– Эта машина пьет больше воды, чем корова, – ругался он.
Я шел очень медленно, но майка у меня под рубашкой все равно быстро намокла.
Найдя нужный дом, я остановился и, замерев в восхищении, принялся рассматривать его: он был очень высокий! Потом я вошел в холл. Там уже собралось около двадцати мальчишек, и все были одеты лучше, чем я. Родители давали им последние наставления и напутствия перед собеседованием. Я стал изучать конструкцию огромных бетонных опор, на которых держались перекрытия. Мне всегда было интересно, как же люди ухитряются воздвигать такие массивные опоры. В это время какой-то человек дотронулся до моего плеча и спросил, не на собеседование ли я пришел. Я кивнул, и он указал мне на металлический контейнер с открытой дверью, в который уже «загрузились» все другие кандидаты. Я неуверенно последовал за ними. Мальчишки посмеялись надо мной, а я стоял, совершенно не понимая, что нужно нажать кнопку, чтобы контейнер поехал. Я ведь никогда раньше не видел лифта и к тому же не знал, куда надо ехать. Парень в голубой рубашке протиснулся мимо меня и нажал кнопку с номером пять. В ней зажглась лампочка, металлические двери захлопнулись. Я огляделся по сторонам: все были спокойными, и я понял, что все нормально. Контейнер быстро понесся вверх. Лица моих попутчиков остались такими же невозмутимыми. Когда двери открылись, я вышел последним. Мы оказались в большом помещении с коричневыми кожаными диванами. У дальней стены за столом сидел служащий. Он показал мне рукой, чтобы я сел куда-нибудь. Другие ребята уже расселись без особого приглашения. Я устроился поодаль и стал смотреть по сторонам. В окне виднелись крыши окрестных зданий, и я решил подойти ближе, чтобы понять, насколько высоко над землей нахожусь. Но стоило мне двинуться к окну, как служащий громко назвал мое имя.
Меня пригласили в кабинет, где в глубоком кожаном кресле сидел мужчина с очень светлой кожей (я не уверен, был ли он сьерралеонцем или нет).
– Садись и подожди буквально минутку, – сказал он по-английски, пролистал какие-то бумаги, взял телефон, набрал номер, сказал только одну фразу: «Даю добро», – и тут же положил трубку.
Он повернулся ко мне, некоторое время изучающе разглядывал, а потом стал задавать вопросы на английском языке, очень медленно и внятно:
– Как тебя зовут? – При этом он глянул в лежащий у него на столе список.
– Ишмаэль, – ответил я, и он поставил галочку на листке еще до того, как я успел назвать свою фамилию.
– Почему ты хочешь поехать в штаб-квартиру ООН и рассказать о положение детей в своей стране? – Он оторвался от документов и заглянул мне в глаза.
– Я жил в той части Сьерра-Леоне, где идут боевые действия. Так что я не только пострадал от войны, но и участвовал в ней. Я по опыту знаю, что там происходит, и лучше понимаю ситуацию, чем все эти городские мальчишки, которые явились на собеседование. Что они смогут рассказать? Им ничего не известно; они знают лишь то, что сообщают в новостях.
Мужчина за столом почему-то улыбался. Меня это немного разозлило.
– Тебе есть что добавить? – спросил он.
– Нет, кроме того, что мне непонятно, чему вы все время улыбаетесь, – я откинулся на мягкую спинку кожаного стула.
– Можешь идти, – сказал интервьюер все с той же улыбкой.
Я встал и покинул комнату, не затворяя за собой дверь. Подойдя к металлическим дверям устройства, которое доставило меня сюда, я несколько минут озадаченно стоял, но ничего не происходило. Я не знал, что надо сделать, чтобы спуститься вниз. Мальчишки вокруг начали смеяться. Тогда служащий встал из-за конторки, подошел ко мне и нажал на кнопку в стене. Двери тут же открылись, я вошел. Клерк нажал кнопку с номером один и помахал мне на прощание. Я стал думать, за что нужно держаться, чтобы не упасть, но контейнер уже прибыл на первый этаж. Я вышел на улицу и еще несколько минут рассматривал здание, думая, что надо будет рассказать Мохамеду, когда я увижу его, как здорово все устроено внутри.
Я медленно шел домой, наблюдая за проезжающими мимо машинами; о собеседовании особо не размышлял, только все не мог понять, чему улыбался тот человек. Я говорил то, что думаю, и тема беседы была невеселая. Вдруг мимо меня пронесся кортеж из нескольких автомобилей. Там были микроавтобусы – военный эскорт – и несколько машин «Мерседес-Бенц» с национальными флагами на капоте. Тонированные стекла автомобилей не давали возможности разглядеть, кто находится внутри. Вернувшись домой, я поинтересовался у Элли, что за важная персона разъезжает по городу с такой помпой. Тот ответил, что это Теджан Кабба, новый президент, лидер Народной партии Сьерра-Леоне, победивший на выборах полгода назад, в марте 1996 года. Я никогда не слышал об этом человеке.
В тот вечер дядя принес домой мешок земляных орехов. Тетушка Саллай сварила их и выложила на большой поднос. Мы все – тетя, дядя, Элли, Коно, Матильда, Сомбо и я – уселись вокруг стола, ели орехи и слушали очередную историю Леле Гбомба. На этот раз он поведал о том, как подружился с одним мальчиком еще до того, как они оба родились на свет. Их матери жили по соседству и забеременели одновременно, так что два малыша начали общаться, еще находясь в материнских утробах. Рассказчик ярко и смешно описал разные перипетии перинатального существования героев: как они вместе охотятся, играют в игры, прислушиваются к звукам внешнего мира… У сюжета было столько неожиданных и невероятных поворотов, что слушатели постоянно оставались в напряжении, ожидая развязки интриги. Мои родные хохотали еще долго после того, как прослушали кассету. Я тоже стал смеяться. Меня развеселило то, что дядя никак не мог ничего сказать – приступы смеха не давали ему произнести ни слова.
– Надо будет еще как-нибудь послушать эту историю, – сказал он наконец, все еще хихикая. – Так хохотать очень полезно для души.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.
Как-то утром на пороге нашего дома появился господин Камара. Он приехал на автобусе ДЛК. Директор сообщил, что несколько дней назад было принято решение отправить меня в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке. Я, правда, никому, кроме Мохамеда, не говорил о том, что ходил на то собеседование. Мне не верилось, что у меня есть шанс куда-то поехать.
– Доброе утро, – сказал директор, взглянув на часы, чтобы убедиться, что все еще утро.
– Здравствуйте, – ответил я.
– Ты готов отправиться в город, чтобы начать приготовления к поездке? – спросил он по-английски. Директор знал, что мне предстоит выступать в ООН, и поэтому считал нужным говорить теперь со мной только на этом языке.
Камара пришел к нам около полудня, когда дядя отлучился по рабочим делам. Но тетя была дома, возилась на кухне, и по ее глазам я понял, что она обязательно расскажет мужу об этом визите. Так что мне в любом случае придется поговорить с дядей о конференции в Америке.
Я попрощался с тетушкой, запрыгнул в микроавтобус, и мы поехали делать мне паспорт.
Казалось, все жители города в тот день решили обратиться за паспортами, чтобы покинуть страну. К счастью, господин Камара заранее записался на конкретное время, так что нам не пришлось стоять в длинной очереди. Директор подал в окошко мою фотографию, заполненные анкеты и плату за изготовление документа. Круглолицый чиновник внимательно посмотрел все бумаги и попросил мое свидетельство о рождении.
– Вам нужно представить доказательства, что вы родились в нашей стране, – сказал он.
Меня это ужасно раздосадовало. Я сказал, что, когда в дом приходит война, люди очень часто не успевают забрать с собой все документы. Но он продолжал настаивать, что свидетельство необходимо, а я вышел из себя настолько, что чуть не ударил его. Он никак не хотел понимать, о чем я толкую. Тогда Камара отвел меня в сторону и мягко попросил успокоиться и посидеть на скамье, пока он сам обо всем договорится. Вскоре он все же был вынужден позвать начальника. Мы провели несколько часов в ожидании, пока кто-то откопал копию моего свидетельства о рождении. Нам сказали, что за паспортом можно прийти через четыре дня.
– Ну, первый этап позади, – сказал господин Камара. – Теперь надо будет делать визу.
Я молчал, потому что все еще злился, а кроме того, очень устал и хотел поскорее добраться домой.
Дядя уже ждал меня. Он улыбнулся, когда я поздоровался с ним, и тут же спросил:
– Что там у тебя происходит?
Я рассказал, что меня приглашают в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке, чтобы выступить с речью о войне и участии детей в ней. Дядя не поверил.
– Многим раздают такие лживые обещания. Не дай заморочить себе голову напрасными надеждами, сынок, – посоветовал он.
С тех пор каждое утро, уходя на работу, он в шутку уточнял:
– Как там у нас идет подготовка к поездке в Америку?
С тех пор каждое утро, уходя на работу, он в шутку уточнял:
– Как там у нас идет подготовка к поездке в Америку?
Тем временем господин Камара повел меня по магазинам. Мы купили чемодан и какую-то одежду – в основном рубашки с длинными рукавами, выходные брюки, а также традиционные яркие костюмы из вощеной ткани с замысловатой вышивкой вокруг горловины и на рукавах и с тесьмой по краю штанов. Я показал все эти вещи дяде, но он все еще не верил в реальность моего отъезда.
– Может, тебе просто предложили сменить имидж, чтобы ты выглядел более «по-африкански» и перестал носить свои любимые широкие штаны, – смеялся он.
Иногда мы с дядей гуляли по вечерам после того, как он возвращался с работы. Он расспрашивал, как у меня дела. Я всегда отвечал, что все в порядке. Он клал мне свои длинные руки на плечи и прижимал к себе. Я чувствовал: дядя понимает, что я хочу рассказать ему кое-что, но не могу подобрать слова. Я не говорил ему, что когда с братом и сестрами иду в соседний перелесок собирать хворост, то всякий раз вспоминаю эпизоды своего недавнего прошлого. Вот я вижу дерево с красным грибком, покрывающим кору, и тут же в сознании всплывают расстрелы пленников, которых мы часто привязывали к стволам. Кровь жертв впитывалась в кору, и эти пятна оставались на ней навсегда. Они не сходили даже после сезона дождей. Мне было больно видеть маленьких детей, обнимающих отца или мать или держащих обоих родителей за руки и перепрыгивающих через лужи. Мне так хотелось повернуть время вспять, чтобы можно было снова вернуться в детство и чтобы судьба сложилась иначе.
Мне сказали, что в понедельник в американском посольстве мне надо встретиться с неким доктором Тамбой. Рано утром я шел на эту встречу и смотрел, как постепенно просыпается город. Сначала эхом пронесся призыв муэдзина с минарета центральной мечети, потом улицы наводнил общественный транспорт. Кондукторы пода-пода высовывались из двери рядом с водителем и кричали: «В Ламли, в Ламли» или: «Конго-таун…» Я пришел задолго до открытия, но у ворот посольства уже выстроилась длинная очередь. На лицах у людей была написана тревога, глаза их были грустными, будто они ожидали приговора суда, который решит, казнить их или помиловать. Я не знал, что мне делать, и пристроился в хвост очереди. Примерно через час прибыл доктор Тамба. С ним пришел второй парень, отправляющийся в Нью-Йорк. Наш сопровождающий выглядел очень солидно, и, похоже, ему не нужно было стоять на улице и дожидаться приема. Юноша, которого он привел, тоже участвовал в боевых действиях, будучи подростком. Он пожал мне руку и представился: «Меня зовут Ба. Я очень рад, что мы вдвоем с тобой поедем в это путешествие». Интересно, что бы ему на это ответил мой дядя? Что-то вроде: «Не дайте себя обмануть фальшивыми обещаниями, молодой человек»?
Мы сели на одну из низких скамеечек во дворе посольства и ждали, пока нас позовут на собеседование. Оно проходило так: белая женщина разговаривала с пришедшими через стекло. Ее голос проходил через специальные колонки внизу герметичного окна.
– Какова цель вашего визита в Соединенные Штаты? – спрашивала она, ни на кого не глядя, уткнувшись в лежащие перед ней бумаги.
Когда подошла наша очередь, оказалось, что у дамы за стеклом уже есть наши документы. На меня она не смотрела, а быстро пролистала страницы чистого паспорта. Я не мог понять, почему все организовано так, что никакой человеческий контакт консула с подающим заявку на визу невозможен.
– Говорите в микрофон, – сказала женщина. – Какова цель вашего визита в Соединенные Штаты?
– Я еду на конференцию.
– На какую конференцию?
– Она посвящена проблемам, возникающим у детей в разных странах, – объяснил я.
– Где она будет проводиться?
– В штаб-квартире ООН в Нью-Йорке.
– Вы можете предоставить какие-нибудь гарантии своего возвращения на родину? – Пока я обдумывал этот вопрос, она продолжала: – Есть ли у вас имущество или банковский счет, которые послужат залогом того, что вы вернетесь обратно?
Горькая усмешка появилась у меня на лице. Мне хотелось спросить, знает ли она что-нибудь о том, как живут люди в нашей стране? Если бы она подняла глаза и взглянула на меня, может, она не задала бы двух последних вопросов. Ни один подросток в Сьерра-Леоне не имеет банковского счета и даже не мечтает о том, чтобы завести его. Не говоря уже об имуществе. Тогда доктор Тамба сказал, что он назначен нашим сопровождающим от ДЛК и обеспечит наше возвращение домой по окончании конференции.
Женщина задала мне последний вопрос:
– У вас есть знакомые в США?
– Нет, я никогда не выезжал за пределы страны. Более того, я только недавно первый раз в жизни побывал в столице Сьерра-Леоне.
Она отложила паспорт и сказала:
– Приходите в четыре тридцать.
Мы вышли. Доктор Тамба объявил, что нам дали визы. Он сам должен забрать паспорта и хранить их у себя до дня отъезда. Наконец я начал верить в то, что эта поездка действительно состоится, хотя свой паспорт я в руках не держал и видел его лишь мельком.
На мне была футболка и традиционные африканские легкие штаны коричневого цвета. Внизу они были расшиты причудливыми зигзагами. В правой руке я нес чемодан. В таком виде я, выйдя из комнаты Элли, предстал перед сидящим на веранде дядей.
– Вот, отправляюсь в аэропорт, – сказал я, улыбаясь и ожидая его саркастических комментариев.
– Отлично. Позвони мне, когда доберешься до Америки. Правда, у меня нет телефона. Но он есть в доме Аминаты. Позвони туда, и она позовет меня, – сказал он со смешком.
– Да, обязательно. – Я тоже посмеивался.
– Дети, идите сюда, попрощайтесь с братом. Я не знаю, куда он едет, но ему нужны наши напутствия и благословения, – позвал дядя.
На веранду вышли Матильда, Коно и Сомбо. В руках у них были ведра, они как раз собирались за водой. Девочки обняли меня и пожелали счастливого пути. Потом из кухни вышла тетушка. От нее пахло дымом.
– Где бы ты ни был, ты должен источать аромат родного дома. Так что я сейчас поделюсь с тобой моими «духами», – и она обняла меня.
А потом засмеялась и отошла в сторону.
Дядя встал, прижал меня к себе, положил мне руки на плечи и сказал:
– Желаю тебе всего хорошего. Увидимся за ужином, – и он опять уселся на стул на веранде.
Глава 20
Мое представление о Нью-Йорке сформировалось под влиянием рэпа. Мне казалось, что здесь люди совершенно безнаказанно убивают друг друга на улицах. По тротуарам никто не ходит, а все только и делают, что разъезжают на спорткарах из одного ночного клуба в другой. Сплошной разгул преступности и насилия. Мне вовсе не улыбалось оказаться в таком сумасшедшем доме. Всего этого мне хватало и на родине.
Было уже темно, когда самолет приземлился в международном аэропорту имени Кеннеди. Я спросил доктора Тамбу, почему так рано стемнело.
– Потому что сейчас зима, – ответил он.
– Ага, – кивнул я, хотя объяснение ничего не прояснило[40]. Слово «зима» я встречал в пьесах Шекспира, а сейчас подумал, что надо снова посмотреть в словаре, что именно оно означает.
Доктор Тамба взял наши паспорта. Он вел переговоры со всеми миграционными службами. Мы получили багаж и вышли на улицу через автоматически раздвигающиеся двери. Я подумал, что, может, рискованно вот так сразу выходить в город, но доктор Тамба шел впереди без тени волнения. Как только мы с Ба покинули зал прилета, нам в лицо ударил ледяной ветер. У меня пошли мурашки по коже, лицо и руки тут же окоченели, зубы застучали, а уши, казалось, сейчас отвалятся. Холод был пронизывающим: в льняных штанах и футболке я чувствовал себя так, будто иду по улице совершенно голым. Дрожа, я был вынужден вбежать обратно в здание аэропорта. Раньше я и знать не знал, что такое мороз. И как здесь люди живут? Я потирал руки и прыгал на одном месте, чтобы согреться. Ба стоял на улице рядом с Тамбой, обхватив себя руками за плечи. Его тоже трясло. По неведомой причине у нашего сопровождающего оказалась с собой куртка, а у нас – нет. Я ждал внутри, пока доктор поймал такси, а потом быстро выбежал, сел в машину и захлопнул за собой дверь. С неба падало что-то белое, собиравшееся в кучки на земле. «Интересно, что это?» – недоумевал я. Доктор Тамба сказал водителю, куда мы едем, прочитав написанный на бумажке адрес.
– Вы в первый раз в нашем городе, ребята? Смотрите, какой чудесный сегодня снегопад! – обратился к нам таксист.
– Да, они в Нью-Йорке впервые, – сказал представитель ДЛК и запрятал подальше наши документы.
Я никогда не слышал слова «снег». В Сьерра-Леоне у нас нет повода обсуждать такого рода природные явления. Но в фильмах о Рождестве я видел какие-то белые хлопья, поэтому решил, что здесь, наверное, каждый день Рождество.