Много позже Лоуренс вздохнул и перевернулся на другой бок, все еще сжимая медвежонка, но высвободив руку Дейла. Старший брат улегся на правый бок и задремал. За сетками на окнах шуршали листья старого дуба, цикады выводили свое бесконечное стрекотание. Угас последний отблеск сумеречного света, но во мраке ветвей перемигивались огоньки светляков.
Когда Дейл уже почти заснул, ему показалось, что он слышит, как мама гладит на кухне. Кроме дыхания обоих мальчиков в комнате какое-то время не было слышно на звука. Снаружи доносилось уханье совы и отдаленное воркование лесного голубя. Затем ближе, гораздо ближе, в шкафу у них в комнате что-то тихо заскреблось и заскрипело. Потом затихло, чуточку помолчало и снова зацарапалось перед тем как угомониться насовсем.
Глава 13
Дьюану таки удалось убедить дядю Арта в том, что четверг наиболее подходящий день для того, чтобы отправиться в университетскую библиотеку – на протяжении многих лет Арт тратил большую часть заработанных денег на покупку книг, но тем не менее никогда не отказывался посетить «приличную библиотеку» – и сразу после восьми утра они вдвоем туда и отправились.
То, что дяде Арту не удалось потратить на книги, он вложил в автомобиль и теперь Дьюану оставалось только дивиться великолепию этой машины размером с эскадренный миноносец. К тому же она была оборудована всеми технологическими новинками, освоенными на данный момент заводами Детройта, вплоть до автоматического переключателя фар с сенсорным датчиком, установленным на приборном щитке. Его форма смахивала на лучевой пистолет и напоминала какое-то из изобретений Старика. Правил дядя Арт, небрежно откинувшись на подушках сиденья и едва придерживая двумя пальцам руль.
Дьюан любил своего дядю. Круглое, цветущее лицо дяди Арта со всегда готовым к улыбке ртом, казалось принадлежало человеку, либо только что услышавшему веселую шутку, либо предвкушающему ее. В том, что касается дяди Арта, такое предположение являлось правдой.
Арт Макбрайд был насмешником. В то время как отец Дьюана от своих неудач впал в разочарование и горечь, дядя Арт выработал в себе ироническую покорность обстоятельствам, которую приправил легким юмором. Старик везде подозревал заговоры и конспирацию, он видел их в правительстве, в телефонной компании, в Обществе Ветеранов, в большинстве преуспевающих семей Элм Хэвена, в то время как дядя Арт был глубоко убежден, что большинство людей слишком глупы, чтобы составлять заговоры.
По-своему потерпел неудачу каждый из братьев. Отец Дьюана не раз начинал собственный бизнес и столько же раз видел, как он постепенно разваливается. Дела шли плохо вследствие отсутствия планирования, ужасного хронометрирования и из рук вон плохой техники управления, никогда не являвшейся эффективной даже при той бешеной энергии, которую Старик умудрялся развивать. Кроме того, он обладал даром ссориться со всеми лицами и организациями, которые были необходимы для успеха дела. В отличие от него дядя Арт лишь несколько раз в жизни начинал собственное дело – и ему удалось заработать кое-какие деньги, которые он почти полностью потратил на своих трех жен, ныне покойных – а затем он пришел к выводу, что бизнес это не для него. Теперь, когда появлялась нужда в деньгах, он работал на заводе Кантерпиллер вблизи Пеории. И, имея степени в области технологии и управления, он тем не менее всегда предпочитал работу на сборочном конвейере.
Дьюан пришел к выводу, что склонность к ироническим наблюдениям и способность справляться с ответственностью не всегда сопутствуют друг другу.
– Какого рода раритеты интересуют тебя в университете Бредли? – поинтересовался дядя Арт.
Дьюан поправил очки, вечно съезжавшие на кончик носа, и заторопился с ответом.
– Да, я хотел кое-что разузнать, но не нашел никаких материалов в библиотеке Оук Хилла.
– А ты справлялся в Библиотеке Элм Хэвена? Лучшем из хранилищ человеческой мудрости со времен Александрийской библиотеки?
Дьюан улыбнулся. Одна комнатка «библиотеки» на Брод Авеню была предметом их давних шуток. В ней едва ли насчитывалось более четырехсот книжек. В то время как библиотека дяди Арта состояла из более, чем трех тысяч томов. Дьюан мог бы поискать там сведения о колоколе Борджиа, но он был знаком с этим собранием достаточно хорошо и знал, что та эпоха в ней представлена довольно скудно.
– Впрочем, что это я говорю «хранилище», – продолжал дядя Арт. – Мне следовало бы сказать «гноилище». Повезло тебе, приятель, что я временно свободен.
– Повезло, – согласился Дьюан. Дядя Арт бывал «свободен» большую часть года, в зависимости от приливов и отливов спроса на рабочую силу для сборочного конвейера. И ничего не имел против такой свободы.
– Нет, серьезно, что ты разыскиваешь? – дядя Арт включил кондиционер и тронул пальцем кнопку подъема стекла. В кабину потек теплый, влажный воздух. Арт пробежал рукой по коротким волосам: он был счастливым обладателем роскошной белой шевелюры волнистых и густых волос. Дьюан помнил, что несколько раз дядя Арт отращивал их ниже плеч. Но обычно носил такую короткую стрижку, как сейчас. Еще Дьюану помнилось, как однажды, когда его дядя вернулся после годичного отсутствия, вызванного смертью его третьей жены, он сам, в то время четырехлетний малыш, был поражен сходством между его бородатым родственником и Санта Клаусом.
Дьюан вздохнул.
– Меня интересуют кое-какие материалы по Борджиа.
Дядя Арт с интересом повернулся к нему.
– Борджиа? Это те, которые… Лукреция, Родриго, Чезаре?
– Ага, – кивнул Дьюан. – Тебе много о них известно? Ты случайно не слышал об их колоколе?
– Нет. О Борджиа я знаю не так уж много. Обычную ерунду об отравлениях, инцестах и плохих Папах Римских, которых они производили. Меня больше интересуют Медичи. По-моему, это именно та семья, о которой стоит почитать побольше.
Дьюан кивнул. Из Элм Хэвена они отправились на юго-восток по Хард Роуд – главной дороге штата – и теперь спускались в долину Спун Ривер. Утесы были примерно в миле от них, склоны холмов так густо поросли деревьями, что их ветки смыкались над дорогой, а сама земля в долине была от частых паводков такой черной и плодородной, что зерно стояло здесь на фут выше, чем на полях в окрестностях Элм Хэвена.
Единственными строениями, попавшими в поле зрения, были амбары для зерна и металлическая конструкция моста через реку. На самом мосту, пешеходная дорожка упиралась в небольшую, заостренную кверху башню из рифленой стали, не больше четырех футов в диаметре, от которой футов на тридцать вниз уходили бетонные сваи.
– Помнишь, когда мы ездили в Пеорию ты и папа пугали меня, что оставите меня здесь, если я не перестану задавать вопросы? – спросил Дьюан, махнув в сторону этой башни. – Вы говорили, что это специальная тюрьма для любопытных детей. Ты еще сказал, что заберешь меня на обратном пути.
Дядя Арт кивнул и зажег сигарету. Его голубые глаза, щурясь, глядели на расстилающуюся впереди дорогу.
– Это правило еще работает, парень. Еще один вопрос и ты проведешь в тюрьме времени больше, чем Томас Мор.
– А что это за Томас такой? – притворно заинтересовался Дьюан, подначивая дядю Арта. Они оба были страстными поклонниками Томаса Мора.
– Вот это был человек! – тут же купился тот и пустился в один из своих нескончаемых монологов.
Они выехали на шоссе номер 150 и, свернув на восток, направились к крошечному городишку под названием Кикарро, а затем в Пеорию. Дьюан уселся поудобнее на мягком сиденьи кадиллака и принялся думать о колоколе Борджиа.
Дейл, Майк, Кевин и, разумеется, Лоуренс, после завтрака выехали на велосипедах из города и отправились в лес позади кладбища Кэлвери. Они промчались через само кладбище, при этом Майк покосился на запертую дверь лачуги, но ничего не сказал ребятам, затем спешились, оставив велосипеды у дальнего забора. Пешком они пересекли пастбище, углубились в густой лес и примерно через четверть мили подошли к открытому карьеру, который в разговорах между собой они называли Гора Билли Гоут. На нее-то они и забрались и стали кидаться друг в друга комьями грязи. Этому увлекательному занятию они предавались довольно долго, не меньше часа, затем разделись и с шумом кинулись в воду.
Джерри Дейзингер, Боб Маккоун, Билл и Барри Фусснеры, Чак Сперлинг, Диггер Тейлор и еще пара ребят приехали около десяти часов, как раз когда Майк с друзьями выбрались из воды и начали одеваться. Двойняшки Фусснеры тут же издали воинственный клич и все стали кидаться грязью – Майк, Дейл и остальные предусмотрительно перебрались на восточный берег карьера еще до купания. Обе стороны увлеченно обменивались над гладью вод оскорблениями и лепешками грязи до тех пор, пока вновь прибывшие не разделились на две группы и не двинулись по обоим склонам холма на противника.
– Кажется, они собираются обойти нас с флангов, – предположил Майк, застегивая джинсы.
Кевин метнул в противника снаряд, который упал футах в десяти от северного утеса. Дейзингер прокричал что-то оскорбительное, не прерывая наступления и только время от времени наклоняясь, чтобы слепить комок и бросить его в противника.
Дейл заторопил Лоуренса, чтобы тот поскорее управлялся со своими кедами. Он метко швырнул комок грязи… Нет, конечно, грязь, а не камень, и получил удовольствие, глядя как поспешно увернулся от него Чак Сперлинг.
Теперь камни и комья летели в них сплошных потоком, иногда шлепаясь в воду или падая на землю. Захватчики теперь достигли дальней стороны карьера и надвигались с севера и юга. Футах в двадцати за карьером начинался лес и тянулся на многие, многие мили.
– Помните, – сказал Майк. – Если они догонят кого-нибудь, то прежде чем схватить, сначала они должны повалить вас на землю. А вы постарайтесь увернуться и опять делайте от них ноги.
– Ага, – кивнул Кевин, глядя в сторону леса. – Побежали уже, а?
Но Майк ухватил его за рубашку.
– Но если они по-настоящему поймают вас, не рассказывайте им ни где наши убежища, ни наши пароли. Слышали?
Кевин скорчил рожу. Джим Харлен однажды выдал их всех – они до сих пор из-за этого не пользовались тайником номер пять – но больше никто ни разу не проговорился, хотя однажды это привело к серьезной драке между Дейлом и Диггером Тейлором.
Нападающие были уже достаточно близко и тактика захвата в клещи могла принести успех. Снаряды летели со свистом и с гулким стуком шлепались на землю. Лоуренс прицелился, отвел руку и с такой силой метнул ком грязи, что даже на расстоянии в тридцать шагов Джерри Дейзингеру пришлось присесть. Он сердито выругался в адрес противника.
– В лагерь третий! – скомандовал Майк, давая таким образом знать, где они должны встретиться через тридцать минут после того, как уйдут от преследования. – Бежим!
И они побежали. Пока они продирались сквозь кусты Дейл старался не выпускать Лоуренса из виду. Кевин и Майк повернули к югу на Джипси Лейн к тому ущелью, в котором Дохлый Ручей прятался в сланцевых породах, а Дейл с братом побежали к ручью, который тек по северной стороне кладбища и впадал в никому неизвестное озерцо неподалеку от владений их дяди Генри и тети Лены.
Позади них двойняшки Фусснеры, Маккоун и другие орали и тявкали, изображая свору гончих во время охоты на лис. Стрельба грязью прекратилась. В лесу рос густой подлесок, кусты, молодые деревца, пни и ветви ядовитого плюща, и все ребята были слишком заняты криками и преследованием, или криками и старанием обвести противника, чтобы еще иметь время на стрельбу комками грязи.
С трудом продираясь сквозь кусты, иногда помогая Лоуренсу, когда они оказывались на крутом подъеме, Дейл старался держаться впереди преследователей, и словно в уме у него была карта, прикидывал как им лучше добраться до лагеря номер Три, не попав в руки банды преследователей.
Холмы эхом отвечали на крики захвата и нападения.
Библиотека университета Брэдли была не из самых лучших, в конце концов университет специализировался в области образования, технологии и бизнеса, но Дьюан неплохо знал свое дело и вскоре нашел информацию по интересующему его предмету. Он переходил от картотеки к книжным полкам, затем к каталогу микрофильмов и снова к книжным полкам, разыскивая материалы, пока дядя Арт сидел в одном из легких кресел главного зала, листая подшивки газет и журналов за последние два месяца.
Литературы, напрямую посвященной семейству Борджиа и тем более колоколу, здесь не было, и Дьюану пришлось перелопатить немало книг, прежде чем он нашел первые сведения. Это была небольшая заметка в одном длинном исследовании, посвященном коронации пап:
Итальянцы и их соседи, живущие за Пиренейским хребтом, были просто шокированы, когда Его Высокопреосвященство Дон Алонсо-и-Борхьо, архиепископ Валенсии, кардинал Куаттро Коронати, на конклаве 1455 года был избран Папой в возрасте семидесяти семи лет. Некоторые считали, что основным поводом этого избрания послужили его преклонный возраст и вполне очевидные недуги; конклаву нужен был слабый Папа и никто не сомневался, что Борджиа, так итальянцы переделали его грубое испанское имя, окажется именно таким.
Но, как и Папа Каликстус III, Борджиа, казалось, обрел источник энергии в своем высоком чине и преуспел в консолидации папской власти. Кроме того он замыслил новый крестовый поход, последний по предположениям современников должен был быть направлен против турок, все еще удерживающих за собой Константинополь.
Чтобы отметить в истории свое папство и способствовать процветанию семейства Борджиа, Каликстус велел отлить огромный колокол из металла, добываемого в легендарных копях Арагона. Колокол был отлит. Согласно легенде железо для него было взято из так называемого Звездного Камня Коронатти, по всей видимости метеорита, служащего источником самого чистейшего металла, с которым работали самые лучшие кузнецы Валенсии и Толедо уже на протяжении нескольких поколений. Колокол был произведен на свет в Валенсии и в сопровождении величественной процессии отправлен в Рим. Небольшая задержка в пути, вызванная тем, что колокол хотели показать на выставке в главном городе двух соседних областей – Арагона и Кастилии, оказалась роковой.
Триумфальный колокол Каликстуса прибыл в Рим седьмого августа 1458 года. Но восьмидесятилетний Папа не смог его увидеть. Он умер накануне ночью.
Дьюан сделал необходимые выписки, а также списал индекс книги и пролистал остальные отобранные тома, но никаких упоминаний о колоколе Каликстуса больше не встретил. В результате короткого тура к предметному каталогу, он получил совет обратиться к материалам о племяннике Папы, Родриго.
Информации о Родриго было море. Дьюан торопливо исписывал лист за листом, довольный тем, что захватил несколько лишних блокнотов.
Двадцатисемилетний кардинал Родриго Борджиа во время конклава 1458 года развил необычайно кипучую деятельность. Не будучи даже отдаленным кандидатом на избрание Папой, молодой Борджиа умно способствовал выборам следующего понтифика, обеспечив поддержку Архиепископу Энею Сильвиусу Пикколомини, который оставил конклав, уже став Папой Пием II. Пий не забыл помощь юного кардинала, оказанную в тяжелое время, и Пикколомини позаботился о том, чтобы последующие несколько лет стали весьма плодотворными для Родриго Борджиа.
Никаких упоминаний о колоколе не было. Дьюан по диагонали пробежал еще две книги и уже почти пролистал третью, когда наткнулся на следующее высказывание.
Это была история, записанная самим Пикколомини. Папа Пий II оказался прирожденным летописцем, скорее историком, чем теологом. Его заметки о конклаве 1458 года, заметки, запрещенные правилами и традицией, показали как именно он заручился поддержкой кардинала Родриго Борджиа и насколько полезной оказалась эта поддержка. Затем, в отрывке посвященном празднованию Вербного Воскресенья в 1462 году, то есть четырьмя годами позже, Пий описал необыкновенную процессию, данную в честь прибытия главы храма св. Андрея в Рим. Дьюан тонко улыбнулся при этом «празднование прибытия главы». Смешно звучит.
Отрывок был довольно многословным:
Все кардиналы, жившие вдоль маршрута, замечательно украсили свои дома… Но всех их своим искусством, стараниями и расходами превзошел Родриго, наш вице-канцлер. Его огромный, высокий дом, выстроенный на месте прежнего монетного двора, был полностью покрыт богатыми и прекрасными гобеленами. Помимо последних он воздвиг огромный балдахин, который был украшен многими и многими чудесами. Над балдахином, обрамленным изысканными резными орнаментами по дереву, висел огромный колокол, созданный по заказу брата вице-канцлера, Нашего предшественника. Несмотря на его относительную новизну, колокол назвали талисманом и источником власти Дома Борджиа.
Процессия остановилась перед замком вице-канцлера, услаждая слух сладкими песнями и серенадами, а также наслаждаясь зрелищем сияющего золотом дворца. Пышностью не уступающего, по слухам, дворцу Нерона. По случаю Нашего праздновствования Родриго украсил не только свой собственный дворец, но и все близлежащие дома, так что площадь перед ними казалась своего рода парком, полным самого пышного веселья. Мы предложили благословить дворец Родриго, его земли и сам колокол, но вице-канцлер отказался от нашей милости, заявив, что колокол некоторым образом уже был освящен. Это произошло двумя годами раньше, чем был построен дворец. Немало позабавленные, мы двинулись дальше с Нашей бесценной реликвией среди почтительной и приветствующей Нас толпы.
Дьюан покачал головой, поправил вечно съезжающие очки и улыбнулся. Мысль о том, что этот колокол, всеми забытый, висит в заколоченной башне Старого Централа, казалась невероятной.