Две седовласые сестры с очень длинными пальцами и загадочными улыбками сочиняли душещипательные эпитафии. В особом разделе каталога некоторые рисунки повторялись с деликатными изменениями, позволяющими использовать их для детских захоронений. Здесь парочка сестер превзошла самих себя, а загадочность их улыбок при вручении этих текстов Беллмену достигла пределов возможного. Все рисунки с подписями были отпечатаны на бумаге высшего качества и снабжены добротным переплетом. Получившийся в результате альбом-каталог сам по себе являлся чудом траурной полиграфической красоты.
Прейскурант, отпечатанный на отдельном листе, был вложен в специальный кармашек на третьей странице обложки — в порядке ненавязчивого дополнения.
Порой Беллмен дивился самому себе.
«Теперь я могу спать когда и где угодно!» — порой думал он среди ночи, переворачиваясь на другой бок и поправляя простыни, прежде чем снова провалиться в сон.
И это было правдой. Путешествуя по стране, он останавливался в захудалых придорожных гостиницах, укладывался на жесткий соломенный тюфяк и спал так же сладко, как спит декоративный шпиц на шелковой подушке. А в лондонской квартире его сон нисколько не тревожил несмолкающий шум за окнами. Даже в карете на ухабистой сельской дороге он мог закрыть глаза и тут же задремать, давая отдых своему переутомленному мозгу.
И только в Уиттингфорде, в собственной постели, его мучила бессонница.
Он имел привычку засыпать на левом боку. В прежние времена это подразумевало наличие Розы у него за спиной. Ночью он слышал ее дыхание. Иногда она придвигалась ближе к нему, чтобы согреться, и ее прикосновение ненадолго прерывало его сон. И теперь, когда она была мертва, он продолжал ощущать ее присутствие у себя за спиной.
Он пытался уснуть на правом боку и на спине. Он ложился на другую половину кровати. Он убрал старую кровать в другую комнату, а в спальню поставил новую. Он устроил спальню в другой комнате. Ничего не помогало. Ему чудилось прикосновение ее пальцев, простыня обнимала его, будто ее рука, легкое дуновение воздуха казалось ее дыханием.
Вот и в эту ночь заснуть не удалось. Он встал с постели и подошел к окну. Небо было почти черным, но вдали лунный свет серебрил шпиль церкви. В точно такую же ночь он очутился на кладбище и говорил с Блэком, а вокруг виднелись темные контуры тисов и разверстые могилы, ждущие своих покойников. Одна из них могла стать могилой Доры, подумал он.
Разъезжая по стране на поездах и в дилижансах — нынче в Лондоне, завтра за сотню миль от столицы, — он легко держал свои мысли в узде; но один лишь вид Уиттингфорда, с этим пронзающим луну церковным шпилем, выталкивал на передний план то, что было упрятано в самых глубинах его подсознания.
Он заключил сделку с Блэком, и Дора выжила.
Возможность того, что два этих события связаны, очень тревожила Беллмена. Во время болезни Доры он находился в подавленном состоянии и не мог мыслить здраво. Он сам это признавал. Позднее чувство огромного облегчения заполнило все его существо, не оставив места для прочих мыслей. А потом началась эта эпопея с фирмой «Беллмен и Блэк».
Однако в ночи, подобные этой, недодуманные мысли возвращались, чтобы терзать его с новой силой. После сделки с Блэком на кладбище его умиравшая дочь чудесным образом вернулась к жизни. Сейчас, когда отношения Беллмена со смертью перешли на профессиональный уровень, ему нравилось думать, что спасение дочери явилось своего рода привилегией, вытекающей из этих особых отношений. Но достаточно было взглянуть на Дору — как она, худая до прозрачности, в прикрывающем голый череп кружевном чепчике, медленно ковыляет по комнатам, опираясь на трость, — и возникало подозрение, что смерть вовсе не отступила, а всего лишь взяла паузу.
Каковы же были условия сделки? Неоднократно он пытался это вспомнить, но ничего не выходило. Быть может, безуспешность этих попыток объяснялась тем, что никакой сделки и не было? Что, если он получил доходную идею и жизнь дочери в порядке аванса, а сам договор так и остался несогласованным? Тогда эта идея и эта жизнь могли быть отняты в любой момент, без предварительного уведомления. И, не имея на руках контракта, он не знал, что надо сделать во избежание этого.
Беллмен отвернулся от окна и опустил шторы. Он не хотел, чтобы луна заглядывала в его дом, высвечивая то, что было ему дорого, указывая на его главное сокровище. Уж лучше спрятать любовь к своему ребенку под покровом тьмы, чем выставлять ее напоказ. Пожалуй, для всех причастных к этой истории будет лучше, если он сохранит дистанцию. Как птица намеренно привлекает внимание хищников, чтобы увести их от своего гнезда, так и он должен держаться подальше от дома, таким образом предохраняя дочь. И чем больше будет преуспевать фирма «Беллмен и Блэк», тем меньшей опасности будет подвергаться жизнь Доры.
8
За всеми этими делами Беллмен не упускал из виду строительство магазина. В перерывах между поездками на север, юг, восток или запад страны он посещал Лондон, чтобы взглянуть, как продвигается работа.
В Лондоне у него был офис, расположенный неподалеку от строительной площадки, и он из окна кабинета мог наблюдать за ростом здания, камень за камнем поднимавшегося над уровнем земли. В этом кабинете Беллмен проводил совещания со своими помощниками, главным из которых, фактически его правой рукой, был человек по фамилии Верни. Он имел такие же мягкие белые руки, что и толстяк, некогда рекомендованный архитектором и забракованный Беллменом. Когда Верни делал вычисления в уме, его мясистые пальцы исполняли в воздухе подобие стремительных балетных па, напоминая манипуляции фокусника, а когда подсчет был окончен, он потирал ладони и выдавал ответ с безукоризненной точностью. В цифрах он не ошибался никогда, и Беллмен уже сейчас платил ему полный оклад, хотя до открытия магазина работы у Верни было не так уж много.
А в этот день у него была встреча с Фоксом. Когда Беллмен находился в Лондоне, они часто общались по разным рабочим вопросам. На сей раз главной темой были двери.
За минуту до назначенного времени Беллмен из окна увидел, как Фокс покидает строительную площадку. Он двигался в сторону офиса энергичной походкой, которую, сам того не сознавая, перенял у Беллмена.
— Войдите! Ну, как дела на стройке? К пятнадцатому мая закончите?
Беллмен каждую их встречу начинал с этого вопроса.
— Все будет сделано к пятнадцатому мая, — заверил Фокс. — Чертежи дверей главного входа переданы мистеру Дикину. Он обещал привлечь к этой работе своего лучшего мастера. Боковыми и задними входами тоже занимаются его люди.
Беллмен кивнул:
— Сегодня я хотел поговорить о внутренних дверях. Представьте, что это не магазин, а театр. Зрители — то есть покупатели — не должны слышать, что происходит за сценой. Вы не забыли о пробковом покрытии для дверей, ведущих из зала в коридоры?
— Пробковая плитка уже завезена на склад. Мы вот с чем пока не определились: покрывать двери с одной стороны или с обеих?
— Сделайте с обеих, так будет надежнее. Хоть изнутри это и не обязательно, однако пробка приглушает звуки лучше, чем суконная обивка. И вот еще что, помимо звуков: товары должны доставляться в торговый зал как можно незаметнее для покупателей. Надо сделать так, чтобы персонал мог перемещаться между залом и складами, не привлекая к себе внимания. Со стороны зала двери должны смотреться как часть стены. Полагаю, щели можно замаскировать стенными выступами.
— А как же дверные ручки?
Беллмен покачал головой:
— Поставим пружины и шариковые защелки, которые будут открываться при нажатии на дверь со стороны зала, а с обратной стороны ее можно будет потянуть за ручку. Служащие должны появляться в зале и исчезать бесшумно и незаметно.
Фокс кивал, записывая инструкции. Специально для этих целей он купил блокнот в переплете из телячьей кожи — точно такой же, как у Беллмена. Карандаш, которым он писал, был подарен ему Беллменом.
— Считайте это уже сделанным.
— Стало быть, вы гарантируете, что здание будет полностью готово к пятнадцатому мая?
Фокс улыбнулся:
— Я могу управиться и к четырнадцатому, если хотите.
Беллмен взглянул на него в упор:
— В самом деле?
Фокс погорячился. Это была всего лишь шутка. Он забыл, что у Беллмена напрочь отсутствует чувство юмора. Однако, будучи амбициозным молодым человеком, он не привык пасовать перед трудностями и потому сказал:
— Конечно.
Они вместе пообедали, после чего сели в двухместный экипаж и через полчаса оказались во внутреннем дворе старинного здания, а еще чуть погодя — в помещении, пропитанном запахами кедровой и сосновой смолы, с толстым ковром из хрустящих под ногами стружек. На полке вдоль стены были аккуратно разложены инструменты, а над верстаком маячила белоснежная голова мастера, погруженного в работу.
— Это лучший резчик в Лондоне, — шепотом пояснил Фокс и затем повысил голос, чтобы привлечь внимание хозяина. — Мистер Жоффруа, это мистер Беллмен. Он пришел посмотреть, как идут дела.
Мистер Жоффруа отложил стамеску.
— Две большие буквы готовы, — сказал он, жестом предлагая пройти вглубь мастерской, где к стене были прислонены огромные, в рост человека, абсолютно одинаковые буквы «Б».
Беллмен и Фокс провели пальцами по изгибам, восхищаясь гладкой поверхностью, элегантными завитками и превосходно подогнанными соединениями.
— Когда их установят наверху, стыки будут совершенно незаметны, — заверил Беллмена мистер Жоффруа. — Теперь взгляните сюда… — Он указал на резные лилии и листья плюща. — Из этих элементов будет составлен венок.
Беллмен не мог и желать лучшего. Качество было на высоте; буквы — даже без серебрения — выглядели изящно и притом внушительно; траурный венок в собранном виде наверняка будет великолепен.
— Я вижу, все закончено… Что еще осталось доделать?
— Только «и».
— Только и что? — озадачился Беллмен.
— Только букву «и». И больше ничего. Соединительный союз — кажется, так это называется. Идемте, покажу.
Они вернулись к верстаку, в тисках которого был закреплен большой кусок дерева, над которым до их появления трудился мистер Жоффруа. Грубо отесанный по краям и у основания, с едва заметной карандашной разметкой, он только начал принимать заданную форму в своей верхней части. Мастер выбрал нужный резец и приставил его к дереву. Стоя на придвинутом к верстаку помосте, он перенес вес тела на одну ногу, примерился и нажал на резец. Движение задавала не его рука, а все тело — дерево резалось легко, как масло, сворачиваясь длинной тонкой стружкой. Он повторил движение, чуть сместив инструмент, потом еще и еще раз. Буква на глазах обретала очертания.
Соединительный союз. Символ делового сотрудничества. Связка между двумя буквами «Б». Связь. Зависимость.
И тут в душу Беллмена закрались сомнения. Он склонил голову набок, присматриваясь. Неужели он допустил ошибку?
— А вам не кажется, что это будет слишком…
Фокс насторожился:
— Что будет слишком?
Мистер Жоффруа прервал работу. Он и Фокс смотрели на Беллмена, ожидая пояснений.
Что это такое? Грудь Беллмена сдавило, как в тисках, во рту было сухо. Может, у него жар?
Не дождавшись ответа, Фокс нарушил молчание:
— Если тут что-то не так, еще не поздно исправить. Давайте посмотрим…
Чертеж был у него при себе. Он развернул его на столе и сопоставил указанные в нем размеры с теми, что были даны резчику.
— Все правильно, соотношение между инициалами и союзом соблюдено — хотя, конечно, когда видишь это прямо перед собой, пропорции кажутся нарушенными… И потом, буква еще не оформилась и оттого смотрится такой массивной. А после серебрения она будет с виду еще легче. И станет менее… э-э… менее деревянной.
— Да. Станет менее… Да.
Они не знали, как на это реагировать. Мистер Жоффруа взглянул на Фокса, а тот смотрел на Беллмена, который в свою очередь не отрывал взгляда от буквы, только начавшей возникать из куска дуба.
Оформленная станет менее массивной… Посеребренная станет с виду легче…
Беллмен оттянул воротник от горла и судорожно сглотнул.
— Разумеется, если вас что-то не устраивает, это можно переделать. Можно даже использовать что-то из завершенных работ…
— Нет-нет, продолжайте. Все хорошо. — И он повернулся к выходу.
— Вы управитесь до середины следующей недели? — спросил Фокс у мистера Жоффруа.
Тот утвердительно кивнул, а когда посетители уже подошли к двери, произнес несколько слов, которые Беллмен не разобрал.
— В трактир, — приказал Беллмен кучеру.
— Это все из-за древесной пыли, — согласился Фокс. — От нее пересыхает и саднит в горле… Вы, должно быть, не расслышали последнюю фразу Жоффруа?
— Нет. А что он сказал?
— Он сказал: «До свидания, мистер Блэк». Забавно, правда? И представьте, такие осечки с вашим именем случаются сплошь и рядом.
Фокс отметил необычную молчаливость Беллмена за трактирным столом и на обратном пути до Риджент-стрит. Казалось, он пытается решить какую-то сложную задачу. Непривычно было видеть Беллмена задумчивым и растерянным. Целеустремленность и энергия, столь для него характерные, вдруг куда-то исчезли, а на лице появилось новое выражение, Беллмену никак не присущее. Что это было? Страх? Тоска? Отчаяние?
— Как вы себя чувствуете? — осторожно спросил Фокс.
Беллмен не ответил. Он смотрел в пустоту и казался мысленно находящимся за многие мили отсюда, так что Фокс вздрогнул, вдруг услышав его голос:
— У меня случился разговор с одним субъектом. Пару лет назад. Я его едва знал, даже общих знакомых не было. Он-то и втянул меня в это дело, в ритуальный бизнес. Точнее, показал мне перспективу.
Он встретился взглядом с Фоксом.
— И что? — спросил тот.
Беллмен страдальчески наморщил лоб.
— В этой связи возникают вопросы, — сказал он. — Если он вдруг объявится и потребует…
— Долю в бизнесе?
— Да, к примеру.
Фокс призадумался. Он не был силен в юриспруденции, но по роду своих занятий поучаствовал в составлении нескольких договоров.
— Вы говорите, это была просто беседа? Вы не собирались обсуждать деловые вопросы?
— Нет! Нет! Мы с ним встретились совершенно случайно.
— И он не выдвигал никаких условий? Не просил вас что-нибудь подписать?
Беллмен покачал головой.
— То есть его претензии ничем не подкреплены, я правильно понял?
— По-вашему, ничем?
— Ну конечно же! Высказывать идеи — это одно, а воплощать их на практике — совсем другое. Он впоследствии вам как-то помогал?
— Нет. Я с тех пор его не видел.
— Значит, нет и проблемы. Ваш адвокат в суде поднимет его на смех. Кто докажет, что это не ваша собственная идея? К тому времени вы уже были успешным бизнесменом, заключали контракты, расширяли производство. И в этот проект вы вложили массу времени и сил.
Беллмен скривил лицо:
— Однако идея принадлежала ему…
— Идеи! Да у меня их появляется по сотне штук в день, только все эти идеи гроша ломаного не стоят, пока кто-нибудь в них реально не вложится. — Тут его посетила новая мысль. — Ваш разговор проходил при свидетелях?
— Ни души, кроме нас двоих.
— Раз так, можете о нем забыть. А если он появится с протянутой рукой, угостите его вкусным обедом в ресторане, подарите бутылку доброго бренди или пошлите его ко всем чертям — в зависимости от того, как он себя поведет. Если он пригрозит подать на вас в суд, пусть подает. Что помешает вам отрицать сам факт той давней беседы?
Беллмен казался наполовину убежденным.
— Однако теперь об этой беседе известно и вам.
Фокс подмигнул ему заговорщицки:
— О чем это вы? За последние минут десять я не услышал от вас ни слова.
По возвращении на Риджент-стрит, когда дверь экипажа распахнулась навстречу обычному строительному шуму, Беллмен заметно приободрился. Он спрыгнул на землю со своей обычной живостью и соединил ладони в громком, энергичном хлопке.
— Итак. Сколько столяров сегодня на площадке? Двадцать? Пойдем взглянем, как они управляются с красным деревом.
«Ну вот, — подумал Фокс, — он уже и забыл об этом. Переключился на другое».
9
Той же ночью, в четвертом часу, соединительный союз «и» клещами сомкнулся на горле Беллмена, перекрыв ему дыхание. Он пробудился в спальне своей лондонской квартиры, беспомощно хватая ртом воздух; сердце трепыхалось из последних сил, словно настал его смертный час.
«Пошли его ко всем чертям… Отрицай сам факт той беседы…»
Боже правый, да неужто он и впрямь позволил себе такие мысли? Что, если до Блэка дойдет слух о подобных разговорах? Что, если он узнает о намерении Беллмена положить конец их партнерству?
Но в чем именно заключалось это партнерство? Блэк был с ним заодно, не так ли? Иначе он подкинул бы идею кому-нибудь другому. В ту ночь на кладбище они пришли к обоюдному согласию, в этом Беллмен не сомневался. Ему досталась роль активного партнера — он общался с людьми, писал письма, проводил собрания, находил подрядчиков, вел переговоры, платил по счетам. В дальнейшем ему предстояло еще нанимать продавцов, клерков, кладовщиков и работниц швейного ателье, встречаться с компаньонами, организовывать работу и осуществлять повседневное руководство.
А Блэк был — как бы это назвать? Блэк практически не сделал ничего, в этом Фокс был прав. И деньги в проект он не вкладывал. Его, похоже, вполне устраивало то, что всю работу взял на себя Беллмен. Рассуждая объективно, следовало признать, что Блэк не играл в этом предприятии никакой роли, если не считать поданной им идеи — и чертовски хорошей идеи. Недаром же солидные дельцы без колебаний вошли в долю. Недаром банк без промедлений выделил крупную ссуду.