— Ты что, не читал письмо? — набросился я на него. — Они отдадут Эллу только в том случае, если Цельда меня привезет с собой! Я поеду с вами!
Цельда бросила на Бородая беспомощный взгляд.
— Я поеду с вами! — повторил я. — Без вопросов.
Цельда смотрела на меня и вытирала на глазах слезы.
— Спасибо, Йон! — пробормотала она. — Чертополох-грязнуля, опять у меня запотели очки!
— Но его нельзя с собой брать! — запротестовал Бородай. — Его мать меня убьет! Это слишком опасно, Цельда!
— Мэтью, если Йон не поедет с нами, то кто бы ни был тот, кто это письмо написал, он прикончит Эллу! — возразила Цельда.
На это Бородаю больше нечего было возразить. Никакой даже глупости.
— Может быть, нам все же следовало бы уведомить полицию, — сказал он наконец не слишком твердым голосом.
— Полицейские не верят в призраков, Мэтью, — сказала Цельда и заковыляла к шкафу, в котором она хранила ключи от машины. — Кроме того, здесь сказано, что мы должны прийти одни.
— А что по поводу его рыцаря? — Бородай надевал на себя куртку.
— И правда! — Цельда обернулась и посмотрела на меня с надеждой. — Йон! Отчего же ты не вызываешь Лонгспе?
Я не знал, куда девать глаза.
— Потому что, может быть, он тоже убийца, — выдавил я наконец из себя, — а их у нас сегодня вечером будет уже предостаточно, не так ли?
XIII
Церковь Хартгиллов
Кладбище в Килмингтоне находится в конце узкой сонной улицы, про которую, по правде, совсем не скажешь, что вдоль нее скачут по ночам мертвые душегубы. По правую руку от кладбища все еще стоит дом, где некогда жили Хартгиллы. Конечно, в последние пятьсот лет он не раз перестраивался, но что на один миг заставило нас всех оцепенеть, так это выставленная перед садовыми воротами табличка: «ПРОДАЕТСЯ». Я уверен, каждый из нас думал об одном и том же: либо его обитатели страдали, живя рядом с кладбищем, где бесчинствовала банда мертвых убийц, либо (в том случае, если Бородай прав относительно своих историй) их вообще не было больше в живых.
Второй вариант я решил пока не рассматривать.
Ворота высокой живой изгороди, которой было обнесено кладбище, оказались на замке, и мы с Бородаем через них перелезли. Цельда тоже было попыталась, но, в конце концов, ей пришлось со злобной миной принять нашу помощь. Я думаю, ей было очень трудно смириться с тем фактом, что ей уже и в самом деле семьдесят пять.
За изгородью было так тихо, что мне чудилось, будто я слышу, как бьется мое сердце. Но в этой тишине не было ничего мирного. Казалось, ее наполняли стоны и глухие крики, как если бы сама земля хранила память о том, что здесь много лет назад произошло. Стены церкви, стоявшей между надгробиями, избороздили трещины, как лицо старика — морщины, а ее темные окна напоминали глаза, следившие за нами.
— Имя Стуртона здесь искать бесполезно, — сказала Цельда, пока я изучал надгробия. Большинство из них до такой степени обветшали, что торчали из короткой травы, словно гнилые зубы. — Он был похоронен в Стурхеде[23], фамильном имении Стуртонов. Я все время задаю себе вопрос, почему он не приходит туда. Ведь это кладбище даже не было местом убийства. Здесь Уильяма Хартгилла спасла доблесть его сына.
— Кто знает, может, Стуртон не любит туристов в Стурхеде, — сказал Бородай, озираясь по сторонам.
Небо уже потемнело, хотя солнце должно было зайти самое раннее через час. Что, если они уже давным-давно запугали Эллу до смерти? Мое сердце сжалось в кулак.
— Элла! — воскликнул я. — Элла!
Естественно, ответа не последовало. «Только не начни реветь, Йон Уайткрофт! — приказал я себе. — Бородай воспримет это как лишнее свидетельство того, что ты — просто избалованный мямля, да и Элле это тоже не понравится!» — Но ничего не помогало. Слезы все равно подступали к моим глазам.
К счастью, меня отвлекла Цельда.
— Поди сюда, Йон, — сказала она. — Я хочу тебе кое-что показать.
Церковь была заперта, но Бородай взломал замок куском проволоки.
— Кто любит осматривать заброшенные дома, где якобы живут привидения, тот должен это уметь, — только и произнес он, заметив мой ошарашенный взгляд.
Я спрашивал себя, известны ли моей матери эти способности Бородая, но решил ей лучше ничего не рассказывать. Чего доброго, благодаря этим своим талантам он покажется ей еще более привлекательным.
Воздух за церковными дверями пах воском и увядшими цветами и был таким же холодным, как дыхание призрака.
— Сюда, — сказала Цельда и поманила меня по центральному проходу. В нескольких шагах от алтаря она остановилась. — Здесь они лежат, — сказала она и указала на камни перед нами, которыми был выложен пол. — Сплошные Хартгиллы. Видимо, оба убитых покоятся тоже здесь. Твоя мама тебя сюда никогда не приводила?
Я рассматривал выдолбленные на плитах имена и покачал головой.
— Я думаю, мама даже и не знает об этом месте, — пробормотал я. — Она не придает значения генеалогии.
— Да, это правда, — тихо засмеялся Бородай. — Напротив, Имоджен поднимает на смех тех, кто копается в своих семейных историях.
Взгляд, который он за это от меня схлопотал, выражал все что угодно, кроме симпатии. Я все еще не мог свыкнуться с тем, что он так много знал о моей матери.
Дальше Цельда поманила меня к одному из окон по правую руку от нас.
— Это окно изготовили в память о Джоне и Уильяме Хартгиллах, — сказала она. — Его заказал один из их потомков. Красивое, правда?
Я кивнул. Странное чувство узнать, что у тебя есть предки, изображенные на окнах из флинтгласа[24] и похороненные под церковным полом. Я был не уверен, стоило ли этим гордиться, но все-таки гордился. Внезапно я увидел, как все те, кто передал свое имя моей матери, выстроились позади меня в длинную шеренгу. Когда-то они были такими же юными, как я. Они любили своих матерей, дразнили своих сестер и, возможно, некоторые из них по необходимости даже сражались с Бородаем. Я ощущал их в моих костях, в моей крови. Я слышал хор их голосов в моем сердце. Их было видимо-невидимо, так что мысль об этом действовала одновременно и пугающе, и утешающе. Все эти имена на церковных плитах ясно напоминали мне, что и мое имя будет когда-нибудь высечено на могильном камне.
Цельда снова вырвала меня из моих раздумий, и на этот раз я был также признателен ей за это.
— Я думаю, скоро стемнеет, — сказала она. — Мэтью, лучше всего, если ты спрячешься среди деревьев рядом с воротами, а мы с Йоном останемся в церкви. Позвони мне по мобильному, как только ты там на улице что-нибудь или кого-нибудь заметишь. Мы выйдем наружу сразу же после твоего звонка. Тогда сделаем вид, что собираемся обменять Йона на Эллу, а потом, когда они отпустят Эллу, отвлечем их, чтобы дети могли убежать в церковь.
Если нам предстояло иметь дело со Стуртоном и еще по крайней мере с одним живым человеком (я все еще надеялся, что помощник Стуртона будет живым, а не одним из его мертвых холопов, влезшим во взятый для него напрокат труп, как прорицал Бородай), то на хорошо обдуманный план это вряд ли походило. Вне зависимости от этого, в церкви мы, пожалуй, едва ли могли чувствовать себя в полной безопасности. Как бы то ни было мне ничего лучше в голову не приходило, а у Бородая, как казалось, с отведенной ему ролью не было никаких проблем, поэтому я придержал язык.
— Хорошо, так и сделаем, — сказал он Цельде. — Ружье, наверное, лучше взять мне? Или как?
Ружье? Я сгруппировался.
— В детстве Мэт вечно стрелял в лисиц и соколов, которые охотились за его кроликами, — пояснила Цельда, когда я снова недоверчиво посмотрел на Бородая. — Благодаря этому из него получился очень неплохой стрелок. И он потерял всего одного-единственного кролика.
— Да, об этой лисе я мечтаю до сих пор, — тихо сказал Бородай.
Мне впервые показалось, что я вижу мальчишку, каким он некогда был. Только вот от бороды я никак не мог абстрагироваться, она придавала ему довольно странный вид.
— Хорошо, — сказал он, — я несколько не в форме, но приложу все усилия. Только куда именно мне стрелять? Ведь привидений дробь не берет или как?
— Стреляй по живому! — ответила Цельда со свирепой миной. — Чертополох-грязнуля, ведь он похитил Эллу!
Бородай икнул.
— Еще раз повторяю, мама, — сказал он, — никаких живых не предвидится. И надеюсь, что я прав, так как мне существенно легче стрелять по мертвецам. Хотя боюсь, что даже весь заряд их не остановит.
На это Цельда ничего не сказала.
— Клянусь моими жабами, — лишь свирепо пробурчала она, — кто бы на этом кладбище ни появился, он покинет его невредимым лишь в том случае, если я получу назад мою внучку, и при этом без единой царапины!
Она вынула носовой платок из кармана пальто и протерла им запотевшие стекла очков, при этом у нее дрожали руки. В знак утешения Бородай обнял ее за плечи. Затем он развернулся и направился к двери церкви. Когда он ее открыл, мы увидели, что Цельда была права. Уже стемнело.
Она вынула носовой платок из кармана пальто и протерла им запотевшие стекла очков, при этом у нее дрожали руки. В знак утешения Бородай обнял ее за плечи. Затем он развернулся и направился к двери церкви. Когда он ее открыл, мы увидели, что Цельда была права. Уже стемнело.
— Мэтью, подожди! — крикнула Цельда Бородаю вслед. — В машине лежат костыли, которые мне прописал доктор. Принеси их мне, перед тем как спрятаться. Они могут пригодиться.
Ружье и два костыля. Не слишком-то серьезное вооружение против Стуртона. Я посмотрел на свою руку, львиная печать Лонгспе была все еще четкой. Я испытывал сильное искушение сжать пальцы в кулак, но опустил руку. Просто я не мог выбросить из памяти хориста. Может быть, это и было той тьмой, которая мучила Лонгспе? Выходит, что он был ненамного лучше тех, от кого меня защищал. Может быть, именно потому он все еще здесь. Может, все призраки — либо убийцы, либо их жертвы. Разве мой отец появился хоть раз в виде призрака? Нет.
Страх обычно наводит на мрачные размышления. И они не всегда самые разумные.
Но не важно. Дожидаться Стуртона с пустыми руками — чувство пренеприятное.
— Можешь взять один костыль, Йон! — сказала Цельда, словно прочтя мои мысли.
Видимо, она и вправду была колдуньей. Она так крепко прижала меня к себе, как будто хотела переломать мне ребра.
— Я тебе так благодарна, что ты с нами пошел! — сказала она. — Ты — настоящий друг. В жизни нет ничего дороже. Элле действительно повезло, что ты у нее есть!
— Ах, ну что вы! — пробормотал я. — Элла бы сделала для меня то же самое.
— Да, правда. Она бы сделала, — сказала Цельда. — Но все равно — спасибо!
XIV
Ряженные в трупы
Мы ждали, казалось, недели, месяцы, годы. Цельда ходила перед алтарем взад и вперед, взад и вперед, взад и вперед, а я сидел на одной из скамеек, на которой, может быть, сидели и мои предки, и спрашивал себя, жива ли Элла. В книгах и фильмах герои всегда чувствуют, хорошо или плохо тем, кого они любят. С той ночи в Килмингтоне я в подобные вещи больше не верю. Я не ощущал ничего, абсолютно ничего, кроме страха и бессильной ярости. Мне не хватало Эллы. Не хватало так сильно, как если бы Стуртон отрезал мне руку или ногу. Как это могло случиться? Ведь я и знаком-то с ней был едва ли дольше, чем неделю, а кроме того, это же девчонка.
— Лучших друзей, — сказала мне как-то моя мама, — мы часто находим в самые мрачные времена. Мы никогда не забываем, что они помогли нам выбраться из тьмы.
При этом мама наверняка не имела в виду времена, когда ее преследовал алчущий возмездия призрак. Но, думаю, существует множество видов тьмы, и каждый из нас однажды сталкивался с каким-либо из них. И тогда нужен кто-нибудь вроде Эллы, или ты — пропал.
Когда зазвонил Цельдин мобильник, я вскочил со скамейки так поспешно, что поскользнулся и упал коленками прямо на имя «Хартгилл». Моя рука с дрожью сжала один из костылей, прислоненных Бородаем к купели. Пока я следовал за Цельдой к двери, мне казалось, будто все Хартгиллы смотрят нам вслед, надеясь на то, что мы довершим то, чего не сделали шелковые петли, — наконец избавим их от Стуртона и отомстим за два убийства, с которых все началось. Но меня это не слишком занимало. Я хотел только вернуть обратно Эллу, и, как сказала Цельда, — без единой царапины.
Ночь стояла холодная. Между надгробиями сгустился туман, такой белый и влажный, словно сами мертвые выдыхали его из-под земли, а в его парах ожидали четыре фигуры. С первого же взгляда можно было понять, что с ними что-то не так. Вид у них был такой, будто их кожа им больше не подходила, а лишенные выражения лица напоминали резиновые маски. Бородай был прав. Призраки умеют носить мертвые тела, словно одежды, и Стуртон добыл подобный наряд не одному, а всем своим холопам. Сердце застыло у меня в груди, и от страха я едва мог дышать, а мои пальцы еще крепче уцепились за Цельдин костыль. Глазами же я искал между могил только один образ.
— Где моя внучка? — напустилась Цельда на создания, бывшие некогда людьми.
Незавидная участь закончить в качестве наряда для души убийцы!
Цельдин голос дрожал не так сильно, как мои руки, но меня утешало и одновременно пугало то, что я слышал в нем тот же ужас, который испытывал сам.
Холопы Стуртона не ответили. Видимо, с речью у мертвых свои трудности. Но один из них развернулся и вытащил Эллу из-за надгробия.
Она была ужасно бледной. Правда, в глазах, широко раскрытых от страха, была также хорошенькая порция гнева. Она держалась очень прямо, и когда один из мертвецов схватил ее за длинные волосы, ударила его ногой в коленку. Отважная Элла!
— Пусти ее! — закричал я и замахнулся костылем, хотя надежда, что мой костыль мог причинить хоть каплю вреда кому-то, кто уже и без того мертв, была невелика.
Тот, слева от Эллы, гнусно осклабился и опять схватил ее за волосы. Когда он заговорил, речь его звучала так, словно язык, как и все его новое тело, ему мало подчинялся.
— Твоя подружка побудет здесь, Хартгилл, — сказал он заплетающимся языком, — пока за тобой не пожалует Шелковый Лорд. Он уже в пути!
— Мы этого дожидаться не намерены! — прошипела мне Цельда.
Но только она покрепче зажала свой костыль, как над воротами кладбища возник бледный всадник, столько дней и ночей державший меня в страхе. На этот раз он, как Лонгспе, был окружен светом, но его свет придавал туману грязно-зеленый оттенок, словно плесень на зачерствелом хлебе.
В своей новой коже он выглядел еще страшнее. «Которая эта по счету?» — шептало что-то в моей голове, но я был почти уверен, что до ответа уже не доживу. Его конь цокал по могилам, словно желая разбудить мертвых, а Шелковый Лорд впился в меня глазами, горевшими у него на лице так, будто вся темная душа его стояла в пламени.
— Вот ты где, Хартгилл! — протрещал он. — Чего ты ждешь? Поди сюда!
Он разговаривал со мной так, будто я был одним из его холопов или конюхов. Но я-то был все еще оруженосцем рыцаря, пусть даже этот рыцарь, может, сам был убийцей.
— Не раньше чем ты отпустишь Эллу! — крикнул я и проклял страх, из-за которого мой голос звучал так пронзительно, словно голосок какого-нибудь первоклашки.
Но у Эллы, естественно, тоже было свое мнение по этому поводу.
— Я никуда не пойду, Йон Уайткрофт! — воскликнула она. — Ты что думаешь, я отправлюсь с Цельдой преспокойненько домой, в то время как эти монстры отрубят тебе голову или еще что-нибудь с тобой сотворят?
Отрубят голову… я проглотил слюну. Она и правда умела по-своему попасть в точку.
— Элла! — крикнула Цельда. — Делай, что Йон говорит. Иди ко мне, и все будет хорошо!
Элла замешкалась, но до того как она успела подчиниться, ее снова схватил стоявший позади нее холоп. Элла отпихнула его локтем, но, когда холоп замахнулся, чтобы ударить ее за это, Стуртон с резким шипением остановил его.
— Пусть идет! — фыркнул он. — Мне нужен только парень! — Я заполучу его и без этого! — добавил он с отвратительной улыбкой.
На вид он был мертвеннее, чем когда-либо. Оскал его безгубого рта был таким разложившимся, как будто он украл его в одной из могил. Волосы больше не казались серыми. Они были белыми и висели у него на плечах жидкими патлами, похожими, скорее, на паутину, чем на волосы. Его новая кожа была натянута на кости, словно трупная сорочка, скроенная для его скелета. Люди его выглядели не лучше и подчинялись ему в своих новых телах так же безропотно, как и в образе призраков. Ничего удивительного. В конце концов, у них за плечами столетия тренировок.
Элла все еще медлила, пока наконец Стуртонов холоп грубо не толкнул ее в нашу сторону. С каждым шагом по направлению к нам глаза ее спрашивали, каков именно был наш план.
«Никакого такого плана, Элла, — думал я, двинувшись к Стуртону, чья костлявая рука уже лежала на рукоятке меча. — Его меч не причинит тебе никакого зла, Йон! — твердил я себе с каждым робким шагом. — Помни, он не причинит тебе никакого зла!»
О том, что мертвецы могли учинить, я просто старался не думать.
Мы с Эллой встретились на перекрестке дорожек между двумя детскими могилами, что и вправду не слишком-то придавало смелости. «Ну, Бородай, давай!» — подумал я (в этот момент мы прошли так близко друг к другу, что я мог бы взять Эллу за руку) и в некоторой панике вспомнил, как моя мама без конца жаловалась, что Бородай всегда и везде опаздывает.
В тот же миг раздался выстрел. Пуля попала одному из холопов в спину и круто его развернула.
— Беги, Элла! — закричал я, подтолкнув ее в сторону Цельды.
Следующий выстрел раздался из кустов рядом с воротами, и я услышал, как Стуртон выругался в очень старомодной и довольно скверной манере.
«Не оглядывайся, Йон! — приказал я себе, пока мы с Эллой бежали к Цельде и к открытой двери в церковь. Цельда потрясала своим костылем, словно Зевес — молнией, но позади меня уже раздавалось цоканье копыт, звучавшее тем грознее, чем призрачнее оно было. — Проклятие, Йон, не оглядывайся! — подумал я еще раз. — Он не причинит тебе никакого зла!» — Но в этот самый момент я почувствовал, как какая-то рука вцепилась мне в затылок, ледяная, очень сильная рука. Она швырнула меня на землю, и в меня вперилось безобразное лицо. По всей видимости, при жизни это лицо совсем не отличалось безобразием, но теперь оно было совершенно искажено и перекошено от злости.