— Пусти! — сказал я и стал протискиваться мимо него, но он тотчас же опять встал передо мной.
— Куда это ты собрался? Ну, сознайся. Тебя он тоже просил сходить за его сердцем. Святой Уильям! — Его лицо так искривилось, что больше походило на кошачью морду, чем на лицо мальчика. — Я вызвал его, чтобы он защитил меня от одного из моих учителей. Я был жертвой вечных побоев и слышал о рыцаре, покоящемся в соборе и поклявшемся защищать слабых и все такое. — Он обнажил зубы, как это делал Стуртон. — О да, он мне помог. Мой учитель, всхлипывая, стоял перед ним на коленях, и больше ко мне не притронулся. Но потом я должен был искать его проклятое сердце. А найдя его, что я с этого имел?
Сквозь его грудь мне были видны ряды лавок.
— Он убил меня! — прошипел он мне. — И с тобой поступит точно так же.
После этого он исчез.
А я стоял, уставившись на то место, где только что был он.
«Обманщик, — думал я, — грязный мертвый обманщик! Я надеюсь, Лонгспе проткнет твое черное сердце, как он это сделал с сердцем Стуртона».
Но вокруг меня, казалось, отовсюду раздавался шепот: «Он убил меня. Убил. Убил!»
Нет. Нет, этого не может быть!
— Вернись! — крикнул я, озираясь в пустой часовне. — Вернись, грязный обманщик!
— Уайткрофт?
Миссис Медник, школьная секретарша, стояла в дверях часовни. Все называли ее Медник-Бубенчик, хотя она совсем не была крохотулькой. Напротив, она едва помещалась за своим письменным столом. Но, если ты не знал, в какую тебе аудиторию, или тебе нужен был пластырь, ты шел к Медник-Бубенчик. Кроме того, ей было известно все о епископальном дворце.
— Миссис Медник… знаете ли вы что-нибудь о мальчиках там, снаружи, на картине? — спросил я.
Медник-Бубенчик повернулась в двери часовни и посмотрела на картину.
— Ах, об этих! Да, как же, как же, — сказала она. — Вот тот, самый правый, стал певцом в лондонской оперетте — у него была довольно дурная репутация, а второй слева — это хорист, он выпал из окна. Я все время пытаюсь отнестись к нему с сочувствием, но…
— Выпал из окна?
— Да. Он сломал себе шею. Тогда вроде бы ходили слухи, будто его кто-то столкнул. Но, по его словам, он был один, когда это случилось.
У меня было чувство, будто у меня под ногами расступилась земля.
А я тебя разыскивала! — продолжала Медник-Бубенчик. — Звонила Цельда Литтлджон и спрашивала, не видел ли ты Эллу. Это несколько странно, так как Эллы сегодня вообще не было в школе, но я ей все же обещала тебя спросить.
— Нет, — пробормотал я, прокручивая в голове сцену, как хорист вываливается из окна. — Нет, я тоже уже искал Эллу.
Медник-Бубенчик пожала плечами и повернулась к лестнице:
— Ну поглядим, может быть, ее бабушка тем временем уже знает, где она прячется!
Непостижимо, но мой разум все еще не забил тревогу. Слишком уж он был занят переработкой того, что сообщил мне мертвый хорист.
— Может быть, Элла у родителей? — сказал я, спускаясь вслед за Медник-Бубенчик по лестнице. — У ее бабушки не очень-то хорошие с ними отношения. Элла рассказывала мне, что Цельда и ее мать ссорятся по крайней мере три раза в неделю.
Но Медник-Бубенчик покачала головой:
— Нет. Ее родители опять в турне. Где-то в Шотландии, насколько мне известно.
Это был миг, когда до меня наконец дошло.
Что-то случилось. Нечто ужасное.
Мое сердце забилось так быстро, что мне сделалось плохо. Я забыл мертвого хориста и то, что он наговорил о Лонгспе. Правда ли, что он убийца? Даже это вдруг стало все равно.
В моей голове крутился только один вопрос: «Где Элла?»
XII
Эллин дядя
Весь путь до Цельдиного дома я бежал сломя голову. Мне было безразлично, что меня выгонят из школы, поскольку я уже вторично отсутствую без справки. Мне было все безразлично.
Где Элла?!
Когда я, спотыкаясь, влетел в гостиную, Цельда сидела на софе, окруженная своими жабами, и держала в руке письмо. Очки она сняла, и у нее были красные от слез глаза.
— Что случилось? — Я уже воображал себе, что Эллу переехал грузовик или она утонула в мельничном болоте.
Цельда протянула мне письмо. Почерк выглядел до странности неумелым, как будто тот, кто обычно пишет правой рукой, в качестве разнообразия попытался писать левой.
Сначала я не понял из того, что прочел, ни слова, но, когда смысл стал проясняться, я так и сел прямо там же, где и стоял, на Цельдин ковер в цветочек. У меня просто подкосились колени (при этом я чуть не расплющил двух жаб).
«Цельда Литтлджон. Как только стемнеет, приведи Хартгиллова отпрыска на кладбище в Килмингтон, или с восходом солнца твоя внучка отправится на тот свет».
Под этими словами красовался герб. Он несколько размазался, как если бы какой-то неуклюжий палец угодил в еще не просохшие чернила, но я все же узнал его. В последний раз я видел его на попоне мертвой лошади.
— Но… это невозможно! — смущенно промямлил я. — Он мертв. То есть… на этот раз уже по-настоящему! Мы же сами видели! Лонгспе его прикончил.
Цельда шумно высморкалась.
— Лонгспе? Йон, что вы еще от меня утаили? Это герб лорда Стуртона, но ведь привидения писем не пишут!
Цельда глядела на меня с упреком и имела на то все основания.
Вот тогда я ей все рассказал. Как Элла пошла со мной в собор, как мы вызвали Лонгспе и как он нас спас от Стуртона и его холопов. Я умолчал лишь о мертвом хористе и о краденом сердце. Я был просто не в состоянии обозвать Лонгспе убийцей.
Цельда потрясенно слушала. Под конец ее взгляд говорил, что она убила бы меня с такой же радостью, как и Стуртона.
— Как вы могли скрыть от меня все это?! — закричала она. — А что это была за выдумка со Стонхенджем? Бьюсь об заклад, туда мы потащились тоже не ради сокровищ викингов!
Я опустил голову. Я не мог ей смотреть в глаза.
— Это другая история, — промямлил я. — Правда. Она никак со Стуртоном не связана. — Я снова поднялся на ноги. — Но как ему удалось написать письмо и похитить Эллу, Цельда? Ведь это призрак! Он же не может даже ручку держать в руках!
— Корень-вонючка в сотый раз, откуда я знаю?! — воскликнула Цельда. — Привидения, с которыми я знакома, не гоняются за детьми и у них нет дьявольских собак! Они издают пару хриплых вздохов и исчезают, стоит только на них наорать! Йон, в какую переделку втянул ты Эллу?
И с этим она опять завсхлипывала в свой мокрый носовой платок, а я стоял тут же, уставившись на письмо, которое все еще сжимал в руке.
Когда в дверь постучали, я весь съежился, словно мне в спину ткнул своим костлявым пальцем Стуртон. Но Цельда с заметным облегчением выпустила из рук носовой платок.
— Это мой сын, — запыхтела она. — Я ему позвонила сразу же, как только получила письмо. Входи, Мэтью! — крикнула она, тыльной стороной руки вытирая заплаканные глаза.
— Очень надеюсь, что это и правда срочно, Цельда! — раздался голос позади меня. — Я как раз занимался корнем зуба, когда ты позвонила! Ну что там с Эллой?
Я обернулся — он стоял здесь.
Бородай.
Уверен, такого глупого вида у меня в жизни никогда прежде не было и, надеюсь, никогда больше не будет. Правда, у Бородая вид тоже был не ахти какой умный, едва он увидел меня стоящим в гостиной своей матери.
— Ах, Мэтью, ты все еще носишь эту отвратительную бороду! — сказала Цельда, с трудом поднимаясь с софы. — Сколько раз мне тебе повторять, что ты выглядишь с ней как идиот?
— Ты ведь знаешь, почему я ее ношу, — оправдывался Бородай, стараясь придать своему лицу мало-мальски разумное выражение. — Или ты думаешь, что шов с тех пор уже испарился?
— Какой такой шов? — буркнул я.
— Ах, всего лишь небольшая травма, когда он мне еще помогал с экскурсиями по призракам, — сказала Цельда, запечатлев на щеке у Бородая поспешный поцелуй. — Йон, расскажи Мэтью всю эту ужасную историю целиком. Мне нужно выпить кофе. Я не могу больше ясно мыслить. Выревела последние остатки разума!
С этими словами она еще раз высморкалась в свой носовой платок. И оставила меня с Бородаем наедине.
Некоторое время мы лишь неуютно помалкивали. Я все еще не мог взять в толк, что он — Цельдин сын. Его даже жабы не беспокоили, что для зубного врача мне казалось довольно странным!
— Ну ничего себе сюрприз! — произнес он наконец. — Итак, что там такое с Эллой? Небось склонил ее к какой-нибудь глупости, как ты это любишь делать с твоими сестрами?
Ага, никакого камуфляжа. Открытая вражда. Мне это только на руку.
— С ней бы ничего не сделалось, не позаботься ты о том, чтобы мама меня сюда отправила! — набросился я на него. — Куда как умно заслать ребенка в город, где его поджидает мертвый убийца! Без Эллы я бы тоже уже давно был на том свете! Но откуда я мог знать, что он вернется и захватит к себе не меня, а ее?
Особого смысла во всем этом, естественно, не было, и Бородай совершенно явно не понял ни единого слова. Но, к моему удовлетворению, теперь он выглядел все же несколько обеспокоенным.
— Кто захватил к себе Эллу?
Я протянул ему письмо и рассказал всю проклятую историю еще раз. Пока я рассказывал, Бородай ловил жаб, — возможно, это успокаивало его нервы, — а я пытался приучить себя к мысли, что друг моей матери был дядей Эллы Литтлджон. Как бы я хотел спросить ее, был ли он ей так же противен, как и мне? Но Эллы не было, а меня от страха так мутило, как если бы я проглотил три тарелки мерзкого грибного супа, который нам давали по средам в школе.
Куда увез ее Стуртон?
Жива ли она еще или он уже сделал из нее привидение?
Умеет он это?
Цельда вернулась с кофе, когда я как раз рассказывал, как Лонгспе проткнул мечом Стуртона в грудь. Признаюсь, до этого места Бородай не задал ни одного глупого вопроса. Напротив. Он так спокойно слушал, словно я ему объяснял, какой из зубов у меня болит, когда я ем мороженое, и, когда я наконец в изнеможении замолк, он только кивнул — можно было подумать, его пациенты рассказывают ему каждый день о призраках-убийцах и о мертвых рыцарях.
— Во всем этом, к сожалению, имеется смысл, — сказал он и плюхнулся в разорванное кресло, в котором обыкновенно сидели только жабы. — Стуртон захватил к себе Эллу вместо Йона, потому что она не из интерната, вследствие чего к ней было легче подобраться.
— Но как ему удается писать письма и похищать детей? Ведь он не более чем тень! — воскликнула Цельда. У нее так дрожали руки, пока она наливала себе кофе, что Бородай отнял у нее кофейник.
— Я всегда тебе говорил, что ты слишком хорошо думаешь о призраках, — заявил он и налил себе тоже чашку. — Как ему удалось написать письмо? Первая возможность: наш смертоносный лорд-призрак привел какого-нибудь смертного в такой ужас, что тот по его поручению подкараулил Эллу и написал письмо. Вторая возможность… — Он помедлил и бросил на меня быстрый взгляд.
— Чего? — огрызнулся я. — Ты что думаешь, я недостаточно взрослый для «второго»?
Спорим, за тобой еще никогда не гнался пятисотлетний душегуб, и ты не сражался с его дьявольскими собаками!
Я выпалил все это так задиристо, что Цельда бросила на меня пораженный взгляд. Она-то думала, что я с ее сыном только-только познакомился.
— …вторая возможность, — продолжал Бородай абсолютно невозмутимо, — Стуртон застращал кого-то в буквальном смысле слова до смерти, а потом оснастил одного из холопов его телом.
— Его телом? Призраки умеют пользоваться мертвыми телами? — от моего голоса остался один испуганный хрип.
Цельда поставила чашку и села, выпрямившись, как свечка.
— НЕТ, этого они не умеют! — сказала она решительно. — Перестань забивать мальчику голову подобными историями, Мэтью! Ты же знаешь, что я считаю их полной ерундой! Это все химеры, суеверия, ничего более! Наверное, Стуртон напугал какого-нибудь крестьянина, выскочив как-то ночью из его сарая и нагнав на него такого страху, что тот болван написал письмо и утащил Эллу, когда она вернулась из школы!
Бородай взялся за кофе (пил он его конечно же без сахара) и погрузился в многозначительное молчание.
— Но… но я не могу понять, почему Стуртон вообще все еще здесь! — вставил я. — Ведь Лонгспе послал их ко всем чертям. Я сам видел!
Бородай скривил рот в свирепой улыбке.
— Ты сказал, что Стуртон оставил пустую оболочку.
— Да, и что из этого?
— Он — змей.
Цельда закатила глаза, но Бородай был явно в своей стихии. Столь страстно рассуждающим я слышал его лишь однажды, когда он объяснял моей маме воздействие лимонада на детские зубы.
— В Средние века, — продолжал он, — существовало поверие: человек, которого должны были повесить, мог избавить себя от вечного проклятия, напитав луковую кожицу своей кровью и положив ее себе перед повешением под язык. Считалось, что таким образом он заключает свой дух в оболочку, которая может защитить его от преисподней и семь раз восстанавливается. Поэтому палачам полагалось заглянуть осужденному под язык, но Стуртон был достаточно богат, чтобы палача подкупить.
— Семь раз? — пробормотал я.
— Да. — Бородай кивнул, словно я спрашивал о количестве его пломб. — Нам остается лишь уповать, что та оболочка, которую ты видел, была седьмой. Сколько холопов, ты говоришь, было при нем?
— Четыре, — прошелестел я.
— Они тоже сбрасывали кожу?
Я покачал головой.
— Хмм… — Он пощипывал себя за бороду, так он делал всегда, когда размышлял. — Если нам повезет, он сможет привести только одного. Вроде бы призрака можно вызвать снова, если предоставить ему тело умершего. Чтобы всех холопов привести назад, Стуртону понадобилось бы убить четыре человека. В таком маленьком городке, как Килмингтон, это, пожалуй, сразу бросилось бы в глаза. С другой стороны, если они используют трупы еще горяченькими в качестве тел…
— Хватит, Мэтью! — Цельда зажала ему рукой рот. — У тебя всегда было пристрастие к мрачным историям. Даже когда ты был таким, как Йон!
— Но откуда ему все это о призраках известно? — спросил я ее. — С каких это пор зубные врачи интересуются подобными вещами? Или он мою маму обманул и на самом деле он какой-нибудь тайный охотник за привидениями?
— Твою маму? — Цельда недоуменно посмотрела на Бородая. — Что у тебя общего с матерью Йона?
— Это женщина, с которой я живу, мама. Имоджен Уайткрофт. Я же тебе ее представлял! Одна из жаб еще запрыгнула к ней на колени!
Цельда изучала меня широко раскрытыми глазами:
— Ах, тогда Йон — это тот непослушный мелкий…
Бородай не дал ей договорить.
— Конечно же я зубной врач! — вместо этого явно оскорбленным голосом заявил он (я-то свои сомнения по этому поводу высказывал скорее как комплимент). — Но чего ожидать с такой матерью, как Цельда? Когда я был в твоем возрасте, она брала меня с собой на сотни экскурсий по привидениям. На некоторых из них мне пришлось даже переодеваться и самому выступать в роли духа! С тех пор я читаю о них все, что мне только попадается под руку. Хотя, к моему разочарованию, до настоящего времени мне ни одно привидение не встретилось.
— Сегодня вечером это можно поправить, — заметила Цельда с мрачной физиономией.
По Бородаю нельзя было сказать, что он преисполнен радостного ожидания, что меня и не удивило. Я все еще считал его человеком, разбирающимся в книгах существенно лучше, чем в реальной жизни, и при всем своем желании не мог себе представить, чем он нам может помочь против Стуртона. Просто Цельде никто лучше его не пришел в голову. Зубной врач, старуха и одиннадцатилетний мальчик. Бедная Элла!
Письмо выпало у меня из рук на ковер. Одна жаба уселась на него. Я отпихнул ее и еще раз перечитал письмо.
— Чего ж мы здесь еще сидим? Нам надо сейчас же отправляться в Килмингтон! — сказал я — Может быть, мы найдем Эллу до наступления темноты!
Но Цельда только бессильно покачала головой:
— Я уверена, Стуртон явится с ней на кладбище, только когда сядет солнце.
— Но где же он ее держит? — Мой голос дрожал, как у первоклассника, я конфузился из-за этого перед Бородаем, но ничего не мог поделать.
Я представлял себе Эллу в каком-нибудь мрачном подвале под охраной одной из черных собак. Как бы я хотел научиться у Лонгспе пользоваться его мечом, чтобы содрать со Стуртона все его кожи и навсегда отправить его в преисподнюю!
— Я все еще уверена, что он запугал какого-нибудь крестьянина и сделал из него своего сообщника, — сказала Цельда. — То есть, видимо, Элла у него в доме. Так поступал Стуртон и с твоими предками, Йон. Сначала он держал их в качестве пленников на одном из хуторов, а потом… — фразу она не договорила.
— Почему бы нам тогда просто не поискать этот дом?! — воскликнул я.
— Но как? — возразила Цельда. — Стучаться в каждую дверь в Килмингтоне и спрашивать: «Простите, это не вы ли похитили одиннадцатилетнюю девочку, потому что вас запугал один призрак…»
— «…или убил», — завершил ее фразу Бородай, — и за это снова поймал на себе строгий взгляд.
Мы сидели и молчали. Это было ужасно. У меня не проходило чувство, что я бросил Эллу на произвол судьбы, и это после того, как я доставил ей столько хлопот. Наша ссора во время последней встречи все только усугубляла.
Молчание нарушила Цельда.
— Ну будет, Мэтью, — сказала она, — Йон прав. Чего мы здесь рассиживаемся? Едем в Килмингтон. Я хочу вернуть мою внучку.
Бородай напрягся, но, в конце концов, кивнул и встал.
— Тебе лучше идти обратно в школу, Йон, — сказал он. — Чего доброго, они уже позвонили твоей матери, и она волнуется, где ты.
— Ты что, не читал письмо? — набросился я на него. — Они отдадут Эллу только в том случае, если Цельда меня привезет с собой! Я поеду с вами!