Что-то неведомое мне произошло в ее жизни во время учебы в институте, и это что-то заставило ее бросить институт и поселиться здесь, в Тайнах, в старом дачном домике, который она своими руками приспособила для постоянного жилья, утеплив стены и собственноручно сложив печи и огромную, на шесть комфорок, плиту. Просьбу мою Глория Викинговна выслушала молча, иронично улыбнулась, когда речь зашла о жене и ее серьезной болезни, после чего вытащила из буфета пачку дорогих дамских сигарет.
- Куришь, Алексей? - спросила она и щелчком переправила мне пачку.
- Курю, - ответил я, - но покрепче, - и достал свою «Яву».
- А я хотела бросить, да передумала. Что еще бабе остается? Только курить, водку я не пью, мужиков моего возраста почти не осталось, а те, что остались - не мужики вовсе, а мне, не поверишь, до сих пор мужика надо. Так что, кроме табака, другой радости у меня и нет…
Она выглянула в окно, занавешенное ситцевой, в цветочек, занавеской, помахала кому-то рукой, вернулась за стол.
- Соседи, видишь, уже интересуются, кто ко мне приехал, да зачем. А девушку свою привози, пусть поживет, я так поняла - ей опасность в городе угрожает?
Я подумал и кивнул, скрывать что-то от тети Глории не хотелось.
Теперь уже она задумалась, потом тряхнула головой. Сказала:
- Тайком привезти ее не получится, сам понимаешь - деревня, но, думаю, искать ее у меня никому в голову не придет, не случайно же ты о старухе вспомнил, - и рассмеялась молодым звонким голосом.
На следующий день я перевез Светлану, оставил солидную пачку денег, хотя тетя Глаша и пыталась протестовать, пообещал приезжать как можно чаще и с легким сердцем вернулся в Город. А вечером из автомата позвонил Годунову. Тот словно ждал моего звонка, сразу снял трубку, сказал:
- В полдень, на борту «Ксении», не опаздывай, - и отключился.
Я поехал на набережную, посмотреть, что это за «Ксения» и каких неприятностей можно от нее ожидать при нехорошем раскладе.
«Ксения» оказалась парусником типа фрегат и была накрепко пришвартована к набережной у самого Зимнего Дворца, что наводило на мысль о немеряных деньгах, перекочевавших из карманов владельца парусника в недра городских чиновников - такое место в нашем Городе дорого стоит. Во всех смыслах этого слова.
Фрегат «Ксения» был изготовлен совсем недавно, но по старинным рецептам кораблестроения: три мачты с реями и аккуратно привязанными парусами, веревочные лестницы, по которым с гиканьем должны подниматься матросы, закусив зубами ленточки бескозырок. На фок-мачте была даже устроена марсовая площадка, откуда впередсмотрящий кричал радостным голосом: «Земля!» и летом спускался вниз, чтобы получить обещанный капитаном приз.
По вечернему времени фрегат был переполнен, на верхней палубе и внутри корабля шумно гуляли нувориши, празднуя какие-то радостные события своей жизни. Я побродил по набережной, посмотрел на фрегат, прикинул - как и куда можно уйти в случае опасности и понял, что уходить, кроме как в воду, некуда, а если потенциальные враги предусмотрят и этот вариант, то лучшей ловушки, чем фрегат «Ксения», и придумать трудно. Поэтому оставалось надеяться на хорошее отношение ко мне капитана Годунова и собственную счастливую звезду, которая, судя по всему, продолжала светить мне в темечко.
Глава третья
Мочить в сортире!
- Опаздываешь, Саня, - сказал я капитану Годунову, когда он неожиданно возник за моей спиной.
- Извини, Леха, так получилось, - Годунов сел напротив меня, осторожно положив левую руку на стол.
Мы обменялись рукопожатием и принялись изучать друг друга.
- А ты заматерел, - отметил Годунов, - другой стал, жесткий и глаза цепкие. Случалось чего в жизни?
- Случалось, - коротко ответил я. - Если интересуешься, потом расскажу…
Годунов не ответил, полез за сигаретами, закурил, ловко пользуясь одной рукой, сразу убрал пачку в карман.
- Ты где, как? - спросил я, прерывая паузу.
- Да так как-то, сам знаешь, какие сейчас времена…
- А с рукой что?
- С рукой? - он улыбнулся и задрал рукав легкой летней куртки.
- Протез! - удивился я. - Тебя ранили? В Афгане?
- Нет, позже. Это не ранение, скорее производственная травма. Потом расскажу, - процитировал он меня.
- А здесь удобно разговаривать? Может, куда в другое место пойдем?
Он улыбнулся.
- Именно здесь и удобно. Ты меня нашел, полагаю, я тебе нужен, так что - говори.
Я тоже закурил, посмотрел пристально на бывшего гэбэшного капитана и решился пойти ва-банк, не оттого, что я такой сорвиголова, а по той простой причине, что капитан Годунов был не только единственным тузом в моей колоде, но и вообще единственной картой.
- Ты, Саня, в апреле-мае где был?
- Да тут и был, в Питере.
- Про Господина Голову ничего не слышал, акция с грузовиками была шумная, и вообще…
- Погоди, погоди, припоминаю. У банков грузовики стояли, и в полдень на каждом надпись открылась - «Здесь могла быть ваша бочка гексагена»?
- Ну, вроде того.
- А Господин Голова? Что-то с терактами связано, - он вопросительно посмотрел на меня. - Заявление по телевизору было, помню, взрывы какие-то, еще что-то, верно?
- Верно, Саня, верно.
- А ты каким боком ко всему этому?
- А, знаешь, самым прямым, то есть, получается, не боком, а всем своим фасадом во все это дерьмо вляпался, потому как Господин Голова - это я.
- Шутишь! - Нормальная реакция нормального человека, я сам точно так же отреагировал бы, услыхав подобное заявление от кого другого.
- Шутишь… - снова повторил он, но уже совсем по-другому. - Нет, брат, подобными вещами не шутят…
Он снова полез за сигаретами, закурил, спрятал пачку.
Приплыла официантка Люда, положила грудь ему на плечо, проворковала в самое ухо:
- Что пить будешь, Сашенька?
Он по-хозяйски обхватил ее за талию, потерся трехдневной щетиной о полное бедро, ответил:
- Тебя хочу - сил нет!
Официантка зарделась счастливо, прижалась сильнее:
- А пить - до или после?
- Вместо. Ты уж прости, сегодня - вместо. Видишь, с другом сижу.
- А мы и другу поможем…
- Не сегодня, лапушка, не сегодня, пивка только принеси, на двоих…
Официантка одернула тельняшку и поплыла в сторону камбуза, где людям наливали желанное пиво.
Мы проводили ее мужскими взглядами.
- Славная телка, - сказал Годунов и без паузы: - А ты, получается, по уши в дерьме.
- Получается, - согласился я.
- А теперь поиграем в «угадайку». Одно из двух - или ты хочешь и меня в это дерьмо окунуть или пытаешься выбраться и думаешь, что я тебе помогу.
- Не совсем ты угадал, Саня, дела обстоят еще хуже, чем ты думаешь.
- Дерьмо бродить начало?
- Вот-вот! История с Господином Головой почти закончилась, вернее, перешла в заключительную стадию. Пару дней назад я записал кассету, где отрекаюсь от содеянного и кляну на чем свет стоит всех честных российских урок, хотя, по правде говоря, ничего плохого я от них не видел.
- Да, - согласился Годунов, - приходилось мне с блатными работать, нормальные пацаны. Из стариков, конечно. Те, что из новой волны - отморозки, с ними никаких дел - и сами погорят, и тебя за собой утащат. Но у тебя-то в чем тут проблема?
- А в том, что по идее, не по моей идее, а того гнуса, который все это затеял, теперь на меня урки сезон охоты должны открыть. Получается, нужен мне кто-то, чтобы спину мою прикрыть. У тебя, помню, в Афгане очень неплохо это получалось. Но если, - я посмотрел на левую протезную руку Годунова, - если тебе сейчас это не по силам, то, может, кого порекомендуешь. Тебе-то я доверяю, значит, и твоему человеку довериться смогу.
- Что тебе сказать… Ты на мою ущербную руку не смотри, во-первых, она бабок немеряных стоит, во-вторых, я и одной рукой много чего сделать могу, так что, считай, спина твоя, как за кремлевской стеной. А вот что ты там про гниду какую-то упомянул, это интересно и, если можно, поподробнее.
- Я не про гниду говорил, а про гнуса, это, согласись, разные насекомые, а подробности… Много их, этих подробностей, все сразу и не расскажешь, так что я их тебе порционно выдавать буду, по мере надобности.
Приплыла официантка с пивом. Потерлась о меня, потом о Саню, долго что-то шептала ему на ухо, косясь на меня большим влажным глазом.
- А ты где, Леха, остановился? - спросил Годунов.
- Я? В гостинице.
- А не хочешь в кубрике пожить, пока мы с твоими проблемами разбираемся? Денег сэкономишь, и вообще…
Большой влажный глаз призывно подмигнул.
- Я подумаю, - осторожно ответил я. Подумать, действительно, было над чем.
- Тогда пойдем, кубрик посмотрим. Думаю, тебе понравится…
Официантка подхватила полные кружки и пошла впереди, прокладывая нам дорогу, мужики перед ней восторженно расступались.
Официантка подхватила полные кружки и пошла впереди, прокладывая нам дорогу, мужики перед ней восторженно расступались.
* * *
Кубрик мне сразу понравился. Дубовые панели матово блестели воском, отчего в кубрике стоял особый запах то ли церкви, то ли пчелиного улья. Хрустальное стекло иллюминатора было оправлено в благородную бронзовую рамку, - если повернуть изящную надраенную ручку, можно было зачерпнуть ладонью невской водицы, понюхать, плеснуть себе в лицо, ощутив запах корюшки и мазута. Вдоль стен - лавки-рундуки, широкие и удобные, между ними - столик на изящных гнутых ножках, привинченных к полу. Все просто, красиво и удобно, как раз так, как я хотел бы жить в обычной мирной жизни - все необходимое и ничего лишнего.
Пиво устроилось на столе, а мы на лавках. Официантка Люда уселась рядом со мной, прижалась гладкой горячей ногой к моей ноге, положила ладонь на мое колено, принялась протяжно и глубоко дышать…
- Людочка, киска, нам поговорить надо!
- Говорите, - согласилась она и облизнула полные губы.
- У нас секретный разговор, Люда. Есть тайны, которые тебе знать необязательно.
- А я их и не знаю, Санечка.
Ее рука неуклонно поднималась вверх и наконец трепетно замерла в районе ширинки.
- Зайчик, иди погуляй на палубе, воздухом подыши, а мы поговорим пока…
- Да, - капризно сказала она и расстегнула на мне брюки, - там мужики, они приставать будут, руками трогать!
- Иди! - уже грозно сказал Годунов.
- Иду, - согласилась она и поднялась, едва не потянув меня за собой, - я минут через десять приду, ладно? С подружкой…
Она неохотно вышла, и Годунов, тяжело вздохнув ей вслед, сказал:
- Десять минут у нас есть, поэтому говори самое основное!
- Значит, так, капитан Годунов. Я - человек с серьезными и многообразными проблемами: меня ищут, или скоро начнут искать бандюки; я на крюке у одного очень нехорошего человека и должен выполнять его приказы, крюк крепкий, так просто с него мне не слезть, но отцепиться надо, обязательно надо. Больше того, на крюке моя женщина, ты понимаешь, о чем я?
Годунов кивнул:
- Я и женщину свою потерял, и ребенка…
- Поэтому первая задача для меня - освободить Светлану, а потом уже решать свои проблемы. И кроме того, может быть, самое главное: человек этот - опасный маньяк, страшный, безжалостный и умный, и планы у него - глобальные, а встать у него на пути могу только я…
Годунов задумчиво посмотрел в иллюминатор, на воду, крепость Петра и Павла с парящим над Невой, как золотая чайка, ангелом…
- Я думал, у меня проблем выше крыши, - сказал он, покачав головой, - но ты меня все-таки переплюнул.
Закурил, глянул на часы.
- Время есть, расскажу, чтобы ты понял, с кем дело имеешь, и подумал, стоит ли со мной связываться. О том, что я в ГБ служил - ты знаешь, спецрота афганская для меня вроде схрона была, сделал свое дело, и под крылышко полковника Гонты, отлеживаться… В самом конце той войны мой куратор, который остался при посольстве в должности военпреда, вызвал меня в Кабул и дал последнее афганское задание - сбить два транспортных вертолета, которые пойдут с грузом наркоты в сторону Союза. Дал время, маршрут, все как положено… Я вышел на точку, помню, порадовался еще - совсем рядом с базой, думаю. Положил вертушки аккуратно, с двух выстрелов - и домой, полдня ходу по горам, прихожу на базу, в расположение нашей роты - никого. И видно, понимаешь, что только что снялись, такие вещи всегда видны… Вот тут-то я все и понял…
Годунов встал, раскрыл иллюминатор, подставил лицо невскому ветру.
- У меня ни связи, ни оружия, «Калаш» с двумя магазинами, «Макаров» снаряженный, и нож - все! Этот пидор, куратор, думал, что я в горах сгину. А я дошел, на злобе дошел, на ненависти. Когда ночью в Кабул входил, у меня в «Макаре» один патрон оставался, и нож сломанный… Утром позвонил по условному телефону, - глухо, как в танке. Звоню в посольство, не положено, на крайний случай только, а куца крайнее… Отвечают - убыл военпред Иванов в столицу нашей Родины - Москву, а когда вернется, о том говорить не положено…
Он сел, не глядя нащупал кружку пива, выпил залпом, снова закурил.
- Руку там потерял?
- Руку? - он посмотрел на протез, словно забыл о его существовании, а я напомнил, затронул больную тему. - Нет, рука - это еще одна «Одиссея», «Одиссея капитана Годунова»…
* * *
Дверь каюты тихонько приоткрылась, сперва раздался голос официантки Люды, потом и сама она вплыла в каюту:
- Мальчики, вы кончили? - хихикнула, поправилась: - Закончили свои дела? А то мы с Мариной скучаем…
Следом вошла Марина, и в каюте сразу стало тесно, настолько ее было много.
- Мне идти надо, - Годунов поднялся. - Леша, проводи до трапа…
- Куда же вы, мальчики?
- Леша сейчас вернется. Правда, Кастет?
Я неуверенно пожал плечами, надо ли…
Мы поднялись на палубу, встали у сходней.
- Значит так, - Годунов опять посмотрел на часы, - встречаемся вечером, в 19.00, в клубе «96», слышал о таком?
- Где пидоры собираются, что ли?
- Не пидоры, а сексуальные меньшинства, ты эти предрассудки оставь. Я еще двух мужичков приведу, это вся наша команда и будет, больше пока рассчитывать не на что. А ты не менжуйся, иди к девчонкам, посиди, пивка попей, может, и срастется чего…
- Не тянет меня сегодня на подвиги.
- А от тебя никто подвигов и не ждет, просто добросовестное исполнение мужских обязанностей, а подвиги за тебя девчонки совершат, уж я-то их знаю…
Он пожал мне руку, оглядел набережную и поспешил вниз, в город, а я вздохнул и собрался уже вернуться в каюту, но почувствовал, что уже выпитое мною пиво напоминает о себе.
Я тронул за руку проходящую мимо официантку с полным подносом кружек:
- Красавица, а где на вашем судне гальюн расположен?
Красавица повела полным плечом:
- В конце коридора, сударь!
И точно, в конце коридора было две похожих комнаты, на одной двери был нарисован бравый пират, на другой - вероятно, пиратка, но рисунок закрывала беспокойная очередь нетерпеливых девиц разного возраста и степени опьянения.
Я толкнул дверь с пиратом и вошел внутрь. Гальюн на фрегате «Ксения» был оформлен по всем правилам европейских и мировых стандартов - кафель, зеркала, неяркий интимный свет, и даже музыка, льющаяся из невидимых динамиков.
Из всей этой лепоты совершенно выпадала группа парней в черных кожаных жилетках на голое тело. Парни стояли кружком в самом центре гальюнной прихожей, или как это называется в корабельной архитектуре - большой зале, где стояли умывальники и зеркала, чтобы посетитель мог привести себя в порядок перед выходом в большой палубный свет. Один из парней повернулся и сделал шаг в мою сторону.
- Вали отсюда!
- Мужики, я пописать.
- Иди, к бабам ссы!
Тут я заметил, что в центре образованного парнями круга на коленях стояла девчонка в разорванной блузке, один из парней держал ее за волосы, другой расстегивал брюки. Глаз у девчонки был подбит, а из уголка рта сочилась кровь.
- Мужики, вы чего? - я сделал шаг вперед и налетел на кулак.
Удар был сильным и неожиданным, как падение кирпича с крыши. Я едва успел дернуть головой в сторону, но удар пропустил, покачнулся и, чтобы не упасть, отступил к стене. Голова немного «поплыла», не от силы удара, от внезапности нападения.
Парень усмехнулся.
- Теперь все понял? Вали!
Девчонка тонко пискнула, раздался звук пощечины.
- Прекратить! - гаркнул я голосом комвзвода разведки и мотнул головой, отгоняя ударный шок.
Парни, а их было пятеро, дружно обернулись ко мне:
- Ты чего, Сема, разобраться с ним не можешь?
- Я ему сказал - иди в бабский гальюн, а он, вишь, не слушается!
- Ничего, теперь всю жизнь только в бабский и будет ходить!
Весь этот гнилой базар и хиханьки-хаханьки были мне только на руку, я окончательно пришел в себя, собрался и изготовился к бою. Не к сортирной драке с поломанным носом и парочкой трещин в ребрах, а к бою не на жизнь, а на смерть.
Вперед вышел самый крупный, со злыми глазами и золотой цепью на шее. Рыхлый живот свисал над пряжкой ремня, но плечи были широкими, мускулистыми.
«Качок, - понял я, - руки у него сильные, а ног и пресса нет. Будет бить так, чтобы сразу вырубить, но это - навряд ли…»
Пока он делал свои три шага в мою сторону, я немного сместился вправо и пробежался взглядом по всей туалетной «зале» - кто где стоит, куда упадет «качок» после моего удара и кто станет следующей жертвой…
Подойдя ко мне, парень остановился, качнулся с пятки на носок, широко размахнулся и ударил. Его рука еще только двигалась в мою сторону, а он уже начал радостно улыбаться и поворачиваться к своим корешам, чем только облегчил мою задачу. Я поднырнул под его руку, дождался, когда сила удара уйдет в воздух, и, ухватив ее за запястье, сначала резко дернул вниз, а потом завел за спину и так же резко рванул вверх. Все заняло секунды две и завершилось плохо поддающимся лечению переломом локтевого сустава.