— Ну о чем ты, Юра? Какой может быть долг? Слышал, с замполитом цепанулся?
— Крабова сказала?
— Какая разница? Но раз сцепился с Индюком, то держать тебя в санчасти нет никакой надобности. Больные в драку не кидаются. Но лекарства, что пропишу и которые получишь в аптечном пункте, принимай строго по указанию!
Бекетов улыбнулся:
— Договорились.
— Ну, тогда свободен! Там Крабов в коридоре, с формой. Одевайся — и ко мне за рецептами и выпиской.
— Понял! Ты человек, Семеныч!
— Да? И как ты это заметил? Но ладно, собирайся, а я пока Люлина посмотрю. Жду в кабинете через пятнадцать минут.
— Понял, Айболит!
— А понял, как говорит комбат, — выполняй!
Начальник медслужбы открыл дверь:
— Краб! Заходи! Облачай друга!
Семенов ушел, вместо него появился капитан Крабов. Вскоре Бекетов с Кристиной и Крабов с женою, навестив ефрейтора, вышли из санчасти.
Кирилл хотел расспросить друга о его стычке с замполитом, но Рая не дала мужу сделать это:
— Ну чего прицепился с вопросами? Будет еще время поговорить. Не понимаешь, что им вдвоем надо остаться?
— А?! Понял! Без вопросов!
Раиса увела мужа.
Бекетов посмотрел в глаза Кристины:
— Пойдем на хату старшины?
— А ты уверен, что в порядке?
— В этом ты сама сможешь убедиться!
— Ну, хорошо. Только сначала я к себе в барак зайду? Взять кое-что с собой надо!
— Давай, а я пока за ключом в общагу метнусь. Встречаемся у бассейна со стороны вышки.
— Хорошо!
Кристина пошла в одну сторону, Бекетов в другую. Капитан, несмотря на слабость и еще не отпустившее легкое головокружение, чувствовал себя счастливым.
Глава пятая
Горный блокпост. Среда, 22 сентября. 22–00.После того, как связистка поста сержант Губочкина узнала о преступных намерениях старшего лейтенанта Жарова, ей с трудом, но все же удалось сдержать себя, не выдав то, что ей известно о предстоящих ночных делах начальника и любовника.
В 22–10 сержант Мансуров доложил, что проверка личного состава на позициях проведена. Первая смена приступила к дежурству. Приняв доклад и отпустив заместителя командира взвода, старший лейтенант Жаров потянулся. Посмотрел на Губочкину:
— Давай связь с батальоном, Валюша!
Ответил оперативный дежурный полка внутренних войск, переключившийся связь непосредственно на штаб батальона специального назначения. Командир второй роты, дежуривший в части, доклад Жарова принял и пожелал старшему лейтенанту благополучной ночи.
Закончив с делами служебными, начальник блокпоста приказал женщине:
— А сейчас, дорогая, матрацы с кроватей на пол, сама в душ, готовься к случке. Сегодня у меня какое-то особое желание, и мы с тобой немного поэкспериментируем.
Губочкина безропотно и беспрекословно выполнила требование. В одиннадцать началась оргия. Валентина, не испытывая ни малейшего удовольствия, тем не менее искусно подыгрывала партнеру, выполняя все его развратные прихоти. В час Жаров оставил Губочкину в покое, скатившись с ее спины, удовлетворенно крякнув:
— Хорошо! Ты истинная жрица любви, Валюша!
— Надеюсь, моя покорность будет оценена в полной мере?
— Естественно! Я же обещал! Выпить хочешь?
— Опять спирта?
Старший лейтенант рассмеялся:
— К сожалению, здесь я тебе ничего другого предложить не могу!
Женщину передернуло от одного воспоминания о спирте, что вызвало у оборотня новый прилив смеха:
— Ничего, Валюша, потерпи до вторника. Вот тогда я напою тебя самым лучшим и дорогим вином!
Он посмотрел на часы. Скоро на посты должна выйти смена, при которой по Шунинскому ущелью пойдет караван Мулата. А пока можно расслабиться, но не спать.
Старший лейтенант поднялся:
— А я выпью!
— И как ты можешь употреблять эту дрянь?
— Молча, Валюша, молча, вот как!
Жаров налил из фляжки граммов сто чистого спирта, разбавил его примерно тем же количеством воды, опрокинул в себя теплую, обжигающую желудок жидкость. Поднес кулак к носу. Глубоко вздохнул. Затем выдохнул, довольно произнеся:
— Провалился! Спирт чем хорош, Валя? Бьет по голове сразу, и не отпускает долго. Не то что водка, особенно местная.
Он погладил себя по животу:
— Хорошо пошла! Скажи, дорогая, что бы ты хотела получить в подарок сразу по возвращении?
Губочкина зевнула:
— Может, об этом и поговорим по возвращении?
— Ты что, не выспалась днем?
— Я-то выспалась, а вот чего ты не ложишься?
— Решил сегодня все посты проверить. Позже, часа в три. Так ответишь на вопрос?
— Помнится, ты сам сказал, подарок будет дорогой. И потом, я если скажу, что хотела бы иметь в качестве сюрприза, то какой же это сюрприз будет? Покупка по заказу, а не подарок! Так что решай сам, что подарить!
Старший лейтенант улыбнулся:
— Хорошо! А вдруг я куплю то, что у тебя уже есть, или не интересует?
— Не волнуйся, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Приму все, конечно, если это все не окажется бутафорией!
— Ты обижаешь меня!
— Да, нет! Но знаешь, давай закончим разговор? Я выспаться хочу. И ты ложись, далась тебе эта проверка? Сколько ни заступала на этот пост, ни один офицер не проверял ночью подчиненных. Да и чего их проверять? Сидят в окопах да спят. И правильно делают. Место здесь глухое, спокойное, еще ни разу конфликтов не возникало.
Жаров присел на стул:
— Я не такой, как все, Валюша. А посему буду поступать так, как считаю нужным, и не надо мне указывать, что делать, а что нет. Ясно?
— Ясно.
— Вот так-то. Ладно, спи.
Выкурив сигарету, старший лейтенант принял холодный душ, который неплохо освежил его, взял из пирамиды автомат и вышел из блиндажа. Как только дверь закрылась, Валентина открыла глаза. Ей бы действительно уснуть, но любопытство взяло верх. Видимо, такова природа женщин. Она взглянула на часы: 2–10! А караван должен пойти в три! Интересно, как Жарову удастся отвлечь караул, и что за банда пересечет государственную границу. Может, и понадобится данная информация. Сейчас Губочкина противоречила той Валентине, которая в испуге забилась в угол кровати, услышав о предстоящем предательстве Жарова. Тогда она смертельно боялась любовника, сейчас… сейчас женщина хотела знать подробности предательства. Так бывает с такими, как она. Но что-либо предпринимать пока было рано, и женщина, глядя в потолок, ждала. Ждала момента, когда сможет все узнать, даже подвергая себя реальной, смертельной угрозе.
Жаров же, выйдя из блиндажа, по специальному аппарату, стараясь говорить тихо, чуть ли не шепотом, вызвал Мансурова. Тот, почувствовав вибрацию своей станции, находясь в траншее, зашел в одну из свободных стрелковых ячеек:
— На связи.
— Как дела, Мансур?
— Нормально. Гоша в БМП. По твоей команде готов подать сигнал на противоположный склон. Я в секторе первого отделения.
— Хорошо. Сверим время, 2–13.
Мансуров подтвердил:
— 2–13.
— Сигнал подавай в 2–45. В это же время я начну отвлекать бойцов второго отделения. Все ясно?
— Ясно, шеф.
— Работай, Мансур. Предельно внимательно и аккуратно.
— Как всегда.
— Да, как всегда. До связи.
— До связи, командир.
Жаров отключил рацию, положил ее в карман, посмотрел на склон Катаванского перевала. Где-то там, скорее всего в пещере у террасы, ждет сигнала человек Мулата. А за утесом уже стоит караван, готовый двинуться в глубь территории России, где его ждут уже бандиты Расула. На проход понадобится минут двадцать. И за эти двадцать минут Жаров заработает 30 000 долларов. Неплохой тариф.
Жаров двинулся к позициям второго отделения. Его шаги отчетливо слышала Губочкина, вскочившая с пола и прильнувшая к двери блиндажа. Шаги удалялись.
Пройдя блиндаж, Жаров почувствовал вибрацию специальной связи. Ответил:
— Говори, Мансур.
— Сигнал подан, сигнал принят. Караван начал сближение с утесом.
— Понял, отбой.
Отключив связь, он вышел на первую позицию наблюдателя второго отделения, контролировавшего Катаванское ущелье, но имевшего в поле зрения и утес, и вход из Катавана в Шани. Солдат ночной смены, как и предписывалось инструкцией, через прибор ночного видения добросовестно осматривал зону своей ответственности. Начальник поста узнал его и окликнул:
— Рядовой Сопко!
Боец резко повернулся на голос:
— Я, товарищ старший лейтенант!
Жаров повысил голос:
— Спишь в оглоблях, Сопко?
Солдат ответил:
— Никак нет!
— Что, никак нет? Я за тобой уже минут пять наблюдаю. Уткнулся оптикой в бруствер и кемаришь стоя, как осел привязанный! В чем дело?
Рядовой попытался оправдаться. Незаслуженная обида захлестнула его:
— Да что вы говорите, товарищ старший лейтенант! Я…
— Молчать! А ну быстро сюда второго наблюдателя. Бегом, марш!
— Есть!
Сопко рванулся из ячейки, оставив на бруствере автомат. Жаров взглянул на часы: 2–50. Так, пять минут он выиграл, хорошо.
Опустил руку в карман брюк, нажал клавишу вызова Мансура. Тот принял сигнал, подтвердив его коротким ответным вызовом. Данные манипуляции со средствами связи означали, что сержант может подать знак человеку Мулата на начало марша! Что Мансуров и сделал.
Солдаты сектора наблюдения за Катаваном появились через три минуты.
Начальник поста обрушился на них:
— Почему так долго? Ведь вас разделяют каких-то двадцать метров. Или ты, Глушин, тоже спал?
И второй часовой ответил обиженно:
— Никак нет, товарищ старший лейтенант!
Офицер продолжал наезд на подчиненных:
— Что вы, как попугаи, одно и то же заладили? Расслабились, мать вашу? Привыкли к тому, что вас ночью никто не проверяет?
И понес полнейшую чушь о важности объекта, той задачи, которую выполняет взвод. Жаров говорил долго, смакуя одну и ту же тему. Так он «вправлял мозги» подчиненным в течение десяти минут, пока не почувствовал в кармане вибрацию очередного вызова специальной станции, который означал, что караван благополучно втянулся в Шунинское ущелье, выйдя из зоны видимости наблюдателей второго отделения. Только после этого Жаров убавил пыл, закончив длинный монолог словами:
— Учтите, мальчики, не дай бог еще раз застану вас спящими на позициях. Все отделение выведу в траншею, и пусть тогда с вами разбираются ваши же друзья. Не думаю, что они будут в восторге от бессонной ночи из-за двух полудурков. А сейчас привели себя в порядок, надели на черепа защитные шлемы и в ячейки! Смотреть во все глаза! Здесь вам не гарнизон и не игрушки, здесь война кругом! Вопросы?
Вопросов у солдат не было.
Старший лейтенант отдал команду:
— По местам!
Солдаты заняли позиции.
Жаров, закурив, пошел к блиндажу.
Услышав приближение любовника, Валентина отпрянула от стереотрубы, через которую своими глазами наблюдала прохождение каравана. Она слышала, как старлей отвлек от ущелья солдат ночного караула. Теперь она понимала схему пропуска нарушителей границы и отдавала должное изобретательности оборотня Жарова.
Начальник поста заглянул в блиндаж. Осветил фонарем ложе на полу. Ничего подозрительного не заметив, закрыл дверь и продолжил путь к позициям первого отделения, где его ждал сержант Мансуров.
Валентина, совершенно утратив чувство самосохранения, вновь вскочила с пола и направилась к выходу, попутно захватив с собой одеяло. Она вышла из блиндажа и юркнула в первую же пустую стрелковую ячейку, забившись в самый угол. Отсюда она могла слышать все, что происходило на позиции первого отделения. Или почти все. Валентина не могла ответить, почему поступает так безрассудно, но что-то заставило ее действовать так, как она действовала.
Мансуров встретил взводного у капонира БМП, в котором находился рядовой Демидов, солдат, преданный Жарову, явившийся их подельником. Жаров спросил:
— Ну, как?
Мансур довольно ответил:
— Все в порядке, шеф. Хвост каравана только что втянулся за поворот.
— Хорошо. Уверен, что никто из посторонних не наблюдал проход каравана?
— Абсолютно.
— Что ж, дело сделано. Теперь нас ждет вознаграждение. Мансур, ты доволен?
Сержант хитро сощурил глаза:
— Конечно, доволен.
— Это хорошо. Я спать, а ты давай, продолжай бдительно нести службу по охране Государственной границы Российской Федерации.
При последней фразе предатели негромко рассмеялись.
Но они ошибались, думая, что проход каравана не видел никто. Кроме связистки Губочкиной свидетелем нарушения границы стал еще один человек.
Пулеметчик рядовой Казанцев с обеда почувствовал себя плохо. Он не отравился, не перегрелся, он простыл. К восьми часам у солдата поднялась температура. Пара таблеток аспирина сбила ее, но ненадолго. Уснув после отбоя, Казанцев проснулся ровно в три часа. Все тело бил озноб, а на лице выступил пот. Суставы ломило. Боец больше не нашел в своей аптечке жаропонижающих препаратов, будить же ребят, недавно уснувших после смены, не стал. Решил попросить аспирина у замкомвзвода Мансурова, заодно и доложить о болезни. Кое-как одевшись, Казанцев выбрался из блиндажа первого отделения. Прохлада горной ночи немного освежила его. Боец прислонился к брустверу траншеи. И тут увидел, как по дну Шунинского ущелья спокойно и быстро двигается караван. Казанцев подумал, что ему привиделось, такого просто не могло быть, закрыл глаза, мотнул отяжелевшей головой. Когда вновь взглянул в ущелье, в нем уже никого не было. Он проговорил:
— Да, видно, температура за сорок зашкалила, раз глюки начались.
И, шатаясь, пошел к позиции заместителя командира взвода. Тот вздрогнул, услышав шаги солдата. Взводный уже ушел, оставив Мансура дремать до подъема. А тут солдат. Он спросил:
— Кто идет?
— Это я, — ответил боец, — рядовой Казанцев, товарищ сержант!
— Казанцев? Какого черта ты покинул укрытие?
— Заболел я, товарищ сержант! Температура высокая и… и галлюцинации.
Он подошел к Мансурову, который при слове галлюцинации насторожился:
— Что такое?
— Не знаю. Горю весь. То в жар бросает, то в холод, а мослы болят, словно их кувалдой дробили.
Мансуров спросил:
— А что ты сказал насчет глюков?
Рядовой объяснил:
— Понимаете, выхожу из блиндажа к брустверу, и вижу, будто по ущелью вьючный караван в сторону поворота на север уходит. Закрыл глаза, а когда открыл, никого! Что это, как не глюки? Ведь внизу же никого не было, правда?
Сержант задумчиво проговорил:
— Правда.
— А дай-ка сюда свою голову!
Казанцев подчинился. Сержант приложил руку ко лбу пулеметчика:
— Да. Температура высокая. А чего таблетки не выпил?
— Так пил еще днем. Сначала помогло, думал, пройдет, и уснул нормально, а сейчас вот встал, не могу, ломает всего. Решил у вас лекарства просить.
Сержант достал из аптечки аспирин:
— Держи, выпей, вода есть с собой?
— Так точно, во фляжке!
— А почему молчал днем, когда в первый раз недомогание почувствовал?
— Так думал, что пройдет.
Сержант передразнил бойца:
— Пройдет! А если ты уже полвзвода заразил?
— Да, нет! Это простуда, мокрый камуфляж надел на себя, просквозило.
— Просквозило! Выпил таблетки?
— Так точно! Разрешите идти в блиндаж?
— Какой к черту блиндаж? Надо, чтобы тебя санинструктор осмотрел. А он у нас во втором отделении. Сядь в ячейку, я командира вызову.
Солдат проговорил:
— Может, не надо? Взводный ругаться будет!
— Ничего. А доложить мы просто обязаны. Тем более, он только что позиции проверял, не спит еще.
Боец вздохнул, присев в стрелковый окоп.
Мансур же вызвал Жарова.
Валентина услышала приближающиеся шаги любовника и собралась юркнуть в блиндаж, но услышала сигнал вызова на обычной рации взводного. Он ответил, находясь за ближайшим изгибом общей траншеи:
— Чего тебе, Мансур?… Что? Как заболел?… И вышел из блиндажа, когда по ущелью проходил караван?… Так. Где он?… Ясно…. Что? Глюки?… Ты представляешь, чем для нас его глюки могут закончиться? Ладно, не отпускай Казанцева, иду к вам.
Офицер-оборотень развернулся и направился обратно, к позициям первого отделения. Валентина прошла по траншее за ним, но до изгиба. Дальше идти было опасно.
Жаров подошел к Мансурову:
— Где этот больной?
Солдат поднялся из окопа. Таблетки подействовали, и ему стало лучше. Старший лейтенант спросил у Казанцева:
— Что случилось, Илья?
Пулеметчик и командиру взвода объяснил то, что с ним приключилось, не забыв лишний раз сказать о видении.
Жаров посуровел:
— Так, говоришь, караван внизу видел?
Солдат попытался оправдаться:
— Наверное, мне показалось.
— Не наверное, а точно. Такое при высокой температуре бывает. Сейчас как чувствуешь себя?
— После таблеток сержанта полегчало.
— Надо проверить тебя. Делаем так. Я иду к себе, подниму связистку, пусть посмотрит, что с тобой.
Мансур сказал:
— У нас же санинструктор есть.
Но старший лейтенант ответил:
— Который только и может, что царапины зеленкой прижигать да бинтовать. А Губочкина баба опытная, женщины, они в этом деле и без всякого образования лучше любого армейского инструктора тему просекают. А в помощь ей вызовем и инструктора. Вы пока оставайтесь здесь. Как все будет готово к приему — позову. Понятно, сержант?
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
— Я пошел.
Жаров направился к блиндажу. Вновь услышав его шаги, Валентина бросилась было к укрытию, но снова задержалась. От того, что она услышала, кровь похолодела в ее жилах, а тело пробила мелкая, противная дрожь. А услышала она, как старший лейтенант Жаров уже по другому, неизвестному связистке прибору связи вызвал все того же человека, которого вызывал днем: