– Александр Сергеевич, – поправляюсь я и мысленно ругаю себя за такую глупость.
Как можно было выдать себя с потрохами? Да еще и перед его другом.
– Интересно, – он замолкает на секунду, и по его лицу я вижу, что он что–то усиленно обдумывает, – Что вас связывает?
– У нас сугубо рабочие отношения, – краснея еще больше, говорю я, и опускаю глаза в стойку.
Она черная, по–моему акриловая, с литой мойкой и сверкающей крошкой, которая переливается в свете тусклых лампочек.
– Это и странно. Он никому не позволяет называть себя Сашей, кроме жены.
Кровь отлила от моего лица, и я почувствовала, как подкосились ноги. Вцепившись в стойку пальцами, так, что костяшки побелели, а подушечки окрасились в кроваво–красный цвет, я выдохнула:
– А он женат? – выдавила из себя я.
Сергей Александрович пожал плечами, а потом спокойно ответил:
– Ну да. Он в Питер поехал на день рождения дочери.
Вот это был окончательный удар под дых. Внезапно, все встало на свои места. То, как он ловко справлялся с коляской, как он выбрал автокресло, его непринужденное поведение с Тео. Няня, которую он умудрился найти среди ночи. Он казался мне идеальным в отношении ребенка, но сейчас я поняла, что он не был идеален. Просто он знал, что такое дети. Он сам был отцом.
– Алиса? – вопрошает Сергей Александрович, и я выдавливаю из себя улыбку:
– Да?
– Все в порядке?
Сколько его дочери? Она такая же, как Тео, или старше? А его жена, кто она? Почему он ей изменяет? Хотя, стоп! Он же спал с Кристиной, причем если мне не изменяет память, то он сделал это даже после эпизода со мной в его номере. Что ему мешает изменять жене? Или мне? Эти бесконечные сообщения и звонки… Гостиничный номер. «Мне так удобно» – сказал он как–то. Господи, как я могла быть такой дурой.
– Все отлично. Я могу воспользоваться вашим предложением и свалить отсюда пораньше? – с натянутой улыбкой спросила я.
Сергей удивленно захлопал глазами, потом потеребил ремешок часов, и пригладил волосы.
– Да, конечно.
– Супер, – практически воплю я, поднимаю свой рюкзак с пола, накидываю его на плечо и выхожу из–за стойки, – Да, Сергей Александрович, – говорю я, пытаясь сдержать захлестнувшие меня слезы, – Я хотела бы взять отгул завтра.
– А кого мне поставить на замену? – растерянно говорит он, возвышаясь надо мной.
Я почему–то не заметила, что он стоит так близко. От его тела исходит жар и тепло, и мне отчаянно захотелось отпрыгнуть в сторону. Но я сдержалась.
– Кого–нибудь из общего зала. Кристина так уже делала, когда я заболела, – бросаю я, – До свидания.
Я обхожу его и быстро иду к выходу. Глаза застелила пелена, и я не моргаю, чтобы не разреветься в голос. Майя и Бри смотрят на меня с удивлением, оно и немудрено, ведь я никогда не уходила посреди рабочего вечера. Выйдя в коридор, я пустилась рысью к спасительной двери черного входа. Кровь стучала в висках, ноги дрожали, глаза заливало слезами. Я выбежала на улицу, в надежде ощутить прохладу ночи, но на улице август, и ночи выдались жаркими. Встряхнув головой, я быстрым шагом направилась к стоянке такси, открыла дверь первой попавшейся машины и села на заднее сиденье.
– Викерласе, – дрожащим голосом пропищала я.
Таксист кивнул и тронулся с места, включив счетчик. Я открыла рюкзак, достала из него наушники. Когда я вставила их в мобильник, я увидела еще одно сообщение от Саши:
«Сейчас полжизни отдал бы, чтобы тебя поцеловать. А потом усадить на свой рабочий стол»
Я удалила эсэмэску, включила музыку, и по моим щекам потекли горячие слезы.
Посмотри в глаза, молчанье одолей
Ничего вернуть назад, увы, нельзя
В кругу своих друзей не правды нет ничего сильней
Того, что уже сделано.
Посмотрев в окно такси, я поймала свой взгляд, скрывающийся за мелькавшими уличными фонарями. Мое детское лицо почему–то перестало быть детским. Я прислонилась к холодному стеклу, вытерла залитые щеки, и облизала соленые губы. Закрыв глаза, я выключила все звуки в голове, оставив только злосчастную песню, которая продолжала меня убивать каждым словом и нотой.
Сидя у окна, когда лукавит ночь
На отражения в стекле нельзя смотреть
Шесть часов лежать глазами в потолок
И от боли лучше сразу умереть.
ГЛАВА 23
Резкий звонок телефона отвлек меня от разглядывания кукурузных хлопьев, плавающих в тарелке с молоком.
Не сломана, но без тебя жила
Не сломана, я все тебе дала
Я посмотрела на телефон и увидела высветившийся номер Саши. Сбросив вызов, я добавила его телефон в черный список, стерев пятнадцать сообщений, которые он послал мне за последние полчаса.
Сволочь.
Вернувшись к тарелке с хлопьями, я поводила ложкой по молоку и отодвинула свой завтрак. Тео был на улице с мамой. Я проснулась в одиннадцать, потому что не могла уснуть до шести утра. Спасибо маме за то, что она не стала меня будить.
Встав со стула, я медленно поплелась в гостиную. Закинув ноги на диван, я включила телевизор и начала бездумно переключать каналы, собирая какофонию звуков. Остановившись, я уставилась на старенький клип Тимати:
Не сходи с ума, не жалей ни о чем
Глупая, ведь ты мне все простишь потом
Выключив звук, я закрыла глаза и расползлась по дивану, закинув руку на голову. Телефон снова зазвонил, и я, выдохнув, вернулась на кухню. Увидев на экране номер Никиты, я сразу взяла трубку:
– Да.
– Лиса–Алиса?
– Привет, Никитос.
– Ты пойдешь сегодня на фестиваль? – спрашивает с надеждой он.
– Да, – быстро отвечаю я, – Пойду. Я взяла отгул.
– Здорово. Я заеду за тобой в шесть? Ты живешь там же?
– Да, на Викерласе.
– Окей, тогда выходи в шесть.
Положив трубку, я вернулась в свое предыдущее положение на диване, и в таком виде встретила маму, вернувшуюся с прогулки.
– Алиса? – взволнованно спросила она, – Ты не заболела?
– Нет, мам. В шесть за мной заедет Никита, мы пойдем на фестиваль красок, – бесстрастно отвечаю я, уставившись в телевизор.
– Александр не будет против?
– Мне плевать, будет он против или нет, – резко отвечаю я, услышав это имя.
Мама вздохнула и скрылась в коридоре. Вместе с Тео, она вошла в гостиную через пару минут, пытаясь снять с ребенка одежду.
– Что случилось?
– Он женат, – отрезала я, закрыв глаза.
– О… – выдохнула мама, – Кто бы мог подумать.
– Ага.
Мама, подошла к дивану и похлопала меня по ногам. Я закинула их на спинку, освобождая ей место. Сев, она спросила:
– Может, не будешь рубить с плеча, а дашь ему объясниться?
Я, молча, покачала головой. Потом сморщилась от боли в висках, которая преследовала меня со вчерашнего вечера в клубе, когда Сергей рассказал мне интересную подробность личной жизни моего начальника, и продолжила:
– Он женат и у него есть ребенок. Точка. Нечего тут объяснять.
Мама пристально посмотрела на меня, потом пригладила свою юбку и пожала плечами:
– Нечего, так нечего. Жаль, он казался ответственным и серьезным.
– Вот именно, что казался, – прошептала я, переводя взгляд на Тео.
Он подошел к своему ящику с игрушками и перевернул его, издавая булькающие звуки. Взяв погремушку, он принялся трясти ей и стучать по коробке. Этот стук эхом отразился в висках, и я проныла:
– Тео, не надо…
Он посмотрел на меня, взвизгнул и кинул погремушку на пол. У меня же было такое ощущение, что он стукнул ей мне по лбу.
– Алиса? – спросила мама, вставая с дивана, – Ты уверена, что не хочешь поговорить?
– Уверена, мам. Все в порядке, – я вздыхаю, – Мне просто надо отвлечься.
– Ты вернешься на работу?
– Да, но не сегодня.
Она посмотрела на меня с тоской, а я уставилась в говорящий ящик и продолжила просмотр «Сверхъестественного». Слава Богу, что этот сериал повествует о двух братьях и его сюжет не отягощен любовной мутью. «Анатомия страсти» полтора часа назад чуть меня не добила.
Через пару часов, я поднялась с дивана, и поплелась в душ. Наспех помывшись, я подсушила волосы феном и заплела их в косу. В своей спальне я надела белую футболку и любимые свободные джинсы, порванные на коленке. Потом я перекусила, выпила кофе, и в этот момент мой телефон завибрировал два раза.
«Я внизу, выходи»
Никита приехал секунда в секунду, и такая пунктуальность снова напомнила мне о Саше. Я помотала головой, прогоняя мысли о нем, взяла мамину сумочку через плечо, бросила в нее наушники, мобильник и ключи от квартиры, а также банковскую карточку и документы. Обувшись в кеды и махнув маме рукой, я вышла в подъезд и спустилась пешком по лестнице.
Никита приехал секунда в секунду, и такая пунктуальность снова напомнила мне о Саше. Я помотала головой, прогоняя мысли о нем, взяла мамину сумочку через плечо, бросила в нее наушники, мобильник и ключи от квартиры, а также банковскую карточку и документы. Обувшись в кеды и махнув маме рукой, я вышла в подъезд и спустилась пешком по лестнице.
Никита ждал меня между подъездами. Он стоял, опираясь на белую Honda Civic образца 2006 года. Я, будучи подростком, постоянно заглядывалась на такую модель. Уж больно она симпатичная, особенно передние фары, закрытые тонкой полоской стекла. И женская. Да, эта машина явно женская. Никита, увидев меня, выпрямился и обошел машину, чтобы открыть мне пассажирскую дверь.
– Привет, – сказал он с улыбкой.
– Привет. Классная тачка, – подмигнула ему я, и он рассмеялся.
– Она мамина.
– Здорово, что ты объяснил. А то, я подумала, что ты сменил ориентацию.
Никита покраснел, и нахмурился. Не выдержав, я хлопнула его по плечу и расхохоталась в голос.
– Никитос, я шучу!
– Да я уже понял, – снова растянулся в улыбке он, – Ну, садись.
Он кивнул на сиденье, а я невольно напряглась. Я даже не заметила, что стою у машины, а Никита заблокировал меня обеими руками, опустив одну на крышу авто, а вторую на дверь. Я поспешно запрыгнула на кожаный салон, и пристегнулась. Следом за мной, он устроился на водительском кресле и проделал то же самое.
Включив радио, он тронулся с места и быстро выехал со двора на главную дорогу. Доехав до перекрестка, он свернул направо и поехал прямо, в сторону Певческого.
– Ну что, расскажи, как ты вообще живешь. Ты так резко исчезла в середине десятого класса, учителя о тебе ничего не говорили, – спрашивает Никита.
Еще бы. Круглая отличница забеременела, кто будет об этом говорить. Это же позор для всей школы.
– Я закончила экстерном, – пожимаю плечами я, – У меня были проблемы после…
– Да, я помню. Он был хорошим человеком, – спокойно говорит Никита, и я опускаю напряженные плечи.
Да, был. Но теперь его нет.
– А ты? – спрашиваю я, чтобы перевести разговор от моей персоны, – Чем ты занимался?
– В середине одиннадцатого меня позвали в хоккейную лигу, в Финляндию. Там и осел, – Никита пожимает плечами и быстро смотрит на меня с улыбкой, – Я рад был тебя встретить. До сих пор тебя вспоминаю.
– Я тоже рада тебя встретить. Много народу будет?
Никита хмурится, а потом отвечает:
– Ребята по команде, кто–то с девушками.
– Здесь познакомились? – спрашиваю я с улыбкой.
– Ага.
По радио заиграла песня Ленни Кравица «Fly away», и я невольно тянусь к приборной панели, чтобы сделать звук погромче. Никита замолкает и улыбается.
– Помнишь ее, да? – спрашиваю я, смеясь
– Конечно, помню, – отвечает он, – Мы под нее на школьной дискотеке танцевали.
– О да, этот ужасный танец, – рассмеялась я, вспоминая эти нервные дерганья и нелепые прыжки по актовому залу.
– Он не был ужасным, – Никита делает паузу, а потом продолжает, – Ну ладно, немного нелепым, но нам было… Сколько нам было?
– Лет по тринадцать, наверное.
– Тогда можно сделать скидку на возраст.
Мы расхохотались, и я сделала музыку еще громче.
I want to get away
I wanna fly away
В унисон мы подпеваем:
Yeah, yeah, yeah!
Я улыбаюсь, и смотрю в окно машины на мелькающие дома. Внезапно, я чувствую все то, что описывает старичок Ленни в своей песне. Я понимаю, что я безумно хочу свалить отсюда, улететь в небо, раствориться в космосе. Перед глазами всплывает лицо Саши с его нахальной ухмылкой, и я закрываю глаза, в надежде, что видение исчезнет. Но оно не исчезает.
ГЛАВА 24
Никита долго искал место для парковки, но в итоге справился с задачей. Певческое поле – центр для всех летних мероприятий и машин всегда много, они тянутся вереницей от Кадриорга до середины Ласнамяэ. Выбравшись из машины, мы подошли к воротам, и Никита купил два билета. На входе нас уже ждала большая, и довольно–таки шумная кампания.
– Всем привет! – произнес мой спутник по–английски, – Это Алиса, моя давняя подруга.
Я кивнула и в ответ мне зашевелились головы. Потом парни начали представляться, я запомнила только двоих из них: Эрика и Марка, голубоглазых братьев–близнецов поднебесного роста. Настоящие скандинавские викинги, ни дать, ни взять. С девушками оказалось проще – все были русскоговорящими.
– Маша, – протянула мне крошечную ладошку брюнетка с неестественно–синими глазами.
Наверное, линзы.
– Очень приятно, – улыбнулась я.
– Это Юля и Рита, – она кивнула на двух блондинок в белых платьях, – Мы учимся вместе.
– Привет, – махнула рукой Рита и широко улыбнулась.
Юля просто кивнула, и отвлеклась на своего спутника. Он показывал ей что–то в своем телефоне, и она фальшиво улыбалась. Видимо это «что–то» не представляло для нее интереса.
– Алиса, нам нужно краски купить, – обратился ко мне Никита, – Тебе бирюзовый?
Он подмигнул мне, а я невольно растянулась в улыбке. Он помнит, что бирюза – мой любимый цвет. Это приятно.
– Да, и побольше, – ответила я, – Хочу сегодня стать аватаром.
– Заметано.
Никита скрылся в толпе, и я увидела его кудрявую голову, направляющуюся к длинной очереди у большой белой палатки.
Передо мной выросла рука с бутылкой яблочного Sommersby.
– Угощайся, – протянул по–английски Эрик (или Марк?).
– Спасибо, – ответила я, и взяла бутылку.
Сделав первый глоток, я невольно отметила приятный фруктовый вкус и шипучесть. Я давно не пила алкоголя, и спиртное сразу ударило мне в голову, заставив кровь в жилах двигаться медленнее и размереннее. Я почувствовала вибрацию телефона в сумочке, и вытащила его, вглядываясь в экран. Номер был не знаком. Наверное, это Саша. Отменив вызов, я положила телефон обратно, и снова приложилась к бутылке. Испорченное на секунду настроение сразу улучшилось.
Я не знаю, сколько прошло времени, когда появился Никита. Я не помню, как проходил вечер. Было весело, я много смеялась, и даже немного опьянела. Телефон периодически вибрировал в сумке, но я старалась не обращать на него внимания. Когда на сцену вышел Panjabi MC, мы подошли к ней поближе. Толпа стала собираться, и вот со сцены начался обратный отсчет. Все раскрыли пакетики с краской и приготовились подбрасывать их в воздух.
Десять!
Девять!
Восемь!
Я взяла в руку свои три пакетика с ярко–голубой пудрой и улыбнулась. Этот цвет для меня – цвет чистоты, обновления, умиротворения и радости. Он ассоциируется у меня с отцом, рассказывающим мне о редких птичках–ангелах; красящим мою детскую комнату в этот яркий цвет. Бирюза – это цвет глаз моего отца, когда он улыбался.
Семь!
Шесть!
Пять!
От воспоминания о нем по моей щеке скатилась слеза, но я быстро смахнула ее и зажмурилась.
Четыре!
Три!
Два!
Выдохнув, я открыла глаза.
Один!
Я вскинула руки вместе с многочисленной толпой. Надо мной закружилась разноцветная пыль, окрашивая небо в желтые, красные и голубые краски. Я выключила все звуки в голове, замедлила время и смотрела, как краска смешивается в воздухе и опускается вниз, покрывая людей яркими пятнами. Закрыв глаза, чтобы в них не попал порошок, я тут же открыла их и посмотрела на свои руки. Они стали бирюзовыми с ярко–желтыми пятнами, случайно попавшими на меня сбоку.
В воздухе кружились мелкие крупинки, и толпа принялась трясти головами, стряхивая краску. Я осталась стоять неподвижно, изучая этих людей. Сегодня они перестали быть серыми и безликими, они осмелились сделать что–то необычное и яркое, и это необычно для тихого и спокойного Таллинна.
Я повернула голову и посмотрела на Никиту. Его мелкие пышные кудри покрывала тонким слоем красная и желтая краска, и сейчас его шевелюра была похожа на парик клоуна. Рассмеявшись, я взлохматила его голову, и пыль разлетелась в разные стороны.
– Это было здорово! – прокричал он, пытаясь заглушить восторженные визги толпы.
– Да! Спасибо тебе! – ответила я с улыбкой.
– Надо выбираться отсюда, иначе мы потом застрянем, – сказал он, наклонившись к моему уху.
Я кивнула, и Никита потянул меня к воротам. С трудом пробираясь сквозь толпу, мы наконец–то вышли к выходу. Никита принялся отряхиваться, а я так и осталась стоять в ярко–синем обличье.