его вытаскивали…

— Да, не от большой любви. Он откусил чужой кусок, его заставили отрыгнуть. А потом, наверное, загрызли, не знаю. Но ты помог, и тебя отблагодарили. Да я тебя не обвиняю, и никто тебя не обвинит.

— Ты меня не обвиняешь? Ты?! А от кого они узнали о моих делах?

— Да ты кричишь о них на весь лес. Мы в лесу, Фил, и сюда всякие звери приходят на водопой. Я тебя не подставлял, но мне не нужны проблемы.

— Каждый за себя? Ну, правильно, табачок врозь.

— Не переводи на меня, Фил. Ведь я тебя предупреждал — и что ты ответил? «Сам знаю, не маленький». Не я всем рассказывал, как меня достал этот юродивый, и не я его заказал.

— Я никого никому не заказывал!

— «И благодарю вас за то, что вы меня поняли и взяли на себя труд выполнить моё желание». Ёросику, Фил.

— Я не говорил этого! Я не говорил! И вся эта твоя японщи-на — чушь, выдумки от скуки!

— Миссионеры из Европы считали японский изобретением дьявола и, по-своему, были правы. Не всё говорится, Фил, а у зверей звериное чутье.

— Я не говорил этого даже внутри, про себя, и не думал этого…

— Кто знает, что у нас внутри и что мы на самом деле иногда думаем. Ладно, извини, надо идти. Да, вот, на всякий случай возьми. Скажешь — от меня. Он адвокат со связями.

— Угу. А гробовщика у тебя нет? На всякий случай.

— Всему свое время.

Вот оно что. Убили. Загрызли. Вот они что из меня вытягивали: не связан ли я с этим, не для того ли я его не опознал. А я им про этого юродивого… эх, дурак! Без меня бы и не узнали: мало ли каждый день ДТП. Теперь и в это вцепятся: пойди найди какой-то джип в таком городе, а я — вот, в руках, и фара битая. Говоришь, кто-то сбил, уехал и помощь не оказал? — так это ты и есть, и это твое собственноручное! Э-эх… сейчас бы в теплое море… Стоп. Опознание! Будет повторное опознание, то есть… То есть Жорка ошибся! Как же я забыл! И с этим «ёросику» тоже.

Совсем уже заяпонился, Косой глаз. Ничего, поживем еще и покупаемся! И психоаналитика подтянем, нас так просто не возьмешь. Сумимасэн!

— Привет, как севооборот?

— Привет, гулёна мать. Тебя Крокодил уже два раза хотел иметь. Не спеши, у него клиент.