Суток в Кардиффе мне оказалось достаточно, чтобы пропитаться воздухом фанатичного, даже иступленного желания поехать в Португалию. Уэльса не было на больших турнирах сорок пять лет. И вот маленький народ оказался близок к мечте, как никогда. Российским игрокам предстояло выйти на стадион «Миллениум» против команды, которая собиралась играть главный матч в жизни.
Сотрудник РФС, организовывавший встречи чартера команды во время выездов, рассказал, что впервые его не пропустили в зону таможенного контроля. Мало того – наотрез отказались даже рассматривать вопрос о том, чтобы автобус ждал игроков прямо у трапа самолета. Два месяца назад в Ирландии хозяева легко на это пошли. Но в Уэльсе прием оказался подчеркнуто холодным.
Для валлийцев мы были не соперники, а враги. И все же неумно было бы за это затаить на них смертельную обиду. Будь на их месте любая другая обделенная большим футболом нация, вышло бы точно так же.
А журналисты тем временем искали сюжеты. И находили, причем не только в «деле Гиггза». История с интервью Булыкина, которая дома не стоила бы и выеденного яйца, здесь вдруг оказалась чуть ли не главным хитом, поднявшим на уши весь Уэльс и его сборную.
Булыкин еще до первого матча якобы сказал, что из игроков соперника не знает никого, кроме Гиггза. Английская пресса эти слова перевела. Валлийцы оскорбились. Цитату зачитывали в раздевалке перед первой игрой. И свирепели: дескать, через полтора часа будет знать по именам всех до единого!
В кардиффском аэропорту, куда прилетела сборная, я подошел к Булыкину с местной газетой The Western Mail в руках. Продемонстрировал заголовок, кричавший: «Мелвилл: Булыкин может подавиться своими словами». И спросил: вы вообще представляете, о чем речь?
– Я был, мягко говоря, удивлен всей этой шумихой. Сильно.
– Что это было за интервью?
– Когда только стали известны результаты жеребьевки, российские журналисты начали звонить и спрашивать, знаю ли я что-нибудь о сборной Уэльса. А я на тот момент знал только то, что в ней играет Гиггз. Так и ответил. После теоретических занятий, естественно, знал уже всех, потому что мы детально разбирали соперника. Цитату же, относившуюся к более раннему времени, здешние журналисты вырвали из контекста и использовали в нужный момент.
– Не жалеете о тех словах?
– А что в них было неуважительного по отношению к сопернику? Думаю, что игроки сборной Уэльса тоже не знают половины тех, кто играет у нас. И таким образом просто пытались себя разозлить.
Такая вот нелепая вышла история. Говорила она только о том, что в Уэльсе есть люди, которым выгодно любыми средствами разжечь в игроках неприязнь к сопернику. Футболисты же на взвинченных эмоциях готовы поверить любой чепухе.
* * *Работник громадины – «Миллениума» медленно подошел к воротам, которые чуть более часа ранее поразил Вадим Евсеев – враг всего Уэльса и лично Райана Гиггза. Подошел – и зло, почти истерично сорвал проклятую для его страны сетку. Свернул ее в клубок и брезгливо куда-то понес: наверное, сжигать в ближайшей печи. За роковой линией остался сиротливо лежать каркас ворот – штанги и перекладина. Они были побеждены.
А секундами ранее взлетал в вечернее кардиффское небо Ярцев. Тренер Дасаев обнимал Евсеева, только что спустившего гетры со своих перекалеченных ног. Радимов с разбегу напрыгивал на своего одноклубника Малафеева. Затем наши подошли к сектору с российскими болельщиками, которых, кстати, не раз было слышно на мрачно затихавшем «Миллениуме» – и слезы смешались с улыбками и криками восторга.
Они сделали это. То, что не удалось в 2002-м с Бельгией. То, что сорвалось за три минуты до конца матча 99-го с Украиной. То, на что не было ни шанса в 97-м с Италией. Сборная России первый раз в истории выиграла матч, когда на кону стояло всё.
«Сорок пять лет боли». Такой была в день игры первополосная шапка одной из местных газет. Весь Уэльс верил, что боль наконец-то должна закончиться. И вылилось это не только в любовь к своим, но и в ненависть к чужим. Лютую и нескрываемую.
Такого средоточия ненависти к нашей сборной и нашей стране мне не доводилось видеть нигде и никогда. Свист грузинских болельщиков в Тбилиси, возмутивший всю Россию, был детской шалостью по сравнению с чудовищным ревом, заглушавшим гимн Александрова с первой и до последней его секунды. Когда Сэведж уже на третьей минуте хотел раскрошить ногу Евсеева, когда Барнард, атакуя Смертина, встретил его прямым в челюсть, когда Мелвилл бросал мяч в голову Измайлова, «Миллениум» ревел от умиления.
Признаюсь честно: после двух дней, проведенных в Уэльсе, почти не верилось, что у нас есть шансы. Да один только вратарь Малафеев без единой минуты за национальную сборную – вы вообще представляете, что это такое? И для самого вратаря, и для руководимой им защиты?! А уж «дело Гиггза – Евсеева» и вовсе свело Уэльс с ума. В моменты, когда Евсеев касался мяча, можно было оглохнуть.
Одного не учли валлийцы. Того, что разъяренный Евсеев – страшный Евсеев. Матч ненависти – и к команде, и к нему лично – способен подвигнуть этого человека не только на то, чтобы не дать жизни Гиггзу. Но и на то, чтобы на 22-й минуте забить победный гол. Головой, черт возьми! Британцам!
За сутки до матча в аэропорту Кардиффа я обнаружил удивительную вещь. Футболисты сборной, которые в прежние времена решающих матчей были хмурыми, напряженными и неразговорчивыми, ступили на валлийскую землю веселыми и раскрепощенными. Они прекрасно знали, что их ждет. И шли на последний бой с улыбкой. В ту минуту и мелькнул лучик такой ни на чем вроде бы не основанной надежды, что все будет хорошо.
Мы выиграли эту войну – и, что самое главное, не ценой потери футбола. И, остыв после валлийских эмоций, можно было только мечтать, чтобы за восемь месяцев, остававшихся до финального турнира в Португалии, дух этой команды не претерпел перемен. А сыгранности и мастерства стало больше.
* * *Прямо на кардиффском тротуаре, обхватив головы, сидели два тучных человека в красных футболках и на глазах у всех давились слезами. С момента окончания матча на «Миллениуме» прошло два часа, но время для этих валлийских болельщиков остановилось.
Вроде бы только что, перед стартовым свистком испанца Мехуто Гонсалеса, они пели, ревели, рычали название своей страны с такой ужасающей мощью, что, казалось, рухнет расположенный по соседству средневековый замок. Вроде бы только что медленно брела к «Миллениуму» старенькая пара, увидев которую, ваш корреспондент остановился как вкопанный. Он – лет 85, в бело-красно-зеленой шапочке – опирался на трость и явно страдал от одышки. Она – по меньшей мере его ровесница, с валлийским шарфом на шее – бережно поддерживала мужа под руку. Казалось, стоит дунуть – и они упадут. Но они шли на стадион, чтобы увидеть первый большой футбольный успех своей маленькой нации за последние 45 лет.
А полтора часа спустя для них все закончилось. Вопреки всему. И посреди океана горя было безудержное счастье в нашей раздевалке, где игроки обнимались с журналистами, а специально приехавший Андрей Канчельскис (был еще и Дмитрий Харин) не мог наговориться со своим сверстником, капитаном сборной Онопко. Где прыгал от восторга в шарфе сборной Смертин, едва ли не шептавший: «Да ради этого я и пошел на операцию колена». Где автора этих строк подзывал Аленичев и говорил: «Обязательно напишите, что я передаю привет и поздравления всем российским болельщикам. Мы сделали это ради них!»
Потом, уже на ступеньках автобуса, Ярцев и Онопко заключали друг друга в объятия. Тренер, который три года оставался без работы, и капитан, которого полутора годами ранее хотели насильно проводить из сборной. И который в Уэльсе вдруг предстал таким, как в далеком 92-м, когда в матче «Ливерпуль» – «Спартак» с потрохами «съел» еще одного знаменитого валлийца – Иана Раша.
А чуть со стороны на все это весело и, как показалось, немного снисходительно смотрели Никита Симонян и Вячеслав Фетисов – люди, повидавшие на своем веку немало великих побед.
Все четыре предыдущих дня валлийская пресса обливала Вадима Евсеева грязью. Делала из него кровного врага Уэльса. Смаковала воображаемые детали мести Евсееву в Кардиффе со стороны душки Гиггза – гения Уэльса, которого пытается остановить русское злодейство. Завела народ до такой степени, что каждое касание мяча российской «двойкой» встречалось негодующим гулом.
Евсеев это услышал. Пошел на 22-й минуте в чужую штрафную – хотя Георгий Ярцев, как выяснилось, его об этом не просил. И забил. Головой. Боюсь даже представить, что в этот момент почувствовал великолепный полузащитник «Манчестера». И что было у него на душе после игры. У знаменитого на весь мир человека, от которого страна требовала всего-то поставить на место парня из какого-то «Локомотива». А получилось наоборот.
О Евсееве, впрочем, скажу позже. Пока же – обо всей сборной, которая в решающий момент, с неопытным вратарем оказалась способна не дрогнуть под натиском всего этого валлийского безумия. Того, что с каждой минутой матча снимало для хозяев всякие границы дозволенного: резкость сменилась грубостью, та – откровенным хулиганством. Но никто не сорвался, не поддался на провокацию. «Мы ведь пообещали, что будет именно так – и тренеру, и капитану, хорошо знающему испанского арбитра, и друг другу. Мы не могли нарушить это обещание», – сказал Аленичев.
– Уверен: с трибуны невозможно было до конца понять, через что нам пришлось пройти, – поведал Ролан Гусев. – Во время верховых единоборств валлийцы ухитрялись даже хватать за… губу! Со мной вот такое делали дважды. Поверьте, сдержаться было тяжело. Но мы терпели.
И вытерпели.
В «Спорт-Экспрессе» я написал: «Вопрос теперь в другом. Ярцев и его игроки сумели преодолеть себя, когда все было против них. Победили, можно сказать, назло, от противного, вопреки. Такова натура нашего человека, в котором, как известно, зверя лучше не будить. Но смогут ли они сохранить в себе эту поэтическую ярость, когда все вокруг будет спокойно и доброжелательно? Когда некому окажется мстить и в них будут повсеместно верить?»
К сожалению, июнь 2004-го те мои опасения в полной мере подтвердит…
Без ярцевского – именно образца осени 2003-го – отношения к футболистам хеппи-энд в Кардиффе был бы невозможен. Ярцев той поры всегда был за игроков и себя от них не отделял. Он не говорил, подобно своему предшественнику после матча в Тбилиси, что «так безвольно мои команды не играли никогда». В Ирландии он заменил Есипова в середине первого тайма – а потом заявил, что тот полностью справился со своим игровым заданием и ушел с поля по тактическим соображениям – в связи с вынужденной заменой О'Ши. Грудью вставал на пути каждого, кто в эти месяцы смел критиковать Гусева (и на «Миллениуме» это воздалось тренеру сторицей: именно армеец сделал голевой навес Евсееву). Поднимал свой голос в защиту получивших в Москве головотяпские дисквалификации Овчинникова и Мостового.
Внутри себя Ярцев мог думать о футболистах что угодно – но публично всегда оставался на их стороне. И в радостные, и в трудные минуты. В этом и состояло главное отличие этого тренера от двух своих предшественников – Газзаева и Романцева. Состояло, как позже выяснится, до поры до времени…
Решающим моментом в двухраундовой дуэли с Уэльсом, мне кажется, оказалась именно реакция Ярцева на домашнюю ничью. Ни капли истерики. Ни слова критики в адрес команды и даже двух явно провинившихся игроков. Спокойствие и достоинство. Более того – насторожившие многих, в том числе и меня, слова об огромном преимуществе, которые на самом деле объяснялись только желанием поднять боевой дух команды.
Не математика игры сыграла в Уэльсе решающую роль. Если бы Ярцев по-другому отреагировал на встречу в Черкизове, если бы устроил разнос и головомойку, никогда бы сборная не прилетела в Кардифф раскованной и убежденной в собственной правоте. Только тренер мог вывести из организма команды в такой ситуации вирус скованности и страха.
После матча мы с Максимом Квятковским спросили Ярцева:
– Наша команда, кстати, приехала в Кардифф поразительно раскрепощенной, веселой и общительной, чего в прошлом не бывало. Как удалось создать такую атмосферу?
– Кто-то говорил, что Ярцев пришел на пресс-конференцию в Москве растерянным. Я тогда сказал в интервью «СЭ»: нервный, дерганый, эмоционально взвинченный человек не способен ничего добиться. Атмосферу в команде прежде всего определяет главный тренер. Все видели, что я спокоен, и это состояние передалось футболистам. Честь им и хвала, что в решающий момент не дрогнули и доказали: они и футболисты, и патриоты, и мужики настоящие.
* * *А еще не бывает сильных сборных без таких персонажей, как Вадим Евсеев. Людей, которые в главные минуты способны перемахнуть порог собственных возможностей – и своим сумасшествием повести за собой остальных, «нормальных». Посмотришь на такого безумца – и волей-неволей поверишь, что ничего невозможного в этой жизни нет.
По тем десяти дням из жизни Евсеева хоть сценарий для голливудского фильма можно было писать. Операция на сердце его дочки, заставившая его улететь в Германию со сбора в Тарасовке. Возвращение за два дня до первого матча – и неожиданный выход в стартовом составе. Конфликт с суперзвездой противника – Гиггзом. Апелляция РФС в УЕФА по их «делу» – и мгновенная ненависть всего Уэльса. Жажда мести целого 72-тысячника, страшный удар по ноге от главного местного провокатора по фамилии Сэведж уже на третьей минуте. Адский гул стадиона при каждом касании мяча.
А в ответ он забил победный гол.
И сразу после финального свистка подбежал к ближайшей валлийской телекамере и крикнул то, что, может, и не соответствовало нормам приличия, но всей ликующей Россией было принято на ура. С этим слоганом перед Euro-2004 начнут даже выпускать футболки…
«Х… вам!» – что есть сил закричал в телекамеру Евсеев. «Сказал – что думал», – лаконично объяснит он свой выброс эмоций позже. Выяснится также, что он добавил: «Знай русского Ивана!» – но камеры уже были настроены на что-то другое.
Оценили евсеевское высказывание в России, конечно, по-разному.
Писатель Виктор Шендерович в своей колонке назвал его настоящим выражением русской национальной идеи.
Политик Сергей Степашин в интервью «СЭ», засмеявшись, признался: «Я в той ситуации, наверное, сказал бы то же самое. Но неудобно, конечно».
Поэт Михаил Танич в разговоре со мной воскликнул: «Шлягер! Шлягер! Не может же человек всю жизнь скрывать свои эмоции? А этот гол Уэльсу был высшей точкой его жизни. И взыграло в нем что-то наше, русское. Я с восторгом это выслушал!»
Михаил Боярский был более сдержан: «Я сторонник лояльных отношений с телевидением. Не стоит, мне кажется, такие вещи делать. Но сам сюжет с победным голом Евсеева на стадионе, который освистывал каждое его касание мяча – это было очень красиво. И сравнение нашего футболиста с Д'Артаньяном тут вполне уместно».
Как выяснилось из нашего с Евсеевым разговора в раздевалке, в момент гола он пошел в чужую штрафную, повинуясь только интуиции:
– Если честно, тренер не говорил мне, чтобы во время «стандартов» я шел вперед и играл головой в чужой штрафной. Еще по первой игре было видно, что мы с Сенниковым в таких случаях всегда оставались сзади. Но тут при первом же штрафном я вдруг подумал: а почему бы не попробовать, если в клубе делаю это – и довольно удачно?
– Видели, куда Гусев подает?
– Нет. Пошел в зону, а потом получилось так, что мяч всех перелетел – и мне даже не пришлось прыгать. Просто подставил голову. И все.
– Что почувствовали, когда мяч влетел в сетку?
– Что сделал это ради моей дочки Полины, которой через месяц исполнится пять лет. Ей свой гол и посвящаю, и играл я ради нее. Сейчас она восстанавливается после операции на сердце в Мюнхене, и я улетаю к ней прямо отсюда, из Кардиффа. Полина идет на поправку, и завтра, после итогового обследования, мы узнаем, когда ей можно будет вернуться в Москву.
– Какими были для вас эти дни? Как смогли так сыграть – да и вообще думать о футболе в такой момент для семьи?
– Ребенку сделали удачную операцию, все сложилось как нельзя лучше, и я возвращался в сборную в хорошем настроении. Ярцев сказал, что ждет меня в любой момент – до первой игры, после, перед второй… В общем, как только смогу.
– Сложилось впечатление, что ситуация с Гиггзом и прессой вас разъярила.
– А о чем тут было спорить? Все видели, что Гиггз виноват в том эпизоде. Высказывания, что он меня не ударил и я сам упал, – ложь. Синяк под глазом после его удара оставался все четыре дня, что прошли между играми.
– Что в действительности произошло между вами и Гиггзом в Москве?
– Не скрою, что этому предшествовало мое нарушение. Хотя арбитр и дал свисток в нашу пользу, можно сказать, что я сыграл грязно. Ну, может, грубо. Въехал ему шипами в ногу.
– Партнеры Гиггза, как и сам он, утверждают, что этим ударом вы могли сломать ему ногу.
– Значит, запомнит меня на всю жизнь. В Англии, между прочим, он через такое проходит каждую вторую игру. После этого, как я понял, он захотел мне отомстить. Вначале ударил головой в бровь. Я даже не сообразил, что происходит, а упал уже после того, как он локтем ударил мне в голову. На этом Гиггз успокоился.
– Правда ли, что второй удар был слабее первого и падение было не слишком вынужденным?
– Если за границей в таких случаях всегда падают, почему русский человек не может упасть? Удар-то, в конце концов, был, так что о симуляции говорить нельзя. Да, не скрою, секунда размышлений, падать или не падать, была. Но скажите мне, почему соперники могут нас провоцировать, а мы им ответить тем же не имеем права? Почему мы должны подставлять вторую щеку? Не считаю, что поступил плохо. Я поступил в интересах команды. Другое дело, что судья эпизода не заметил и Гиггза не удалил.