Амурскую пластунскую бригаду с трудом выдернули из-под Благовещенска и снова на вертолетах перебросили под Хабаровск. Слава богу, обошлось без древних птеродактилей «Ми-6», напугавших Артема в предыдущий раз до потных подмышек. Перебрасывали на трех «Ми-26» и десятке «Ми-8МВТ-5» из бригадного вертолетного полка. Пару раз патрулирующие воздушный коридор «МиГи» сцеплялись с китайскими истребителями, пытавшимися пробиться к пятнистым тушам вертолетов. Ощущение не из приятных, прямо скажем, когда видишь яркие вспышки на небе и горящие обломки самолетов на земле. Летишь и молишься на пилотов — сам ничего сделать не можешь. Повезет — не повезет. В тайге сильно доставала мошкара и сырость от начавшихся дождей. Когда дождь — мошкары нет, но сыро и противно. Потом появляется мошкара, а сырость не уходит. Так что с дождем — оно лучше. Еще с Кавказа Артем выучил пластунскую хитрость — дождь в делах помощник. И следы смоет, и врага поможет врасплох застать.
— Господин генерал-майор, разрешите? — в палатку засунул голову адъютант Кологрива — лейтенант Чепиков.
— Чего тебе?
— Прибыли из штаба корпуса.
— Зови давай…
В палатку, откинув противомоскитный полог, вошли трое. Одного, подполковника Никиту Еременко из штаба двадцать девятого армейского корпуса, Пшеничный уже знал по боям за Белогорск. Двумя другими оказались моряк, среди дремучего леса выглядевший очень странно в черной морской пилотке с «крабом» и якорем на предплечье камуфлированной куртки. И еще девушка. Настоящая такая, симпатичная весьма девушка в аккуратном пятнистом комбинезоне и с короткой, но толстой косой, лежащей на правом плече. Артем отметил миловидное личико и прекрасные изогнутые брови. Довершал облик берет без кокарды неопределенного цвета, который она сжимала в руке. Рука была маленькой, но крепкой. Что Артему бросилось в глаза, так это темно-вишневый лак для ногтей, смотрящийся здесь еще более неуместно, чем облачение моряка.
— Капитан второго ранга Суслов! — представился, козырнув, моряк. — Амурская отдельная дивизия речных кораблей ТОФ[69].
— Журналист Жамнова Виктория! — неожиданно громко выкрикнула девушка, улыбаясь. — Прикомандирована к штабу двадцать девятого корпуса.
«Зубы как жемчуг», — неожиданно подумал Пшеничный. Девушка разозлила его. Здесь кровь, люди гибнут каждую минуту, а она, красотка, стоит здесь с отличными зубами и утренним маникюром.
— Что вы кричите, Вика? — улыбнувшись в ответ, спросил Кологрив.
— Да слегка контузило под Белогорском. Когда двадцать первая танковая бригада Авдеева фронт китайский рвала после ракетного удара. Как рядом жахнуло!!! Думала, все перепонка лопнула. Но ничего, даже крови не было, репортаж отработала на отлично! — И девушка задорно подмигнула генералу.
«Ни фига себе! Девчонка-то боевая», — удивился Артем.
Генерал задал еще пару вопросов Жамновой и интеллигентно перепоручил заботу о ней подскочившему Чепикову. Мужчины остались одни.
— Что скажет флот? — Первый вопрос генерала, как и ожидалось, достался моряку.
— Шесть «Шмелей» модернизированных и три «Слепня»[70], — тут же выдал кэп-два, внимательно рассматривая спутниковую фотографию амурского фарватера. На генерала он даже не поднял глаз.
Но Кологрив таких вещей не прощает. Даже от своих, братков-спецназовцев или ветеранов с Кавказа, не потерпит неуважительности и неясных ответов. А тут какой-то карась борзый из морячков.
— Встать, капитан, — тихо, но с угрозой произнес генерал.
Суслов, поняв уже, что сморозил глупость, вскочил, словно ужаленный одним из перечисленных насекомых.
— Объясните мне, господин капитан второго ранга, что означают ваши «слепни» — пчелки»? Здесь вам не гербарий.
— Бронекатера… Раньше назывались «малые артиллерийские катера». Сейчас опять переименовали. Их задачи — уничтожение речных кораблей противника и поддержка сухопутных войск.
— Вот. Уже другое дело. Садитесь, Суслов, вон туда. А вы, Пшеничный, поближе, поближе. Обсудим все подробно. Поминутно.
План оказался простым, как мычание. Наглость, наглость и еще раз наглость. Артиллерийским огнем с бронекатеров и с берега (выделили один дивизион «Ураганов» — жлобы!) требовалось подавить сопротивление китайцев в городе, зачистить его, сфотографироваться на память и, погрузившись на катера, уйти обратно. Опасность представлял расположенный в городе пограничный батальон «народной милиции» и еще два аналогичных батальона в радиусе десяти километров от зоны высадки.
Китайские пограничники имели неплохую подготовку, а их командир, полковник Лин Мэй, успел поучаствовать в антитеррористических операциях в Синьцзяне. Сто сорок первая пехотная бригада НОАК, стоящая поблизости, из числа сил прикрытия границы, наоборот, была откровенным дерьмом. Уроженцы южных провинций, мелкие лавочники, по мобилизации были засунуты в эту холодную дыру по прихоти политиканов из Бейджинга. Драться до последней капли крови за интересы северян, потомков кочевников с разбавленной многочисленными нашествиями стылой кровью, южане не собирались. На этом и строился основной расчет «босяцкого набега».
Два неказистых, но мощных «речных линкора» типа «Слепень» со своими стомиллиметровыми орудиями «Д-10» и скорострельными многоствольными «АК-360» должны были своим огнем расчистить место для десантного отряда. Непосредственную поддержку оказывали бронекатера типа «Шмель». Оружие там было пожиже, но достаточно, чтобы заставить желтолицых убраться по-хорошему. Сам десант должен был идти на нескольких мобилизованных прогулочных кораблях внутри боевого ордера речников. Дальше — рывок вперед, на берег.
— Берите побольше РПО, Пшеничный. Будете выжигать «косых»…
— Извините, генерал, но лучше «РПГ-7» с термобарическими «Танинами». Они легче и компактнее.
Кологрив кивнул.
— Тебе и воевать, майор. Не буду советовать.
По ходу совещания, к которому присоединились начальник штаба бригады, интендант и начарт, выяснилось, что пластуны будут не одни. Вместе с ними наносить «визит вежливости» отправляется сводный отряд пограничников числом около сотни человек. Это радовало. «Зеленые», как ни крути, парни более подготовленные, чем многострадальная махра. Артем после боев за Белогорск вообще недоумевал: как так можно воевать? С такими горе-вояками, призванными по мобилизации. Да офицерам этих развернутых из резерва «скороспелых» бригад надо памятники из золота отливать. За то, что они воют, а не по лесам со своим воинством ныкаются. У русских хоть и потери, костяк бригады сохранить удалось. Да и новый начальник штаба Гена Венедиктов, как ни странно, оказался нормальным человеком. Поначалу артачился, ошибался, паниковал, особенно когда его, майора, определили сотней командовать. Даже грозился жаловаться в «вышестоящие инстанции». Но с первых выстрелов под Завитинском, затем в кошмаре уличных боев за Белогорск проявил себя настоящим командиром, заслужившим уважение пластунов.
— Теперь вы начштаба первого батальона, Венедиктов. Поздравляю, проверку вы прошли достойно, — спокойно сказал ему Артем, после того как их бригаду вывели на отдых в тыл.
— Спасибо, господин майор. Хотя мне и сотней понравилось командовать, — ехидно ответил Венедиктов.
— Вы уже не злитесь, Геннадий? Это хорошо. Я должен был вас проверить, мы на фронте. Сами знаете, что значат здесь ошибки или трусость.
Венедиктов согласился. У всех перед глазами стоял пример Белореченска. Вернее, пример белореченской резни, учиненной китайцами из-за собственной дикости и трусости целого ряда чиновников. Губернатор области, свалив вопросы эвакуации на заместителя из числа отставных военных, сбежал вместе с семьей и десятком приближенных. Еще хуже, что следом смылся начальник Региональной спасательной службы, оставив Белогорск, заполненный беженцами из Благовещенска, как только услышал о прорыве китайских танков. Та часть людей, что бежала на восток к Завитинску, уцелела. Большинство осталось в Белогорске, брошенные начальством.
Когда китайцев оттуда выбили… Даже у циничного и черствого «грифона» Калмыкова после короткой экскурсии вдоль железнодорожной насыпи не нашлось слов. Трупы… женские, детские… в три ряда. Китайцы выгоняли орущих и плачущих беженцев и горожан к насыпи и крошили из пулеметов. Из крупнокалиберных. Без пощады. С чисто азиатской собранностью и деловитостью. Китайцам нужна была земля. Пустая. Местные являлись обузой, от которой избавлялись тут же, на месте. К чести амурцев, за исключением полусотни ублюдков типа губернатора, русские мужчины дрались как черти, невзирая на возраст и положение. Пшеничный точно знал, что начальник департамента полиции по области, полковник Дорохин, погиб еще в Благовещенске, прикрывая вместе с собровцами и операми отход беженцев. Исполняя свой долг до конца, погиб начальник УСНБ и оба его заместителя, перед этим успев уничтожить всю секретную документацию и встретив китайский спецназ огнем из «АК».
Те из мужиков, кого не успели мобилизовать, уходили в леса, создавали партизанские отряды и терроризировали тылы китайцев. Сейчас, когда область очистили от китайцев, партизаны вливались в ряды регулярной армии. У Пшеничного в батальоне таких было человек сорок. Зверье натуральное. Китайцев готовы зубами рвать.
Здесь не западный фронт, здесь — восток. Там — война технологий, здесь — война людей. Как на Кавказе. Пленных кофием никто не поит, сигаретами не угощает. Пленный может надеяться лишь на быструю смерть от пули. Потому что есть и варианты. Китайцы забивали раненых прикладами, распинали на придорожных деревьях, снайперов или корректировщиков превращали в «свиней»[71]. Русские отвечали массовым сжиганием пленных из огнеметов или заставляли бежать по минным полям. Партизаны устраивали пойманным китаезам «игореву казнь». Два согнутых дерева, между ними китаец привязанный. Раз — и человек разрывается в клочья. Когда стало известно, как китайцы издевались над русскими в Амурской области, всех ранее взятых в плен китайцев пустили в расход. Под Читой, к примеру, с десяток вагонов с пленными отогнали на запасной путь, потом появились подростки с керосином и спичками. Через час вагоны пылали вместе с содержимым. Командование это спустило на тормозах, никого не наказав. Фраза «Помни Белогорск!» стала лозунгом.
Каждый из ста пятидесяти миллионов жителей Руси понимал, что ему ничего не остается, кроме как победить или умереть. Пощады не будет никому. Ни женщинам, ни детям. Утонченные салонные либералы и гуманисты, еще вчера говорившие высокопарные фразы о прогрессе и человеколюбии, превратились в ярых шовинистов и милитаристов, бомбящих администрацию Стрельченко и Генштаб телеграммами с призывами превратить Китай в выжженную пустошь или свалку радиоактивных отходов.
Едва Артем выбрался из штабной палатки, как столкнулся с игривой и ухоженной Жамновой.
— Вы, майор, операцией командовать будете?
— Предположим, я.
— Да не скромничайте, господин Пшеничный. — Девушка одним неуловимом движением извлекла откуда-то диктофон… И сунула ему под нос. — Коротенькое интервью, пожалуйста. Всего пара вопросов… — И снова жемчужная улыбка, столь неуместная сейчас.
— Ну хорошо, уговорили! — сдался под ее напором Артем. — Пара минут сейчас ничего не решает.
Остаток дня до самой ночи подгоняли снаряжение, корпели с Венедиктовым над тактическим лэптопом, подмечая особенности будущей операции, гоняли сотников и взводных, выбивали боеприпасы. Ровно в девять вечера погрузились в «КамАЗы» и поехали по разбитой лесной дороге. Артем ехал впереди на «Волке» в сопровождении мичмана, показывающего дорогу в этой кромешной тьме. Через два с половиной часа остановились.
— Приехали, господин майор.
Пшеничный вылез из бронеавтомобиля и присвистнул. Обширная заводь, скорее даже залив, врезающийся в сушу. В заливе — больше двух десятков кораблей. Окрашенных в пятнистый цвет, укрытых маскировочной сетью и еще «накидкой» сверху. На берегу целый скрытый в лесу городок. Палатки, штабные и жилые, матросы суетятся.
— Майор, вас командир дивизии контр-адмирал Заточный требует, — Пшеничного тронул за рукав невесть откуда появившийся офицер в морской форме. — И отгоните машины в лес, быстрее. Тут беспилотники часто летают с того берега.
Прошла еще пара часов, прежде чем пластуны погрузились по сходням на борт гражданских, некогда прогулочных катеров. Всего катеров — десять штук. Одна очередь из зенитного автомата или даже сильный ветер — и такой «речной трамвай» под названием «Удача», забитый солдатами, камнем пойдет на дно.
«Это даже круче, чем высадка с вертолетов под носом у горцев шесть лет назад», — подумал Артем, с опаской глядя на утлую посудину. Еще и капитан этой посудины был явно «под газом» и отчаянно вонял сивухой. Артем аккуратно взял «речного волка» за локоток и зажал в углу рубки:
— Людей мне утопишь, пьянь, с того света тебя достану и шкуру спущу. Ремнями.
Капитан икнул, обдав Пшеничного внушительным выхлопом, и просипел:
— Брось, майор. Я свое дело знаю. Каждую корягу, каждую отмель. Все лоции в голове держу, ночью разбуди — отвечу. Тридцать пять лет здесь хожу. Не бзди, доставлю в лучшем виде. Прямо на набережную Таунцзяна. А выпил я со страху. Боязно все-таки к черту в пасть лезть.
Артем смягчился. Пожилой капитан чем-то здорово напоминал его дядю, брата матери, механизатора Панкрата, ушлого и работящего колхозного мужика. Умеющего и выпить, и план давать. Дядя Панкрат сгорел от рака в две тысячи втором, оставив жену и двух дочерей, о которых сейчас заботился Артем.
— Тридцать пять лет, говоришь, плаваешь?
Капитан захихикал, обнажив крепкие, хоть и потемневшие от курева зубы.
— Это говно плавает, майор. А моряки на судах ходят. Запомни, раз с нами на одном борту.
Сейчас Пшеничный смотрел на белую полосу пены, которую оставлял их катер на темной амурской воде, и до боли в глазах всматривался в противоположный берег. По правому борту от «Удачи» рассекал воду бронекатер № 349, направив в строну китайского берега башню от «БМП-3»[72]. Впереди маленький, но до зубов вооруженный конвой ждали сторожевые китайские катера и спящий крепким сном город Тунцзян. Спящий последние часы. Погода была отвратительной. Помимо вяло моросящего дождя и ветра было еще чертовски холодно. Хозяин собаку в такую погоду не выгонит, значит, пластуны в деле.
Конвой обнаружили китайские патрульные катера проекта 529 — небольшие, но верткие кораблики, оснащенные парой башенных установок со спаренными автоматами калибра двадцать три миллиметра. Брони на них не было, и одного «Слепня» хватило за глаза, чтобы превратить три китайских патрульных катера в плавающие на воде огромные костры. Противоположный берег ожил через секунду, пульсируя десятком огневых точек. Словно шмели, тяжелые пулеметные пули проходили над головой Артема. Любая из них могла в любую секунду пробить навылет утлые борта «Удачи». Здесь посреди реки и укрыться-то негде. Пока их спасал бронекатер. Повернув в сторону китайцев орудийную башню и кормовой ракетно-артиллерийский модуль «Сосна»[73], бронекатер долбил в ночь, не жалея боеприпасов. На его палубе то и дело мелькали черные фигурки матросов.
— Сбрендили они, что ли? Уйти им надо с палубы! — неожиданно для себя заорал Пшеничный.
— Командир, это они РСЗО готовят корабельную. Сейчас «узкопленочным» будет фейерверк! Только уши надо затыкать…
Через пару секунд Артем пожалел, что вовремя не заткнул уши. Посередине катера что-то блеснуло, и катер стал с жутким скрежетом и воем выплевывать в сторону Тунцзяна огненные стрелы. Еще через мгновение к нему присоединились остальные бронекатера. Из промозглой августовской ночи с мостика убогого «трамвайчика» Артем наблюдал, как по китайскому городку шествует сказочный и страшный огненный дракон. Жуткое и величественное зрелище. Он многократно видел работу реактивной артиллерии, но издалека. Сейчас же казалось: можно рукой дотянуться до огненных стрел.
— Готовь своих орлов, майор! — крикнул капитан их посудины, резко выкручивая штурвал. — Через полчаса килем в ил уткнемся!
Артем включил рацию, спешно отдавая команду сотникам. «Понеслась душа в рай!» — подумал он, когда «Удача» вздрогнула, уткнувшись килем в скользкое дно.
— Пошел! Первый взвод, пошел! В бога, в душу, в мать! Быстрей, быстрей!!!
Пластуны, словно горох, хрипя и вопя, посыпались в грязную прибрежную воду, освещенную багровым заревом пожара. Узкая полоса между водой и пляжем вмиг заполнилась темной массой людей, бегущих, спотыкаясь и скользя, в направлении набережной. Сопротивление, как и ожидалось, было слабое. Разведка сработала отлично, вскрыв всю вражескую оборону. Две береговые батареи, вооруженные китайскими аналогами зениток «К-19», смели сразу, китайцы даже не успели подбежать к орудиям. Пограничники, хоть и сражались поначалу отлично, были все-таки захвачены врасплох, и их сопротивление приняло очаговый характер. Пару узлов обороны обработали «Ураганы» с русского берега — остальные очищали пластуны.
Выстрел для РПГ-7 «Танин» — это прелесть в уличных боях. Не так, конечно, эффективно, как РПО «Шмель», но зато весит легче и бегать с РПГ можно быстрее, чем с тяжелым тубусом реактивного огнемета. Проскочили маленькую площадь, разрезав растянувшийся по берегу город пополам, и сцепились врукопашную. Рота китайской «народной милиции» выскочила из какого-то темного переулка и напоролась на сотню пластунов и штаб батальона Пшеничного. Артем успел пристрелить из «Абакана» двоих, прежде чем у него выбили автомат из рук. Уйдя от летящего кулака рослого китайца, Пшеничный ударил его в открытое горло, с удовлетворением услышав глухой хруст сминаемой гортани. Рядом с ним, сопя от боевого возбуждения и шипя, словно змей, рубился Степка Рац, орудуя доставшейся от отца-зэка отточенной финкой. Итог короткой схватки решил взвод второй сотни, неожиданно ударивший китайцам в спину. Пехота, попавшая под удар РСЗО прежде, чем успела продрать глаза, испытывать судьбу в ближнем бою с «северными варварами» не стала, обратившись в бегство. Надо было спешить, пока вышестоящее командование противника не догадалось о масштабах рейда и о количестве десантников.