Наталия Баринова
Гость из прошлого
Глава 1
Рабочий день подходил к концу. Прохаживаясь по кабинету, Александра перебирала в памяти сегодняшних посетителей. Все, как на подбор, истерики и пессимисты. Обычный набор, изредка разбавляемый персонами с тонкой душевной организацией. Их проблема в том, что они не выдержали натиск равнодушной цивилизации, надломились от предательства и черствости близких. Они приходят за помощью в состоянии глубокой апатии и разочарования, плохо формулируя причину того, что привело к такому итогу. Их настроение и способность воспринимать мир описывались одним словом – катастрофа. Катастрофа маленького человека, незаметная для окружающих. Поэтому зачастую эти несчастные, согнувшиеся под грузом проблем, приходили с опаской, без надежды, с единственной просьбой: никогда и никому не говорить о том, что они были здесь. Александра терпеливо объясняла, что это первое правило их общения – даже настоящее имя называть не обязательно. Главное – без утайки, подробно рассказать о том, что привело их в этот кабинет.
За годы практики Александра научилась воспринимать их проблемы спокойно, абстрагированно, поставив между собой и посетителем невидимую стену. А несчастный должен пребывать в уверенности, что его невзгоды, ошибки, разочарования постепенно растворятся в череде их неспешных диалогов, выстраивания новой модели поведения. Непросто убедить человека сломленного в том, что в большей степени решение всех его проблем зависит только от него самого. Достучаться и вытащить его из пропасти собственных ошибок, ненавязчиво, но убедительно показывая путь из сложившейся ситуации, – задача, которую Александре приходилось решать изо дня в день. Выбрав эту профессию, она не предполагала, насколько много сил придется на это тратить, но это был ее выбор. Желание совершенствоваться и быть лучшей перевешивало трудности и периодические сомнения.
Последний клиент выжал из Александры все соки. Этот мужчина требовал невозможного: он хотел, чтобы следующий сеанс проходил у него дома. Объяснить ему, что это противоречит правилам, оказалось задачей не из легких, но мужчина настаивал. После нескольких попыток убедить посетителя встретиться в рабочей обстановке кабинета Саша решила сменить тему. Она применила хорошо проверенный способ – лучезарно улыбнулась. Опыт показывал, что улыбка обычно обезоруживает, делает собеседника более сговорчивым. Разумеется, о поездке домой к клиенту не могло быть и речи, но озвучить это незыблемое правило нужно было максимально деликатно. В самом разгаре, казалось бы, прекрасно аргументированной речи мужчина резко выбросил руку вперед.
– Хватит морочить мне голову! – грозно заявил он. – Если в следующий понедельник вы не приедете ко мне домой, во вторник я покончу со всей этой канителью раз и навсегда! У вас есть эта чертова неделя, чтобы… Ну, вы поняли! На этом разрешите откланяться.
Инициатива явно перешла в руки клиента, а этого Александра допустить не могла. Она поднялась со своего кресла и окликнула того, кто решил изменить правила игры. Очередной взмах его руки уже на ходу, по-видимому, означал безоговорочное окончание общения. Мужчина поспешно, слишком громко закрыл за собой дверь, оставив своего психолога в напряженно-недоуменном состоянии. Вывод напрашивался сам собой: пока ей не удалось наладить с ним контакт. Впереди долгая и кропотливая работа. С одной стороны, это было интересно, но с другой… вот в этом и заключалось самое неприятное. Саша заметила, что в последнее время любимая работа перестала занимать ее так, как это было раньше. Разнообразие проблем сузилось в примитивный круг ревности и психозов на сексуальной почве. Причем наблюдалась неутешительная тенденция: материальное благополучие пациентов обратно пропорционально их сексуальной активности и удовлетворенности. Доказательств тому много, и этот истеричный мужчина, все сеансы сверливший ее недоверчивым, порой насмешливым взглядом, не исключение. Уж не затем ли он хочет сменить место встреч, чтобы предложить вместо доверительного разговора непринужденный секс? Его жесты порой выдают рвущееся наружу желание. Что может быть хуже неосуществленной фантазии?
Александра достала сигареты, включила систему очистки воздуха. Курение – слабость, с которой по-настоящему бороться не хотелось. Альтернативный вариант порицанию и терзанию себя – красивый мундштук, дорогие сигареты – всего пару штук, но находящихся в изящном портсигаре. Внешне картина меняется. Никакого впечатления зависимости – некая отрешенность, легкое потакание слабости, бороться с которой пока не имеет смысла. Саша знала, что выглядит неотразимо, волнующе, загадочно. Важно было сохранить именно последнее, потому что без этого сексуальность плавно перейдет в вульгарность.
Подойдя к большому овальному зеркалу, Александра взглянула в него. Она пыталась быть максимально объективной, критически всматриваясь в свое отражение, но придраться было не к чему. На нее смотрела очень красивая, уверенная, полная энергии женщина. Без сомнений, это не могло не радовать! Саша профессионально переключилась с неприятных мыслей о последнем клиенте на эмоции, приносящие удовольствие. Еще никто не возражает против того, чтобы отлично выглядеть, но если в двадцать это легко, то после сорока красивая обложка нуждается в тщательной проработке. Кажется, ее усилия не прошли даром. Хороша! Пожалуй, сейчас она более эффектна, чем в юности. Тот случай, когда гадкий утенок превращается в изящного лебедя.
После сеанса самолюбования Саша включила громкость телефонного звонка. Она делала это всегда сразу после окончания приема. Обычно в это время она назначала встречи с новыми людьми, нуждающимися в ее помощи. Когда-то размещенное в газете объявление сделало свое дело. Александра никогда не забудет, с каким волнением она встретила первого посетителя. Ей казалось, что стук ее сердца заглушает слова. Как же она старалась не выдать себя. Она, от которой должна была исходить уверенность, чувствовала себя как на экзамене. Постепенно она не то чтобы очерствела, просто примерила маску спокойной рассудительности, а позднее по-настоящему научилась держать себя в руках. От нее требовались помощь, реальные советы, а как она могла дать все это, не научившись управлять собственными эмоциями?
Год за годом Александра расширяла круг клиентов, стараясь не переоценить свои возможности. У нее должно было быть достаточно времени на каждого, кто переступал порог ее кабинета. Никакой спешки, никакого конвейера. Пусть она поможет единицам, но это будет по-настоящему, личностно, глубоко проработано. Ей советовали нанять секретаря, чтобы не отвлекаться на мелочи. Но разве в ее работе они есть? Нет, секретарь – плохая идея. Она сама должна слышать голос клиента, по нему пытаясь составить его портрет. Это помогало ей понять, насколько она разобралась в типаже, прочувствовала сложность предстоящей работы еще до того, как увидит его. Настали времена, когда даже при максимально продуманном рабочем графике Саше все чаще приходилось просить извинить ее за то, что в данный момент она не могла оказать нужную помощь. Она не хотела подходить к делу формально. Быть может, даже сама иллюзия оказания помощи могла быть необходимым и достаточным условием успеха, но Александра ничего не делала в полсилы.
Убедившись в том, что у нее все получается, утопая в благодарностях тех, в чьих глазах она снова видела искру надежды, ожидания счастливого будущего, она сама воспарила. Это было не поддающееся контролю разрастающееся ощущение собственной значимости, превосходства. Оно захлестывало, превратившись однажды в комплекс незаменимости. Один из клиентов прямо сказал, что она напоминает ему вампира, питающегося чужой болью. Это случилось лишь один раз, но Александра задумалась: она такая же, как и те, кто нуждается в ее помощи. Просто пока у нее получалось управлять своей жизнью. Эйфория от собственной важности навсегда отступила, освободив место здравому смыслу, уверенности в себе, дающей основания оставаться внутренне спокойной, собранной.
Но сегодня, когда этот взбалмошный истеричный мужчина угрожал суицидом, Александра почувствовала, как по телу пробежала неприятная волна неуверенности в себе. Состояние на грани страха. Оно длилось всего минуту, но этого было достаточно для того, чтобы снова задаться вопросом: на своем ли ты месте, милая?
Телефонный звонок помешал получить всю полноту ощущений от самобичевания.
– Здравствуйте, слушаю вас! – дежурная фраза, произнесенная приподнято-радостным голосом. Это восторженно-приветливое звучание отрабатывалось годами. Еще с тех пор, когда Саша только собиралась стать психологом. Уже тогда она интуитивно чувствовала, что первое впечатление о человеке, которого не видишь, зависит от тембра его голоса, интонации. Нужно говорить так, чтобы на другом конце провода были уверены – именно этот разговор самый важный, самый долгожданный.
– Шурочка, я вовремя?
– Мама?
Договоренность – никаких звонков в рабочее время – была нарушена. Мама не относилась к числу тех, кто нуждался в профессиональной помощи психолога. У Риммы Григорьевны на все свое мнение. Она умело маневрировала среди норм, приличий, умудряясь жить по собственным правилам. Это не была насыщенная, наполненная праздниками жизнь. Скорее, существование, ограниченное природной впечатлительностью и склонностью к панике. Пытаться переубедить Римму Григорьевну в том, что ее взгляды на мир нуждаются в корректировке, – напрасная трата времени. В бесконечной веренице сбывшихся и всегда ожидаемых неприятностей Римма Григорьевна хотела видеть рядом с собой человека, на которого можно опереться, который не оттолкнет, не отмахнется.
Выбор пал на единственную дочь. В конце концов, по мнению матери, она должна воздать по заслугам той, которая родила и воспитывала ее, забывая о собственных нуждах. Это было одним из краеугольных камней жизненной философии Риммы Григорьевны: сколько в детей вложено, столько должно быть отдано. И не важно, что ребенку уже за сорок. Он все еще в долгу. Он должник до самого последнего вздоха, своего ли, родительского – не важно. Дети платят по счетам и не должны скупиться на проценты. Одно радовало Римму Григорьевну: все причитающиеся дивиденды достанутся только ей одной, потому что проходимец-отец бросил их еще до появления дочери на свет.
Его никто не искал. За все эти годы Олег Васильевич Лесков не дал о себе знать. Они так и не расписались, но Римма с чистой совестью дала дочери фамилию и отчество несостоявшегося супруга. Воспитывала дочь одна. Воспитывала так, как считала нужным. Краснеть за Сашу не приходилось. Только вот той близости, о которой мечтала Римма Григорьевна, не получилось. Сначала ей нравилось, что не по годам развитая и самостоятельная девочка словно и не нуждается в ее опеке и заботе. Маленькая взрослая женщина не совершала необдуманных поступков, хорошо училась, мечтая стать актрисой. Драмкружок при доме школьника, танцевальный ансамбль – на спектакли и выступления Римма Григорьевна приходила тайно. Саша категорически просила ее не делать этого.
– Не нужно приходить, мам. Если я увижу тебя в зале, я собьюсь. Я тебе потом все расскажу. Договорились?
Римма Григорьевна напрасно ждала подробностей очередного успешного выступления дочери. Александра ограничивалась общими фразами, приносила фотографии. Ей и это казалось лишним. Девочка давно привыкла к тому, что мама занята собственными проблемами. Поиск второй половинки затянулся. Очередное разочарование делало мать раздраженной, необоснованно грубой. Срывалась на Саше, потом чувствовала вину, пыталась ее загладить. Убеждая себя, что ребенок ни в чем не виноват, с некоторых пор все чаще видела в дочери причину своего одиночества: мало настоящих мужчин способно искренне любить и принять женщину с чужим ребенком. Или это ей так не везло по жизни, если даже отец Саши испугался.
Уставшей от одиночества Римме Григорьевне не хотелось видеть причиной своих несчастий себя. Да, она слышала умное высказывание на этот счет, но оно ее не устраивало. Оно не вписывалось в канву ее мироощущений. Желая любви мужчины, она год за годом теряла взаимопонимание с дочкой, но долгое время это ее не беспокоило. Она считала, что та должна любить ее и заботиться, несмотря ни на что. Какие бы претензии и незаслуженные обиды ни приходилось Саше выносить, она – ее единственная дочь. Она должна быть благодарна только за факт своего появления на свет. Римма Григорьевна не знала, что поначалу Саша обижалась, а позднее научилась спокойно воспринимать как внимание, так и игнорирование с ее стороны.
С годами материнское сердце почувствовало прохладу, скрыть которую не могли дежурные улыбки, фразы о родительской любви и дочернем долге. Все переплелось в запутанную теорию с теоремами, не требующими доказательств. Саша вела себя предсказуемо, как будто и придраться не к чему, но Римма Григорьевна чувствовала себя неспокойно. Чем дальше, тем яснее она понимала, что ее планы под угрозой: единственная дочь все больше выходила из-под контроля. Так можно и не дождаться выплат по счетам.
В этом предчувствии была достаточно большая доля правды. Александра росла с уверенностью, что никому ничего на этом свете не должна. Это была реакция на долгие годы борьбы с ощущением собственной ненужности. Трудности первой любви, первого предательства, неискренней дружбы ей приходилось преодолевать без чьей-либо помощи и поддержки. В какой-то степени это ее закалило, в какой-то – сломало. В результате за спиной один фиктивный брак, другой – неудачный, разбитое сердце, два аборта и профессия психолога, благодаря которой Александра пыталась убедить себя, что ее проблемы ничто в сравнении со страданиями ее клиентов. Убегая от своих комплексов, Саша активно и довольно успешно помогала другим избавляться от «тараканов». Этот процесс настолько захватывал ее, что в какой-то момент она словно переставала существовать в своей реальности.
Ушли в прошлое детские обиды на мать, потускнели несбывшиеся мечты и первые невинные поцелуи, как и мальчишка из класса – ее первая любовь, Саша старалась изменить все, что напоминало бы о неудачах. Со временем сменила квартиру, ушла из районной клиники, открыв свой частный кабинет, меняла партнеров, влюблялась, жила одним днем, не строя планов.
В какой-то степени она вела себя по-мужски. Ей нравилась независимость, интрига нового дня. Ничего хорошего в замужестве, детях, будничных заботах она не находила. Сказала себе, что сыта семейной жизнью, и дала себе слово наслаждаться каждым прожитым днем. Она делала это в меру своего опыта, понимания счастья и удовольствий. Ей нравилась жизнь без обязательств, жизнь хозяйки, полностью владеющей ситуацией. Все, как говорится, под контролем, но одного Саша так и не смогла изменить. Римма Григорьевна вдруг вспомнила о существовании дочери. Настойчивость, с которой мать начала проявлять интерес ко всему, что происходило с ней, раздражала наверняка так же сильно, как в далеком детстве Римму Григорьевну злило желание дочери завладеть ее вниманием. Доходило до того, что Александра вводила телефонный номер матери в «черный список», но тогда учащались незапланированные визиты.
Саша пыталась деликатно объяснить, что на этом этапе ей не нужна новая подружка, а ничего более глубокого она предложить не может. Момент налаживания близких отношений упущен безвозвратно. Для Александры это было настолько очевидно, что оставалось удивляться наивности и настойчивости матери. Тем не менее она выполняла обязанности дочери: стоило Римме Григорьевне о чем-то ее попросить, Саша бросалась выполнять поручение. Ей не хотелось со временем мучиться от чувства вины, но и злоупотреблять своей мягкостью Александра не позволяла. Давая понять, что поезд задушевного общения давно ушел, настаивала на сокращении звонков, встреч и участии в жизни друг друга.
– Мы прекрасно живем в параллельных мирах, – улыбалась Саша, прямо глядя в васильковые глаза матери.
Очередная просьба прозвучала несколько дней назад. Римма Григорьевна упорно не желала примиряться с тем, что раньше было для нее в порядке вещей. Отчуждение дочери теперь, когда Римме Григорьевне перевалило за шестьдесят, казалось трагедией. Но Сашу все устраивало, поэтому ей периодически приходилось напоминать о неписаных правилах их общения: «Давай не будем ничего менять, мам, чтобы потом ни о чем не жалеть. Ведь раньше все было хорошо без этих каждодневных пустых разговоров, сводящихся к тому, что тебе нужно помочь сделать генеральную уборку или срочно навести порядок на антресолях, а у тебя болит спина…»
Сколько раз она говорила об этом? В разных вариациях, по разным поводам – сколько? Неужели придется снова повторяться? Александра подкатила глаза к потолку. Незапланированное общение с матерью – не самое лучшее окончание рабочего дня. Оставалось надеяться, что только исключительная причина заставила Римму Григорьевну нарушить неписаное правило. Она не желала понять, что за последнее время отношения между ними разладились. Саша грустно усмехнулась – они перестали, а скорее, никогда и не понимали друг друга. Встречи свелись к редким показательным выходам, телефонные звонки – к общим фразам. И сегодняшний звонок вызвал у Александры приступ раздражения. Легко справившись с ним, она постаралась вложить в свои интонации максимальную дипломатичность и гибкость.
– Что ты хотела, мам? У меня мало времени.
– Шурочка, извини. Я знаю, ты не любишь, когда я звоню тебе на работу.
– Знаешь, – улыбнулась та. У нее не было желания задавать вопросы, проясняющие ситуацию.
– Я не хотела тебя рассердить, но обстоятельства вынуждают меня, и еще я подумала, что ты можешь узнать слишком поздно.
– Поздно. – Саша села за стол, скрестив ноги. Она отвечала автоматически, применяя один из своих приемов: повторение услышанной информации повествовательной интонацией. Как ни странно, это называлось активным слушанием.