– Подъедем? – спросил Гаврила.
– Так она же вроде в другую сторону ехать собирается...
– А поедет с нами. «Заплечная» она, сразу видно. Побаловался с ней кто-то да вышвырнул. А мы подберем...
Девчонка – на вид ей было восемнадцать – села в машину без всяких разговоров. Только чуть повозмущалась, когда «КамАЗ» стал разворачиваться.
– Да ладно, не пищи, с нами поедешь, – по-хозяйски сурово распорядился Гаврила и положил пятерню ей на голую коленку. – Мы тебя не обидим...
– А вы, дяденька, руку-то уберите, – жалобно попросила она, не глядя ему в глаза.
– А чего это? – Он и не собирался слушаться ее.
– Я не такая, как вы думаете...
– А какая же ты? – рассмеялся он, и его рука поползла вверх по голой ляжке.
– Ну чего ты, чего? – Она дернулась и сбросила с себя его руку.
– А вот хочу посмотреть, есть ли у тебя под рубахой трусики?
– Нету, ничего нету! – Она закрыла лицо руками.
– Что, жмут? – расплылся в похабной улыбке Михайла.
– Не жмут... Козел меня один в Ростов с собой вез. Сумочку обещал мне подарить. А я ему поверила...
– А он тебя, киска моя, на кукан-то и насадил...
– Ну так я же ему поверила... А он, гад такой, сначала попользовался мной, а потом из машины выгнал и одежду не отдал... Хорошо, я хоть рубаху его старую успела прихватить. Она у него как тряпка была...
– Невезуха... А хочешь, мы тебе сумочку подарим?
– Правда? – Девчонка сразу оживилась, на ее губах заиграла глупая улыбка. – Я так сумочку хочу...
– Вот мы тебе ее и подарим.
– А приставать не будете?
– Как это не будем? Будем!..
– Ой, смотрите! Козел вон тот, который меня матросил! – И она ткнула пальцем в лобовое стекло. – Остановитесь, пожалуйста!
Впереди, по ходу движения, метрах в ста на обочине дороги стояла зеленая «тройка» с пробитым левым задним колесом. Рядом с машиной лицом к дороге стоял молодой человек атлетического сложения с домкратом в руке.
– Еще чего! – буркнул Михайла.
– Это он! Я узнала его! У него мои вещи, я должна их забрать, – захныкала она. – Он же один, ну чего вам стоит? Мужики ведь вы здоровые...
– Ладно, тормозни, – сказал Гаврила напарнику.
Он выскочил из кабины и быстрым шагом направился к «тройке».
– Эй, приятель, не поможешь? – заспешил к нему парень с домкратом. – Не знаю, куда вставлять эту штуку. Никогда этим не занимался...
– Без проблем... Только сначала ты мне помоги. Понимаешь, я девку тут одну отхарить хочу, – останавливаясь перед ним, сказал Гаврила. – А она не дает. Пока вещи свои из твоей машины не получит...
– Какие вещи? Какая девка... А? Эта, которая с пшеничными волосами?
– Она самая.
– Так вещей ее у меня нет. Босоножки одни и были...
– Хотя бы босоножки давай.
– Без проблем...
Парень обошел машину, открыл правую переднюю дверцу и забрался в салон.
– На, возьми! – услышал Гаврила его голос.
Он открыл левую дверцу, чтобы забрать босоножки. Нагнулся, и тут же ему в нос ткнулся ствол пистолета.
– Давай в машину, только быстро! – прошипел парень.
Гаврила почувствовал, как на его голове зашевелились волосы. Не каждый день тебя берут на прицел пистолета... Он послушно сел в машину.
* * *– Э-э, ну чего он там возится? – заерзал на своем сиденье Михайла.
Пять минут прошло с тех пор, как приятель оставил его наедине с дорожной шлюшкой. И ни слуху от него ни духу. Они стали впереди «тройки» – она оказалась вне поля его зрения. Надо бы самому выйти из кабины, посмотреть, чем там занят Гаврила.
Но выходить нельзя. Шеф строго-настрого запретил покидать кабину сразу обоим.
А зачем выходить? Он может просто открыть правую дверцу и высунуться из кабины. А заодно прикоснется к этой малолетней поблядушке, такой аппетитной на вид.
– Ну-ка, придержи меня, – пробасил он над ухом у красотки и потянулся к правой дверце. Открыл ее, высунул голову, посмотрел назад. Гаврила сидел в «тройке» и о чем-то разговаривал с водителем.
Михайла хотел окрикнуть его, но передумал. Под ним ворочалась девичья плоть, она возбуждала, горячила кровь. Он нарочно навалился на нее всей тяжестью своего тела.
– И почему ты, дядя, такой долбанутый? – услышал он насмешливый голос.
Что значат эти слова, он понял, когда ему в горло ткнулось стальное жало остро отточенного ножа.
* * *Ловко она разыграла роль безмозглой потаскушки. А эти, кобели паршивые, заглотили наживку.
Кирпич не подвел. Сумел повязать одного. Сидит сейчас в машине с боровом толстомордым, никуда его от себя не отпускает. А со вторым она сама справилась. Так и знала, что полезет через нее высматривать напарника. Нож, закрепленный пластырем на спине, достать труда не составило. Хоп, и на крючке водила.
– Только рыпнись, ублюдок, вмиг глотку перережу!
Не хотелось бы ей пачкать руки. Но если дядя начнет брыкаться, придется приводить угрозу в исполнение. Но, как она и думала, все обошлось – он даже не пошевелился. Понял, что к чему.
А тут и Самовар подоспел. Хлоп его палкой по голове, тот и обмяк. Пусть малость отдохнет в отключке.
Ну все, можно давать знак Кирпичу. Пусть вырубает второго.
Итак, машина у них в руках.
* * *– Слушай, мужик, тебе товар не нужен?
– Какой товар? – с интересом посмотрел на Архимеда неказистого вида кооператор, торгующий обувью собственного производства.
А туфли-то у него дерьмовые. Даже в руки брать не нужно, чтобы понять это.
С торговой сетью Архимед связываться не стал. Знал он, что в каждом универмаге, на торговых базах есть пройдохи, готовые погреть руки на дефиците. Толкнули бы левую обувку, минуя официальную бухгалтерию. Но слишком велик риск нарваться на какого-нибудь доброхота или даже сексота кагэбэшного.
На барахолке же риск погореть гораздо меньший. Кооператоры – мужики хмурые. Не захотят товар брать – прямо так и скажут. К ментам стучать не побегут. Они и сами многие с законом не больно-то дружат.
– Туфли мужские. «Саламандра».
– Покажь.
Архимед полез в сумку и достал образец товара.
– Неплохо, очень неплохо, – разглядывая туфли, пробормотал мужик. – Только не фирма это. Но сделано с умом. По три сотни за пару влет уйдут... Сколько просишь?
– Стольник. За пару.
– А сколько пар?
– А сколько надо...
– Чем больше, тем лучше... А документ на товар есть?
– Ты че, мужик, гонишь? Были бы документы, я бы тебе их за двести толкнул бы.
– Значит, левый товар, ворованный...
– Что-то вроде того.
Кооператор задумался.
– Сто пар возьму, по полтиннику...
– Какой полтинник? Стольник давай!
Всего троим он сумел всучить свой товар. Одному полсотни пар, другому две. Третьему полторы. И каждый норовил сбить цену до полтинника. Но он меньше, чем за три четвертных, не уступал. Вот если бы всю фуру забрали, тогда бы другое дело, по полтиннику с радостью отдал бы. Лишь бы только быстрее дело сделать. А оно, похоже, застопорилось. Два дня уже «КамАЗ» под Ростовом в лесочке стоит. И еще сколько простоит, неизвестно. А ведь его ищут...
На пару с Самоваром Архимед перетаскал из его машины всю обувь. Выстроили ее в ряд в тесном вагончике кооператора.
Еще оставались две полные машины Шницеля и Сарая.
– Может, еще возьмешь?
– А сколько есть?
– Да еще два раза по столько.
– Маловато... Вот если бы тысяч так несколько...
– Ты чо, мужик, серьезно?
– А разве я похож на шутника?
– Четыре с половиной тысячи тебя устроят?
– Вот это дело! Чего ж раньше-то молчал?
– А ты чего не спрашивал?
Архимед облегченно вздохнул. Неужели он наконец-то избавится от этого треклятого товара?
– Доставка ваша? – спросил мужик, просвечивая его пытливым взглядом.
Понимает, что идет на риск. Хочет быть уверенным, что его не подведут.
– Доставка наша. Куда фуру подогнать?
– Адресок запиши...
* * *Прежде чем въезжать во двор двухэтажного дома, с трудом найденного в ночном городе, Самовар снял номера с «КамАЗа». Нечего светиться.
– Ну, с богом! – выдохнула Ирина, когда он снова занял место за рулем.
Машина подъехала к высоким железным воротам, посигналила. Спустя минуту они открылись, пропустили фургон.
– Привез? – спросил у Архимеда мужик-кооператор, когда тот спрыгнул с кабины на землю.
– Как видишь... Сгружать куда?
– Сколько вас?
– Трое. Я, водила да подружка моя...
– Бабу с собой зачем привез?
– Помогать будет, она у меня крепкая.
– Что, больше некому помогать? – Непонятно почему, но мужика это обрадовало.
– Куда обувку-то сгружать? – повторил вопрос Архимед.
– А это уже не твоя забота. Сами сгрузим, – недобро усмехнулся кооператор.
Он махнул рукой, и откуда-то из темноты на свет выступили пятеро крепышей с палками в руках. Взрослые дяди, всем уже под сорок. Лица нахмурены. Но во взглядах сквозит неуверенность. Видно, не на привычное дело шли. Похоже, собирались экспроприировать экспроприированное. Революционеры креновы, мать их так!
– А это уже не твоя забота. Сами сгрузим, – недобро усмехнулся кооператор.
Он махнул рукой, и откуда-то из темноты на свет выступили пятеро крепышей с палками в руках. Взрослые дяди, всем уже под сорок. Лица нахмурены. Но во взглядах сквозит неуверенность. Видно, не на привычное дело шли. Похоже, собирались экспроприировать экспроприированное. Революционеры креновы, мать их так!
– Эй, кто там в кабине? Вылезайте. Домой валите! – крикнул кооператор.
– Мужик, ты чего? – грубо спросила Ирина, высовываясь из кабины.
Но тот ее как будто не заметил.
– Три минуты времени вам, – сказал он Архимеду. – Оставляйте машину и сваливайте. Товар мы у вас конфискуем...
– Сила твоя, мужик, – подошел к нему выпрыгнувший из машины Леха. – Но учти, я тебя из-под земли достану!
– Не достанешь, сосунок. Кишка тонка...
– Ну, что, пойдем? – Ирина спрыгнула на землю, взяла Архимеда и Самовара под руки. – Пока, дядя! Мы еще встретимся...
Ее спокойствию мог бы и удав позавидовать.
– Идите, идите...
– Мужик, ты хоть бы по червонцу за пару заплатил. Так и быть, уступаю, – обронил напоследок Архимед.
– А ты мне задаром все уступаешь, – торжествуя, усмехнулся кооператор.
– Ну, ну, смотри не подавись...
* * *Василий Агафонович мысленно поздравлял себя с большой удачей. Еще бы, урвал на халяву целый фургон превосходной обуви.
Совесть его нисколько не мучила. Еще чего! С утра до поздней ночи горбатится он, чтобы заработать себе на хлеб с маслом. Кооператором быть дело хлопотное. Только успевай поворачиваться. С сырьем прокрутись, производству не дай засохнуть, сбыт организуй. Круговорот этот изматывает, все соки из тебя выжимает. Деньги, правда, неплохие в карман идут. Но это честно заработанные деньги, трудом и потом нажитые.
А тут юнцы какие-то безусые из озорства, наверное, фуру с обувью сперли. И на сторону толкнуть норовят. Парни на вид вроде бы крепкие, но молоко на губах еще не обсохло, чтобы по-серьезному делами-то заниматься. Хватит с них и семи «кусков», которые он им за сто пар отвалил. Семь тысяч! Большие деньги.
А мужики у него толковые. И крепкие, главное. Вон какого страху на юнцов нагнали.
Машину они сейчас к себе на склад погонят. Никто и никогда их не отыщет. А если юнцы вдруг серьезных людей на помощь позовут – всякое ведь может быть – и сюда нагрянут, ничего им не узнать. Дом этот бесхозный. Старый хозяин его продал, а новый еще не вселился. А у стен языка нет. И на барахолке своей показываться больше нельзя. Ну да это не беда. Не сегодня-завтра он свой магазин откроет. Через него-то и протолкнет халявный товар. Огромные деньги заработает. Больше миллиона рублей...
А вдруг фургон пустой?.. Эта мысль заставила его похолодеть.
– Эй, Валерьяныч, давай на товар глянем, – распорядился он.
И всей толпой его хлопцы повалили вскрывать фуру. Он последовал за ними.
Василий Агафонович вытаращил от удивления глаза, когда из раскрытой пасти фургона как горох на землю посыпались круто накачанные парни с железными прутьями в руках.
Первый, второй, третий, четвертый, пятый...
На этом счет оборвался. Мелькнула тень, и в голове его вспыхнула молния. Теряя сознание, он опустился на бесчувственное тело Валерьяныча.
Парни из фургона не церемонились – били наверняка. Видно, уж очень ненавидели они халявщиков...
* * *Вот она наконец и дома. Не квартира, а сарай какой-то. Брезгливо морщась, не снимая кроссовок, Ирина прошла по пустому коридору, остановилась перед дверью в свою комнату. Достала из кармана джинсов ключ, но замок отпирать не пришлось – он был взломан.
Зашла в комнату и обомлела. От ее кушетки, двух стульев и старого трюмо не осталось и следа.
Тьфу ты! И сюда ее предки добрались, алкаши окаянные!
– А-а, явилась не запылилась, – послышался за спиной пресный голос отца.
Она повернулась к нему.
Заросший весь как орангутанг, рожа синяя, глаза навыкате, перегаром за версту тянет. И пьяный, конечно. Как всегда. Даже злиться на него смешно.
– Какого крена? – покачав головой, она многозначительно обвела рукой свою комнату.
– А? Ты про это, – вздохнул он обреченно. – Знаешь, дочка, я ведь на работу устроился. Мебелью торгую...
Вспомнил, крен старый, любимый свой анекдот.
– На бутылку хоть наторговал?
Ну, конечно же, вместе с матушкой толкнули мебель из ее комнаты. А бабки уже пропили.
– На две... Отличный первачок был...
На испитом его лице идиотская радость.
– Лечиться вам с мамкой надо!
Ну что им, алкашам, еще посоветуешь?
– Ты же знаешь, бесполезно...
– Это мы еще посмотрим.
У нее уже давно была мысль насильно затолкнуть их в ЛТП. Когда-нибудь у нее хватит на это решимости. Но только не сейчас...
– Дочка, ты мне «чирик» до получки не займешь?
В глазах отца светилась мольба.
– До какой получки? – ехидно усмехнулась она. – До какой получки, спрашиваю? Ты же нигде не работаешь!
И давно уже не работает. Да и кто его возьмет, пьянь хроническую?
Но какой-никакой, он ее отец. И ей было его жаль.
– На, держи! – Она достала сотенную купюру и протянула ему.
– Я отдам, я отдам, – запричитал он, жадно хватая деньги.
Скомкал их в кулаке, посмотрел на дочь, как на какое-то божество, и бочком, бочком затерялся в своей комнате.
Хоть бы спросил, откуда у нее деньги. Впрочем, она бы все равно не ответила...
Три недели тянулась эпопея с фургоном и обувью. В Ростове они заработали тридцать «кусков». Но чуть было не лишились товара.
Хорошо, чутье ее звериное не подвело. Предугадала сволочной шаг мужика-кооператора. Сама с Самоваром и Архимедом села в кабину машины. А боевое звено плюс к ним Шницеля и Сарая затарила в фургон. Груз отстояли, да только чуть бедолаг кооператорских на тот свет не отправили. Ничего, с месячишко в больничке поваляются, умнее станут. Будут знать, как зариться на чужое добро.
Из Ростова решили убраться. Ну никак не хотела им улыбаться фортуна в этом городе. Рискуя нарваться на ментов, добрались до Воронежа. Там ей в голову пришла шальная мысль. Зачем им связываться с перекупщиками, если и самим можно товар сбыть? Наглость – второе счастье, в какой уже раз она убеждается в справедливости сей мудрости.
Работали с размахом. Нашли толковых девок, осчастливили их «капустой», поставили за прилавок. Прилавок, хм, одно название. Сценарий был прост. Подъезжали к какому-нибудь универмагу, ставили у входа стол, за ним двух девок в голубеньких халатиках, как у продавцов из магазина. И выставляли на продажу туфли, ни от кого не прячась. Цена – двести «рваных» за пару. Полчаса, самое меньшее, и вырастала очередь. Ничего удивительного, при нынешнем-то дефиците две сотни за классную обувку – великий праздник.
Бывало, к ним подходил кто-нибудь из работников магазина. Спрашивал, по какому праву они здесь торгуют. Дабы официальное лицо не поднимало шум, ему быстро затыкали рот тремя сотнями. И сразу же «сворачивали музыку». Сматывались от греха подальше.
Конечно, риск нарваться на обэхаэсэсовцев был велик. По семи потов сошло с каждого, по биллиону нервных клеток сгорело, пока загнали весь товар. И времени ушла уйма. Но вот дело сделано – фургон опустел. Зато трещит по швам карман. Девятьсот «кусков», почти миллион! Ради такого куша можно хоть год в аду работать. А они в три недели уложились. И на ментов не нарвались, вот что самое главное.
«КамАЗ» облили бензином и подожгли. А что осталось, утопили в реке. С водителями все было гораздо сложнее.
Они сидели вплотную друг к другу. Их только что отвязали от дерева. Жалкие, забитые, в глазах страх. Кирпич подошел к одному из них, обжег грозным взглядом, вынул из-за пояса «наган» и навел на него. Мужик побелел. А когда раздался выстрел – наложил в штаны, самым натуральным образом. Только пуля прошла мимо.
«Смотри, гнида! Не дай бог, узнаешь кого из нас и настучишь, писец тебе придет. Понял?» – прорычал Кирпич.
И тот и другой поняли все. Ирина готова была биться об заклад, что ни один из них, узнай он кого из их команды в Краснинске, не вякнет лишнего слова. Даже шефу своему не заложат. И она отпустила бедолаг на все четыре стороны.
Только Мухомор так не думал. Водилы уже скрылись в чаще леса, когда он подошел к Кирпичу и вырвал у него из рук «наган». Никто и понять ничего не успел, а он уже скрылся из виду. А затем где-то вдалеке ухнули один за другим четыре выстрела. Вскоре он вернулся.
«Ты что, грохнул их?» – спросила она, уже зная ответ.
«А иначе нельзя».
Самое обидное, она понимала, что он прав. Но убить двух ни в чем не повинных людей – этого она боялась. Ей стало не по себе. Мухомор вызывал в ней отвращение. Но в то же время она должна была благодарить его.
«Возьми Гирлу, Вована и Кирпича, спрячьте трупы».
Ничего другого, кроме этого, она ему не сказала.