Что же такого сделал этот демонический Петрович? – хотела спросить Ксения, но тут появились Егор, Леля и Влад. Увидев лица Аньки и Ксении, Егор поинтересовался, что случилось в благородном семействе.
– Ужас!! – заверещала Аня. – Отец… вернулся!
– И где он? – спросил Егор.
Казалось, он совсем не удивлен этим известием.
Аня махнула рукой в глубь дома:
– Они там убивают друг друга!
В ту же секунду на веранду вылетела разъяренная мама Соня и накинулась на Егора:
– Так ты все знал!
– Разумеется, – подтвердил Егор. – Это я пригласил отца на свадьбу!
– Ты мог хотя бы предупредить меня! – крикнула она сыну. – В конце концов, посоветоваться, спросить моего разрешения!
– Мама, это все-таки мой отец… – твердо сказал Егор. – И он всегда был для меня лучшим!
– Но мы не можем… – воскликнула мама Соня, – я не могу!
– Я все сказал! – спокойно произнес Егор. – Отец останется здесь. Иначе нам придется провести свадьбу в другом месте.
Мама Соня схватилась за сердце. Минута была напряженная, все смотрели на бедную Софью Петровну и ждали ее ответа. Наконец она выдавила:
– Ладно, пусть остается. В качестве гостя. Но ни одна сила в мире не заставит меня разговаривать с ним и… воспринимать его всерьез! – Она повернулась и ушла, хлопнув дверью.
На веранду вышел Петрович. Отец с сыном сердечно обнялись. Ксения с любопытством разглядывала нового гостя – высоченный, кареглазый, темные волосы с проседью, нос с горбинкой, «савельевская» улыбка.
– Отец, думаю, тебе будет удобно у меня наверху, – сказал Егор.
Петрович молча пошел за сыном на второй этаж.
Влад с Лелей ушли в гостиную, и Ксения с Аней остались на веранде одни.
– Ань, а почему все зовут его Петровичем? – полюбопытствовала Ксения.
– Потому что он и есть Петрович. Сергей Петрович Савельев, – пояснила Аня, – просто как-то повелось, что по отчеству его стали звать чаще, чем по имени. Но, согласись, ему подходит?
Ксения вспомнила высокого, широкоплечего Савельева-старшего и согласилась: действительно, «Петрович» – очень подходит!
– Они с матерью поссорились пять лет назад, – вздохнула Аня. – После ссоры отец уехал в Крым, у него там свое предприятие по выпуску вин.
– Он винодел?
– Да. У него много талантов. Один из них кулинария! Отец когда-то был ресторатором, он божественно готовит и, кстати, маму Соню научил именно он.
– А ты с ним виделась в эти годы?
– Конечно. И я, и Егор часто ездили к нему. Последний раз я была у него в ноябре, а в начале декабря папа приезжал в Сочи, специально, чтобы увидеться со мной. Матери о его приезде я ничего не сказала. Кроме того, мы почти каждый день с ним перезваниваемся. В общем, получилось, что для нас с Егором он есть, а для мамы Сони… нет. Она даже слышать о нем не хочет. Я думала, что ее сегодня хватит удар.
– И что же теперь будет? – спросила Ксения.
– Боюсь, ничего хорошего, – развела руками Анька и тоскливо прибавила: – Пропал Новый год!
* * *Утром тридцать первого декабря, спустившись в гостиную, Ксения столкнулась с отцом Егора, который вручил ей букет свежих белых хризантем. «Это вам!» Растерянная Ксения чуть было не ляпнула, как смешной персонаж детского мультфильма: «Мне?! А за что?»
– Вы очень красивая! У вас глаза сливаются с небом! – заметил Петрович.
В этот момент в гостиную вошли Егор с Аней.
– Твоя невеста – замечательно красивая девушка! – сказал сыну Петрович, указывая на Ксению. – У тебя хороший вкус!
Анька с иронией смотрела на брата. После паузы Егор, улыбаясь, сказал:
– Да, я тоже так думаю.
Петрович с Егором ушли, а Ксения осталась с цветами и… фразой Егора, от которой у нее внутри распускалось что-то такое же красивое, как эти хризантемы.
Лукаво посмотрев на нее, Аня пояснила:
– Отец с утра ушел за цветами, сказал, что хочет подарить их невесте Егора, хм… Кстати, второй букет он подарил маме Соне. Надо ли говорить, что цветы полетели в окно?!
* * *В некогда спокойном доме Савельевых разыгрывались нешуточные страсти, из-за которых все забыли не только про наступающий Новый год, но даже про еду. Когда время подошло к полудню, стало ясно, что ни завтрака, ни обеда, а может статься, и новогоднего ужина сегодня не предвидится. Мама Соня заперлась в своей комнате и выходить оттуда не собиралась.
Побродив по саду, Ксения отправилась на поиски Ани и нашла ее на кухне, где та жарила яичницу.
– Такие дела, – горестно вздохнула Аня, – мать сказала, что у нее болит голова, нет настроения, и чтобы мы тут сами со всем справлялись. – Анька косо поглядела на подгоревшую яичницу: – Вот я и справляюсь!
На кухню заглянули Егор с Владом. Егор предложил сварить для всех кофе.
Вскоре по Аниному приглашению слегка деморализованные домочадцы собрались в гостиной. Аня разложила по тарелкам свое творение, которое трудно было назвать съедобным; Егор принес кофейник со свежим кофе. И тут в гостиную вошла мрачная мама Соня. Лицо у нее было опухшее, словно от слез. Мама Соня, не поднимая глаз, повторила уже озвученную Анькой версию: «У меня мигрень, а потому, извините, готовить я сегодня не буду. И вообще…»
Присутствующие, вяло ковыряя подгоревшую яичницу, встретили это заявление без особого энтузиазма. Даже Анька забыла о своей диете и уныло пробубнила:
– Вот это Новый год! Всю жизнь о таком мечтала!
– Соня! – начал Петрович примиряющим тоном: – Я предлагаю на время новогодней ночи объявить перемирие. В конце концов, наши гости…
Мама Соня сверкнула глазами, и Петрович быстро поправился:
– Хорошо – твои гости ни в чем не виноваты, зачем же портить им праздник…
Мама Соня презрительно молчала.
Петрович все же рискнул закончить свою мысль:
– Если у тебя нет желания заниматься новогодним столом, это могу сделать я!
Мама Соня фыркнула:
– Что?! Я запрещаю тебе входить в мою кухню!
Петрович невозмутимо намазал масло на тост.
– Какие проблемы? – воскликнула доселе молчавшая Леля и обратилась к Егору: – Поедем в Сочи, встретим Новый год в ресторане?!
– Нет, – отрывисто бросил Егор.
– Почему? – удивилась Леля.
– Потому! – отрезал Егор.
Леля надулась.
Петрович сделал второй заход:
– Да не сделается ничего твоей кухне, Софья Петровна!
Мама Соня поджала губы.
– А хочешь, устроим кулинарную битву? Как в старые добрые времена? – вдруг предложил Петрович.
Очевидно, Егор с Аней помнили те старые добрые времена, потому что слаженно замычали: «Отличная идея!» Мама Соня молчала, подчеркивая, что она ничего не помнит; а если и помнит, то такое плохое, что вполне объясняет и оправдывает ее сегодняшнее поведение.
– Слушайте, – подал голос Влад, – есть предложение – идемте встречать Новый год к моим родителям, мать с самого утра готовит новогодний стол.
Этого мама Соня вынести не могла – мысль о том, что ее дети уйдут к чужой женщине, которая будет их кормить, была для нее невыносима.
После минутного раздумья она гордо произнесла, не глядя на Петровича:
– Лично я буду готовить салат со спаржей, сыром и кедровыми орешками.
– А я медальоны, фаршированные бри с апельсиновым соусом, – объявил Петрович.
– Харчо по-мегрельски! – хрипло сказала мама Соня.
– Солянка по-грузински! – парировал Петрович.
– Рыбный тартар! – демонически расхохоталась мама Соня.
Петрович и бровью не повел:
– Черное ризотто с морепродуктами!
– Клафути с вишней!
– Десерт «Любимая женщина»!
Коварная мама Соня нанесла последний удар:
– Имей в виду, оливье я тебе не доверю!
Такова была ее изощренная месть! От этого удара Петрович зашатался, но все же устоял: «Как скажешь, Соня!»
– Если надо – я готов поехать в магазин за продуктами! – обрадовался Егор.
– Пройдемте! – процедила мама Соня Петровичу, указывая в сторону кухни.
Провожая их взглядом, Аня прошептала:
– Надо бы вынести из кухни все острые и колющие предметы… Так… на всякий случай. Впрочем, теперь уже поздно.
* * *Ксения придирчиво оглядела себя в зеркало – это платье обязывало выпрямить спину, гордо поднять голову и поверить в свою исключительность и красоту. Она выпрямилась, как струна – будем учиться! Неожиданно зазвонил мобильный телефон. Увидев на экране высветившийся номер Кости, Ксения замерла. Костя, как очень уверенный в себе человек, звонил долго. «Наверное, хочет поздравить меня с Новым годом! – усмехнулась Ксения». Наконец телефон замолчал.
Она подошла к окну, выглянула в сад. Прошлый год уходил, до полуночи оставалось чуть больше часа. Обычно в Москве в это время, когда уже готов оливье, накрыт стол, она подходила к окну, чтобы остановить бег суетных мыслей хоть на мгновение и посмотреть, как падает снег. А сейчас за окном вместо снега – ночной сад с мерцающими фонарями. Вот странно! И где-то совсем рядом пальмы и море…
Дверь приоткрылась.
– Ксюша, пора спускаться в гостиную, – сказала Аня. – Ой, какое у тебя платье, отпад!
…В дверях гостиной она столкнулась с Петровичем, который подтвердил, что ей необычайно идет это платье, и церемонно поцеловал руку. Ему, конечно, уже давно указали на допущенную им оплошность, теперь он знал, что невеста Егора – Леля, но после той утренней сцены с цветами между ним и Ксенией установились какие-то особенные отношения, Петрович часто подбадривал ее улыбкой, взглядом и говорил искренние, небанальные комплименты.
Войдя в гостиную, Ксения обомлела – в центре празднично украшенного стола на огромном блюде красовалась живописная композиция немыслимой красоты, состоявшая из нежных лилий, прекрасных роз, великолепных орхидей, огненных маков. Оказалось, что это диво дивное соорудил Петрович. Ксения слышала раньше про кулинарный карвинг (искусство вырезания и гравировки на овощах и фруктах), но видеть это великолепие наяву ей до сих пор не доводилось. Рукотворное цветочное чудо вызвало у всех восхищение, лишь мама Соня пренебрежительно хмыкнула – мол, только и всего? На самом деле, нужно было сильно обижаться на Петровича, чтобы не оценить этот безусловный шедевр!
Мама Соня с Петровичем гордо водружали на стол изысканные блюда, над приготовлением которых оба трудились до самого вечера. Особую гордость Петровича составляли вина, которые он привез с собой; он пояснил, что хранил их для особого случая.
Елка светилась огнями, горел камин. На время новогодней ночи между мамой Соней и Петровичем было объявлено негласное перемирие; она стоически смолчала даже, когда Петрович провозгласил тост за любовь, выразительно глядя на нее. Незадолго до полуночи пришел Влад Никитский и сел за стол вместе со всеми. В ближайшие полчаса присутствующим предстояло определить, кто же победил в великой кулинарной битве.
– …В этом бою нет проигравших, – выдохнул Егор, доедая кусочек вишневого клафути.
Ксения с Аней поспешили с ним согласиться – все было необыкновенно вкусно, и выбрать победителя не представлялось возможным.
– Победила дружба! – сказала Леля. – И в моем случае – скорый, неминуемый целлюлит.
Московские куранты возвестили начало Нового года. Ксения вздохнула: Москва была далеко… И прошлый год теперь уже далеко. И, кажется, прошлая жизнь. «Это самый странный Новый год в моей биографии, – подумала Ксения. – Но при этом у меня ощущение, что я дома. Среди родных, любимых людей».
В разгар застолья она вышла на веранду – прочитать эсэмэс, которое прислал ей Костя. «Ксения, почему ты не отвечаешь на мои звонки? Это глупо. Я хотел поздравить тебя с Новым годом. Хочешь, я завтра приеду за тобой?» Нет, Костя, не хочу. Не надо приезжать. И поздравлять меня с Новым годом тоже не надо. И вообще… Пусть все остается, как есть… Кроме одного, что необходимо исправить в Новом году. Волнуясь, она набрала телефонный номер родителей.
Раньше, когда Ксения мысленно представляла разговор с мамой, ей казалось, что для него непременно нужно придумать глубокие, правильные фразы, но в действительности оказалось, что достаточно нескольких простых, выстраданных слов: «Здравствуй, мама! С Новым годом, я очень соскучилась!» И после того, что она услышала в ответ – стало так хорошо и легко, словно ей прямо сейчас вернули и паспорт, и деньги, и вручили билет в Москву с открытой датой. «Мама, я сейчас в отъезде, но скоро вернусь, старый Новый год мы будем встречать вместе. Я очень люблю вас с папой!»
Ксения вышла в сад и, запрокинув голову, смотрела на звезды. Из дома вышли все остальные. Егор устроил грандиозный фейерверк, который понравился всем, кроме Мальчика.
После фейерверка вернулись на веранду. Аня попросила Егора сходить за гитарой. Он долго отнекивался, потом все-таки принес гитару и подыграл маме Соне с Аней, когда они запели. У обеих оказались красивые голоса, у мамы Сони – низкий, сильный, глубокий, у Ани – высокий, нежный, очень мелодичный.
Они пели так слаженно и душевно, что Ксения расчувствовалась, а когда затянули «Грузинскую песню» Окуджавы, у нее на глазах выступили слезы. В правильных, звучавших из самого сердца словах было столько любви и светлой радости, что у нее возникло чувство, будто она всегда знала и любила этих людей. Два женских голоса проникновенно пели, а на ступенях веранды чинно расположились полосатые коты и, казалось, внимали пению.
«И друзей созову, на любовь свое сердце настрою, а иначе, зачем на земле этой вечной живу?»
Часть 3
Море было большое
Глава 11
Утром, проснувшись, Ксения прислушалась – в доме было тихо, все отсыпались после праздника, закончившегося лишь с рассветом. Она решила прогуляться и отправилась в бухту.
В это первое утро Нового года на берегу никого не было. Тишину нарушал только ветер и неугомонные чайки; волны вздымались и пенились.
Ксения шла вдоль берега, подставив лицо ветру, чувствуя вкус морской соли на губах. Тихая бухта казалась ей идеальным местом для важной внутренней перезагрузки. Ксения даже подумала, что попала сюда отнюдь не случайно, и, возможно, все произошедшее с ней за последнюю неделю – это некий знак свыше, почтовая открытка с неба – мол, надо срочно что-то менять, задумайся…
Она повернулась лицом к морю. Вспомнилось, как в детстве, когда с родителями отдыхали в Крыму, каждое утро, пока все еще спали, она уходила на море, ложилась на огромный, в ее рост, камень и лежала долго-долго, глядя на облака. Небо сливалось с морем, и ей было хорошо и блаженно в том состоянии одиночества и свободы, так хорошо, что иногда хотелось плакать от счастья; и не знала она тогда никаких страхов, была естественной и свободной. Сейчас, вспомнив то свое ощущение – состояние беспредельной свободы, она вдруг подумала, какая все это ерунда: лифты, самолеты и прочие надуманные страхи! Почему-то здесь и сейчас, в этот январский день, на берегу моря собственные фобии показались ей самой пустяковыми и смешными.
Она услышала голос Егора, обернулась и увидела, что он идет ей навстречу. Мгновенно внутри ее волной поднялась радость.
– Вот ты где! – улыбнулся Егор. – А я постучал в твою комнату, хотел предложить кофе, но никого не застал…
– Я проснулась рано и ушла гулять.
– Я почему-то сразу догадался, что ты на берегу. Вот, хотел подарить, – Егор протянул ей на ладони морскую раковину, – это, чтобы море всегда было с тобой.
– Спасибо, Егор. Замечательный подарок! – Она бережно спрятала раковину в карман куртки. – А еще я хочу поблагодарить тебя за чудесную новогоднюю ночь!
– Надеюсь, мы не испортили тебе настроение нашими шекспировскими страстями? Если честно, когда я приглашал отца на свадьбу, то не ожидал, что со стороны мамы Сони последует такая реакция.
– Ты бы хотел, чтобы они помирились?
– Я просто знаю, что они должны быть вместе, и все! Они любят друг друга. Это любовь, пронесенная через все обиды и годы.
Они молчали, смотрели на море. Темнело. Несмотря на то что день был серым и пасмурным, Ксении сейчас казалось, что она видит закат такой красоты, как на Анькиных картинах, где все переливается разными красками. Она вдруг почувствовала, что какое-то или новое, или забытое чувство плещется внутри нее, подобно морю.
* * *Как известно, жизнь – зебра полосатая, и вслед за безмятежным первым днем января наступил совсем другой день. Знаете, летом бывает так, что небо перед грозой затягивает черным, в самом воздухе застывает напряжение, в плотной, сгущенной духоте трудно дышать, и кажется, что в гнетущей тишине назревает что-то страшное. Вот в это январское утро был тот же эффект летнего грозового дня. За завтраком выяснилось, что почти все в доме перессорились. Верхнюю строчку в хит-параде конфликтов занимала, конечно же, пара: мама Соня – Петрович. По всей видимости, Софья Петровна сочла, что перемирие, объявленное по случаю Нового года – закончилось, и второго января она имеет полное право напомнить Петровичу, как она на самом деле к нему относится. Леля с Егором также повздорили; она демонстративно не разговаривала с женихом, и во время завтрака была похожа на прекрасную застывшую статую. Петрович с Егором большей частью молчали, явно пребывая не в лучшем расположении духа. Один Влад пытался разрядить витавшее в воздухе напряжение, но его усилий переломить эту сложную ситуацию было недостаточно, и вскоре он умолк, поддавшись общему унынию. Растерянная Ксения тоже предпочитала молчать.
Первой не выдержала Анька. Отставив чашку с кофе, она воскликнула:
– Слушайте, вы все с ума посходили? Такое ощущение, что я не у себя дома, а на поле боя.