– Да? Что ж, ты права – и в таком случае иди на хер! Довольна? – окончательно взбесилась Марина.
– Hure! <Шлюха, уличная девка (нем.).> – злобно бросила в ответ Нора и выскочила из машины.
Слава богу, избавилась, облегченно вздохнула Марина. И зачем она ко мне приперлась через столько лет? Но уже спустя две минуты она сообразила, что вещи Норы остались в ее доме и та неизбежно за ними явится. И не факт еще, что не станет слезно просить прощения, а почему, собственно, я должна ее прощать? В Москве сейчас не так уж сложно найти номер в гостинице. Ну заплатит подороже, только и всего. А может, еще сегодня улетит в свой Новосибирск! Скатертью дорожка!
Марина позвонила домой и сказала Алюше, чтобы она не прикасалась к Нориным вещам, а когда та будет их собирать, пусть не спускает с нее глаз, такая особа и украсть что-нибудь не постесняется.
– Вот и умничка! – обрадовалась Алюша. – Будь спокойна, мимо меня и спички не пронесет!
Вернувшись вечером домой, Марина обнаружила все Норины вещи там же, где и были.
– Не явилась! – сообщила Алюша. – Знаю я ее, явится поздно, когда уже вроде и не выставишь на улицу, а потом подлизываться начнет: Маришечка то, Маришечка се, – а ты и спасуешь!
– Не исключено! – тяжело вздохнула Марина.
– Мам, тебе звонил какой-то Даниил Александрович Гусев.
– Кто такой?
– Не знаю, он оставил свой телефон, просил с ним связаться в любое удобное для тебя время! – доложил Мишка.
– Сегодня у меня нет ни времени, ни сил! Если бы ты знал, как я устала…
– Стену стеклянную заказала?
– Да, хотя пришлось долго ругаться! А у тебя что нового?
– Ничего.
– Котятами больше не торговал? Кстати, где Сидора?
– У меня на столе дрыхнет, ей все фиолетово.
– Что? Как?
– Фиолетово!
– Что это значит?
– Значит, ей все по барабану!
– Господи помилуй! – тяжело вздохнула Марина.
Около одиннадцати таинственный Даниил Александрович Гусев позвонил снова. У него был приятный, вкрадчивый голос.
После работы Михаил Петрович решил съездить на улицу Гиляровского, впрочем, это нельзя было назвать решением, это была острая потребность. Он нашел дом, подъезд, возле которого не обнаружил вишневого «Рено». Вероятно, она еще не вернулась или ставит машину на стоянку. Интересно, как она живет, какая у нее квартира, кто кроме маленького Мишки и Клипсидры еще обитает в этой квартире? Надо ж такое выдумать – Клипсидра, улыбнулся он. Прождав напрасно около получаса, он рассердился на себя. Совсем я сдурел, что ли? Вернется с работы усталая женщина, дома ждет сынишка, может быть, некормленый, а тут я, здрасте вам! Какие чувства, кроме раздражения, я у нее вызову? Нет, поеду на дачу, лягу спать пораньше, может, она мне приснится… Он развернулся и уехал. Интересно, она хоть разок сегодня обо мне вспомнила?
Около часу ночи Марина начала беспокоиться.
Куда же подевалась Нора? Она говорила, что в Москве у нее нет других знакомых, улететь без вещей она вряд ли могла. А вдруг с ней что-то случилось? Она одета дорого, на ней много всяких цацек, мало ли кто мог ей попасться на пути. Марина побрела на кухню, решила выпить чаю. Вот чертова кукла эта Нора.
– Ты что полуночничаешь?, – спросила Алюша.
– А ты почему не спишь?
– Так я все думаю, куда эта шалава подевалась.
– Вот и я тоже!
– Но ты вообще-то зря волнуешься, придет, никуда не денется, такие Богу не нужны.
– Богу не нужны, а каким-нибудь бандитам сгодится, да и вообще… Неудобно вышло, вроде я ее выгнала, она, конечно, сама меня спровоцировала, но все равно…
– Я думаю, она тебя проучить хочет. Именно того и добивается, чтобы ты тут с ума сходила, а когда она явится, просто все от радости позабыла.
– Вполне в ее духе, но Москва – город уж больно неспокойный.
– Ты, Маря, все-таки иди ложись спать…
– Не могу! Если она явится целая и невредимая, я сама ее убью. Ты знаешь, мне завтра предстоит очень важная встреча. Если дело выгорит, я заработаю сумасшедшие деньги!
– Как это?
– Меня пригласили в одну мощную фирму оформить целый этаж, где у них директорат помещается. Бюджет огромный, я смогу там развернуться… Я такого еще никогда не делала…
– Ой, Маря, там небось бандюганы одни…
– Посмотрим.
– Не надо, не соглашайся, Маря!
– Да почему?
– Боязно мне. Где большие деньги, там всякие разборки начинаются, вон как в кино показывают.
Налетят какие-нибудь да пристрелят тебя под горячую руку…
– Телевизор надо меньше смотреть, – засмеялась Марина. – Нет, Алюша, это шанс! Еще какой!
Если все получится… Даже не в деньгах дело, мы, в конце концов, и так неплохо живем, но просто тут размах и перспективы… Я могу очень высоко взлететь, хотя могу, конечно, и провалиться. Кто знает, какие там заказчики? Может, им нужна золоченая лепнина и бархатные шторы с хрустальными люстрами… Хотя, конечно, вряд ли они стали бы меня приглашать, если бы не знали моих работ… У меня завтра в половине первого встреча с ними, а я тут из-за этой коровы спать не могу..
– Ничего, ты еще молодая, одну ночку не поспишь, хуже не станешь, – погладила ее по голове Алюша.
– Ты права, но сама ступай спать.
– Сейчас, сейчас, только молочка хлебну.
Алюша ушла. У Марины сна не было ни в одном глазу. Неужели эта поганка испортит мне день моего профессионального торжества? Марина встала, подошла к окну, отщипнула верхний листок герани, которая все норовила вымахать вверх, пощупала землю у толстянки и тут увидела, что к дому подкатило такси. Она вгляделась. Из машины вылезла Нора, целая и невредимая. Марина задохнулась от злости. Половина второго, ключей у нее нет, значит, она перебудит весь дом! Но ее это, похоже, нисколечко не волнует.
Раздался звонок домофона. Марина не реагировала. Она знала, что Алюша еще не спит, а Мишку ничто не разбудит. Звонок повторился. В прихожую выглянула Алюша:
– Маря, ступай спать, я сама ее впущу, а то сейчас разборки начнутся. Выгонишь ее утром, а пока постарайся заснуть.
– Хорошо, спасибо тебе! – согласилась Марина и ушла к себе.
Проснувшись утром, она первым делом вспомнила о предстоящей встрече с заказчиком, а потом уж о Hope. Как же быть? Если она и сегодня не уедет? Тогда придется попросить Игоря, пусть он что-то предпримет… Или нет, я сама куплю ей билет в Новосибирск и отвезу в аэропорт. Интересно, из какого аэропорта вылетают самолеты в Новосибирск? Из Домодедова, наверное?
Марина встала, позанималась на тренажере и побежала в душ. Когда она пришла в кухню, Алюша уже кормила завтраком Мишку.
– С добрым утром!
– Привет, мам! Знаешь что, ты мне дай денег!
– Зачем тебе деньги? – рассеянно осведомилась Марина.
– На театр, мы с классом идем в театр на следующей неделе! И потом, у меня тоже кончились деньги. Понимаешь, надо было кое-что купить…
– Принеси мою сумочку.
Мишка принес. Марина открыла кошелек и удивилась. Она совершенно точно помнила, что вчера вечером в кошельке было триста долларов и три тысячи рублей. Теперь же там было только двести долларов и сто рублей.
– Ма, ты чего? Я же опаздываю!
– Ах да, да, на вот, сто рублей хватит?
– Думаю, да, спасибо! Все, я побежал!
– Маря, ты чего?
– Понимаешь, – у меня тут денег не хватает, я точно помню, что было триста баксов, а сейчас двести…
– Я не брала!
– Господи, Алюша, а то я не знаю…
– Ой, Маря, ты сумку в прихожей оставляла?
– Как всегда.
– Ясненько, подружка твоя поживилась. Больше некому.
– А Мишка не мог? Знаешь, мальчишки в таком возрасте…
– Маря, ты в своем уме? Сколько пропало?
– Сто баксов и три тысячи. Не так уж мало…
Марина встала и решительно направилась в гостиную, не хватало еще, чтобы эта гнусная баба тут воровала…
Нора спала сладким сном.
– А ну вставай, – тряхнула ее Марина.
– Что? А? Маринхен, guten Morgen!
– Нора, зачем ты взяла деньги?
– Что? Какие деньги?
– Черт с тобой, можешь ими подавиться, но видеть тебя в своем доме я больше не желаю! И мне абсолютно наплевать, купила ты билет или решила еще у меня пожить! Я тебя видеть не желаю! Вставай, собирай вещи и катись!
– Маринхен, ну что ты злишься? Мало ли что бывает между подругами. Ну цапнулись мы вчера einbipchen <Немножко (нем ).>, подумаешь!
– Ты мне не подруга, я вообще не знаю, за каким чертом ты сюда явилась, но терпеть тебя тут я больше не намерена, понимаешь?
Нора неспешно поднялась, накинула халат:
– Значит, гонишь?
– Значит, гоню! И кстати, вещи будешь собирать при мне, а то, боюсь, мне твой визит слишком дорого обойдется.
– Ты что же, меня за воровку считаешь?
– Вот именно!
– Ну ты и сука!
– Какая есть!
– Выйди, я не буду при тебе одеваться!
– Придется. С тебя глаз спускать нельзя!
– Ты еще об этом пожалеешь!
– Ты еще об этом пожалеешь!
– Не думаю!
– Но поссать хотя бы ты мне позволишь!
– Ради бога!
Нора пулей вылетела из комнаты. Марину всю трясло. Эта тварь еще смеет угрожать!
Из ванной Нора вернулась присмиревшая.
– Маринхен, давай все забудем!
– С какой стати?
– Ну, мы же все-таки цивилизованные люди…
– Ты, может, и цивилизованная, а я нет! Мне не нравится, когда меня держат за полную дуру, вот такая странность!
– Даже кофе не дашь?
– Не дам! На те деньги, что ты у меня слямзила, вполне прилично можешь позавтракать в ресторане. Еще и на обед останется и на ужин…
– Ничего я не лямзила, просто твой сыночка тебя обокрал, они теперь с малолетства ширяются. Я вчера знаешь сколько малолетних наркоманов повидала, пока по вашей сраной Москве гуляла!
Марина потеряла дар речи.
– Да-да, еще помладше твоего есть! Проворонила сынишку, а теперь на меня все валишь! Да я уйду, уйду, не боись! Мне вчера мой Ханнес позвонил, если хочешь знать, умолял вернуться, обещал златые горы, так что мне твой стольник – тьфу! Дура ненормальная! У меня завтра самолет в Швейцарию, на фиг мне эта Сибирь… Если уж в Москве все так… то в Сибири еще хуже, так что…
Марина была уже не в силах реагировать на ее слова. Она вся тряслась от ужаса. Вдруг эта мерзкая баба права и Мишка стал наркоманом, а она, занятая делами, упустила его? А Алюша просто по темноте своей ничего не заметила?
– Ну вот и все. Я готова! Вызови мне такси!
– Выйдешь, сразу поймаешь!
– Ну что ж, спасибо за приют, за ласку, Маринхен! Желаю тебе очень сильно пожалеть о том, как ты со мной обошлась! Пусть у тебя все будет хуже некуда! Tschus! <Пока (нем.).>.
И она ушла, хлопнув на прощание дверью.
– Маря, ну слава богу! Ой, что это ты такая? Что она тебе сказала?
– Аля, я даже говорить не хочу!
– Скажи, тебе легче будет! Я тут слыхала, как она на прощание вопила, ты из-за этого расстроилась?
– Да нет, что ты… Она сказала, что деньги Мишка украл.
– Ну конечно, раньше никогда копеечки не брал, а как эта курва приехала, сразу и украл, причем у родной матери…
– Она сказала, что он малолетний наркоман…
Алюша, а вдруг правда, а?
Алюша позеленела.
– Маря, ты чего, совсем с глузду съехала? Наш Мишка наркоман? Да если б я слышала, своими бы руками пасть ее поганую порвала, и как у нее язык-то повернулся! Мишка наркоман! Да мы с ним на той неделе диспансеризацию проходили, думаешь, доктора бы это проворонили? Если хочешь знать, в полуклинике одна женщина в такой истерике билась – у ней сынишку как раз наркоманом признали…
– Вот видишь!
– Ты чего, оглохла? Я ж говорю, Мишка наш здоровенький, и вообще, золото чистое, а ты этой падле веришь? Да она просто хотела тебя отключить, вот под дых и ударила, знала, гадина, чем тебя до печенок пронять… Ты что, не видишь, какие у Мишки глазки ясные, разве ж у наркоманов такие бывают?
– Ох, Алюша, она и вправду меня до печенок достала… Вот гадина. – Марина разрыдалась.
– Ну ничего умнее не придумала? Но ты поплачь, легче будет.
Марина долго еще рыдала на груди у Алюши, а та гладила ее по голове, приговаривая:
– Маря, Маря, ты не думай такие глупости, неужели я Мишку не уберегу? Он же не только твоя кровиночка, но и моя тоже, я ж его с пеленок ращу.
У меня дороже Мишки никого нет в жизни, даже ты на втором месте, а ведь это не Мишка меня пригрел, а ты. Ну, Маря, все, хватит плакать, а то будешь такое чупирадло, когда на встречу свою пойдешь! Нос красный, глаза красные, они глянут и скажут: она, наверное, пьяница. А не то встретишь там своего суженого, а он тебя и не узнает. Глянет и подумает: она же просто пугало…
– Какой еще суженый? – улыбнулась Марина.
– Да уж какой-нибудь… Не век же тебе с Игорьком хороводиться. Он до сорока лет под мамкину дудку пляшет. Нам такой не годится, сама ведь знаешь… Ну вот, хватит носом хлюпать, иди умойся, причепурься, чтобы сразу все увидали – красавица пришла. К красавицам люди хорошо относятся. А на эту гадину наплюй и разотри!
Марина поцеловала Алюшу и пошла в ванную.
Через час никто не мог бы сказать, что эта элегантная, уверенная в себе женщина недавно рыдала на плече у старой няньки, чувствуя себя несчастной, одинокой, умирая от страха за единственного сына и от жалости к себе. А еще через несколько часов, которые она провела на фирме в обществе Даниила Александровича, ее и вовсе нельзя было узнать. У нее светились глаза, на щеках выступил легкий румянец, она целиком была захвачена предстоящей работой и открывшимися перспективами.
– Мариночка Аркадьевна, я уверен, что наше сотрудничество будет весьма и весьма плодотворным, – мягким баритоном произнес Даниил Александрович.
– Я тоже так думаю, – улыбнулась Марина.
Даниил Александрович, представительный мужчина лет сорока, чуть полноватый, показавшийся Марине вполне приятным, пошел проводить ее, и только тут она спохватилась:
– Даниил Александрович, вы так меня ошеломили, что я даже не спросила, а почему, собственно вы обратились ко мне? Кто вам меня рекомендовал, у меня ведь не такое уж громкое имя…
– А вы не в курсе? Вас настоятельно рекомендовал Всеволод Александрович Некрасов. Его вкусу мы полностью доверяем, тем более что в случае с вами мы не можем заподозрить его в какой-либо пристрастности. – И он тонко улыбнулся.
Марине его замечание страшно не понравилось.
А впрочем, черт с ним. Он, наверное, просто дурак.
А Сева, как всегда, оказался замечательным другом.
– Не скрою, мы предложили эту работу ему, но он категорически отказался, заявил, что сейчас ему это неинтересно, и посоветовал обратиться к вам!
Они попрощались. Марина вышла на улицу. Ей в лицо ударил холодный ветер с мелкими брызгами еще только начинающегося дождя. Она поежилась.
Но все равно, настроение было роскошное. Такая работа! И очень хорошие деньги! Но тут дождь хлынул как из ведра. Зонтик лежал в машине. Марина невольно отступила под козырек здания. В этот момент двери на фотоэлементах разошлись, и оттуда вышел Михаил Петрович. При виде ее он остолбенел:
– Вы? Господи, что вы тут делаете?
Неужели суженый? – испуганно подумала Марина и тут же одернула себя: не будь дурой!
– Да вот пережидаю дождь.
– Марина, это же та самая третья встреча! Теперь вы не отвертитесь. И все-таки как вы сюда попали?
Шли мимо?
– Отнюдь. Меня пригласили здесь поработать.
– Поработать? Кем?
– Меня пригласили оформить верхний, административный этаж. А вы? Вы здесь работаете?
– Ну да. Боже, это судьба, Марина! Послушайте, что мы тут стоим, вы же, наверное, замерзли, такой ветер, а вы легко одеты. Пойдемте посидим в холле!
Михаилу Петровичу было немного страшно. Это уж и в самом деле судьба! А еще она сегодня изумительно выглядит. Странно, в ее лице есть что-то такое… родное… Неужели все дело только в Сидоровых глазах? Нет, нет, эта ямочка на левой щеке, когда она улыбается… На правой такой ямочки нет.
И едва заметный шрамик на переносице, и рисунок губ… Я пропал…
– Марина, смотрите, дождь уже не так хлещет, ..
Вы очень торопитесь?
– Да нет… А что?
– Давайте пообедаем где-нибудь, помните, вы обещали, если будет третья встреча…
– Хорошо, я согласна, – неожиданно для себя произнесла Марина.
Дождь кончился также внезапно, как и начался.
Проглянуло солнце.
– Идем? – спросил он, подавая ей руку.
– Идем!
Они вышли ма улицу. Там было хорошо" пахло свежестью.
– Но у меня тут машина, – растерялась она.
– Ничего страшного, после обеда я привезу вас сюда же.
– Хорошо.
Они подошли к его «БМВ». Он открыл дверцу, но в этот момент у нее в сумочке зазвонил телефон.
– Извините! Алло!
– Маря, Маря, приезжай скорее, Мишка упал, голову расшиб… Я «скорую» вызвала, приезжай скорее, Маря! – рыдала в трубку Алюша.
– Боже, Норино проклятье… – прошептала Марина.
– Что случилось?
– Мне срочно надо домой, мой сын разбился…
– Что значит – разбился? – Он схватил ее за руку. – Где разбился?
– Не знаю, упал, голову разбил… Пустите!
– Я вас не пущу, в таком состоянии нельзя садиться за руль! Я сам вас отвезу!
Он почти силой запихнул ее в машину.
У нее тряслись руки и зуб на зуб не попадал.
– Успокойтесь! Дети часто падают, расшибают себе все что можно и нельзя, а через три дня уже снова лезут куда ни попадя. Уверяю вас, я знаю, что говорю, мой отец был нейрохирургом, он часто говорил: ребенок иногда так башкой треснется, что взрослый давно бы уже окочурился, а он полежит денек-другой – и как огурчик!
– Это правда?
– Что?
– То, что вы сейчас сказали? Или вы просто хотите меня утешить.
– Я безусловно хочу вас утешить, но то, что я сказал, – чистая правда. Я, конечно, уже не помню, почему так происходит, но вроде бы у детей в мозгу есть еще какая-то жидкость, которая амортизирует…