– Ты продолжишь тупо пялиться и блеять или все-таки поможешь мне освободить Нику и Михара?! – разозлилась я. Стукнуть его, что ли?
– Да, конечно! – остекленелость взгляда сменилась бешеной радостью. – Господи, Анна, но как тебе это удалось? Или ты, как Ника…
– Слушай, давай я сложу песню о своих подвигах чуть попозже, ага? И чтобы ты не расслаблялся особо – способностей дочери у меня нет. Меня просто не надо злить. На, держи, – я протянула рыжему осточертевший автомат. – Надеюсь, умеешь им пользоваться?
– Умею, – в светло-голубых глазах радость слегка подвинулась, уступив часть территории восхищению. – Ну, ты даешь!
– Не люблю, знаешь ли, когда у меня пытаются отнять дочь, – проворчала я, выходя из камеры. – Где-то тут еще Михар, он в отключке. Надо его привести в чувство, без него мы вряд ли сможем освободить Нику.
– Я слышал, как кого-то притащили сюда пару часов назад. По-моему, он в соседней камере.
– По-моему, тоже. Во всяком случае, мониторы с вашим изображением стоят рядом.
– Ты что, и в комнате слежения побывала?!
– В первую очередь. У вас ведь тут видеокамер понатыкано на каждом шагу, а я не человек-невидимка. Давай открывай засов.
Петер сделал это гораздо быстрее меня, но комплексовать смысла не было. Он ведь все-таки мужчина, причем высокий и сильный.
Михар по-прежнему лежал на полу, почти в той же позе.
– Петер, ты же все-таки врач, ты сможешь помочь ему очнуться?
– А зачем для этого врач? Пару раз пошлепал по щекам – и готово.
– МакКормик накачал его каким-то препаратом, чтобы Михар гарантированно провалялся в отключке как можно дольше.
– Это плохо, – рыжий склонился над парнем и в темпе осмотрел его. – Так, серьезных повреждений нет, переломов нет, синяки, порезы и ссадины особо на самочувствии сказаться не должны. Но без стимулятора он вряд ли очнется.
– Значит, нужен стимулятор.
– Логично, – улыбнулся Петер. – Ну что ж, нужен – значит, надо пойти и взять его.
– А где?
– Вообще-то, все свои разработки Стивен хранит в специальной комнате-сейфе, доступ туда без его присутствия невозможен…
– Значит, идем в гости к Стивену, – я направилась к двери.
– Да погоди ты! – Рыжий перехватил меня за руку и укоризненно покачал головой. – Вот ведь торопыга. Нам не нужен МакКормик, в моей лаборатории есть две ампулы с препаратом номер семь, приготовленные для тебя.
– А номер два, который был для Ники, есть?
– Одна ампула, ей ведь вводили разбавленный.
– Тогда надо ввести именно его.
– Почему?
– А вспомни, что творила тогда Ника! Вполне возможно, что этот стимулятор усилил ее способности индиго, пусть и на время. А Михар тоже индиго. Ладно, пошли.
– Нет, не пошли, – решительно сказал Петер. – Ты оставайся с Михаром, я и один справлюсь. Нечего нам вдвоем шастать. Насколько я понимаю, магнитную карточку ты раздобыла, иначе вряд ли сюда добралась бы. Дай ее мне. – Наверное, в моих глазах что-то промелькнуло, потому что рыжий вдруг словно окаменел. – Так, похоже, ты мне не доверяешь. Зачем тогда пришла освобождать?
– Скажите пожалуйста, какие мы чувствительные, – проворчала я, смущенно отвернувшись. – Мой инстинкт самосохранения, знаешь ли, не всегда согласен со мной. Он ужасный эгоист и не верит никому. Но мы с ним как-нибудь договоримся, а ты не рефлексируй тут, а делом займись. В любой момент мои шалости могут обнаружить.
– Ладно, я пошел, – оттаял Петер. – Не волнуйся, я быстро, моя лаборатория в этом же крыле, на втором этаже. Там обычно охраны не бывает.
– Ты все равно не расслабляйся, а то снова придется тебя вытаскивать. А ты, между прочим, морковка довольно увесистая, так и надорваться можно.
– Попрошу без намеков на мой цвет волос! – засопел рыжий и вышел из камеры.
А я осталась вместе с Михаром. И, рассматривая тело парня, еще больше захотелось уничтожить Менгеле. Богом он себя вообразил, Творцом всего сущего! Вот и натворил, скотина нацистская! Петер прав – об этих существах там, в цивилизованном мире, не должны знать. В лучшем случае сделают из них ярмарочных уродцев, в худшем – все тех же подопытных кроликов. Их место – только здесь, но без Менгеле и его подручных.
Я так разозлилась на ублюдочного наци, что совершенно забыла маяться от мучительного ожидания, с замиранием сердца прислушиваясь к звукам снаружи.
Поэтому и бросаться на шею вернувшемуся Петеру не стала, лишь отошла в сторону, уступая место возле Михара.
– А как же возбужденно-радостные вопросы «Ну как?», – проворчал рыжий, вытаскивая из кармана шприц и ампулу.
– Ты же здесь, а значит, все прошло без осложнений, – констатировала я, наблюдая за уверенными движениями Петера, вводившего в вену Михара стимулятор номер два.
– Ну, это не совсем так, – раздался от двери злорадный голос. – Я как чувствовал, специально решил ночевать на втором этаже. А ну, ручки медленно вверх, и без глупостей.
Курт?!!
ГЛАВА 40
Он, кто же еще. Стоит у двери с автоматом наперевес и мстительно ухмыляется.
– Я же говорил МакКормику, что ты хитрая изворотливая сука, а он не верил, – белесая дылда перехватила автомат поудобнее. – Охрану усилили только возле комнаты девчонки, решили, что ты и этот слюнтяй рыпаться не будете. А он у нас не слюнтяй, он у нас герой, да, Петер? Отец будет гордиться твоими подвигами!
– Заткнись, задница Менгеле, – брезгливо поморщился рыжий. – Ты что возле лабораторий делал, смазку получше искал?
– Еще одно слово, – прошипел Курт, – и я отстрелю тебе яйца.
– Не отстрелишь, зачем тебе конкуренты в постели.
– Заткнись! – Автомат в руках белобрысого судорожно дернулся, пули с визгом заметались по камере, рикошетя от стен.
Петер опрокинул меня на пол и навалился сверху, закрывая от смертоносных ос.
– Бог мой, как трогательно! – хмыкнул Курт. – Похоже, наш мальчик влюбился в русскую бабу, вон жизнью готов пожертвовать ради нее. Да я и не собирался никого убивать, так, пугнул только. Все, хватит валяться, медленно встали, подняли руки и по одному – к двери. И без резких движений – в следующий раз получите пулю в ногу. Ну, я кому…
Он вдруг резко замолчал. Я осторожно выглянула из-за плеча помогавшего мне встать Петера, опасаясь получить обещанную пулю, и во второй раз за последний час захихикала. А чего они! То деревенский засов на дверь вешают, то в «Замри!» играют, да еще и застывают в совершенно кретинских позах.
Курт стоял на одной ноге, вторая была поднята для шага. Глаза выпучены, рот растянулся, словно у веселой лягушки, побелевшие от напряжения пальцы вцепились в автомат, видно было, что белобрысый пытается нажать на курок и не может. По вискам стекали капли пота, физиономия багровела все сильнее, цветовой гаммой Курт напоминал теперь польский флаг, красное с белым. Воздух вырывался из груди со свистом, видимо, из-за стиснутых зубов.
А с пола медленно поднимался Михар, не сводя с врага напряженного взгляда.
Петер не стал дожидаться конца противоборства, прекратив его вполне традиционным способом. Свидание рукоятки пистолета с виском бывшего соратника закончилось ожидаемо – Курт икнул, закатил глаза и грузно обвалился на пол.
Рыжий наклонился над ним, пошарил в карманах, вытащил наручники и сцепил ими руку и ногу Курта.
Михар молча стоял в стороне, сосредоточенно вглядываясь в нас. Когда Петер закончил с белобрысым и выпрямился, парень заговорил. Голос звучал так же странно, как и у Лхары, но понять его ломаный немецкий можно было без труда:
– Ты – мать Маленькой Сестры, верно? – Огромные глаза в упор смотрели на меня.
– Маленькой Сестры?
– Так Лхара зовет подобную нам девочку-чужестранку. Она очень сильная, она нужна нам, очень. Лхара и остальные не могут удержать Старейшую. Они разбудили ее, направили сюда, но Старейшая злится. Она не хочет подчиняться, она всегда была главной. Я тоже должен помогать! Но сначала – Маленькая Сестра, где она? Я не слышу ее, она жива?
– Жива, ее просто закрыли от всех. Ника здесь, на верхнем этаже. Но ее серьезно охраняют.
– Это неважно. Идем, – и Михар направился к двери.
Наверное, в воде он передвигался так же грациозно, как Лхара, но на суше его походка напоминала движения карлика. Что не мешало ему идти быстро и бесшумно.
Мы с рыжим переглянулись, подобрали оружие незадачливого Курта и направились следом за Михаром. Но следом мы шли только до выхода из подвала, потом роли поменялись – дорогу к Нике лучше всех знал Петер.
Лифтом решили не пользоваться, оказаться всем троим запертыми в одной клетке не хотелось, ведь в любой момент могли обнаружить следы моих шалостей. Да и не только моих.
Я помнила толпу охранников на этаже, где находилась моя дочь, поэтому перед дверью, ведущей туда, остановила Петера:
– Не спеши, у нас ведь даже плана нет никакого! Надо решить, что будем делать.
– Не надо, – усмехнулся рыжий, глядя на нашего спутника. – Он уже делает.
– Не надо, – усмехнулся рыжий, глядя на нашего спутника. – Он уже делает.
Лицо Михара застыло и побледнело от напряжения, зрачки глаз расширились, превратившись в черные провалы, он медленно шел к двери. Петер едва успел всунуть карточку в прорезь замка, открывая нашему спутнику проход на этаж.
Где продолжалась игра в «Замри!». Но, поскольку людей здесь было довольно много, удерживать их всех достаточно долго Михар вряд ли сможет. Пришлось в темпе подключаться нам с Петером. Я пустила в ход электрошокер, рыжий – приклад.
Мы справились довольно быстро, минут за пять, и только тогда Михар обессиленно сел на пол и устало прикрыл глаза.
– Вы идите пока за Маленькой Сестрой, а мне надо отдохнуть. Нашим нужна моя помощь.
Перепрыгивая через валявшиеся тела охранников, я бросилась к двери, за которой спала моя малышка. От нетерпения руки тряслись, и я никак не могла вставить карточку в дурацкую прорезь. Петер мягко оттер меня от двери, забрал карточку и все сделал как надо. Но дверь почему-то не открылась.
– Забыл совсем! – прошипел сквозь зубы рыжий, обшаривая карманы охранников. – Здесь же другие ключи действуют, специальные. Ага, нашел.
И дверь наконец соизволила пропустить нас внутрь комнаты.
Вот она, моя родная! Спит, свернувшись клубочком.
Нет, уже не спит. Едва дверь открылась, как Нику словно подбросило на кровати. Она открыла глаза, обвела комнату сонным взглядом, увидела меня, улыбнулась, зевнула, а потом, наверное, все вспомнила.
И, вскрикнув, метнулась ко мне:
– Мама! Ты меня нашла! А тот старикашка сказал, что ты меня никогда не найдешь!
– Я же тебе обещала, – как же славно пахнет мой ребенок! – А если мама что-то обещает, она это делает, ты же знаешь. И вообще, нам пора, мы уходим.
– Домой?
– Пока отсюда, а там видно будет.
– Тогда мне надо одеться, – Ника нехотя слезла с моих рук.
Через минуту мы вышли в коридор и девочка озадаченно протянула:
– Мамсик, это ты тут буянила?
– Ну почему сразу я? Нас трое, между прочим.
– Трое? – Только сейчас Ника заметила сидевшего на полу Михара.
– Здравствуй, Маленькая Сестра, – улыбнулся тот, поднимаясь. – Я рад тебя видеть. Теперь мы справимся.
– С чем? – удивилась было девочка, а потом…
Она словно задохнулась, голова дернулась назад, как от удара, глаза закатились, и Ника упала бы на пол, не подхвати я ее на руки.
Что за…
Рядом послышался глухой стук, это упал Михар.
– Петер, ты сможешь его нести? – Я ничего не понимала, но времени на раздумья не было.
Я знала одно – отсюда пора убираться. Ощущение надвигающейся опасности становилось все сильнее, и оно шло снаружи. Оттуда, где затаился тихий, словно вымерший лес.
– Но что с ними? Может, еще укол сделать?
– Вряд ли поможет.
– Откуда ты знаешь?
– Предполагаю. Петер, поверь, на разговоры нет времени, надо уходить, срочно! Бери Михара!
Рыжий, видимо, тоже почувствовал неладное, он молча наклонился, взвалил полубессознательного парня на плечо и направился вслед за мной к лифту. Шуршать по углам я больше не собиралась, счет шел на минуты, если не на секунды.
– Петер, как только двери лифта откроются, стреляй без разговоров, – я покрепче прижала к себе повисшую тряпичной куклой Нику. – Сможешь? А то у меня обе руки заняты.
– Но стрельба разбудит всех в здании, и не только!
– Поверь, это уже неважно.
– Да что же, черт возьми, происходит?!
Ответить я не успела, лифт остановился, и створки медленно поехали в стороны. Петер, придерживая левой рукой Михара, правой взял автомат на изготовку. Но… В холле было пусто. Во всяком случае, из лифта мы никого не увидели.
Рыжий осторожно выглянул, осмотрелся и, кивнув мне, медленно двинулся вперед. Я шла за ним, борясь с желанием сорваться с места и бежать, бежать, бежать. И борьба эта становилась все труднее, потому что желание питалось каким-то животным, атавистическим ужасом.
По сравнению с которым прозвучавший за спиной холодный голос показался всего лишь досадным недоразумением:
– Моя ошибка заключалась в том, что я забыл, с кем имею дело.
– Дряхлеешь, Менгеле, – я остановилась и, нетерпеливо постукивая ногой, обернулась. – Вот уже и слова путать начал, и немудрено – сколько можно обманывать природу, поддерживая жизнь в протухшей оболочке! Ты не забыл, с кем имеешь дело, ты просто не знал.
– Нет, Анна, забыл, – старый наци стоял возле двери, ведущей на лестницу. Там, похоже, вся эта банда и пряталась. Довольно внушительная, между прочим, банда, кроме Менгеле с непременным бонусом в виде ушлепка, вокруг кучковалось человек семь, не меньше. – Я забыл, что ты – русская, а это значит – упрямая до безрассудства. И сопротивляться будешь даже в самой безвыходной ситуации. Хорошо, что об этом не забыл Курт. Кстати, где он? Что вы с ним сделали?
– Не волнуйся, – криво усмехнулся Петер, – жива твоя любимая задница.
– Что касается тебя, выродок, – нервно дернул щекой Менгеле, – ты окончательно опозорил своего отца и свою нацию…
– Ой, кто это мне говорит о позоре нации? – вздернул брови рыжий. – Садист-извращенец с активизировавшимися к старости гомосексуальными наклонностями? А напомни мне, что делал бесноватый Адольф с такими, как ты? И вообще, Анна, что мы тут с ними время тратим, нам пора. А вы, голубки, не дергайтесь, вы у меня на мушке. Стоите хорошо, кучненько, я не промахнусь.
– Дурак ты, Петер, – осклабился МакКормик. – И в первую очередь потому, что остальных такими считаешь. Ты бы оглянулся, что ли. Дернешься – вам прострелят ноги. Пока только ноги, тела нам еще нужны. Она, – кивок в мою сторону, – инкубатор, ты – склад неплохого биоматериала. Вижу, амфибия все еще в отключке, значит, мой препарат действует безупречно, несмотря на твои дилетантские попытки помешать. А что с девчонкой? – нахмурился он. – Неужели спит? Я должен ее осмотреть!
– Стручок свой осматривай на предмет венерических заболеваний, – процедила я. – А к моей дочери ты больше не прикоснешься! Не подходи! – Я судорожно сжала электрошокер, поддерживая Нику одной рукой.
– Да ради бога, сама тащи ее за колючку, – пожал плечами ушлепок. – Не захотели жить в цивилизованных условиях – будете гнить в бараке. А твою девчонку придется держать на транквилизаторах, пока мы не отловим всех индиго. Как показал опыт, – он перевел взгляд на безвольно повисшее на плече Петера тело, – это наиболее результативный в данном случае метод. Все, пошли на выход.
Мы повернулись и обнаружили, что МакКормик не блефовал, – у нас за спиной действительно стояли двое с автоматами.
Один из них подошел к нам и отобрал все накопленное за эту ночь оружие. Отдай, это моя добыча!
А потом нас погнали на улицу, направление движения задавали тычками в спину, отчего идти, не спотыкаясь, было все труднее.
Менгеле и МакКормик решили, видимо, лично убедиться в том, что нас доставили куда нужно, и всей гоп-компанией сопровождали нас, оживленно обсуждая по пути планы в отношении Ники и моего еще нерожденного сына.
Прямо скажем, планы были премерзостные, но меня это словно не касалось. Тот самый ужас, который гнал нас из здания наружу, достиг своего апогея, я едва дышала, спотыкаясь все чаще. Петер даже не пытался мне помочь, потому что сам еле шел. Да и милая болтовня за спиной постепенно стихла.
– Стивен, ты чувствуешь? – В голосе Менгеле скрипнули тревожные нотки. – Земля как-то странно дрожит. И эта тишина в лесу – она напрягала меня еще с вечера. Но в бассейне Амазонки никогда не наблюдалось повышенной сейсмической активности, и вулканов здесь нет. Странно, что бы это могло быть?
– Черт его знает, – пожал плечами ушлепок, зябко поводя плечами, – висит в воздухе что-то такое, давящее. Может, ураган какой-нибудь приближается?
Мы как раз подошли к воротам, ведущим за колючую проволоку. Из будки выбежал охранник, торопясь пустить на подотчетную территорию руководство. Он вцепился обеими руками в створку, намереваясь распахнуть ее, но внезапно его взгляд что-то увидел у нас за спиной. И даже в неярком свете фонарей было видно, как лицо охранника мгновенно выцвело, глаза остекленели, а из полуоткрытого рта потекла слюна.
А земля содрогалась все сильнее, от ее дрожи начали падать и ломаться деревья. Или… Или их ломало что-то другое?..
К хрусту падающих деревьев прибавился странный грохочущий шорох. А потом кто-то закричал. Страшно, пронзительно. И загремели автоматные очереди, одна, другая, третья, их становилось все больше, они сплетались в немыслимый звуковой клубок, в котором появились и мощные нити взрывов.
Я очень не хотела оглядываться, очень. Потому что знала, чувствовала – там, за спиной, происходит что-то немыслимое.
Что-то, заставившее хладнокровного Менгеле издать полузадавленный вскрик ужаса.
Прижав к груди вялое тельце дочери, я все же повернулась…
Я много чего видела в своей жизни – и страшного, и невозможного, и магического, и порой фантастического. Но никогда раньше меня не парализовывал такой липкий, атавистический страх, от которого не было спасения. Он поглотил все чувства и эмоции, он нокаутировал разум, он лишил воли.