Гномы взмолились, чтобы Гэндальф не уходил. Они сулили ему драконье золото, серебро и драгоценные камни, но волшебник был непреклонен.
– Посмотрим, посмотрим, – сказал он. – Что до золота, думаю, я уже и так заслужил часть вашей добычи – когда она станет вашей.
* * *Гномы бросили уговоры и, сняв одежду, искупались в реке – мелкой, прозрачной, с каменистым дном возле брода. Обсохнув на солнце, которое здесь снова пригревало по-летнему, все почувствовали себя освеженными, хотя еще немного побитыми и очень голодными. Вскоре путники перешли вброд реку (неся на себе хоббита) и двинулись по высокой траве вдоль раскидистых дубов и стройных буков.
– А почему она зовется Скель? – спросил Бильбо, шедший рядом с волшебником.
– Он зовет ее Скель, потому что слово «скель» означает такие утесы, а эта – единственная в округе, и он хорошо ее знает.
– Кто зовет? Кто знает?
– Некто, о котором я говорил – некто весьма значительный. Когда будете с ним знакомиться, держитесь как можно учтивее. Я буду представлять вас постепенно, по двое, наверное, и постарайтесь ему не досадить, не то лишь небеса ведают, что случится. В гневе он ужасен, хотя в хорошем настроении очень добр. Однако предупреждаю: он очень вспыльчив.
Гномы, слыша разговор, подошли ближе.
– Это тот, о ком ты нам говорил? Нельзя ли найти кого-нибудь менее вспыльчивого? Не мог бы ты объяснить поподробнее?
– Да, он! Нет, нельзя! Я и так объясняю очень подробно, – с раздражением ответил волшебник. – Если желаете знать больше, его зовут Беорн. Он очень силен и меняет шкуру.
– Меняет шкуры? – переспросил Бильбо. – Бьет белок и меняет их на соль и спички? Или он, наоборот, скорняк?
– Великие небеса, нет, нет, НЕТ! – вскричал Гэндальф. – Уж лучше помолчи, мистер Бэггинс, за умного сойдешь! И, заклинаю, не произноси таких ужасных слов, как скорняк, доха, шуба, воротник, муфта, горжетка, пока не отойдешь на сотню миль от его дома! Он меняет шкуру, потому что он оборотень: иногда огромный черный медведь, иногда могучий человек с черными волосами и бородой. Больше сказать не могу, хотя и этого довольно. Одни говорят, будто он медведь, чьи предки обитали в горах еще до великанов, другие – будто он ведет свой род от первых людей, населявших эту часть мира прежде, чем появились Смауг и другие драконы, а с севера пришли гоблины. Точно не знаю, но больше верю последним. Сам он – не из тех, кому задают вопросы.
Во всяком случае, он не заколдован, а сам по себе. Живет в огромном доме посреди дубового леса; в человечьем обличье разводит скот и лошадей, почти таких же необычных, как и он сам. Они на него работают и с ним разговаривают. Скотину не ест, на диких зверей не охотится. Он держит пасеку с огромными свирепыми пчелами и живет в основном на меде и молоке. В медвежьем обличье рыщет по всей округе. Раз я видел ночью: он сидел на вершине Скели и смотрел, как луна садится за Мглистые горы. Я слышал, как он ворчит на медвежьем языке: «Придет день, когда они сгинут, и я вернусь». Вот почему мне верится, что сам он пришел с гор.
Бильбо и гномам было теперь о чем поразмыслить, поэтому вопросов они больше не задавали. Путь предстоял неблизкий. Подъем сменился спуском. Солнце пекло. Иногда путники садились передохнуть под деревья, и Бильбо готов был от голода есть желуди, если бы они уже поспели и упали на землю.
В середине дня им стали попадаться цветы, на каждой полосе свои, словно нарочно посаженные – волнующиеся поля розового клевера и широкие пространства белой медвяной кашки. Воздух наполняло гудение, повсюду сновали пчелы. И какие! Бильбо в жизни подобных не видел.
«Если такая укусит, – подумал он, – меня раздует вдвое!»
Они были больше шмелей – с ваш большой палец; желтые полоски на черных спинках отливали расплавленным золотом.
– Мы уже близко, – сказал Гэндальф, – на краю его пчелиных угодий.
* * *Вскоре путники подошли к цепочке высоких, очень древних дубов; дальше начиналась сплошная колючая изгородь.
– Подождите здесь, – велел волшебник гномам, – а когда я свистну, ступайте следом, но только по двое, каждая следующая пара минут через пять. Бомбур такой толстый, что сойдет за двоих – пусть идет один и последний. Вперед, мистер Бэггинс! Ворота где-то там.
С этими словами Гэндальф двинулся вдоль изгороди, прихватив с собой испуганного хоббита.
Вскоре они подошли к деревянным воротам, очень высоким и широким. За воротами виднелся сад и россыпь низких, крытых соломой бревенчатых строений: амбар, конюшни, коровник и длинный приземистый дом.
За живой изгородью рядами тянулись круглые ульи под островерхими соломенными крышами. Гудение исполинских пчел наполняло воздух.
Волшебник с хоббитом толкнули тяжелые скрипучие ворота и оказались на широкой дороге к дому. Несколько лошадей, очень гладких и ухоженных, затрусили к ним по траве, внимательно глядя умными глазами, потом во весь опор унеслись к дому.
– Сообщат, что пришли чужие, – пояснил Гэндальф.
Вскоре они попали в прямоугольный двор, ограниченный с трех сторон бревенчатым домом и двумя его флигелями. Посредине лежал огромный дубовый ствол с наполовину обрубленными ветками, рядом стоял огромный мужчина, заросший густыми черными волосами и бородой. Его голые руки и ноги бугрились мышцами. Он был в шерстяной рубахе до колен и опирался на большой топор.
Лошади стояли рядом, уткнувшись носом в его плечо.
– Хм, вот они! – сказал он лошадям. – С виду не опасны. Можете бежать по своим делам!
Бородач раскатисто захохотал, положил топор и шагнул вперед.
– Кто вы и чего вам надо? – грубо спросил он, нависая над Гэндальфом. Бильбо легко мог бы пройти между его ног, не задев головой подол бурой рубахи.
– Я – Гэндальф, – сказал волшебник.
– Не слыхивал о таком, – проворчал бородач. – А это что за козявка? – спросил он, наклоняясь и хмуро глядя на Бильбо из-под густых бровей.
– Мистер Бэггинс, хоббит из хорошей семьи и с безупречной репутацией, – ответствовал Гэндальф.
Бильбо поклонился, мучительно сознавая отсутствие шляпы и пуговиц.
– Я – волшебник, – продолжал Гэндальф, – и слышал о вас, хотя вы обо мне – нет; однако, возможно, вы знаете моего доброго родича Радагаста, что живет у южных пределов Мрачного леса Мирквуда?
– Было дело, встречались, и для волшебника он, по моему разумению, совсем неплох, – кивнул Беорн. – Ладно, теперь я знаю, кто вы или за кого себя выдаете. Что вам нужно?
– Сказать по правде, мы лишись поклажи и чуть не сбились с пути. Нам нужна помощь или, по крайней мере, совет. Мы имели довольно неприятную встречу с горными гоблинами.
– С гоблинами? – переспросил бородач чуть менее грубо. – Неприятную встречу, говоришь? А чего вас к ним понесло?
– Они напали ночью, у перевала, когда мы шли из западных земель в здешние края – но это долгая история.
– Тогда заходите в дом и рассказывайте, если это не займет весь день. – И бородач повел их к большой темной двери, которая открывалась в дом прямо со двора.
Они оказались в просторном помещении с очагом посередине. Несмотря на лето, в очаге горели поленья. Дым поднимался к темным балкам и выходил через отверстие в кровле. Все трое прошли через полумрак, освещаемый только огнем в очаге и солнцем, что виднелось через дыру в потолке, на веранду с опорами из цельных дубовых бревен. Она была обращена на юг и еще хранила дневное тепло. Солнце, клонясь к западу, заливало ее косыми лучами и золотило цветник, подступающий к самым ступеням.
Они уселись на дубовых скамьях, и Гэндальф начал рассказ, а Бильбо болтал короткими ногами и смотрел на цветы, гадая, что как называется, потому что половину видел впервые.
– Я ехал через горы со спутником-двумя… – начал волшебник.
– Двумя? Я вижу только одного и то совсем маленького, – сказал Беорн.
– Ну, сказать по правде, мне не хотелось вас обременять из опасения, что вы заняты. Если можно, я позову.
– Валяйте, зовите.
Гэндальф пронзительно свистнул. Вскоре Торин и Дори обошли дом по садовой дорожке и низко поклонились.
– Двумя-тремя, как я погляжу! – сказал Беорн. – Но это не хоббиты, а гномы.
– Торин Дубовый Щит, к вашим услугам! Дори к вашим услугам! – сказали оба гнома, снова кланяясь.
– Благодарю, я не нуждаюсь в ваших услугах, – ответил Беорн, – но, полагаю, вы нуждаетесь в моих. Гномов я вообще-то не жалую, однако, если ты и впрямь Торин (сын Траина, сына Трора, коли не ошибаюсь), и твой спутник заслуживает уважения, и если вы – недруги гоблинов и не замышляете ничего дурного в моих владениях… кстати, зачем вы здесь?
– Двумя-тремя, как я погляжу! – сказал Беорн. – Но это не хоббиты, а гномы.
– Торин Дубовый Щит, к вашим услугам! Дори к вашим услугам! – сказали оба гнома, снова кланяясь.
– Благодарю, я не нуждаюсь в ваших услугах, – ответил Беорн, – но, полагаю, вы нуждаетесь в моих. Гномов я вообще-то не жалую, однако, если ты и впрямь Торин (сын Траина, сына Трора, коли не ошибаюсь), и твой спутник заслуживает уважения, и если вы – недруги гоблинов и не замышляете ничего дурного в моих владениях… кстати, зачем вы здесь?
– Они идут навестить земли отцов далеко к востоку от Мирквуда, – вмешался Гэндальф, – а в твоих владениях оказались не по своей воле. Мы шли через Высокий перевал, с которого спустились бы на дорогу южнее, но тут на нас напали гоблины – как я уже начал рассказывать.
– Так рассказывай, не тяни! – буркнул Беорн, не отличавшийся учтивостью.
– Разыгралась страшная буря, великаны начали бросать глыбы, и мы укрылись в пещере – хоббит, я и несколько моих спутников.
– По-твоему, два – это несколько?
– Ну, нет. Их было чуть больше двух.
– Где же они? Убиты, съедены, вернулись домой?
– Нет, нет. Почему-то они не все подошли, когда я свистнул. Робеют, наверное. Понимаете, мы очень не хотели доставлять вам лишнее беспокойство.
– Так свисти снова! Коли уж принимать гостей, то ртом больше, ртом меньше – не велика разница.
Гэндальф сунул пальцы в рот, но Ори и Нори появились еще до того, как смолк свист: вы помните, что волшебник велел гномам идти парами через каждые пять минут.
– Вот те на! – сказал Беорн. – Быстро, однако – где вы прятались? Заходите, гости незваные!
– Нори, к вашим услугам, Ори к… – начали гномы.
Беорн их оборвал:
– Спасибо! Когда мне понадобится ваша помощь, я сам попрошу. Садитесь и дослушаем рассказ, не то он и к ужину не кончится.
– Как только мы уснули, – продолжал Гэндальф, – в стене открылась щель. Выскочили гоблины, схватили хоббита, гномов и табун наших пони…
– Табун пони? Вы что – бродячий цирк? Или вы везли много добра? Или у вас шесть – табун?
– О нет! Пони было больше, чем шесть, да и нас тоже – вот, кажется, и еще двое! – В этот самый миг появились Балин с Двалином и низко поклонились, метя бородами каменный пол. Беорн свел было брови, но они так старались угодить, так сгибались пополам и махали капюшонами у колен (со всей гномьей учтивостью), что он перестал хмуриться и разразился хохотом – уж очень потешно они выглядели.
– Табун, верно. И презабавный. Заходите, мои весельчаки. Как вас зовут? Услуг мне ваших не надо, только назовитесь и рассаживайтесь, да хватит кланяться!
– Балин и Двалин, – ответили они, не смея обижаться, и с ошарашенным видом плюхнулись на пол.
– Рассказывай дальше! – потребовал Беорн.
– На чем я остановился? Ах да! Меня-то как раз не схватили. Я убил гоблина-другого вспышкой…
– Славно! – проворчал Беорн. – Порой неплохо быть волшебником, как я погляжу.
– …и проскользнул в щель, когда она уже закрывалась, затем последовал за ними в большой зал, наполненный гоблинами. Здесь же был Великий Гоблин с тридцатью или сорока вооруженными стражниками. «Даже не будь они скованы, – подумал я, – что может дюжина против стольких врагов?»
– Дюжина! Отродясь не слышал, чтобы восемь называли дюжиной. Или у вас еще несколько в кармане?
– Да, сдается, еще двое подходят. Фили и Кили, как мне кажется, – сказал Гэндальф. Эти двое как раз приблизились к веранде и стояли, улыбаясь и кланяясь.
– Хватит! – велел Беорн. – Садитесь и молчите. Продолжай, Гэндальф!
И Гэндальф продолжил рассказ. Он описал сражение в темноте, и как они, добежав до нижних ворот, не досчитались мистера Бэггинса.
– Мы сочли своих, но хоббита не было. Нас осталось всего четырнадцать!
– Четырнадцать! Впервые слышу, чтобы от десяти отнять один было четырнадцать. Ты хочешь сказать «девять», или назвал мне не всех своих спутников.
– Да, конечно, ты еще не видел Оина и Глоина. А, вот и они! Надеюсь, вы простите их за беспокойство.
– Пусть заходят! Живее! Сюда, вы двое, и садитесь! Однако учти, Гэндальф, даже теперь у нас только ты, десять гномов и пропавший хоббит. Это одиннадцать (плюс один потерянный), а не четырнадцать, если только у волшебников не свой счет. А теперь, прошу тебя, продолжай. – Беорн старался не показывать виду, но рассказ очень его увлек. Дело в том, что он хорошо знал ту часть гор, которую описывал Гэндальф. Он кивал и покряхтывал, слушая, как вновь появился хоббит, как они спускались по осыпи, и как волки сошлись в кольцо на поляне. Когда Гэндальф рассказал, как взобрался от волков на дерево, Беорн встал и заходил по веранде, бормоча: «Меня там не было! Я бы устроил им что-нибудь почище фейерверка!»
– Ну, – продолжал Гэндальф, довольный, что рассказ производит хорошее впечатление, – я сделал, что умел. Итак, волки бесновались внизу, лес уже пылал в нескольких местах, и тут появились гоблины. Они злорадно завопили и запели издевательскую песню. «Пять деревьев, пятнадцать птах»…
– Великие небеса! – прорычал Беорн. – Только не уверяй, будто гоблины не умеют считать. Еще как умеют. Двенадцать – не пятнадцать, и гоблинам это известно.
– Мне тоже. Были еще Бифур и Бофур. Я не решался представить их раньше, но вот, кстати, и они.
Подошли Бифур и Бофур. «И я!» – пропыхтел, догоняя их, Бомбур. Он был очень толст, к тому же злился, что его оставили одного, поэтому не стал выжидать пять минут, а отправился сразу за Бифуром и Бофуром.
– Что ж, теперь вас пятнадцать, а поскольку гоблины умеют считать, полагаю, это все, кто сидел на деревьях. Теперь, надеюсь, ты сможешь досказать без помех.
Бильбо понял, как мудро поступил Гэндальф. Помехи только раззадорили любопытство Беорна, не то он сразу прогнал бы гномов как подозрительных бродяг. Он старался никого не пускать к себе в дом. Друзей у него было мало, жили они довольно далеко, и Беорн приглашал к себе от силы двоих зараз. А тут у него на веранде собралось целых пятнадцать гостей!
Когда волшебник закончил тем, что орлы принесли их к Скели, солнце зашло за Мглистые горы и по саду протянулись длинные тени.
– Славный рассказ! – промолвил Беорн. – Давненько я такого не слышал. Если бы все бродяги так складно говорили, их бы ждал у меня более радушный прием. Даже если ты выдумал все от начала и до конца, ты все равно заслужил ужин. Давайте к столу!
– Да, пожалуйста, – сказали гости. – Спасибо большое!
* * *В доме было уже совсем темно. Беорн хлопнул в ладоши – вбежали четыре прекрасных белых пони и несколько серых поджарых псов. Беорн обратился к ним на странном языке, сходном больше со звуками, которые издают звери, нежели с человеческой речью. Они снова вышли и вернулись, неся в зубах факелы, которые зажгли от огня в очаге и воткнули в низкие скобы на столбах.
Эти псы умели при желании ходить на задних лапах и нести поноску в передних. Они быстро притащили от стены козлы и доски и установили их возле огня.
Тут раздалось «бээ-бээ», и вошли три снежно-белых овцы под предводительством огромного смоляно-черного барана. Одна овца несла белую скатерть, вышитую по углам фигурками зверей; остальные, на широких спинах – большие черные подносы с мисками, тарелками, ножами и деревянными ложками. Собаки взяли подносы и быстро поставили на стол, такой низкий, что даже Бильбо было за ним удобно. Рядом пони установили две низкие плетеные скамейки на толстых деревянных ножках и большое черное кресло, тоже плетеное, в которое сел Беорн (вытянув под стол длинные ноги). Других сидений в доме не было – наверное, Беорн нарочно сделал скамейки пониже для удобства поразительных зверей, которые ему прислуживали. Как же гномы? О них тоже не забыли. Другие пони вкатили большие чурбаны, гладко обтесанные и невысокие, так что и Бильбо забрался на свой без труда. Вскоре все уже сидели за столом. Много лет дом Беорна не видел подобного сборища.
Так они не ужинали (или не обедали) с тех пор, как покинули Последний Приветный дом на западе и распрощались с Эльрондом. Вокруг подрагивало пламя факелов, мерцал огонь в очаге, на столе горели две красные восковые свечи. За едой Беорн рокочущим басом рассказывал про Дикие земли по эту сторону гор, особенно же про сумрачный и гиблый лес, что протянулся далеко на север и юг в дне езды отсюда, преграждая дорогу на восток – страшный лес Мирквуд.
Гномы слушали и кивали бородами. Они знали, что путь через лес – самый трудный и опасный после гор и до того, как друзья приблизятся к логовищу дракона. Отужинав, они тоже принялись рассказывать истории, но Беорн, казалось, дремал и ничего не слышал. Гномы говорили о золоте, серебре и драгоценных каменьях, о кузнечном и золотых дел мастерстве… Беорна это не занимало: золота и серебра у него в доме не водилось, да и вообще из металла – только ножи.