— Кусочки и подъ соусомъ. Не видать, что ѣшь. Кто ее вѣдаетъ, можетъ быть это акула, такая-же акула, какъ давеча на берегу показывали.
— Да полноте вамъ… Это тюрбо… Самая хорошая рыба, уговаривалъ ихъ Капитонъ Васильевичъ, но тщетно.
— Нѣтъ, нѣтъ, не буду я ѣсть. Водки я съ вами выпью, но закушу булкой, сказалъ Конуринъ.
— А хоть-бы и на самомъ дѣлѣ акула? проговорилъ Николай Ивановичъ. — Я изъ-за заграничной цивилизаціи готовъ даже и кусокъ акулы съѣсть, коли здѣсь всѣ ее ѣдятъ.
И онъ придвинулъ къ себѣ блюдо.
Кончилось тѣмъ, что Глафира Семеновна и Конуринъ ѣли за завтракомъ только ростбифъ, сыръ и фрукты. Конуринъ, раскраснѣвшійся отъ выпитой водки, говорилъ:
— Только апетитъ себѣ разбередилъ, а сытости никакой. А ужъ съ какимъ-бы я удовольствіемъ теперь порцію московской селянки на сковородкѣ съѣлъ, такъ просто на удивленіе! Хороша Ницца, да не совсѣмъ. Вотъ ежели-бы къ водкѣ и селянка была — дѣло другое. Нѣтъ, пожалуй, не стоитъ и запоминать, что есть такой городъ — Ницца.
— Забудь ее, забудь, говорилъ ему Николай Ивановичъ.
Компанія смѣялась.
X
Выпивъ рюмокъ по пяти русской водки и по бутылкѣ вина, мужчины раскраснѣлись, развеселились и, шумно разговаривая, начали уходить изъ ресторана.
— Почемъ за водку взяли? спрашивала Глафира Семеновна.
— По французскому четвертаку за рюмку, отвѣчалъ Конуринъ. — Вотъ оно, какъ нашу родную, россійскую водочку здѣсь цѣнятъ.
— Стоитъ пить! Вѣдь это, ежели на наши русскія деньги, то по сорокъ копѣекъ. А между тѣмъ здѣсь хорошій коньякъ по двадцати пяти сантимовъ за рюмку продается.
— Коньякъ или простая русская водка, барынька! Передъ ѣдой ежели, то лучше нашей очищенной: никакого хмѣльнаго товара не сыщешь.
— Да вѣдь вы рубля на два каждый, стало-быть, водки-то выпили! Вотъ тоже охота!
— Эхъ, гдѣ наше не пропадало! махнулъ рукой Конуринъ. — За то нашу матушку Русь вспомянули. Да и что тутъ считать! Считать не хорошо. Черезъ это, говорятъ, люди сохнутъ.
Проходя по залу, они замѣтили разставленные столы и группировавшуюся около нихъ публику.
— Это что такое смотрятъ? Ужъ опять какого-нибудь звѣря не показываютъ-ли? спросилъ Николай Ивановичъ Капитона Васильевича.
— А вотъ тутъ для васъ можетъ быть интересно, ежели хотите попытать счастья. Тутъ игра въ лошадки и въ желѣзную дорогу.
— Какъ игра въ лошадки? воскликнулъ Конуринъ.
— Очень просто. По здѣншему это называется "рень", скачки, ну, а наши русскіе зовутъ игрой въ лошадки. Да вотъ посмотрите. Два франка поставишь — четырнадцать можешь взять.
— Рулетка? спросили всѣ вдругъ — Конуринъ и супруги Ивановы.
— Нѣтъ, не рулетка, настоящая рулетка въ Монте-Карло, а здѣсь на манеръ этого. Тоже для того устроено, чтобы съ публики деньги выгребать. На лошадкахъ пріѣзжіе обыкновенно пріучаются къ настоящей рулеткѣ, ну, а потомъ на ней же и кончаютъ, когда въ рулетку профершпилятся. Въ рулеткѣ меньше пяти франковъ ставки нѣтъ, а здѣсь въ игрѣ въ лошадки два франка ставка, а въ желѣзную дорогу, такъ даже и послѣдній франкъ принимаютъ. Клади и будь счастливъ, кромѣ осетра и стерляди, разсказывалъ Капитонъ Васильевичъ, подводя къ столу.
На кругломъ зеленомъ столѣ, огороженномъ перилами, вертѣлись восемь металлическихъ лошадокъ съ-такими-же жокеями, прикрѣпленныя къ стержню посрединѣ, и приводились въ движеніе особымъ механизмомъ. Механизмъ каждый разъ заводилъ находившійся при столѣ крупье съ закрученными усами. Другой крупье, гладкобритый и съ краснымъ носомъ, обходилъ съ чашечкой стоящую вокругъ публику и продавалъ билеты съ номерами лошадей и взималъ по два франка съ каждаго взявшаго билетъ.
— Вотъ такъ штука! произнесъ Конуринъ. — Какъ-же тутъ играютъ-то?
— А вотъ берите сейчасъ билетъ за два франка, тогда узнаете, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ.
— Что-же, можно попробовать. Будто-бы на два франка двѣ рюмки очищенной проглотилъ. Эй, мусью! Сюда билетъ. Вотъ два четвертака!
Крупье съ краснымъ носомъ принялъ отъ Конурина въ чашечку два франка и далъ ему билетъ.
— Четвертый номеръ, сказалъ Конуринъ, развертывая билетъ. — Это что-же, землякъ, обозначаетъ?
— А вотъ сейчасъ завертятъ машину, побѣгутъ лошадки и ежели лошадка подъ номеромъ четвертымъ остановится, опередивши всѣхъ остальныхъ, то вы четырнадцать франковъ выиграете, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ.
Механизмъ заведенъ. Лошадки побѣжали, обгоняя одна другую. Конуринъ и супруги Ивановы внимательно. слѣдили за бѣгомъ. Вотъ лошадки остановились.
— Sept! — воскликнулъ усатый крупье.
— Это что-же обозначаетъ? задалъ вопросъ Конуринъ Капитону Васильевичу.
— Седьмой номеръ выигралъ. Лошадь подъ номеромъ седьмымъ первая пришла.
— А я?
— А вы проиграли съ своимъ четвертымъ номеромъ.
Конуринъ сдѣлалъ гримасу и привсталъ.
— Вотъ тебѣ и здравствуй! На два французскихъ четвертака ужъ умыли купца, проговорилъ онъ. — Что-же теперь дѣлать?
— Отходить прочь или вынимать еще два франка и отыгрываться.
— Надо попробовать отыграться. Была не была. Будто четыре рюмки водки выпилъ. Вотъ еще два франка. Мусью! Какъ васъ? Эй, красный носъ! Давай сюда еще билетъ! поманилъ къ себѣ Конуринъ крупье съ краснымъ носомъ.
Лошадки опять забѣгали и остановились.
— Quatre! объявилъ опять усатый крупье.
— Четвертый номеръ выигралъ, перевелъ Капитонъ Васильевичъ. — А у васъ, землякъ, какой номеръ?
— Фу, ты, чтобъ тебѣ провалиться! А у меня пятый. На четыре четвертака умылъ купца. Надо еще попробовать. Не пропадать-же моимъ четыремъ четвертакамъ. Красный носъ! Комензи… Еще билетъ.
Конуринъ проигралъ и въ этотъ разъ.
— Что-жъ это такое! Опять проигрышъ! восклицалъ онъ. — на шесть четвертаковъ ужъ мнѣ полушубокъ вычистили. Ловко! Нѣтъ, такъ нельзя оставить. Надо отыгрываться. Весь полкъ переморю, а добьюсь, что за болѣзнь! Билетъ, мусью! Поварачивайся. Да нельзя-ли размѣнять золотой.
— А вотъ та дама съ чолкой на лбу два раза подъ-рядъ до четырнадцати франковъ выиграла, указала ему Глафира Семеновна. — Вотъ счастье-то!
— Что мнѣ за дѣло до дамы съ челкой, матушка. — Я знаю, что вотъ меня, не пито не ѣдено, ужъ на шесть четвертаковъ наказали.
Снова забѣгали лошадки и остановились.
— Ну, что? — бросилась Глафира Семеновна къ Конурину, стоявшему съ развернутымъ билетомъ и смотрѣвшему на свой номеръ.
Въ отвѣтъ тотъ плюнулъ.
— Тьфу ты пропасть! У меня третій номеръ, а выигрываетъ второй. Восьми четвертаковъ ужъ нѣтъ. Но нельзя отставать. Не бросать-же имъ зря деньги… Мусью! Гебензи!
— Да что вы по-нѣмецки-то! Здѣсь вѣдь французы.
— Пойметъ. На свинячьемъ пойметъ, коли видитъ, что деньги можно взять.
Опять проигрышъ.
— Ну, что-жъ это такое! Маленькаго золотаго ужъ не досчитываюсь! — восклицалъ Конуринъ. — Неужто до большаго золотаго добивать?
— Давайте, землякъ, пополамъ ставить. Вы франкъ и я франкъ. Авось, на два счастья лучше будетъ, — предложилъ ему Капитонъ Васильевичъ.
— Ходитъ. Вотъ франкъ. Но все-таки я для себя и отдѣльный билетъ возьму.
— А дамамъ положительно счастье, — говорила Глафира Семеновна. — Вотъ сейчасъ и другая дама взяла четырнадцать франковъ. На два франка четырнадцать франковъ, что-жъ, вѣдь это двѣнадцать франковъ барыша. Это совсѣмъ хорошо. Я, Николай Иванычъ, тоже хочу попробовать сыграть, ежели здѣсь такое счастье дамамъ. А трудности въ игрѣ вѣдь тутъ никакой. Дай-ка мнѣ нѣсколько франковъ.
— Вотъ тебѣ франковый пятакъ.
И Николай Ивановичъ подалъ женѣ серебряную пятифранковую монету.
— Билье! Доне муа ле билье! — кричала крупье Глафира Семеновна.
Билетъ взятъ. Лошадки завертѣлись. Глафира Семеновна проиграла. Поодаль отъ нея чертыхался Конуринъ. Онъ тоже проигралъ.
— Нѣтъ, здѣсь положительно подсадка! говорилъ онъ. — Дама выиграла! Дама! А почемъ я знаю, какая это дама? Можетъ быть это дама своя, подсаженная. Да подсаженная и есть. Вонъ она перемигивается съ краснымъ носомъ, который билеты продаетъ.
Игра продолжалась. Къ выданнымъ ей пяти франкамъ Глафира Семеновна взяла уже у мужа еще франкъ на билетъ.
— Вѣдь вотъ что удивительно! Какъ только я начала играть — сейчасъ мужчины стали выигрывать. Вотъ незадача-то! бормотала она мужу, принимая отъ крупье третій билетъ.
— Положительно здѣсь карманная выгрузка и больше ничего. Просто дураковъ ищутъ, поддакнулъ ей тотъ и прибавилъ:- погоди, вотъ на пробу и я возьму себѣ билетъ. Мусье! Мусье! Анкоръ билье! крикнулъ онъ крупье.
Лошадки завертѣлись и остановились.
— Huit! раздался возгласъ у стола.
Глафира Семеновна глядѣла въ свой развернутый билетъ и вдругъ вскрикнула:
— Выиграла! Выиграла! Николай Иванычъ! Я выиграла! Витъ! Восьмой! У меня номеръ восьмой! Опять счастье къ дамамъ перешло!
— Выиграла! Выиграла! Николай Иванычъ! Я выиграла! Витъ! Восьмой! У меня номеръ восьмой! Опять счастье къ дамамъ перешло!
И она замахала передъ крупье своимъ билетомъ. Крупье подошелъ къ ней и сталъ отсчитывать четырнадцать франковъ.
XI
На два золотыхъ выпотрошили! Довольно. У денегъ глазъ нѣтъ. Этакъ продолжать, такъ можно и всю свою требуху проиграть, сказалъ Конуринъ, отходя отъ игры въ лошадки.
— И меня на восемь франковъ намазали, прибавилъ Николай Ивановичъ. — Для перваго раза довольно.
— Для перваго раза! Нѣтъ, ужъ меня больше и калачомъ къ этимъ лошадкамъ не заманишь. Два золотыхъ! Вѣдь это шестнадцать рублей на наши деньги.
— Въ стуколку-же дома больше проигрывалъ.
— Стуколка или лошадки! Какое сравненіе! Тамъ игра основательная, настоящая, а здѣсь какая-то дѣтская забава. Нѣтъ, чортъ съ ней… Пусть ей ни дна, ни покрышки. За вами, землякъ, двѣнадцать франковъ. Вы двѣнадцать разъ со мною въ долю шли, обратился Конуринъ къ Капитону Васильевичу.
— Съ удовольствіемъ-бы сейчасъ отдалъ, но, знаете, я сегодня пріѣхалъ сюда безъ денегъ, отвѣчалъ тотъ. — То есть взялъ денегъ только на покупку билетовъ въ мѣста на завтрашній праздникъ и на проѣздъ по желѣзной дорогѣ. Ужъ вы извините… Я при первой встрѣчѣ отдамъ: и за проигрышъ отдамъ, и за завтракъ отдамъ. Сколько съ меня приходится за завтракъ? Сколько вы заплатили, Николай Иванычъ?
— Завтракъ что! Это ужъ отъ насъ для перваго знакомства. Стоитъ-ли о такихъ пустякахъ разговаривать, отвѣчалъ тотъ.
— Но, позвольте… Дружба дружбой, а табачекъ врознь. Нѣтъ, я вручу вамъ при первомъ свиданіи или, даже еще лучше, привезу въ гостинницу. Вы гдѣ остановились?
— Обидите, ежели привезете. Да я и не приму. Помилуйте, я радъ радешенекъ, что на чужбинѣ съ русскимъ человѣкомъ встрѣтился, и вы вдругъ не хотите моего хлѣба-соли откушать! Бросьте и не вспоминайте объ этомъ.
— Ну, мерси.
— Глаша! А ты что сдѣлала въ лошадки? обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.
— Вообрази, я два франка выиграла. Нѣтъ, мнѣ положительно надо играть. Да и вообще я замѣтила, что здѣсь дамамъ счастье. Вѣдь вотъ эта накрашенная съ чолкой на лбу куда больше пятидесяти франковъ выиграла. Надо играть, надо. Впрочемъ, вечеромъ мы сюда еще придемъ.
— Вечеромъ идите въ Казино, далъ совѣтъ Капитонъ Васильевичъ.
— А что такое Казино?
— Тоже такое зало, гдѣ играютъ въ лошадки и въ желѣзную дорогу. Кромѣ того, тамъ концертъ, поютъ, играютъ. Это прелестный зимній садъ Казино… Это недалеко отсюда… Это, гдѣ гостиный дворъ, гдѣ лавки и вы навѣрное уже проходили мимо, когда сюда шли. Можете кого угодно спросить и всякій укажетъ. Запомните: Казино.
— Да нечего и запоминать. Я и такъ знаю. Мы тоже въ Казино были въ Парижѣ на балу и стриженной бумагой бросались. Вотъ, Капитонъ Василъичъ, былъ балъ-то интересный! Балъ въ честь Краснаго носа. Посрединѣ зала висѣлъ красный носъ аршина въ три и вся публика была съ красными носами. А дамы тамъ, во время танцевъ, выше головы ноги задираютъ… разсказывала Глафира Семеновна.
— Знаю, знаю, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ. — И здѣсь такіе балы бываютъ. А танцы эти — канканъ называются.
— Вотъ, вотъ… Конечно, въ Петербургѣ на эти танцы замужней дамѣ было-бы неприлично и стыдно смотрѣть, потому что, сами знаете, какія это женщины такъ танцуютъ, но здѣсь заграницей кто меня знаетъ? Рѣшительно никто. И кромѣ того, я не одна, я съ мужемъ.
Компанія отошла отъ стола, гдѣ играли въ лошадки.
— Ну-съ, куда-же мы теперь стопы свои направимъ? спрашивалъ Николай Ивановичъ.
— Да вѣдь вы еще не видали втораго стола, гдѣ играютъ въ желѣзную дорогу, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ. — Та игра куда занятнѣе будетъ. Вонъ столъ стоитъ.
— Нѣтъ, нѣтъ! Ну ее къ лѣшему эту игру! замахалъ руками Конуринъ. — Ужъ и такъ я просолилъ два золотыхъ, а подойдешь со второму столу, такъ и еще три золотыхъ прибавишь.
— Да вѣдь только посмотрѣть, какъ играютъ.
— Ладно! На эти два золотыхъ, что я здѣсь сейчасъ проигралъ, у меня жена дома могла-бы четыре пуда мороженной судачины себѣ на заливное купить.
— Однако, Иванъ Кондратьевичъ, мы вѣдь затѣмъ и заграницу пріѣхали, чтобы все смотрѣть, что есть любопытнаго, сказала Глафира Семеновна.
— Знаю я это смотрѣніе-то! А подойдешь — сердце не камень.
— Ну, мы вдвоемъ съ Николаемъ Иванычемъ пойдемъ и посмотримъ, а вы не подходите. Пойдемъ, Николай Иванычъ, пойдемте, Капитонъ Васильевичъ.
— Съ удовольствіемъ.
Капитонъ Васильевичъ ловко предложилъ Глафирѣ Семеновнѣ руку и они почти бѣгомъ перебѣжали на другой конецъ залы, гдѣ за зеленымъ столомъ шла игра въ желѣзную дорогу.
— Ужасно сѣрый человѣкъ этотъ вашъ знакомый купецъ… шепнулъ онъ ей про Конурина. — Самое необразованное невѣжество въ немъ. Игру вдругъ съ судачиной сравниваетъ.
— Ужасъ, ужасъ… согласилась съ нимъ та. — Мы его взяли съ собой заграницу и ужъ каемся. Никакъ онъ не можетъ отполироваться. Самый сѣрый купецъ.
— Однако, вы и сами купеческаго званія, какъ вы мнѣ разсказывали, но, ей-ей, давеча я васъ за графиню принялъ. Такъ и думалъ, что какая-нибудь графиня.
— Мерси вамъ, улыбнулась Глафира Семеновна, кокетливо закатила глазки и крѣпко пожала Капитону Васильевичу руку. — Я совсѣмъ другаго закала, я въ пансіонѣ у мадамъ Затравкиной училась и у меня даже три подруги были генеральскія дочери.
— Вотъ, вотъ… Я гляжу и вижу, что у васъ совсѣмъ другая полировка, барская полировка, дворянская.
Они подошли къ столу. Ихъ нагналъ Николай Ивановичъ. Иванъ Кондратьевичъ хоть и говорилъ, что не пойдетъ смотрѣть, какъ играютъ въ желѣзную дорогу, но очутился тутъ-же. Столъ этотъ былъ длиннѣе и больше. По срединѣ его былъ устроенъ механизмъ, гдѣ по рельсамъ бѣгалъ маленькій желѣзнодорожный поѣздъ съ локомотивомъ и нѣсколькими вагонами. Рельсы составляли кругъ и отъ центра этого крута шли радіусы, внутри которыхъ были надписи: "Парижъ, Петербургъ, Берлинъ, Римъ, Лисабонъ, Лондонъ, Вѣна". Кромѣ того, промежутки радіусовъ были раздѣлены еще на нѣсколько частей, которыя обозначались номерами. По бокамъ круга зеленое сукно было разграфлено на четыреугольники, а въ этихъ четыреугольникахъ были написаны тѣ-же города, что и на кругѣ. Были и четыреугольники съ надписями на французскомъ, разумѣется, языкѣ: "четъ, нечетъ, бѣлая, красная". Въ четыреугольники играющіе и ставили свои ставки. У рельсоваго круга, гдѣ бѣгалъ поѣздъ, сидѣли два крупье: одинъ приводилъ механизмъ поѣзда въ движеніе, другой собиралъ проигранныя ставки и выдавалъ выигравшимъ деньги. Передъ нимъ длинными колбасками лежали сложенныя серебряныя франковыя, двухфранковыя и пятифранковыя монеты.
— Это что за Іуда такой сидитъ со сребренниками?.. спросилъ Иванъ Кондратьевичъ надъ самымъ ухомъ Капитона Васильевича.
— А это крупье — кассиръ. Онъ банкъ держитъ.
— Совсѣмъ Іуда. Даже и рожа-то рыжая.
— Эта игра много интереснѣе, разсказывалъ Капитонъ Васильевичъ. — Во-первыхъ, вы здѣсь можете ставить, начиная отъ одного франка.
— Стало-быть, всякое даяніе благо. Все возьмутъ, что дураки поставятъ, пробормоталъ Конуринъ.
— Во-вторыхъ, и ставка разнообразнѣе. Можете ставить на какой вамъ угодно городъ: на Парижъ, на Петербургъ, на Лондонъ, потомъ можете ставить, на перъ или энперъ, то-есть по нашему на чётъ или на нечётъ и, кромѣ того, на красное или на бѣлое.
— Ахъ, это очень интересно! воскликнула Глафира Семеновна. — Николай Иванычъ, ты понялъ? Эта игра много любопытнѣе, чѣмъ игра въ лошадки.
— Надо хорошенько посмотрѣть, матушка, тогда я и дойду до точки, далъ онъ отвѣтъ.
— Faites vos jeux, messieurs et mesdames! воскликнулъ крупье мрачнымъ голосомъ и при этомъ сдѣлалъ самое серьезное лицо.
Въ четыреугольники посыпались франковики, двухъ и пятифранковики.
Другой крупье тронулъ шалнеръ механизма и пустилъ поѣздъ въ ходъ. Поѣздъ забѣгалъ по рельсамъ.
— Постойте, я куда-нибудь франкъ поставлю! проговорила Глафира Семеновна и протянула къ столу руку съ монетой.
Крупье замѣтилъ ея жестъ и, протянувъ лопаточку на длинной палкѣ, чтобы отстранить ставку, закричалъ:
— Rien ne va plus!
— Отчего онъ моей ставки не принимаетъ? удивленно спросила Глафира Семеновна.
— Нельзя теперь. Поѣздъ останавливается. Въ слѣдующій разъ поставите, отвѣчалъ Капитонъ Васильевичъ.
Поѣздъ остановился на Лисабонѣ.
XII
У игорнаго стола опять возгласъ крупье:
— Faites votre jeu!..
— Ставьте, ставьте скорѣй! — сказалъ Капитонъ Васильевичъ Глафирѣ Семеновнѣ.
— А на какой городъ мнѣ поставить? спрашивала его та.
— Погодите покуда ставить на городъ. Поставьте сначала на четъ или нечетъ.
— Ну, я на нечетъ. Я одиннадцатаго числа родилась.