Правду. Честность.
Теперь извращение в его мозге, параноидный выверт с его симптомами и нелогичностью стали очень ясными. Это был высший тип психоанализа, доступный только лыске.
На это потребуется время, — подумал он. — На лечение потребуется…
Хобсон стоял рядом с ним.
Я буду с тобой. Пока ты не сможешь остаться един. Но и тогда — мы все будем с тобой. Ты один из нас. Ни один лыска никогда не бывает один.
ПЯТЬ
Думаю, что я умираю.
Я уже долго лежу здесь. Иногда я прихожу в сознание, но не часто. Двигаться я совсем не могу.
Я хотел перерезать артерию на запястье, чтобы умереть, но теперь я даже этого не могу сделать, да и незачем. Пальцы мои онемели. Я не могу двигаться, и я больше не чувствую холода. Свет и тепло пульсируют и слабеют, понемножку слабеют с каждым разом. Думаю, это приближение смерти. Я знаю, что это так.
Надо мной повис вертолет. Опоздали. Он растет, но я проваливаюсь в небытие быстрее, чем вертолет опускается в эту расщелину между горными пиками. Они нашли меня, но слишком поздно.
Жизнь и смерть не имеют значения.
Мои мысли затягивает в черный водоворот. Меня затянет на глубину в одиночестве, и это будет конец.
Есть одна вещь, одна мысль, о которой я не могу перестать думать. Весьма странная мысль для человека, который умирает.
Шалтай-Болтай сидел на стене.
Это была мысль Джефа Коуди, не так ли?
Если б только я мог думать о Джефе Коуди, возможно, я…
Теперь слишком поздно.
Коуди и операция «Апокалипсис», там, в Пещерах… вспоминаю… вспоминаю..
…умираю в одиночестве…
Шалтай-БолтайИ сказал Бог Ною: конец всякой плоти пришел пред лице Мое; ибо земля наполнилась от них злодеяниями…
Джеф Коуди стоял под каменным сводом, сцепив руки за спиной. Он пытался прочитать мысли электронно-вычислительной машины, стараясь, чтобы не были прочитаны его собственные мысли со всей их ожесточенностью. Всеми возможными барьерами и экранами он окружил свое отчаяние, настойчиво подавляя ту мысль, с которой он сам боялся столкнуться лицом к лицу. Он загнал ее вниз, пытаясь утопить под поверхностной сумятицей своего разума. На широком, спокойном, зеркальном лбу компьютера мигали огоньки и их отблески. Где-то внутри вычислительной машины находилась тонкая кристальная пластинка, с помощью которой можно уничтожить всю человеческую популяцию на планете. Не жизнь Джефа Коуди, и не жизнь его народа. Нет. Жизнь всех обычных людей, нетелепатов. И ответственность за кристалл лежала на одном человеке — на Джефе Коуди.
Позади него Элленби переступал с ноги на ногу; на блестящей поверхности центральной панели электронно-вычислительной машины виднелось его расплывчатое отражение. Коуди заговорил, не оборачиваясь:
«Но если с индуктором вышла неудача, нам придется…» — Его мысли, словно тучей, заволокло образом смерти, умирания.
Он произнес это не вслух. Элленби сразу же прервал его; он тоже не говорил вслух — его мысль врезалась в мысль Коуди, остановив ее прежде, чем образ разрушения успел целиком оформиться в разуме Коуди.
«Нет. Произошла очередная осечка. Мы попробуем снова. Мы будем продолжать работу. Надеюсь, нам никогда не придется применить… это». — Его мозг нарисовал тонкий кристалл, спрятанный в машине, пластину, заключающую в себе смерть большей части человеческой расы.
«Как ни назови, это просто неудача, — прозвучали слова Коуди в тишине его разума. — Цель слишком высоко. Никто не знает, что делает человека телепатом. Никому никогда не удастся пробудить телепатию механическим путем. Индуктор никогда не сработает. Ты это знаешь».
«Я этого не знаю, — ответил спокойной мыслью Элленби. — Думаю, что это возможна Джеф, это сказывается сильное перенапряжение».
Коуди коротко расемеялся.
«Мериам оставался на этой работе три месяца, — сказал он. — Брустер выдержал дольше всех — восемь месяцев. У меня идет шестой месяц. В чем же дело? Боишься, что я все брошу, как Брустер?»
«Нет, — сказал Элленби. — Но…»
«Ладно, — раздраженно прервал его Коуди. — Забудь об этом». — Он ощутил, как мысли Элленби касаются его мозга быстрыми и легкими, беспокойными движениями. Элленби был психологом. И Коуди, само собой, побаивался его. В настоящий момент ему не хотелось возбуждать излишнее внимание к себе опытного специалиста. Под его мыслями, находящимися на поверхности, пряталось нечто, внушающее ужас и тем не менее влекущее, и он не желал, чтобы об этом кто-то знал. Усилием воли он вызвал приятные мерцающие мысленные образы, чтобы отгородиться ими, как дымовой завесой, от прощупывания Элленби. Сосны, купающиеся в теплом дожде, — в четверти мили над их головами, над известняковым небосводом. Тишина и покой чистого неба, нарушаемые лишь жужжанием вертолета и свистом рассекающих воздух лопастей. Лицо жены, ее нежный смех в минуты хорошего настроения.
Он почувствовал, как беспокойство Элленби улеглось, услышал, как тот переступил с ноги на ногу, но не обернулся.
«В таком случае я ухожу, — мысленно сообщил Элленби. — Я просто хотел видеть тебя после сообщения о том, что мы снова зашли в тупик. Все в порядке, Джеф?»
«Отлично, — ответил Коуди. — Не буду тебя задерживать».
Элленби вышел.
Коуди прислушивался к удаляющемуся звуку шагов, потом услышал, как закрылась дверь и щелкнул замок. Он остался один — в физическом смысле, хотя в пещере в непрерывном движении находился изменчивый узор переплетенных между собой мыслей телепатов, касающихся его мозга и устремляющихся дальше. Даже Элленби, уходя, послал назад смутное ощущение беспокойства. Поэтому Коуди оставил на поверхности сознания образы соснового леса, и безоблачного неба, и смеющейся женщины. Не поворачивая головы, он покосился в сторону, и на краю рабочего стола, до которого он мог дотянуться рукой, увидел ту вещь, мысль о которой не допускал в свой разум вплоть до этой минуты. За ним следило слишком много других разумов.
Он смотрел на нож с массивным, узким лезвием и острым концом, забытый каким-то рассеянным работником, и думал о человеке, который был на этой должности до него, и о том, как Брустер оставил ее через восемь месяцев. Брустер воспользовался револьвером. Но и нож тоже годится. За ключицей, у шеи, есть такое место… стоит всадить в него нож, сознание, словно задутая свеча, угаснет почти мгновенно. Когда ноша, взваленная на плечи, оказывается слишком тяжелой, непосильной — как у Мериама, и у Брустера… И у него, Джефа Коуди.
В окружающем его пространстве, словно взгляды невидимых глаз, кружились мысли обеспокоенных телепатов. По пещере пробегала незримая рябь паники. Где-то что-то было не в порядке. Однако Коуди умело контролировал свои внешние мысли. До этого момента он не позволял себе по-настоящему увидеть нож, по-настоящему отчетливо подумать о том месте за ключицей.
Теперь же он глубоко вздохнул и, с чувством огромного облегчения, дал своей мысли ярко и ясно сверкнуть в сознании. Его не смогут остановить. Поблизости нет никого, кто бы мог сделать это. Он был свободен.
— Итак, индуктор работать не хочет, — произнес он вслух. — Так что стимулировать развитие телепатии в человеческом мозге невозможно. Но зато есть способ избавиться от телепатии!
Он сделал шаг, и нож оказался у него в руке. Двумя пальцами Коуди нащупал ключичный гребень, определяя место, куда вонзить нож.
«Пусть ничего не выходит с индуктором, — подумал он. — Пусть начинается погром. Пусть вымрет раса. Пусть наступит конец света. Меня это теперь не касается!»
Много поколений назад эту проблему создал Взрыв, путем мутации породивший подвид телепатов. Было время, когда лыски надеялись, что евгеника сможет справиться с этой проблемой. Но теперь надежда угасла. Слишком мало было времени.
Хотя носителем телепатической функции был доминантный ген, лысок было слишком мало. При наличии времени и при достаточном количестве смешанных браков все люди земли могли бы стать телепатами. Но времени прошло слишком мало. Единственным решением к настоящему моменту было создание механического устройства, индуктора, пробуждающего телепатические способности в нетелепате.
Теоретически это было возможно. Умы всех величайших ученых мира были открыты для лысок. И здесь, в пещерах, проблема могла бы быть разрешена электронным компьютером, если предоставить ему все необходимые данные. Но машина не смогла разрешить проблему, поскольку данных было недостаточно, несмотря на огромное количество бесценных знаний, позаимствованных из сотен блестящих, пытливых умов нелысок.
И все же, выход был в этом. Если бы любой мужчина и любая женщина в мире могли стать телепатами, просто нося компактное механическое приспособление, чудо могло бы произойти, рухнули бы все преграды. Исчезли бы страх и ненависть к лыскам, испытываемые нетелепатами, — не сразу, но они понемногу растворились бы в огромном океане взаимодействующих разумов. Исчезли бы стены, исчезло бы различие и вместе с ними — ужас, с которым лыски ждали приближение погрома.
Однако такой индуктор по-прежнему оставался всего лишь теорией. Электронно-вычислительная машина пока не решила проблемы — если вообще сможет ее когда-нибудь решить. Вместо ответа, которого ждали, машина неожиданно выдала холодно-механическое и ужасающе логичное решение, заявив, что проблема может быть разрешена уничтожением всех людей-нетелепатов. Каким образом? Он порылся в своей богатой памяти и нашел…
Операция «Апокалипсис».
Существовал вирус, который посредством определенных раздражителей мог быть видоизменен и превращен в вариант, переносимый по воздуху и быстро размножающийся. Он разрушал нервную ткань человека. И лишь на один вид нервной ткани он не оказывал вредного воздействия.
Телепаты обладали к видоизмененному вирусу врожденным иммунитетом.
Никто из лысок не знал, что это за вирус и каков механизм мутации. Это было известно лишь машине, а нечеловеческий мозг электронного устройства нельзя прощупать. Где-то в огромной машине находился крошечный кристалл титаната бария, содержащий ряд застывших энергоэлементов в двоично-цифровом коде. И этот код хранил секрет смертоносного вируса.
Если бы Коуди сделал три шага вперед и сел в мягкое кресло оператора перед приборной панелью, и нажал определенную кнопку, контрольное устройство проверило бы электронное строение его мозга и идентифицировало бы его так же непогрешимо, как отпечатки пальцев. Только один человек на свете удовлетворял сейчас этим условиям, заложенным в беззвучном вопросе контрольного устройства.
Затем на приборной панели загорелась бы лампочка, а под ней был бы номер, и, видя этот номер, Коуди мог бы заставить машину открыть свой секрет. До Коуди эта тяжелейшая ноша лежала на плечах Брустера. А до Брустера ее нес Мериам. И после Коуди еще кто-то взвалит на себя невыносимую тяжесть ответственности за принятие решения о том, сказать или нет: Конец всякой плоти пришел пред лице Мое… и вот, я истреблю их с земли.
Удар протестующих разумов своим напором проломил защитную броню, которой Коуди, взяв в руку нож, защитил собственное сознание. По всей пещере, живущей напряженной жизнью, телепаты побросали все дела и направили свои сильные, настойчивые мысли к заблокированному центру, какой представлял собой сейчас Коуди.
Воздействие было ошеломляющим. Он никогда не испытывал воздействия такой силы. Он не собирался сдаваться, но давление их протеста было ощутимо почти физически. Коуди чуть не пошатнулся, как под неимоверной тяжестью. Он услышал даже мысль, пришедшую с поверхности земли, почувствовал ее резкий толчок. На четверть мили выше известнякового небосвода, над скалами и почвой, пронизанной тянущимися вниз корнями сосен, охотник в поношенной одежде из оленьих шкур остановился среди деревьев и, потрясенный, мысленно выразил полный сочувствия протест. Его мысль дошла до Коуди сквозь разделяющую их каменную толщу и была усыпана маленькими, сверкающими, бездумными мыслями роющих норы зверьков, живущих в верхнем слое земли.
Кто-то из вертолета, парящего высоко в жарком голубом небе, установил контакт с подземной группой, слабый из-за отдаленности, но такой же моментальный, как у человека в соседней с Коуди пещере, за запертой дверью…
«Нет, нет, — звучали в его мозгу голоса, — ты не можешь этого сделать! Ты — все мы. Ты не можешь! Ты — все мы!»
Он знал, что это так в самом деле. Выход был близко, похожий на глубокий, темный колодец, и головокружение затягивало его туда; но он знал, что, убивая себя, он — пусть косвенно — убивает всех людей своей расы. Конечно, телепаты не умрут в буквальном смысле слова. Но каждый раз, когда умирает какой-либо телепат, все остальные в пределах досягаемости мозговых излучений чувствуют, как темнота затягивает угасший разум, и их разумы тоже теряют часть своей энергии.
Все произошло очень быстро; Коуди еще ощупывал двумя пальцами свою ключицу, нож еще не был крепко сжат у него в кулаке, когда на него накатила волна мучительного протеста сотни объединившихся, взаимосвязанных, говорящих от имени всех лысок разумов. Он мог выдержать борьбу с ними достаточно долго. Задуманное им заняло бы одну секунду. Дверь была заперта, а сейчас только физическая сила, как он думал, могла его остановить.
И вдруг, находясь под этим настойчивым нажимом мыслей, он почувствовал беспокойство: разум Элленби не звучал вместе с остальными. Почему?
Теперь нож был твердо зажат в его руке. Он знал, куда нанести удар, и слегка раздвинул пальцы, освобождая место для ножа. Чувствовал ли Брустер то же, что и он, когда шесть месяцев назад, стоя здесь, решил сбросить с себя невыносимое бремя решения? Трудно ли было спустить курок? Или легко, как поднять нож и…
Взрыв ослепительного белого света вспыхнул в центре его мозга, словно падающая звезда врезалась в саму структуру его разума и разлетелась осколками. В последнюю долю секунды перед потерей сознания Коуди подумал, что он нанес себе смертельный удар и что так воспринимается смерть самим умирающим.
И тут же понял, что источником взрыва был мощный, направленный сокрушительный удар, нанесенный мозгом Элленби. Коуди почувствовал, как выскользнул из его руки нож, как подогнулись у него колени, а потом он долго, бесконечно долго не испытывал никаких ощущений.
Когда он снова пришел в себя, Элленби стоял рядом с ним на коленях; блестящая поверхность электронно-вычислительной машины отражала свет под непривычным углом: окружающее воспринималось так, как мог бы видеть ребенок с высоты своего маленького роста. Дверь была настежь распахнута. Все казалось странным.
«Все в порядке, Джеф?» — спросил Элленби.
Коуди поднял на него глаза и почувствовал, как затаенное и не нашедшее выхода напряжение, закипая, прорывается наружу во вспышке гнева, настолько сильной, что окружившие его сочувствующие разумы других телепатов отпрянули, как от огня.
«Извини, — сказал Элленби. — Я только два раза в жизни делал это прежде. Я был вынужден, Джеф».
Коуди сбросил его руку со своего плеча. Хмурясь, он подтянул ноги и попытался встать. Комната, качаясь, поплыла перед ним.
«Кто-то должен быть на этом месте, — сказал Элленби. — Шансы были равны у всех, Джеф. Это несправедливо по отношению к тебе, и Брустеру, и Мериаму, и другим, но…»
Яростным движением Коуди прервал его мысль.
«Хорошо, — согласился Элленби. — Но не убивай себя, Джеф. Убей кого-нибудь другого. Убей Джаспера Хорна».
Мозг Коуди испытал не сильное, но жгучее потрясение. Он стоял неподвижно; прекратилась даже суматоха в голове; неожиданно новая мысль сверкнула в центре сознания.
Убей Джаспера Хорна.
О, Элленби был умным человеком. Теперь он смотрел на Коуди и улыбался, его круглое, румяное лицо еще было напряжено, но уже начинало вновь обретать свое счастливое выражение.
«Чувствуешь себя лучше? Действие, вот что тебе нужно, Джеф, — действие, направленная деятельность. Все, что ты мог делать в течение месяцев, — это ждать и волноваться. Некоторые обязанности невозможно исполнять, если не действовать. Что ж, испробуй свой нож на Хорне, а не на себе».
В мозгу Коуди блеснул огонек сомнения.
«Да, тебя может постигнуть неудача, — сказал Элленби. — Он может убить тебя».
— Этого не будет, — произнес Коуди вслух; собственный голос показался ему незнакомым.
«Это может случиться. Тебе придется рискнуть. Прикончи его, если сможешь. Тебе хотелось именно этого, но ты не понимал этого до конца. Тебе необходимо кого-то убить. Хорн сейчас — наша важнейшая проблема. Это наш настоящий враг. Так что убей Хорна. А не себя».
Коуди молча кивнул.
«Отлично. Мы выясним, где он находится. Я подготовлю для тебя вертолет. Хочешь сперва повидать Люси?»
Легкая волна беспокойства прокатилась по сознанию Коуди. Элленби заметил ее, но не позволил своему разуму отозваться. Бесчисленные разумы других телепатов, собравшиеся вокруг них, тихонько отодвинулись, выжидая.
«Да, — сказал Коуди. — Я сперва повидаю Люси». — Он повернулся к двери пещеры.
Джаспер Хорн — и те, кого он представлял, — являлся причиной того, что лыски не могли позволить даже самим себе узнать метод проведения операции «Апокалипсис» и природу смертельного селективного вируса у компьютера. Секрет нужно было охранять от Джаспера Хорна и его товарищей-параноидов, поскольку они придерживались вполне определенных взглядов: Почему не убить всех людей? Почему нет, прежде чем они убьют нас? Почему не нанести удар первыми и не спасти самих себя?