– Позвоню-ка я майору, – внезапно решила она. – Тем более, что и повод имеется.
Майор Бряк снял трубку после первого же звонка, словно только и ждал звонка Таты. И голос его звучал так тепло, так ласково! Вроде бы и не сказал он ей ничего особенного, просто поздоровался, спросил, как у нее дела, но Тата почувствовала себя на седьмом небе от счастья. И вовсе не потому, что она такая дурочка, рада любому ласковому слову. Майор сумел вложить в свои вопросы столько внимания к Татиной персоне, что тут уж и последней тупице стало бы ясно, он на Тату запал всерьез и надолго.
– А я ведь тебе звоню по делу.
Тата сказала и почувствовала, что обидела майора. Не хотел он, чтобы она ему звонила по делу. Хотел, чтобы просто так, чтобы голос его услышать. Но вслух майор ничего не сказал. И напротив, очень обстоятельно рассказал Тате, что алиби Валентины – бывшей любовницы доктора Воня, они проверили. Оно у нее железное, не придерешься. В Египет ни она сама, ни ее родственники в последнее время не летали.
– Да и не стала бы она вредить доктору, потому что все еще надеется вернуть его.
Это был весомый аргумент. В самом деле, зачем сажать жениха в тюрьму на долгие годы? Ведь мало радости сочетаться браком с уголовником. Может быть, и попадаются такие дурочки, но Валентина к их числу явно не относилась.
– Значит, убийца – это не Валентина, – вздохнула Тата. – Жаль. Кто же тогда?
– А зачем тебе это знать? – насторожился майор. – Тата, я же сказал тебе и твоим подругам – держитесь от этого дела подальше! Сказал или нет?
– Сказал.
– Вот и держись! Побольше сиди дома, поменьше бывай на улице. И уж совершенно точно, не вздумай сунуться к этому шарлатану! К этому докторишке! Что ты молчишь? Пообещай мне!
– Что я не сунусь к доктору Воню?
– Да.
– Не сунусь!
Очень ей надо снова в чан с дерьмом нырять. Хватит уже, наплавалась за сегодняшнее утро!
– И пообещай мне, что вообще не полезешь в это дело, – донесся до нее голос Бряка.
И Тата клятвенно пообещала майору, что именно так и поступит. Хотя при этом ни минуты не сомневалась, что слово свое не сдержит. Но зачем ей волновать хорошего человека? Пусть майор себе думает, что она в целости и относительной безопасности сидит у себя дома. Ему спокойно, и ей хорошо. А на самом деле у Таты были совсем другие планы. Сейчас же она высадит из своей машины мужиков и поедет...
Куда они все поедут, Тата рассказала Кире с Лесей и Рите, которая оказалась у них и тоже пожелала дожидалась вестей от Таты.
– Идея допросить доктора с пристрастием себя не оправдала, – доложила подругам Тата. – Он и так перепуган сверх меры и ничего не скрывает.
– Но ты же выяснила, что он самозванец.
– И как нам это помогло вычислить убийцу? Да никак!
– И что же нам делать?
Тата загадочно молчала. И посмотрев в окно, Кира спросила:
– Кстати, куда мы едем?
– Да, Тата! Куда?
– Ты примчалась словно угорелая, заявила, что мы должны с тобой ехать.
– И вы поехали! – разомкнула рот Тата.
– Но куда?
– Сейчас увидите.
– Нас хотя бы там ждут?
Тата остановила свой автомобиль у подъезда вполне приличного дома застройки конца пятидесятых годов.
– Тут жила Седышева с мужем и своей мамой.
– В самом деле? И зачем мы приехали к ним? Милиция уже допрашивала их, я уверена.
– Думаю, что надо нам самим поговорить с родственниками всех убитых.
Апатичная в обычные минуты Рита при этих словах вдруг ожила и заявила:
– А я вам говорила, что мне звонил муж Мары?
Девушки изумились:
– Нет!
– Что ты говоришь? Звонил тебе!
– А что он от тебя хотел?
– Спрашивал, как продвигается расследование.
– И что ты?
– Рассказала. Но он хотел в подробностях.
И помолчав, Рита добавила:
– Сегодня вечером он приедет ко мне.
То, каким тоном она это произнесла, заставило Киру насторожиться.
– Зачем это? – поинтересовалась она.
– Чтобы поговорить.
И Рита густо покраснела.
– Мама говорит, что он – мужчина положительный, – пролепетала она. – Обеспеченный опять же. Не думайте, мне Мара много про него рассказывала. Очень интересный вариант.
– Это тебе тоже кто-то подсказал или сама додумалась?
– Мама сказала.
– И что сказала?
– Не надо, мол, обращать внимания на то, что он вдовец. Мало ли, что в жизни случается. А тут вроде как ситуация удачно складывается.
– Ничего себе! – возмутилась Тата. – Ты что, положила глаз на Пупсика?
– А что тут такого? – вяло оправдывалась Рита. – Он теперь свободный мужчина. А мама говорит, что свободные и обеспеченные мужчины на дороге не валяются. Пусть даже и вдовцы.
– Все правильно. Но еще сорока дней не прошло, как он схоронил свою жену. Не рано ли загонять мужика в новую ловушку?
– И вовсе я его не загоняю. Он сам согласился приехать.
– Ага! Значит, ты его пригласила, а он согласился?
– Это все мама! Выхватила у меня трубку и начала кричать.
– Что кричать?
– Что никуда меня одну из дома не отпустит. Что по улицам бродит маньяк. И что если Степа хочет, то пусть сам к нам приезжает вечером.
– Значит, вот как?! Значит, уже Степа?
– Молодец твоя мама! – одобрила Тата. – Берет быка за рога.
– Она говорит, что такой вариант нужно ковать, пока железо горячо. Потому что потом его просто-напросто у нас уведут.
– Так и сказала?
– Ага! – кивнула Рита. – И еще добавила, что я буду последней лохушкой, если упущу этого кандидата.
– И давно она так рьяно взялась, пристраивать тебя замуж?
– Сколько себя помню, – тяжко вздохнула Рита. – Еще с детского садика мама всегда дружила с мамами мальчиков. И в школе тоже. И до сих пор дружит.
– Как же ты до сих пор не вышла замуж за кого-нибудь из этих мальчиков?
– Из них, по мнению моей мамы, не выросло ничего путного. То есть в то время, пока они были холосты, за них выходить смысла не было. Бедные. А потом, когда они выучились и встали на ноги, они уже и без своих мам нашли себе жен.
– И твоя мама ради тебя не развела кого-нибудь из них?
– Попыталась как-то раз. Но быстро остыла к этой идее.
– Как это?
– Достойного меня, выражаясь ее собственными словами, среди них не было и нет.
Подруги переглянулись. Странно иногда работают мозги у старшего поколения. Среди ровесников Риты мама ей кандидата не присмотрела. А вот вдовец на добрых полтора десятка лет старше дочери и вполне годящийся ей в отцы Ритиной маме пришелся по душе. И это даже несмотря на то, что женщина его даже еще и не видела! Как же так?
– Очень просто, – вздохнула еще горше Рита. – Мара мне проболталась о том, сколько зарабатывает ее супруг в месяц. И я сдуру проболталась об этом моей маме.
Ах, вот оно в чем дело! Мама Риточки мечтает пристроить дочурку замуж за богача. Ну, а тот факт, что богач ей будет в отцы годиться, ничуть ее не волнует.
– У мамы свой взгляд на вещи. Она говорит, что всю жизнь прожила с моим папой в бедности. И хотя к пенсии папа построил на нашем дачном участке домик и получил от государства за свою службу совсем неплохую квартирку, да и пенсия у него весьма приличная, маме все мало. Она говорит, что я достойна лучшей участи. И только богатый муж может мне эту участь обеспечить.
– Ну, что же! Удачи тебе!
– Расскажешь, как прошло свидание.
– Мы бы тоже пришли, да только, боимся, твоей маме это не понравится.
– Столько претенденток на руку и сердце богатого вдовца!
– Лучше уж ты побудь с ним наедине!
– Уверены, Мара будет счастлива, если ее Пупсик так быстро утешится!
Рита едва не плакала.
– Девочки, поверьте, это все мама! А мне самой не хочется! Честное слово! Вы мне верите?
Подружки переглянулись. По собственному опыту они знали, как трудно, почти невозможно противостоять натиску любящих родительниц, увидевших перспективу для дочерей. Нечего и говорить, что тут уж пускались в ход любые средства – слезы, гнев, истерики или для особенно артистичных натур – прощание с жизнью и экстренные вызовы «Скорой помощи».
– Мне против нее одной просто не выстоять! – воскликнула Рита. – А этот Пупсик мне совсем даже не нравится. Ни за что не пойду за него замуж! А знаете что? Вы приходите к нам сегодня вечером тоже!
– А как же твоя мама?
– Она будет недовольна.
Рита покачала головой.
– С мамой я договорюсь. Не бойтесь. Так придете?
– А ты поговоришь с мамой?
– Да.
Подруги подумали, подумали и пообещали Рите прийти. И только после этого начали подниматься в квартиру к Седышевым.
Глава четырнадцатая
Одного взгляда на Риту было достаточно, чтобы понять: со своей мамой она ни о чем не говорила. Глаза у Риты трусливо бегали, когда она с фальшивым восторгом приветствовала «неожиданно» заглянувших к ней в гости девушек.
Муж Мары – Степан, которого сама Мара ласково-пренебрежительно звала Пупсик, уже сидел в комнате. Подруги помнили, каким он прилетал в Египет, чтобы забрать тело своей супруги. Тогда мужчина еще не верил в смерть жены. Все происходящее казалось ему глупым розыгрышем, жестокой шуткой, страшным сном. Достаточно проснуться, как все встанет на свои места. Мара снова окажется живой. И они вместе посмеются над происходящим и полетят домой.
Теперь же перед девушками сидел совершенно сломленный человек в помятом костюме, несвежей рубашке и в съехавшем набок галстуке. Пухлые некогда щечки у него сдулись. Из розовых они сделались серыми. Он все еще напоминал Пупса, но только старого, очень потрепанного, заброшенного и несчастного. Выброшенная на помойку игрушка. Однако ботинки у Пупсика были отлично начищены. И этот факт почему-то неприятно царапнул Киру. Очень уж не соответствовали эти ботинки всему облику Пупсика.
После взаимных приветствий наступило время для беседы на тему, которая естественно волновала всех присутствующих. Кто же этот таинственный убийца? И второе – как же его наконец поймать?
Так как у Риты в гостях собрались люди, которых эта история больно задела, то все очень быстро достигли взаимопонимания. Через час подвыпивший Пупсик вовсю рыдал на плече у Риточкиной мамы.
– Если бы вы только знали, как я любил покойницу! Она была чудесная женщина! Красавица! Умница! А какая хорошая хозяйка! На кухне просто чудеса творила!
– Хм:
Кира невольно припомнила длиннющие ногти Мары, которые она неустанно полировала. С такими ноготками творить чудеса на кухне? Впрочем, может быть, Мара сделала ногти специально для поездки на юг? А дома обходилась своими собственными, с которыми лихо кухарила, кашеварила и мыла полы.
Однако тут же Кира вспомнила разговор, в котором Мара заявила:
– Чтобы я стала драить полы?! Фи! Для этого имеется домработница! Зачем я вышла замуж? Для того, чтобы муж меня холил и лелеял. А не для того, чтобы на кухне надрываться!
Оказалось, домработница у Пупсика и Мары в доме действительно имелась. Она же и вела хозяйство. Участие Мары заключалось в том, что она регулярно проходилась с ревизией по квартире, иной раз в самом деле находя недостатки. Но и только. Как в таком случае можно было назвать Мару хорошей хозяйкой, Кира откровенно не понимала.
– Красавица!
Тоже спорный вопрос. Мара была женщиной эффектной, но слишком уж всего в ней было много.
– И характер у нее был ангельский!
Вот это уже полная чушь! Ангельским характер Мары никак не назовешь. Напротив, он был у нее сварливым, злобным и завистливым!
– Я ее обожал!
Оставалось только пожалеть Пупсика, который то ли от природы был слеп, то ли действительно потерял голову от Мары и не замечал ее недостатков. Интересно, а он догадывался, что Мара отнюдь не отвечает ему взаимностью? Наверное, нет. Иначе бы он так по ней не убивался.
И все-таки Кире не давали покоя начищенные ботинки Степана. Кто ему их начистил? Домработница? Но почему она тогда не проследила, чтобы мужик надел чистую рубашку и не погладила ему брюки? Нет, оказалось, что домработницу Степан уволил сразу же после похорон.
– Хотел побыть один.
Домработницы нет, а чистые ботинки имеются. Кто же их почистил? Сам Степан? Нет, этот точно дома пальцем о палец не ударит. Другая женщина? Откуда она взялась? И почему не проследила за остальным гардеробом Степана? Кира прямо извелась с этими ботинками. Никогда в жизни она столько не думала о мужской обуви. И чего они ей дались, эти ботинки?
Время шло, а Степан напивался все больше и больше. Домой он явно не торопился. Да и что его там ждет? Унылая пустая и безлюдная квартира? Мужик плакал и уже открыто говорил о том, как ему одиноко. И как бы он хотел, чтобы рядом с ним оказался любящий и понимающий его человек.
При этих словах мать Риты кинула на дочь такой пронизывающий взгляд, что Рита, которая как раз в этот момент внесла в комнату поднос с чаем, даже пошатнулась. После этого мать Риты перевела взгляд на подруг и вдруг произнесла:
– Степан, останьтесь у нас.
– Нет, нет.
– Останьтесь. Я вижу, как вы нуждаетесь в тепле и участии дружественных вам людей. Останьтесь.
– Право мне неловко.
– Мы с мужем и дочерью будем только рады.
– Но у вас гости, – вяло сопротивлялся Степан.
– Девочки уже уходят.
Повинуясь ее пронизывающему взгляду, три подруги в самом деле поднялись с дивана и кресел.
– Да. Мы уходим. Всего доброго, Степан. Всего доброго, Рита.
Рита догнала подруг в прихожей.
– Простите мою маму!
– Мы понимаем, она стремится устроить твое личное счастье.
– Я не хочу! Мне этот Степан совсем не нравится. Какой-то он противный!
– Зато богатый!
– Мне чужие деньги не нужны. На жизнь и хлеб с маслом и икрой я себе всегда заработаю. А жить с мужчиной только потому, что он богат, я не хочу! Жизнь слишком коротка, чтобы потратить ее на общение с неприятным тебе человеком. Столь близкое общение.
– И спать в одной постели, – напомнила Кира.
– Б-р-р! – передернуло Риту. – Только представлю, а уже противно. Пусть моя мама разводится с папой и выходит замуж за этого Степана, раз уж он ей так нравится. А мне и так неплохо!
//-- * * * --//
Этим же днем подруги нанесли визит в дом Седышевой и Кошкиной. У Седышевой они побывали еще утром. В ее квартире оказался целый выводок малолеток, которые не дали женщине тосковать по погибшей старшей дочери.
– Видите, что делается, – вздыхала мать. – Три дочери у меня было. Старшая замужем не была и внуков мне не родила. Средняя одного только внучонка и сподобилась принести. Зато младшая сразу тройню мне подарила.
Ни у Седышевой, ни у ее сестер мужей не было отродясь. Отцы их ребятишек по какой-то неведомой причине исчезали, едва только узнавали о беременности подруг. Так что четверых детей тянули на себе четыре женщины.
– А теперь нас только трое осталось. Трудненько нам придется, но ничего, как-нибудь выкарабкаемся.
Нет, дома Седышевой никто смерти не желал. Она была старшей дочерью – опорой и поддержкой всей семьи. Ее кошелек, равно как и сердце, были всегда открыты для близких. И без ее поддержки матери и сестрам с детьми придется туго.
– Может быть, ревнивый любовник?
– Не было у моей дочери никого. Целыми днями или на работе, или с племянниками крутилась. Какие уж тут амуры!
Тем не менее подруги подробным образом записали, куда ходила Седышева, с кем общалась и чем увлекалась.
– Будь он неладен центр этот оздоровительный! – в сердцах воскликнула мама Седышевой. – Дочка ведь туда пошла, потому что головные боли ее беспокоили. А доктор сказал, что это от лишнего веса. И посоветовал сбросить.
– Доктор Вонь?
– Он самый. Я еще дочке говорю, фамилия какая у человека неблагозвучная. А она мне – молчи, мама! Много ты понимаешь. Доктор Вонь – человек великого ума и потрясающей эрудиции. Если сказал, что мне худеть надо, буду худеть!
– И что?
– И поехала в Египет этот проклятущий! Дескать, специальная программа и все такое. А уж сколько денег этот тур стоит! Вокруг мира объехать, наверное, на эти деньги можно было!
Мама Седышевой слегка преувеличивала. Но ее тоже можно было понять. Что хорошего вышло из этой поездки дочери? Ровным счетом ничего.
– Вот я помню, еще в советское время я маленькой девочкой тоже в санаторий поехала. И как раз он был для детей, страдающих избыточным весом. Тоже там диеты всякие были, бассейны, спортивные занятия.
– Вы были полной? – изумилась Леся, так как сейчас мама Седышевой напоминала очень хорошо тренированную скаковую кобылку – тощую и поджарую.
– Нет, – покачала головой женщина. – По ошибке туда попала. Но я к тому говорю, что результат у других детей был. Все худели! Все! Но никаких особых денег это не стоило! Вот я и спрашиваю: за что моя дочка так дорого заплатила? За что?
Утерев глаза, женщина продолжала:
– А еще я ей сама сказала: езжай, доченька. Нигде не бываешь, так хоть развеешься. Вот и развеялась. Вот и развлеклась. Прямым ходом с курорта и на кладбище.
//-- * * * --//
Родственники мадам Кошкиной, получившей неблагозвучное прозвище – Колода, были далеко не такими милыми, как родные Седышевой. Начать с того, что родня у Кошкиной была самая дальняя. Про таких обычно говорят – седьмая вода на киселе. Так тут была даже не седьмая, а тридцать или даже триста тридцать седьмая.