— Тут особого ума не надо. Полагаю, что ты поехал к двум другим врачам, подписавшим протокол смерти… если, конечно, Нит назвал тебе их.
— Назвал.
— Значит, поехал. И никого не нашел.
— Разумеется. Их увезли в ту же ночь, что и Нита. И все. С концами. Может, тебе известно, что с ними сталось?
— Может.
— Поделись.
— Их нет в живых. Обоих. Так что не трать времени на поиски. Это все?
— Нет, не все. Я стал думать. Кто еще мог быть свидетелем этих событий? Кто был при Роне Льве, кроме Нита? Конечно, его жена, Лета Лилия.
— Лета умерла.
— Да. И умерла очень странной смертью, ее сбил грузовой мобиль на тротуаре, у самой стены дома, и как раз накануне процесса. Тебе это не кажется подозрительным?
— Подозрение не доказательство.
— Это смотря в чьих руках, — горько усмехнулся Поэт. — Но не в наших, тут ты прав. Итак, Лета умерла. Кто еще? Экономка. Довольно быстро я выяснил, что она тоже умерла. И тоже внезапно.
— Изий не оставляет следов.
— Если не считать следами трупы.
— Трупы молчат.
— Не всегда.
Маран насторожился.
— Что ты имеешь в виду?
— Я стал думать дальше. Кто еще? У них не было детей. Но с ними жила дочь Леты от первого брака.
Маран покачал головой.
— Дочь Леты тогда была ребенком. И потом последние месяцы жизни Рона девочка провела в Тигане, у родителей Леты, ее привезли только на похороны. Кстати, родители Леты на похоронах не присутствовали и дочь в последний раз видели за год до ее гибели. А с девочкой — ее зовут Ина — говорили. Хорошо знакомый ей человек, близкий друг семьи, так что… Она ничего не знает.
Поэт торжествующе усмехнулся.
— Наконец!
— Что — наконец?
— Сначала дай слово, что девочка будет в безопасности, во всяком случае, ты сделаешь для этого все, что в твоих силах. Даешь?
— Слово Марана.
— Она в совершенстве научилась притворяться, ведь для нее это единственный способ уцелеть. Она никогда и никому не говорила того, что рассказала мне.
— И как ты этого добился?
— Я просто назвался. Первое, что я услышал, войдя к ней в дом, был мой собственный голос.
— Понятно. Девочка, влюбленная в поэта. Сюжет известный.
— Ничего подобного. Просто она знает и любит мои песни и судит обо мне по ним. Что самое верное. Потому она и открыла мне то, чего даже ты не знаешь.
— А именно?
— Слушай и запоминай. За два дня до процесса ее маму… то есть Лету… куда-то увезли на большом зеленом мобиле.
— Правительственном.
— Да. Вернувшись, Лета позвала дочку и сказала ей буквально следующее: Ина, доченька, ты уже большая, ты должна накрепко запомнить то, что я тебе сейчас скажу. Может так случиться, что ты меня больше не увидишь, знай, что в этом виноват Изий… девочка была знакома с Изием, тот бывал у них в доме, хотя и нечасто, Лета его недолюбливала… Так, дальше… Однако ты не должна подавать виду, что тебе это известно, а то Изий убьет тебя. Ты должна притворяться, что веришь Изию и любишь его, но, когда он умрет, ты откроешь, где находится тайник, куда я сегодня вместе с тобой спрячу эти бумаги. Вот примерно так.
— Рискованная затея.
— У нее не было другого выхода. Потом она, наверно, надеялась, что уж семилетняя девочка будет вне подозрений.
— Все равно. Не всякая женщина рискнула бы жизнью собственного ребенка. Другая махнула б на все рукой.
— Другая, но не Лета. Не забудь, она была дочерью обедневшего аристократа и женой богатого и вступила в Лигу еще до знакомства с Роном Львом. Такая женщина должна была органически не переносить несправедливости, она не только рискнула жизнью ребенка, но и пожертвовала своей… нетрудно догадаться, куда она ездила, и что ей предложили…
— А что за бумаги? — спросил Маран нетерпеливо. — Ты их видел?
— Не видел, но Ина мне сказала. Копия протокола смерти, подписанная и заверенная, собственноручная запись Леты по поводу всех этих событий и… кто бы мог подумать!.. завещание самого Рона Льва.
— А что в завещании?
— Неизвестно. Оно запечатано.
— Понятно.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь?
Маран молчал, постукивая пальцами по столику.
Дан не выдержал.
— Парни, вы бы объяснили мне, в чем тут дело, — жалобно попросил он. — Хотя бы в двух словах.
Маран и Поэт переглянулись.
— Просвети его, — предложил Маран. — А я пока подумаю.
Поэт почесал в затылке.
— Не знаю, с чего начать, — сказал он нерешительно.
— С самого начала, — посоветовал Маран.
— С какого начала? — удивился Поэт. — Что ты считаешь началом? Сотворение мира? Создание Бакнианского государства? Большой Перелом? А, Дан? Про Перелом ты, надеюсь, знаешь?
— Не очень твердо, — вздохнул Дан.
— Что же, мне пересказывать тебе всю трехтомную «Историю государства»?
— Всю не надо. Давай по-другому. Лучше я буду задавать вопросы. Идет?
— Как хочешь.
— Мне известно, что до Перелома страной правил император. Рон Лев вместе со своими единомышленниками создал Лигу с целью… какой?
— Положить конец полновластию аристократии. Они считали несправедливым, что всем в стране владеет и распоряжается малое число людей, и к тому же, по их мнению, делает это неверно. Их возмущал культ прекрасного, бытовавший в Бакнии всегда, но к середине прошлого века приобретший размах невиданный и поглощавший львиную долю доходов и так не самого богатого в мире государства, а при подобном образе жизни нищавшего буквально на глазах. Дворцы, айты, парки, декоративные озера с тысячами фонтанов, картины, скульптуры, эоны, книги… Бароны буквально соревновались друг с другом, швыряясь деньгами, а уж императоры… В последние полсотни лет сократились до минимума даже военные расходы.
— Почему даже?
— Потому что военными приготовлениями никогда до того не пренебрегали. Бакны всегда были чувствительны к успехам и неудачам на поле боя. В итоге неподходящие настроения распространились и среди военных, стало роптать офицерство, утверждали, что войска плохо обучены и вооружены… Как оказалось, так оно и было…
— Понятно. Рону и компании удалось организовать переворот. Как?
— В сущности, это вышло почти случайно. Конечно, недовольных всегда хватало, а на тот момент их оказалось больше, чем… Одним словом, груз стал слишком велик, и корабль опрокинулся… Решающую роль сыграли добавившиеся к бедности и бесправию сокрушительные поражения… Видишь ли, шла война, складывавшаяся для Бакнии крайне неудачно — уже полстраны было в руках врага… дернитов, воевали с Дернией, это соседнее государство, традиционный, так сказать, противник… Императорская армия оказалась неспособна остановить вражеское нашествие, позор — да и только!.. И Рон понял, что появился шанс перехватить власть… Именно тогда, кстати, они и переименовали свою шайку в Лигу Спасителей Отечества, до того она была просто Лигой. Привлекли возмущенных положением на фронте военных, взбунтовали чернь. Словом, на Крепость пошли самые разные люди, ну и… Главное было взять власть в столице, а потом уже… С одной стороны, удалось переломить ход войны, с другой, аристократов просто перестреляли. Крестьянам обещали увеличить долю, и те промолчали…
— Ясно, — сказал Дан. — И с тех пор Лига распоряжется страной по собственному разумению? Я правильно понимаю?
— Абсолютно, — кивнул Поэт.
— Что значит, по собственному? — вмешался вдруг Маран, до сих пор молча обдумывавший что-то, Дану даже казалось, что он их не слушает. — Лига представляет интересы народа.
— И в чем это выражается?
Маран промолчал.
— Ты уверен, что он доволен правлением Лиги? Вот ты, лично ты — уверен?
Маран хмыкнул.
— Кто его знает, — ответил он неопределенно.
— Ну допустим, что нет. И как же этот самый народ может выразить свое недовольство?
Маран снова промолчал.
— А никак, — вклинился Поэт.
— Почему никак? — запротестовал Маран. — Вон, пожалуйста. Ты же сам видел, что творится в городе.
— Я не об этом, — покачал головой Дан. — Поставлю вопрос иначе. Предположим, народ недоволен тем же Изием. Может ли он отобрать у того власть не в результате восстания, а путем законных выборов?
— Законных выборов? — как эхо, повторил Маран. Он был явно озадачен.
Поэт расхохотался.
— Ты мне нравишься сегодня, Дан, — сказал он, шлепнув Дана ладонью по спине. — Ты загнал в тупик самого Марана. Далеко пойдешь.
Маран не принял участия в веселье. Он напряженно размышлял.
— Видишь ли, — сообщил он наконец, — в уставе Лиги есть нечто в этом роде, но вряд ли это то, что имеешь в виду ты… Суди сам. Устав предусматривает выборы Главы Лиги…
— И кто выбирает? — спросил Дан.
— Правление.
— На какой срок?
— Срок?
— Ну через сколько лет происходят следующие выборы?
— Ну через сколько лет происходят следующие выборы?
— По необходимости, — ответил Маран кратко.
— Что под этим подразумевается?
— Допустим, глава Лиги умер.
Дан вытаращил глаза.
— То есть он правит пожизненно? Как император?
— Почти. До шестидесяти пяти лет. Это по уставу, конечно. Пока до этого возраста никто не дожил. Но это все же не императорская власть, ведь она не передается по наследству.
— Понятно. А кто выбирает членов Правления?
— Они сами, — сказал Маран хмуро.
— То есть как?
Маран промолчал.
— Очень просто, — сказал Поэт весело, эта беседа явно забавляла его. — Глава предлагает какую-нибудь кандидатуру, а остальные с готовностью соглашаются.
— Или не соглашаются, — возразил Маран.
— Ну уж!
— И это все? — спросил Дан.
— Не совсем, — отозвался Маран. — Есть еще так называемое Большое Собрание. Его может созвать Глава, обычно он делает это в случаях, когда намеревается отдать кого-то из членов Правления под суд, без согласия Собрания это невозможно. Или Собрание созывает Правление, если оно вздумает сместить Главу, в этом случае на созыв нужно согласие больше половины членов Правления. Я догадываюсь, что ты сейчас спросишь, кто участвует в Собрании. Нет, не все члены Лиги, а главы региональных и городских отделов и прочие подобные люди.
— И часто такие собрания созываются?
— Их было всего три. Первое, Учредительное, которое, собственно, и выбрало Правление. И, разумеется, утвердило Рона Льва в качестве Главы Лиги. Ну и дважды Собрания созывал Изий.
— Когда ему надо было расправиться с неугодными ему людьми в Правлении, — добавил Поэт.
— Еще что-нибудь или теперь уже все?
— Все, — сказал Маран.
— Замкнутая система, — подвел итог Дан. — И как, по-твоему, народ может вмешаться в деятельность этой системы?
— А зачем народу вмешиваться? Разве полуграмотный крестьянин знает, что и как нужно делать для всеобщего блага?
— А ты знаешь?
Маран не ответил. Поэт сжалился над ним.
— Продолжим экскурс в историю? — предложил он Дану.
Дан кивнул.
— После Перелома было создано переходное правительство, в которое вошли члены Правления Лиги с правом решающего голоса, в Правлении, да будет тебе известно, у одних есть право голоса при принятии решений, у других нет, у кого именно есть, у кого нет, не разглашается.
— Почему? — поинтересовался Дан.
— Убей, не знаю, — Поэт посмотрел на Марана, но тот промолчал, и Поэт продолжил:
— Рон Лев объявил, что это правительство будет существовать ровно столько, сколько понадобится для выполнения его функций, а функциями его было отобрать имущество у аристократии и передать его народу. Или государству, ибо по формулировке Рона Льва «государство это народ».
— Ну и как, передали?
— Да.
— То есть теперь вся собственность находится в руках государства?
— Почти. Не считая, например, вот этого, — Поэт обвел рукой вокруг.
— Баров?
— Баров, лавок поменьше, всяких мастерских, мелких заводиков. Небольших кусков земли, которые в императорские времена принадлежали откупившим их у баронов крестьянам. И тому подобное.
— Ясно. Значит, переходное правительство свое дело сделало? И прекратило существование?
— Нет. Оно у власти по сей день. Правда, Рон Лев прожил после Перелома меньше двух лет.
— И все думали, что его убили, а теперь оказалось, что он умер своей смертью?
— Да.
— Ну и что?
— Тут надо вернуться немного назад. В Правление Лиги входило семь человек… прошу прощенья, семь членов с правом решающего голоса… тогда они не делали тайны из того, кто имеет право голоса, кто нет, секретничать стали позже… Перед событиями Рон Лев предложил предусмотреть все… «Нам предстоят кровавые бои, я могу погибнуть, как и любой другой» — короче говоря, он хотел, чтобы ему заранее назначили преемника. И предложил Мауро Тона, был такой, личный друг Рона Льва, одна из самых ярких личностей Лиги. Все, естественно, согласились. И вот проходит два года, Рон Лев умирает, объявляются Дни скорби, три дня, и на четвертое утро… Как сейчас помню — включаю фонор и слышу правительственное сообщение в таком примерно духе: наш любимый вождь умер не от болезни, а пал от руки подлых убийц… Далее приводилось буквально за два дня ставшее знаменитым… и, как сейчас выяснилось, не существовавшее письмо Нита…
— Письмо существовало, — вставил Маран. — Я видел его собственными глазами. Другое дело, что оно было подложным.
— В письме, если пересказать его вкратце, Нит якобы писал, что Рон Лев был отравлен, что он знал об этом и перед смертью поручил ему, Ниту, обратиться к Изию и Лайве — это один из прихвостней Изия, «единственным людям в Правлении, которым я доверяю»… видишь, помню наизусть, эта фраза повторялась в те дни тысячи раз… «дабы они покарали предателей». Имена предателей названы не были, но этого «единственным людям» оказалось за глаза довольно. В течение всех Дней скорби Мауро Тон не отходил от гроба, он был человеком бесхитростным и не мог предположить, чем все обернется, пока он оплакивал Рона Льва, Изий не терял времени даром, не успели засыпать землей гроб, как он отдал приказ об аресте Мауро и еще трех членов Правления. Засим последовал шумный процесс со множеством не очень дружно лгавших свидетелей и небрежно сфабрикованных документов… хотя тогда это не бросалось в глаза, либо с глазами нашими что-то было не в порядке… Как бы то ни было, всех четверых казнили, и Изий стал владыкой Бакнии.
— Ужасно, — сказал потрясенный Дан. — Подло. Низко. Возмутительно.
— Ну что? Теперь тебе все ясно?
— Почти. Кроме одной детали.
— Какой?
— Почему Изий не убрал Нита?
— Вот-вот, — оживился Поэт. — Признаюсь, мне самому это непонятно. Зачем ему свидетель? Как ты думаешь, Маран?
Маран пожал плечами:
— Трудно сказать. По-видимому, Нит ему для чего-то нужен.
— Для чего?
— Кто его знает. Возможно, как оружие против Лайвы.
— То есть?
— Могу поспорить, что к Ниту приходили не люди Изия, а люди Лайвы.
— Верно, — удивился Поэт. — Позднее, в Крепости, он видел одного, ему удалось выяснить, это действительно был человек Лайвы.
— Вот тебе и объяснение. Помнишь, какую заметную роль играл Лайва в первый год после смерти Рона Льва? А кто он теперь? Изий крепко держит его в руках.
— Пожалуй, что и так, — сказал Поэт рассеянно. — Маран!
— Да?
— Что будем делать?
— Кто? Мы? Ты и я?
— Почему только?.. А, понимаю! Да. Ты и я.
Маран промолчал.
— Я рассказал тебе все. Прямо и откровенно. Теперь твой черед. Прямо и откровенно скажи: можно ли с помощью этих сведений свалить Изия?
— Свалить? Прямо и откровенно: не уверен. Боюсь, что этого мало.
— Ну а вместе с волнениями крестьян?
— Не знаю. Надо обдумать, — сказал Маран, вставая.
— Думай. — Поэт тоже поднялся с места, нервно стиснул пальцы и повторил: — Думай. Отдаю в твои руки… все. И всех.
— Боишься? — спросил Маран, глядя на него в упор.
— Не за себя.
— Но боишься. Не доверяешь.
— Все-таки четыре года… — сказал Поэт тихо и вдруг засмеялся. Затем оборвал смех, сделал резкий размашистый жест крест-накрест, словно что-то перечеркивая, и протянул Марану руку.
Район развалин оставался неосвещенным, но безжизненным, как обычно, не выглядел, скользили какие-то неясные тени, время от времени доносились отзвуки отдаленных голосов. Дан покосился на своих спутников. Даже молчание их было разным, глубокая сосредоточенность Марана резко контрастировала с нетерпеливым ожиданием Поэта.
Свернули за руины левого крыла дворца Расти. Дан первым увидел группу людей человек в двадцать и остановился. От группы отделились две тени, двинувшиеся наперерез. Через минуту на узкой тропинке, полностью перегородив ее, выросли двое мужчин.
— Кто такие? — спросил один из них и сразу же, — это же красавчик Маран! Как всегда, без охраны?
— Больно смел, — согласился второй. — Не пора ли напугать его?
Маран не шевельнулся, но тут Поэт сделал шаг вперед и оказался на свету.
— Гляди, Поэт, — сказал первый из мужчин совсем другим тоном, уважительно-нежно. — Пойдем с нами, перекинемся парой слов? Очень надо.
Поэт заколебался, потом повернулся к Марану.
— Я, пожалуй, останусь. Встретимся утром у Дины, как договорились.
Он направился к кучке, стоявшей поотдаль, и оба остановивших их человека последовали за ним, даже не оглянувшись на Дана с Мараном. Поэта приветствовали дружными радостными восклицаниями, на что он молча, с достоинством прирожденного вождя наклонил голову.
Дан скосил глаза на Марана — как ему эта встреча? — но Маран был невозмутим, его строгое лицо казалось высеченным из камня… и хорошо высеченным, красавчик Маран, ишь ты! Ничего подобного о своем спутнике Дан до сих пор не слышал и теперь, глядя на него, словно впервые видел сильный подбородок, четко очерченные губы маленького твердого рта, прямой нос, темно-серые глаза, отлично сочетающиеся со светло-русыми волосами… лицо в порядке, ни к одной черточке не придерешься!.. широкий разворот плеч, узкие бедра, длинные стройные ноги… черт возьми, сложением он не уступал самому Дану, правда, был чуть пониже… Особое изящество его юношеской фигуре придавала странная грация походки, отточенных, по-кошачьи мягких, плавных движений… В сущности, кроме немного необычного оттенка глаз, от землянина его отличала лишь походка, признак, несомненно, не врожденный, а приобретенный, та же грация была в небольшой, но соразмерной фигурке Поэта и в массивном теле Дора. Дан вспомнил, как на одном из его уроков Маран упомянул о древней гимнастике, которой увлекался в ранней юности — при Изии эта гимнастика была запрещена, так как примыкала к философской доктрине, не совпадающей с официальной. Маран рассказал о себе, но по неуловимой специфике движений Дан угадал в Поэте знатока той же системы и уже не в первый раз задумался об узах, соединяющих этих троих. Что их связывало и разъединяло вчера и сегодня, как сложатся их отношения дальше, сможет ли кто-либо из них перешагнуть через друга детства и юности, если да — кто? Возможно, кто-то из них отдаст жизнь за другого…