Шариф явился в кафе чуть ли не за полчаса до назначенного времени. Неожиданно он понял, что не имеет никакого представления о вкусах и пристрастиях Пьетры. Однако у Шарифа хватило сообразительности на то, что иностранцы вряд ли будут стремиться заказывать свои национальные блюда. Вполне естественно, приехав за границу, пробовать местную кухню.
Шариф заказал все, на что у него хватило фантазии, и стал с нетерпением ждать Пьетру. Он даже и предположить не мог, что девушка тоже явилась на тридцать минут раньше и все это время наблюдала за его поведением. Журналистка гадала, какая реакция будет на ее появление.
– Здравствуйте, Пьетра, – радостно воскликнул Шариф, вскочив из-за стола с такой поспешностью, что чуть не опрокинул посуду.
Девушка чуть улыбнулась и протянула пирату руку, как это было принято в Италии. Убедившись в результате своих наблюдений, что Шариф рад их встрече и ждал ее с нетерпением, Пьетра выработала определенный стиль поведения. Это был сдерживающе-привлекающий стиль. С одной стороны, девушка как бы давала понять, что рада видеть юношу, а с другой, пыталась держать дистанцию в отношениях. Обычно это мучит и распаляет мужчин, что в данном случае было весьма полезно журналистке. В таком состоянии мужчины плохо себя контролируют, и работать с ними гораздо проще. Только нужно знать меру.
– Я так рад вас видеть, Пьетра! – взволнованно заговорил Шариф. – Как вы здесь очутились?
– По делам, Шариф, по делам. Вы не забыли, что я по профессии журналист?
– Вы будете писать о нашей стране? А как вы меня нашли? Вам хотелось со мной встретиться просто так или по делу? – с тайной, но плохо скрываемой надеждой засыпал девушку вопросами Шариф.
– Буду, Шариф, – ответила Пьетра с мягкой теплой улыбкой, – буду писать о вашей стране. А нашла я вас очень просто, но это профессиональный секрет.
– Но для чего? – не удержался Шариф от повторного вопроса.
– Хотелось пообщаться. Мы ведь расстались с вами не врагами, правда?
– Мне хотелось бы на это надеяться.
– Вы очень интересный человек, Шариф. А еще у меня накопилось к вам множество вопросов.
– Задавайте, – с улыбкой ответил Шариф, не столько разрешив, сколько потребовав.
Юноша несколько успокоился, услышав то, на что надеялся. Встреча была из-за него лично, а не по каким-то другим причинам. Ему стало хорошо и легко. Откинувшись на спинку кресла, Шариф рассматривал Пьетру с довольным видом. Он чувствовал себя счастливым. Все прошлое ушло так далеко, что вспоминалось как прочитанная в детстве книга. Россия, Находка, Эритрея, драка в тюрьме, побег, Кения, сожженные трупы, привязанные к дереву, беззащитная девочка-подросток в растерзанном платье перед пьяным похотливым мужчиной…
Всего этого как будто и не было. Или было, но не с ним. Перед Пьетрой сидел большой наивный мальчик и млел от того, что на него обратила внимание красивая девочка. А ведь это был один из известных и удачливых морских разбойников.
– Помните, Шариф, на яхте вы мне цитировали одного русского поэта? Тогда вы не ответили, откуда у вас такие познания в русской литературе?
Шариф только улыбнулся в ответ, полагая, что вопрос еще не завершен.
– И тут я узнаю, что у вас какие-то прямо-таки дружеские отношения с русскими моряками. Скажите, что вас связывает с Россией?
– Детство, – коротко ответил Шариф с грустной улыбкой.
– Детство? Ваше детство прошло в России?
– Да, меня в детстве спасли русские моряки и привезли в Россию. Я там жил некоторое время и даже учился.
– Так вот откуда взялись эти социалистические убеждения! Это вас там ими накачали?
– Никто меня там не накачивал никакими убеждениями, кроме убеждений добра и человечности, – возразил Шариф, и тут по его лицу пробежала легкая тень каких-то не совсем приятных воспоминаний. – Были, правда, и другие учителя, но это не главное.
– И почему же вы вернулись? Здесь вас ждала семья, или там не понравилось?
– Какой-то журналистский допрос. Вы собираетесь писать обо мне книгу или…
– Или, Шариф, – перебила его Пьетра, немного смутившись. – Мне просто интересно, откуда в Сомали взялся такой необычный человек, как ты… простите, как вы.
– Может, нам правда перейти на «ты», – предложил Шариф и покраснел.
– Хорошо, – согласилась Пьетра, – так будет проще.
– Вернулся я сюда только потому, что был там чужим. При всем хорошем, что я там видел, включая и хорошее отношение к себе. Я был там иностранцем.
– А как же ты стал пиратом? Это уж совсем непонятно, тем более после общения с русскими. Насколько я себе их представляю, это не та нация, которая плодит разбойников. Скорее уж, действительно, поэтов и мыслителей.
И тогда Шарифа, что называется, прорвало. Он стал рассказывать свою жизнь с того момента, как вернулся на побережье, не имея ни своей хижины, ни средств к существованию. Единственной возможностью выжить в то время было примкнуть к пиратской шайке. Пьетра жадно слушала Шарифа, жалея, что не предвидела такого поворота в разговоре и не приготовила диктофон. Редкостная удача – когда самый настоящий сомалийский пират изливает тебе душу.
– Но теперь, когда ты разбогател, почему бы тебе не остановиться, не заняться другим мирным и доходным делом?
– Я, кажется, тебе уже рассказывал, еще тогда на яхте, – посерьезнел Шариф. – Я могу защитить своих земляков и свое побережье от чужаков, которые грабят наши воды. Я могу дать моим землякам пищу, в которой они нуждаются и которую им не даст никто, в том числе и вы, сытые итальянцы.
– Сытые, – укоризненно повторила Пьетра, полыхнув знакомым темным огнем своих глаз, – а знаешь ли ты, сколько пришлось работать моему отцу, чтобы стать сытым? Это заслуга его энергии и таланта – заработать немного денег и организовать на них свое дело. Голодать и ночевать в офисе, но отдавать последние силы и деньги бизнесу, чтобы он развивался, своим работникам, чтобы удержать их, чтобы они не голодали.
– Ты как будто упрекаешь меня, – вскинул брови Шариф, – тем, что я разбойник, а вот твой дорогой отец не пошел в море грабить.
– А хоть бы и так!
– Ты считаешь, что у меня нет никаких других талантов? Я, по-твоему, могу только взять в руки автомат, выйти в море и грабить моряков?
– А разве ты доказал обратное? – запальчиво спросила Пьетра.
– Значит, ты хотела встретиться со мной, чтобы лишний раз напомнить мне, что я пират и разбойник?
Пьетра вытаращила на Шарифа глаза, не понимая, серьезно он говорит или шутит. Случайно или умышленно у этого странного парня вырвалась фраза, почти слово в слово повторившая ту, что в свое время писатель Сабатини вложил в уста своего героя, капитана Блада. Эта ситуация вызвала в ней какой-то непонятный восторг. Девушка не удержалась и расхохоталась в полный голос. Слишком поздно Пьетра сообразила, что Шариф воспримет ее смех неправильно.
– Значит, ты решила встретиться со мной только для того, чтобы лишний раз убедиться, что я все еще пират, – горько сказал Шариф. – Вы, европейцы, привыкли всех мерить по своей мерке. Все должны думать и поступать, как вы. Я должен был стать скотоводом или банкиром, потому что тебе так кажется правильным. А до того, что у меня на душе, тебе нет дела!
– Шариф, ты неправильно меня понял, – попыталась Пьетра исправить положение.
– Вам всем нет дела до того, что у нас на душе, – продолжал говорить Шариф, пропустив мимо ушей замечание девушки. Он почти уже кричал, но без злобы, а лишь в полном отчаянии. – Вам всем нет до нас дела. Мы для вас дикари. Вас удивляет, что нам знакома русская поэзия, что сомалиец учился в русском мореходном училище. Вы приезжаете сюда, как в зоопарк, а мы для вас как обезьяны! Можно дать банан, а можно и подразнить.
– Шариф, что ты говоришь? – со слезами на глазах воскликнула Пьетра, но Шариф на нее уже не смотрел. Вытащив из кармана несколько банкнот, он швырнул их на стол и поднялся.
– Прости, Пьетра. Я понимаю, что ты журналист. Твоя работа – развлекать своих сытых хозяев, которые платят тебе за развлекательные статьи про Африку. Но я не обезьяна, и не стоит писать сюжеты о мотивах моего поведения.
Шариф быстрым шагом вышел из кафе. Перед глазами его все двоилось, а в горле стоял комок горечи и обиды. Такая красивая и такая жестокая… «Мерседес» взревел мотором и, рванувшись с места, понесся в сторону побережья. С удивлением Шариф обнаружил, что по его щеке пробежала слезинка.
Страдать и ломать в отчаянии руки было не в характере Шарифа. Даже в такие минуты организм требовал движения, будто сопротивляясь унынию и разъедающей душу горечи. Некоторое время после возвращения из города и встречи с Пьетрой он лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку. Но кипевшая в душе буря подняла его на ноги. Шариф спустился в подвал и несколько часов изнурял себя на тренажерах, затем несколько раз пересек свой небольшой бассейн энергичным брассом. Вконец усталый и мокрый, он плюхнулся в кресло и стал думать. Пришли ясность мысли и трезвость суждений.
Пьетра, в общем-то, в чем-то была права, думал Шариф. Он окружил себя роскошью, стал ощущать в себе что-то величественное. Стал воспринимать как должное восхваления и лесть в свой адрес, ему это даже нравилось. Нравилось чувствовать себя героем, нужным и любимым окружающими его людьми. Собственно идеи, которые толкнули его к занятию пиратством, постепенно стали отходить на второй план, заполняя передний план собственной значимостью и величием.
Что же мне делать? Может быть, я и есть разодетая самодовольная обезьяна. Или я просто бестолковый мечтатель, приносящий пользу лишь в своих фантазиях? Но ведь это не так. Все мои люди и их семьи сыты, обуты, одеты. В тех деревнях, откуда родом мои помощники, – мир и благополучие. Но смог ли я достичь чего-то для своей страны? А смогу ли я дать что-то стране – или только своим деревням? Это что же, думал Шариф, Пьетра толкает меня на организацию оппозиции существующему правительству, свержение чужой власти и установление моей? Хотя нет, она об этом как раз и не говорила. Она намекала на то, что, заработав деньги беззаконным путем, я должен теперь заниматься мирным и законным делом. Но тогда я должен бросить пиратство, и к моим берегам снова пойдут чужие суда, чтобы ловить нашу рыбу. Я буду сидеть в городе в офисе, а мимо моих берегов будут плавать суда сытых европейцев и американцев. Нет, Пьетра, не смогу я сидеть в мирном офисе. Я должен брать дань с тех, кто сыт и богат, и отдавать это беднякам. Те, кто не хочет видеть нищеты Африки и помочь ей, должны за это платить. Международные организации думают, что они делают достаточно, что привозят нам немного продуктов, которые здесь же и разворовывают. Если они так думают, то я думаю по-другому. И действовать я буду по-другому. Так, как считаю нужным.
На следующее утро к дому Шарифа подъехал пыльный и разбитый пикап, груженный какими-то пустыми ящиками. Совсем юный шофер, размазывая пот по пыльному лицу, держал в руках большой пакет. Когда Шариф спустился в холл, мальчик передал ему пакет и добавил:
– Это просили передать, чтобы вы обязательно прочитали.
Получив щедрые чаевые, паренек убежал к своей машине, и его разбитый пикап вскоре скрылся за холмами. Шариф распечатал пакет и уставился на его содержимое. Это была пачка бумаг с напечатанным на русском языке текстом. На титульном листе крупными буквами виднелась надпись: «Рафаэль Сабатини. Одиссея капитана Блада». Ниже размашистым, но аккуратным почерком было приписано: «Шариф, прости меня, если можешь. Постарайся понять и поверить, что я смеялась, не думая тебя обидеть, а от горького сходства с тем, о чем ты здесь прочтешь. Я была неправа и признаю это. Наверное, я в самом деле не имела права даже намека делать на упрек, я – которая не испытала на себе, что такое голод и нищета».
Шариф вернулся к себе в кабинет, швырнул в угол полотенце и забрался с ногами в большое, стилизованное под старину кресло. Он включил торшер и стал читать. Он даже представить себе не мог, как Пьетра смогла раздобыть через Интернет русский вариант этой книги. Но на самом деле все было гораздо сложнее. Созвонившись со своей подругой Анной Паголетти, Пьетра попросила найти у букинистов или в библиотеке эту книгу на русском языке. Анна нашла, отсканировала все страницы текста вместе с иллюстрациями и переправила Пьетре по электронной почте. И только спустя два дня журналистка, распечатав текст на принтере, отправила Шарифу книгу с посыльным.
Читая захватывающий сюжет, Шариф все больше и больше находил сходства в своем образе мыслей с героем книги. По своей юношеской наивности он полагал, что главное – несчастная любовь, а не трагизм ситуации, в результате которой любовь стала несчастной. Когда же он дошел до того места в тексте, где Арабелла Бишоп назвала Блада вором и пиратом, на глаза юноши навернулись слезы.
Будучи талантливой журналисткой, Пьетра все же не имела достаточного жизненного опыта. Реакция Шарифа оказалась совершенно противоположной той, которой она ожидала. Юноша стал даже находить в себе портретное сходство с героем, которого писатель описывал как очень смуглого. Иногда его из-за этой природной смуглости и южного загара обзывали даже «черномазым мошенником». Прочитав книгу, Шариф стал грезить новой встречей с Пьетрой. Намек на героиню книги он воспринял как надежду на чувства девушки к нему, и это затмило все остальные мысли.
Пьетра приехала сама и без предупреждения. Шариф сидел дома, забросив все свои дела, и пребывал в мечтах. Даже неожиданное появление журналистки он воспринял как часть своей мечты, которую путал с реальностью. Сейчас в его голове было только одно: романтический герой – он – ждет встречи с прекрасной возлюбленной.
С виноватым видом Пьетра бросилась к Шарифу.
– Ты простил меня, Шариф? – взмолилась девушка. – Ты понял, что все это было глупым совпадением? Я очень хорошо к тебе отношусь и совсем не презираю тебя.
– Я знаю это, Пьетра, – ответил Шариф и осмелился поднести руку и прикоснуться к волосам девушки. – Мне всегда хотелось узнать, какие они на ощупь.
Пьетра смутилась и опустила глаза.
– Я очень виновата перед тобой, Шариф, – снова заговорила она, – ты столько пережил в свои годы. Никто не смеет упрекать тебя, а уж тем более я.
– Забудем об этом, – ответил Шариф, которого очень волновало то, что Пьетра стоит так близко от него. Ему страшно хотелось не только прикоснуться рукой к ее волосам, но понюхать их, зарыться в них лицом. Они, наверно, пахнут солнцем и морем.
– Нет, правда, – оживилась девушка, почувствовав первый успех. – Я всего лишь хотела сказать, что, возможно, не стоит всю жизнь посвящать пиратству. Ведь и капитан Блад в конце концов бросил это занятие, когда представился случай.
– Пьетра, – примирительно ответил Шариф, – не начинай снова этот разговор. Капитану Бладу подарили пост губернатора. Если бы мне подарили такой пост, то я тоже бросил бы свое грязное, как ты считаешь, занятие. Тогда бы я смог сделать больше, чем делаю сейчас.
– Но ведь есть и другие способы, – обрадовалась Пьетра, постаравшись пропустить мимо ушей выражение «грязное занятие». – Зачем ждать таких подарков, когда есть и другие пути достичь того же самого?
– Ты так ничего и не поняла, – сокрушенно заметил Шариф и опустил голову, – ты забыла, какие цели я перед собой поставил. Ни один губернатор не сможет делать того, что я сейчас делаю. Почему все женщины такие упрямые и глупые?
– И ты называешь меня глупой? – возмутилась Пьетра. – Ты, который…
– Ну, договаривай, – возмущенно велел Шариф, – «ты вор и пират»! Ты это хотела сказать?
– Ты дурак! – закричала Пьетра. – Разве можно жить книжными судьбами? Я хотела только объяснить тебе этой книгой, что понимаю тебя.
– Сама дура! Потому что тебе только кажется, что ты меня понимаешь. На самом деле ты понимаешь только себя и ценишь только свою точку зрения!
– Я дура? – воскликнула Пьетра, которая стала похожа на маленький черный ураган, со своими разметавшимися волосами и разгоряченными щеками. – Да ты…
Договорить девушка не успела. Шариф, глядевший на нее негодующим и в то же время восхищенным взглядом, вдруг привлек Пьетру к себе и закрыл ее рот неумелым и страстным поцелуем. Попытки вырваться из объятий юноши ни к чему не привели, кулачки несколько раз ударили по его плечам, а затем разжались. Губы девушки вдруг стали податливыми и мягкими. Шариф тонул в их влаге, ощущая ищущий язык девушки. Ее тело вдруг стало таким горячим и оказалось плотно прижатым к его телу. Шариф схватил Пьетру плотнее в свои объятия, и оба вдруг пошатнулись, потеряв равновесие. Мягкая поверхность массивного кожаного дивана мягко приняла два тела…