Вчера они вместе пили кофе и рассуждали об элитных проститутках, а на другой день появлялась машина санитарный помощи, и знакомые сообщали:
– Да, это Эдварда увезли. А ты что, ничего не замечал?
Поднявшись, Брейн прошелся по пустому помещению, слишком большому для одного заключенного, если это была тюрьма.
Имелся отдельный санузел с душевой площадкой и унитазом. Правда, двери не было, и Брейн зашел туда справить малую нужду, отметив, что теперь на нем была какая-то роба – тюремная или больничная, было не разобрать, но спустить штаны со скованными руками у него получилось.
Он справил легкую нужду, без труда натянул штаны и вышел в основное помещение, только сейчас заметив надпись «вода для питья» и обрезок трубки из нержавеющей стали. Пить хотелось, поэтому Брейн подошел к устройству и едва сомкнул на нем губы, пошла вода, крепко сдобренная дезинфектором.
– Ну конечно… – произнес Брейн, возвращаясь к кровати и рыгнул. – С водой тут напряженка.
У себя на базе они использовали водопроводную воду только для мытья, а питьевую покупали в местном магазине. Тут выбирать не приходилось, и теперь Брейн знал, какова она – вода из водопровода.
41
Через час, когда он чувствовал себя уже довольно сносно, не считая того, что не мог вспомнить, как здесь оказался, железная дверь открылась, и в помещение зашли двое крепких военных в непонятной форме.
– Вставай, дерьмо, – сказал тот, что был чуть пониже и пошире в плечах. Потом поправил на правой руке тренировочную перчатку со встроенным динамометром.
– Бить будете? – спросил Брейн, садясь на кровати.
– Бить не будем, будем запускать прогревочный режим, – пояснил коренастый и с размаху ударил Брейна в лицо. Тот картинно рухнул на пол и изобразил потерю сознания.
– Артист! – заметил второй посетитель.
– Да уж, знает, что делает, – согласился коренастый. Они подняли Брейна и усадили на кровать. В голове немного шумело, но не так, чтобы очень.
Поскольку он знал, на какой руке перчатка с динамометром, то успел отбросить голову в момент очередного удара, однако падать не стал, поняв, что они тут всякого насмотрелись и на туфту не поведутся.
– Уже лучше, – сказал высокий.
– Значительно лучше, – согласился коренастый.
– Сколько там?
– Четыреста. А по инструкции можно добираться до шестисот.
– Значит, можно добавить.
– Можно – значит, добавим, – заверил владелец перчатки, и вместе они посадили Брейна ровнее.
– Чего вы хотите? – спросил Брейн.
– Ты не поверишь! – хохотнул высокий. – Мы посредники – только бьем в морду! Давай, Джафарик!
И Брейна снова ударили. Значительно сильнее предыдущего раза, и, падая с койки, на этот раз по-настоящему, он подумал, что, может, стоит убить этих двоих. Однако, полежав с полминуты, слушая крики и смех гостей сквозь какую-то булькающую вату, он решил, что ликвидация пары придурков не приведет к какой-то ясности. Скорее загонит ситуацию в тупик.
– Ну, чего там?
– Пятьсот девяносто четыре!
– Да ты просто снайпер, Джафарик! Поднимаем это дерьмо, пора тащить его на процедуры.
Едва гости подняли Брейна, он вырвался из их рук и принялся бегать по камере, крича:
– Не смейте прикасаться ко мне! Я президент Рибонского союза! Я личность неприкосновенная! Руки прочь от президента!..
Понятно, что ему отвесили еще несколько раз, однако впечатление на этих двоих Брейн произвел. Он действовал строго по наставлениям школы «Саман» – «выведение посреднических объектов из состояния безупречного следования стандартным процедурам».
Ему предстояло пережить допрос важных персон, и валять дурака перед ними было бы глупо, а вот если о сумасшествии пациента они узнают от конвоиров, доверие к этой информации будет значительно выше, особенно когда в присутствии важных персон он и вида не подаст, что будто бы ненормален.
Учебник Ризонто и Генхеля. Просто следуй параграфам, и все будет в порядке.
Двое громил потащили его по длинным коридорам с хорошей отделкой стен, из чего Брейн сделал вывод, что это солидная организация, скорее всего, государственная.
– Вы не имеете права… Я президент… – не забывал хныкать Брейн, и конвоиры не упускали случая ткнуть его под ребра. Но Брейн не сдавался. – Вы будете отвечать… Перед верховным судом Рибонского союза…
– Да заткнись ты, президент, блин!
– Вы не смеете орать на меня… Ой!..
Перед тем как завести в допросную, Брейна влегкую, еще немного обработали, а затем, встряхнув, затащили в просторное светлое помещение, совсем не похожее на то, которое можно назвать застенком.
42
Брейн заметил, что на его ногах какие-то больничные штиблеты с застежкой типа «липучка», а полы в новой комнате выстелены мягким пластиком, с которого удобно смывать кровь.
За сиротливо стоящим шкафом угадывалась кабина грузового лифта, в котором можно было что-то доставить или увезти, например труп.
– Были проблемы, сержант? – спросил один из присутствовавших, заметив у арестанта кровь на лице.
– Сэр, он сумасшедший. Выдает себя за какого-то президента. Брыкался, вырывался, пришлось его немного того-этого.
Сержант показал перчатку с динамометром.
– Надеюсь, вы не переусердствовали?
– Никак нет, сэр, все в пределах инструкции.
– Хорошо, усаживайте его и можете быть свободны.
Брейна приспособили на стул без спинки, но со стойками для крепкой фиксации. Однако дополнительно привязывать не стали.
Конвоиры вышли, и он остался наедине с двумя офицерами непонятного назначения.
– Президентом какой державы вы являетесь? – спросил один из них.
– Что, простите?
– Я спросил: президентом какой страны вы являетесь?
– Президентом? – переспросил Брейн и продемонстрировал полное недоумение. – Это какая-то ошибка, мистер…
– Коллинз. Зовите меня мистер Коллинз.
– Благодарю вас. Должно быть, тут закралась какая-то ошибка, мистер Коллинз, я Томас Брейн, работаю в компании «Глобал кристаллс» по договору.
– Но наши сотрудники…
– Оставь это, – одернул Коллинза второй из присутствовавших и взял инициативу в свои руки. – Мистер Брейн, какое звание вы носите в службе компании?
– Сержант, сэр.
– Отлично. Вы ходили в рейс на буровую Оллимарт, сержант Брейн?
– Так точно, сэр.
– Что было необычного в этом рейсе?
– Партизаны активизировались, сэр. Раньше, бывало, зажимали наших, но редко, а тут как взялись с самого начала, так и держали, пока не вырвались. Хорошо, эту «Элевару» послали, так на нее весь огонь перевели, а мы проскочили.
– Повезло?
– Так точно, сэр.
– Что еще интересного было в этом рейсе?
– А! Когда пошли обратно…
– Минуточку, сержант Брейн, сначала будем обсуждать то, что происходило на пути в Оллимарт.
– В Оллимарт?
Брейн пожевал разбитыми губами, всем видом показывая, что силится вспомнить.
– Ну, одну «кассиопею» подожгли, пришлось подгонять рядом вторую и пассажиров перебрасывать. Мы с гранатометчиком прикрывали это дело, палили по сторонам и весь боекомплект расстреляли. Потом лейтенант сказал – порядок, сваливайте. Ну, мы вовремя успели и рванули дальше. А «кассиопея», да, осталась там догорать. Но зато платформа держалась на хвосте ровно. Так мы ее до буровой и доставили – без замечаний. Это в акте-приемке записано.
43
Допрос не был похож на допрос, скорее беседа. Мистер Коллинз менялся с мистером Норфолком, а Брейн оставался один, снова и снова повторяя рассказ про то, как они добирались до буровой.
Поначалу офицеры делали акцент на появлении «Элевары» и ее падении, но затем, и Брейн это заметил, все более стали касаться необычной проблемы при обновлении операционной системы навигационного компьютера.
Их даже не интересовала апокалиптическая картина внезапного применения ужасного оружия, а вот все фразы, до буквы, которые относились к обновлению программы и зависанию компьютера в тот момент, – это была их любимая история. Однако они не говорили – давай только об этом, они уводили разговор на далекие темы, чтобы потом возвратиться и начать заново.
– Ну, пора сделать перерыв, – сказал тот, что называл себя Норфолком, и, поднявшись, посмотрел на часы.
– Да, пожалуй, – согласился с ним Коллинз и тоже поднялся. – Мы пойдем, а с вами пока поработает специалист-медик. А когда вернемся, продолжим разговор.
– А обед?
– А обед?
– Ах да, когда поговорим, вам будет доставлен обед. Самый наилучший.
– Да, – подтвердил Норфолк. – Самый наилучший, а пока – специалист-медик.
– Специалист-медик, – повторил Коллинз, и они вышли из помещения, но не успел Брейн о чем-то подумать, как его снесли со стула ударом в голову. Он приземлился на пол и тут же получил удар ногой под ребра.
В глазах забегали сверкающие зайчики, стало тошно, однако тут же последовал удар с другой стороны, несильный, но столь же болезненный. А потом еще по ребрам и в подмышку – пальцами-звездочкой. Боль была такой резкой, что Брейн закричал. Теперь ему был лучше понятен термин «специалист-медик» – ни одного удара мимо.
Потом его ударили в мышцы бедра – слева и справа. В отчаянии он попытался перехватить маньяка связанными руками, но тот был готов к этому и ускользнул, наградив Брейна ударом по затылку. Кажется, плетью. Да, утяжеленной плетью.
Такой удар не столько выключал жертву, сколько добавлял болезненных ощущений в черепе. Тот, кто избивал его, знал все тонкости своего ремесла и любил свою работу.
В какой-то момент Брейн почти потерял сознание, но – не потерял, его знающий истязатель вовремя остановился. Потом постоял немного рядом и вышел. Брейн услышал едва заметный скрип его обуви и с облегчением прикрыл глаза, чувствуя, как отходят болевые точки. Это как замерзшему попасть наконец в теплое помещение.
Вот сволочи, истязатели. Брейн едва мог пошевелиться, но знал, что нужно сесть и принять непринужденную позу – как можно скорее. Как будто ничего не происходило. И это тоже было отдельной главой в учебнике Ризонто и Генхеля, которым приходилось не раз бывать на допросах, потерять там здоровье, но вывести единственно верную стратегию поведения, чтобы выжить и не раскрыть главной тайны. Не главную – можно, но главную – ни-ни. Но каково было Брейну, который не знал никаких тайны?
На этот случай имелась отдельная глава учебника.
Брейн вздохнул, потом собрался и встал на колени. Еще немного помедлил и перебрался на стул. Сделал несколько дыхательных упражнений, огляделся в поисках видеокамер и не нашел их.
С одной стороны, это было хорошо, но с другой – отсутствие камер говорило о том, что здесь клиентов пускали в расход без лишних колебаний. Но и не вели за ними наблюдение.
Когда двое офицеров вернулись, Брейн уже был не то чтобы в порядке, но мог держаться достойно. И его вид слегка озадачил Коллинза и Норфолка. Они остановились у двери, и Коллинз спросил:
– Вы в порядке, сержант Брейн?
– Могло быть и получше, сэр. Этот врач просто маньяк какой-то. Вы в курсе, что у него вонючие руки?
Офицеры еще раз переглянулись и прошли на свои места.
– Оставим врача и продолжим беседу. Расскажите нам, почему вы оставили учебу в Дойле?
– Я не оставил, меня вышибли.
– На последнем курсе?
– А почему вас это удивляет? Я слышал, в Шарвине отчисляют даже во время дипломной стажировки.
Офицеры снова переглянулись.
– Вы полагаете, что находитесь в военной разведке?
– А что еще можно полагать? Когда мы заезжали на базу, стояла колонна вашей техники, теперь же я вспомнил, как в коридоре рванула граната, значит, был штурм.
– Быстро же к вам вернулась короткая память, сержант Брейн, – заметил Норфолк, складывая руки на груди. – Обычно после газа пациенты вспоминают арест только через двое суток на третьи.
– Мне очень помог ваш врач.
– Ну вот видите, какие у нас хорошие специалисты, – сказал Коллинз. – Ну-ка напомните нам, за что вас отчислили?
– Полагаю, за профнепригодность.
– Почему полагаете? Вам не сообщили?
– Такие вещи никто не комментирует. Просто вызывают, зачитывают приказ об отчислении и дают полчаса на сборы. Полагаю, у вас в Шарвине все происходит точно так.
– Вы не думали, почему оказались тут?
– Не успел. Голова у меня начала работать только сейчас.
– Ну а навскидку?
– Полагаю, из-за «Элевары». Наверное, мы не должны были видеть, как она свалилась.
– А вы видели?
– Как падала – нет. Мы подъехали, когда она уже лежала, а отовсюду наседали партизаны.
Офицеры помолчали, переговариваясь по радиопланшету, чтобы Брейн ничего не слышал. Но он слышал. Он представлял себе перевернутую клавиатуру и понимал, какие слова там набирают. Однако писали офицеры какие-то, по его мнению, глупости вроде:
– С ним пора кончать, мы отрабатываем пустышку.
– Предлагаю уйти, и пусть Сандерс застрелит его…
И еще что-то в этом же духе. Офицеры общались слишком напоказ, и Брейн понял, что его проверяют – насколько он хорош. Читает ли их, а если читает, значит, должен испугаться от прочитанного. Но Брейн не испугался, он старательно валял дурака.
– Я думаю, что вас интересует это оружие, – нарушил молчание Брейн.
– Какое именно оружие? – спросил Коллинз.
– Которое мы применили. У нас ведь его не было, потом оно установилось. Я хочу сказать – программа управления этим оружием. Мы ведь даже не знали, что это такое, пока главный механик чего-то там не рассказал нашему штурману.
Офицеры переглянулись. Эта тема их интересовала, подследственный сам на нее вышел, а значит, они вроде как не подставились.
– А вы не думаете, что выставляете этого механика в дурном свете?
– Он мне никто, а из штурмана вы это и сами выбьете. И из остальных, мы же все об этом слышали, когда находились на буровой.
Норфолк поднялся и прошелся до двери, потом обратно. Коллинз молчал.
– А вам не кажется странным, сержант Брейн, что эта секретная программа совершенно неожиданно установилась именно на компьютер вашей машины?
– А куда она должна была установиться? Не зная исходных данных, я даже предположить ничего не могу, сэр.
– Ну хорошо. Эта программа пересылалась в очень закрытом канале для дальнейшего ее испытания. Но каким-то образом установилась на ваш компьютер. Вам это не кажется странным?
– Кажется, сэр. Но, возможно, это как-то связано и с тем, что, когда мы возвращались с полным контейнером концентрата, партизаны пытались устроить нам ловушку.
Брейн прервался и посмотрел на офицеров. Они об этом пока не знали, значит, он первым из арестованных пришел в себя – другие ничего не сказали.
– Каким же образом они это делали? – спросил Норфолк и сел.
– Когда мы делали запрос на разведобстановку, соединение было долгим и срабатывало только со второго раза, а потом вместо каких-то обрывков нам выдали полнейшую карту, следуя которой мы должны были непременно оказаться в ловушке.
– И как вы узнали, что это ловушка?
– Мы не новички. Нам показалось странным, что соединение долгое и слишком качественные файлы по разведке. А еще мы запустили пару дронов, провоцируя якобы опасный район, но партизаны сбили лишь один – самый медленный. Так мы узнали, что карта подставная.
– То есть вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что противник без труда подавил связь с диспетчером, организовал свой канал, и мы на это почти попались. А раз уж они сумели провернуть такое с закрытыми каналами разведывательно-диспетчерской службы, то и до вашего суперканала вполне могли добраться.
Офицеры переглянулись. У Коллинза проступил легкий румянец, и он облизнул губы, значит, информация была для них неожиданной.
– А другие могут подтвердить это?
– Ну разумеется. Мы же все были в одной коробке. А эту вашу секретную программу мы никогда бы не применили, не попади в безвыходное положение. Мы не со зла, честное слово.
– Да, конечно, сержант. На этом пока все. Вас проводят в вашу… в ваше помещение и…
– А можно меня развязать?
Коллинз взглянул на Норфолка. Тот внимательно посмотрел на Брейна и кивнул.
– Да, можно. В помещении с вас снимут наручники.
44
В камере с него не только сняли наручники, но и оставили сухой паек. Однако есть Брейну пока не хотелось. Он снова сходил попить воды из скотской поилки, вернулся на койку и лег, глядя в потолок и считая вспышки неисправной лампочки.
Дело складывалось скверно. У армейских утекло что-то сверхсекретное, вполне возможно, что именно эта программа управления орбитальным оружием. Даже если они найдут все ниточки и накажут виновных, Брейн и другие арестованные им были не нужны. Не нужны на свободе и тем более в тюрьме, ведь они теперь были свидетелями позорного прокола отдела безопасности военной разведки.
Да, опытные солдаты были ценными сотрудниками компании, однако в таких случаях компания умывала руки – вмешиваться в дела государственных служб бизнесмены не хотели. Слишком много у них было всяких нарушений, за которые службы их могли подцепить и подвесить.