По крайней мере раз в семестр он обязательно напоминал студентам, что в 1932 году Морган не заплатил ни одного цента подоходного налога. «Обратите внимание, джентльмены! — с горечью повторял он. — А мне, получавшему обычную преподавательскую зарплату, в том же самом году пришлось заплатить федеральному правительству пятьсот двадцать семь долларов и тридцать центов».
Однако, как заметил Рудольф, слова профессора Дентона производили совсем не тот эффект, на который профессор рассчитывал. Вместо того чтобы гореть негодованием и желанием немедленно объединиться в борьбе за преобразования, многие студенты, в том числе и сам Рудольф, мечтали о времени, когда и они достигнут вершин богатства и власти, чтобы, как Морган, избавиться от ярма или, по выражению профессора Дентона, от «узаконенного порабощения избирателей».
Рудольф прослушал у Дентона три курса и отлично сдал экзамены, после чего тот предложил ему место преподавателя на кафедре истории.
Несмотря на свое внутреннее несогласие с позициями Дентона, которые казались ему наивными, Рудольф уважал его больше всех других преподавателей и считал, что за время учебы в колледже только у него и научился чему-то полезному.
Помянув напоследок бога, оратор закончил речь. Раздались аплодисменты. Затем выпускники один за другим стали получать дипломы.
Вернув взятые напрокат мантию и шапочку, Рудольф и Брэд поспешили на автостоянку к старому, довоенного выпуска «шевроле» Брэда.
— Давай проедем мимо магазина, — сказал Рудольф. — Я обещал Колдервуду заглянуть.
Небольшой универмаг Колдервуда находился на самом бойком углу главной торговой улицы Уитби. Он стоял здесь еще с девяностых годов прошлого века. Сначала это была просто лавка, удовлетворяющая немудреные запросы жителей сонного городка, студентов и зажиточных фермеров из округи. Городок рос и менялся, а вместе с ним расширялся и менял свой облик магазин. Сейчас на витринах двухэтажного универмага красовалось немало разнообразных товаров. Рудольф вначале работал кладовщиком в те месяцы, когда торговля шла особенно оживленно, но так добросовестно относился к своим обязанностям и внес столько разумных, дельных предложений, что Дункан Колдервуд, потомок первого владельца магазина, повысил его в должности. Но магазин по-прежнему оставался сравнительно небольшим, и один человек мог управляться здесь за нескольких. Теперь Рудольф выполнял работу продавца, декоратора витрин, автора реклам, консультанта по закупке новых товаров, и летом, когда он работал полный день, Колдервуд платил ему пятьдесят долларов в неделю.
Дункан Колдервуд, худощавый немногословный мужчина лет пятидесяти, женился поздно, но успел обзавестись тремя дочерьми. Кроме магазина, ему принадлежало много земли в самом городе и за его пределами. Сколько именно — это уж его дело. Он не любил болтать языком и знал цену деньгам.
Брэд остановил машину, и Рудольф вошел в магазин.
Главный торговый зал уютно гудел женскими голосами, слегка пахло одеждой, кожей, духами — все это всегда нравилось Рудольфу. Он шел через весь магазин в кабинет Колдервуда, продавцы улыбались ему, дружелюбно махали рукой. Кто-то даже сказал «поздравляю», и он помахал в ответ. Все его любили, особенно пожилые. Они не знали, что с ним советуются, когда кого-то увольняют или принимают на работу.
Дверь в кабинет Колдервуда, как всегда, была открыта. Колдервуд любил быть в курсе того, что происходит в магазине. Сидя за столом, он писал какое-то письмо. У него была секретарша — ее комната находилась рядом с его кабинетом, — но некоторые дела он не доверял даже ей. Каждый день он писал от руки четыре-пять писем, сам наклеивал марки и сам бросал письма в почтовый ящик.
Несмотря на открытую дверь, Колдервуд не любил, когда его отвлекали от дел. Рудольф остановился на пороге.
Колдервуд дописал предложение, перечитал его, потом поднял глаза и, положив письмо чистой стороной кверху, сказал:
— Входи, Руди. — Голос у него был сухой и бесстрастный.
— Добрый день, мистер Колдервуд.
Неожиданно для Рудольфа Колдервуд встал, обошел вокруг стола и пожал ему руку.
— Ну как все прошло?
— Без неожиданностей, — ответил Рудольф.
— Присаживайся. — Колдервуд снова сел за стол на деревянный стул с прямой спинкой, а Рудольф устроился на таком же стуле справа от стола. — В Америке большинство людей, сумевших сколотить огромное состояние или уже стоящих на подступах к нему, обошлись без образования. Тебе это известно?
— Да.
— Ученых они себе нанимают, — почти с угрозой сказал Колдервуд. Сам он не окончил даже средней школы.
— Я постараюсь, чтобы мое образование не помешало мне разбогатеть, — сказал Рудольф.
Колдервуд рассмеялся, коротко и сухо.
— Уверен, это тебе удастся, Руди, — дружелюбно сказал он, открыл ящик стола, вынул оттуда бархатную коробочку и положил перед Рудольфом. — Вот тебе.
Рудольф открыл коробочку: красивые швейцарские часы на замшевом ремешке.
— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, — поблагодарил Рудольф, стараясь скрыть свое удивление.
— Ты заслужил их. — Колдервуд смущенно поправил узкий галстук: щедрость давалась ему нелегко. — Ты много сделал для магазина, — продолжал он. — У тебя хорошая голова и настоящий талант к торговле.
— Спасибо, мистер Колдервуд, — сказал Рудольф. Вот это настоящая речь. Не то что вашингтонская чепуха насчет растущей волны милитаризма и помощи нашим менее удачливым братьям.
Колдервуд в раздумье откашлялся, встал и подошел к висевшему на стене календарю, словно перед рискованным предприятием решил в последний раз уточнить число.
— Руди, что ты скажешь, если я предложу тебе работать у меня на полной ставке?
— Это зависит от рода работы, — осторожно ответил Рудольф. Он ожидал этого предложения и для себя уже решил, на каких условиях согласится.
— Работа та же, что и раньше, только ее будет больше. Будешь заниматься всем понемногу. Тебе что — нужна определенная должность?
— Это зависит от должности.
— Зависит, зависит… — передразнил Колдервуд, но все же рассмеялся. — Тебя устроит должность помощника управляющего?
— Для начала — да.
— Наверное, мне следует просто вышвырнуть тебя из кабинета, — сказал Колдервуд. Его светлые глаза мгновенно превратились в льдинки.
— Мне не хочется казаться неблагодарным, — сказал Рудольф, — но я должен знать, на что могу рассчитывать в будущем. У меня есть другие предложения, и…
— По-видимому, тебя, как и всех других дураков, подмывает броситься в Нью-Йорк, немедленно покорить его и шататься с вечеринки на вечеринку.
— Это не совсем так, — сказал Рудольф. Он пока не чувствовал себя готовым для Нью-Йорка. — Мне нравится жить в этом городе.
— И полагаю, не без оснований, — снова садясь, почти со вздохом облегчения, сказал Колдервуд. — Послушай, Руди. Я уже далеко не молод. Доктора считают, мне Надо поменьше работать. У меня нет сыновей… С тех пор как умер мой отец, все здесь делалось моими руками. Кто-то должен прийти мне на смену. — Он наклонил голову и пытливо посмотрел на Рудольфа из-под густых черных бровей. — Поначалу будешь получать сто долларов в неделю, а через год посмотрим. По-твоему, это справедливо?
— Вполне, — ответил Рудольф. Он рассчитывал всего на семьдесят пять.
— У тебя будет свой кабинет. Переоборудуем под него старый отдел упаковок на втором этаже. На дверь повесим табличку «Помощник управляющего». Но в рабочее время ты должен быть в торговом зале. Если согласен — по рукам. — Рудольф протянул руку, и Колдервуд пожал ее. — Но сначала, наверное, тебе захочется немного отдохнуть. Я понимаю. Сколько времени тебе надо? Две недели? Месяц?
— Завтра в девять утра я буду на работе, — вставая, ответил Рудольф.
Колдервуд улыбнулся, блеснув явно искусственными зубами:
— Надеюсь, я в тебе не ошибся. До завтра.
Мэри Пэйс Джордах сидела у окна и глядела вниз на улицу, поджидая Рудольфа. Он обещал приехать сразу после церемонии и показать ей свой диплом. Конечно, было бы неплохо устроить для него что-нибудь вроде вечеринки, но у нее не было на это сил. Кроме того, она не знала никого из его друзей. И не потому, что их у него не было. Телефон часто звонил, и молодые голоса говорили: «Это Чарли» или «Это Брэд, Руди дома?». Но почему-то он никогда не приглашал никого домой. Впрочем, оно и лучше. Разве это дом? Две темные комнаты над магазином тканей на улице без единого дерева. Видно, она обречена всю жизнь жить над магазинами. Через улицу прямо напротив них жила негритянская семья, и из окна на нее все время глазели черные лица. Похотливые дикари. В приюте она узнала о них все.
Она закурила и дрожащими руками стряхнула с шали пепел от предыдущих сигарет.
Она закурила и дрожащими руками стряхнула с шали пепел от предыдущих сигарет.
Итак, несмотря ни на что, Рудольф добился своего. Дай бог здоровья Теодору Бойлану. Она никогда не встречалась с ним, но Рудольф рассказывал, какой он умный и щедрый. Во всяком случае, ее сын заслуживал этого. С его манерами и умом… Людям было приятно помогать ему. Что ж, теперь он встал на ноги. И хотя не говорил ей о своих планах, она знала, они у него есть. У него всегда были планы. Конечно, если его не зацапает и не женит на себе какая-нибудь девчонка. Мэри Пэйс поежилась. Рудольф — хороший мальчик, другого такого заботливого сына не найдешь. Если бы не он, бог знает, что бы с нею стало после того, как Аксель исчез в ту ночь. Но стоит на горизонте появиться девчонке, и парни точно с цепи срываются, даже лучшие из них жертвуют всем: домом, родителями, карьерой… Мэри Пэйс Джордах никогда не видела Джули, но знала, что та учится в Барнардском колледже, и знала, что Рудольф каждое воскресенье ездит к ней в Нью-Йорк — столько миль в оба конца, возвращается чуть ли не среди ночи, бледный, под глазами синяки, взвинченный, замкнутый. И тем не менее он встречается с Джули уже пять лет! Ему пора завести себе другую. Надо поговорить с ним. Сейчас еще самое время пожить для себя. Сотни девушек будут просто-счастливы броситься ему на шею.
Из-за угла на большой скорости, скрипя тормозами, вылетела машина. Мэри увидела Рудольфа: черные волосы разметались на ветру, ну прямо юный принц!
Машина остановилась, и Рудольф выпрыгнул из нее. Ловкий, изящный. В отличном синем костюме. С его фигурой можно красиво одеваться: стройный, широкоплечий, с длинными ногами. Мэри Джордах отодвинулась от окна. Рудольф никогда не говорил ей об этом, но она знала: ему не нравится, что она целыми днями сидит у окна, глядя на улицу.
С трудом поднявшись, она вытерла глаза уголком шали и проковыляла к обеденному столу. На лестнице послышались его шаги, она быстро сунула сигарету в пепельницу.
— Вот, полюбуйся, — сказал Рудольф, входя в комнату, и развернул перед ней на столе пергаментный свиток. — Это по-латыни.
Мэри разобрала его фамилию, написанную готическим шрифтом, и на глаза у нее навернулись слезы.
— Если бы я знала адрес твоего отца… Ему бы сейчас увидеть, чего ты достиг без всякой его помощи.
— Мам, — мягко сказал Рудольф, — отец умер.
— Это ему хочется, чтобы люди так думали. Но я-то знаю его лучше. Он не умер, а сбежал. И сейчас, в эту самую минуту, смеется над всеми. Ведь тело так и не нашли, правда?
— Думай как хочешь, — вздохнул Рудольф. — Мне надо собрать сумку. Я останусь ночевать в Нью-Йорке. — Он прошел к себе в комнату и бросил в сумку бритву, кисточку, пижаму и чистую рубашку. — Тебе что-нибудь надо? — крикнул он матери. — Как у тебя с ужином?
— Открою консервы, — ответила Мэри и, кивнув в сторону улицы, спросила:
— Ты поедешь с этим парнем? Мне не нравится, как он водит. Лихач. Ты хоть иногда думаешь, что я буду делать, если с тобой что-нибудь случиться? Меня выбросят на помойку как собаку.
— Мам, у нас ведь сегодня праздник. Надо радоваться.
— Я закажу рамку для твоего диплома. Что ж, развлекайся. Ты это заслужил. Только не слишком задерживайся. Где ты остановишься? Дай мне телефон на всякий случай.
— Ничего не случится.
— И все-таки.
— Я буду у Гретхен.
— Блудница! — Они никогда не говорили о Гретхен, но Мэри знала, что Рудольф с ней видится.
— О господи, — вздохнул Рудольф.
Мэри, конечно, перегнула палку и сама это знала, но не хотела сдавать позиций.
— Ты ничего не сказал о своих планах, — заметила Мари. — Теперь ведь у тебя начинается настоящая жизнь. Я думала, ты найдешь минутку, посидишь со мной, расскажешь… Хочешь, я приготовлю чай…
— Завтра, мам. Завтра я обо всем тебе расскажу, не беспокойся. — Он еще раз поцеловал ее и исчез, легко сбежав по лестнице. Мэри Джордах встала, проковыляла к окну и села в свою качалку — старуха, проводящая все время у окна. Пусть видит.
Машина покатила прочь. Он так и не взглянул наверх.
Они все ее бросают. Все как один. И даже лучший из них.
Машина, сопя, вскарабкалась на холм и въехала в знакомые каменные ворота.
Даже в этот солнечный июньский день от обрамляющих подъездную дорожку тополей падали темные, скорбные тени. Окруженный неухоженными цветочными клумбами дом постепенно, но неуклонно ветшал.
— Падение дома Эшеров, — сказал Брэд, разворачивая машину и направляя ее во двор. Рудольф так часто бывал здесь, что у него подобных ассоциаций не возникало. Для него это был просто дом Тедди Бойлана. — Кто здесь живет? Дракула?
— Один хороший знакомый, — ответил Рудольф. Он никогда не рассказывал Брэду о Бойлане. — Друг семьи. Он помог мне получить образование. Идем, я познакомлю тебя с ним. Нас ждет шампанское.
Дверь открыл Перкинс.
— Добрый день, сэр, — поздоровался он. Из гостиной доносились звуки рояля. Рудольф узнал сонату Шуберта. — Мистер Джордах и его друг, — объявил Перкинс, распахивая дверь в гостиную.
Бойлан доиграл пассаж и встал. На столе стояла бутылка шампанского в ведерке со льдом, рядом два высоких узких бокала.
— Добро пожаловать. — Он с улыбкой протянул Рудольфу руку. — Рад тебя видеть. — Бойлан два месяца провел на юге и сильно загорел, его волосы и прямые брови совсем выгорели. На секунду Рудольфу показалось, что в лице его что-то изменилось, но он пока не мог определить, что именно.
— Разрешите представить вам моего друга Брэдфорда Найта. Мы учились в одной группе.
— Здравствуйте, мистер Найт. — Бойлан пожал ему руку. — Насколько я понимаю, вас тоже можно поздравить.
— Полагаю, да, — улыбнулся Брэд.
— Нам нужен еще один бокал, Перкинс, — сказал Бойлан, крутя бутылку в ведерке со льдом, и спросил: — Ну как, речь демократа была поучительной? Он упомянул о тяготах богатства?
— Он говорил об атомной бомбе, — ответил Рудольф.
— А он не сказал, на кого мы теперь собираемся ее сбросить?
— Кажется, ни на кого. — Рудольф сам не понимал почему, но ему захотелось встать на защиту члена правительства. — В общем-то в его словах было много здравого смысла.
— Да ну? Может, он скрытый республиканец? — ехидно заметил Бойлан.
Неожиданно Рудольф понял, что изменилось в лице Бойлана. Под глазами больше не было мешков. Наверно, он как следует отоспался на юге.
Бойлан наполнил бокалы.
— Итак, за будущее, — сказал он. — За эту опасную и неопределенную временную категорию.
— У этого, пожалуй, вкус иной, чем у кока-колы, — сказал Брэд. Рудольф чуть нахмурился. Брэд нарочно изображал деревенщину — его коробила элегантность и рафинированность Бойлана.
— А что, если нам пойти в сад и допить бутылку на солнце? — предложил Бойлан, повернувшись к Рудольфу. — В этом всегда есть что-то праздничное — выпить на свежем воздухе.
— Спасибо, но у нас мало времени, — отказался Рудольф.
— Вот как? — удивленно поднял брови Бойлан. — А я полагал, мы вместе поужинаем. Вы тоже приглашены, мистер Найт.
— Благодарю вас, но все зависит от Руди.
— Нас ждут в Нью-Йорке, — объяснил Рудольф.
— Понимаю. Вечеринка, молодые люди… — Бойлан налил себе еще шампанского. — Все это вполне естественно в такой день… Ты с сестрой увидишься?
— Да, мы собираемся у нее. — Рудольф не имел обыкновения врать.
— Передай ей от меня привет, — попросил Бойлан. — Я надеялся, за ужином мы сможем спокойно поговорить обо всем, но раз вы торопитесь… Конечно, в такой вечер вам хочется быть среди своих сверстников. Тем не менее не уделишь ли ты мне сейчас несколько минут?
— Если хотите, я пока погуляю, — сказал Брэд.
— Вы очень деликатны, мистер Найт, — в тоне Бойлана на мгновенье прозвучала насмешка, — но нам с Рудольфом нечего скрывать. Так, Рудольф?
— Не знаю, — холодно ответил Рудольф. Он не собирался участвовать в непонятной игре, затеянной Бойланом.
— Я сделал следующее, — деловым тоном начал Бойлан. — Я купил тебе билет на круиз вокруг Европы на «Куин Мэри». Отплываешь через две недели, так что у тебя достаточно времени повидать друзей, получить паспорт и закончить все необходимые дела. Я думаю, тебе следует посмотреть Лондон, Париж, Рим и прочее, как полагается. Собственно, настоящее образование начинается после окончания колледжа.
— Я не смогу, — ставя бокал, сказал Рудольф.
— Почему? — удивился Бойлан. — Ты всегда мечтал побывать в Европе.
— Когда мне это будет по средствам.
— О, дело только в этом? — покровительственно рассмеялся Бойлан. — Ты неправильно меня понял. Это мой подарок. Мне кажется, путешествие пойдет тебе на пользу. Избавишься от некоторой провинциальности — только не обижайся. Может быть, в августе я присоединюсь к тебе где-нибудь на юге Франции.