— Клянусь Богом, если ты придашь это дело огласке, я выживу тебя из города!
— Ты — выживешь меня?!
— Я не хочу огласки.
— Тогда советую прямо сейчас пойти со мной. И на студии больше ни с кем не разговаривай.
— Куда ты хочешь пойти?
— Я знаю один бар, где мы сможем побеседовать без лишних ушей.
Бар «Мунчери» был пуст, не считая бармена и Хелен Кэгл, которая сидела за столиком как на иголках. Едва Гуддорф увидел Хелен, лицо его исказилось в мучительной гримасе.
— Это черт знает что, а не Рождество! — сказал он. — Я уже час как должен быть дома с семьей. Выкладывай, что у тебя есть, Пэт. Ты вроде говорил о чем-то написанном моей рукой.
Пэт вынул из кармана листок, развернул его и вслух прочел дату, а потом вскинул глаза на Гуддорфа:
— Это всего лишь копия, так что нет смысла выхватывать ее из моих рук.
Он хорошо знал, как проворачиваются такие дела. Одно время — когда спрос на вестерны резко упал и в моду вошли криминальные боевики — ему довелось поработать над сценами шантажа и вымогательства.
— Адресовано Уильяму Бронсону. «Дорогой Билл, мы убили Тейлора. Следовало надавить на него гораздо раньше. Почему бы теперь не заткнуться? Твой Гарри».
Пэт чуть помедлил, прежде чем еще раз уточнить:
— Письмо датировано третьим февраля двадцать первого года.
Возникла пауза. Затем Гуддорф повернулся к Хелен Кэгл:
— Это ты писала? Я диктовал тебе этот текст?
— Нет, — призналась она испуганно. Вы написали это сами, а я потом вскрыла письмо.
— Понятно. И что вы от меня хотите?
— Много чего, — сказал Пэт и сам умилился чудесному звучанию этих слов.
— Может, уточнишь?
И Пэт стал уточнять, пространно описывая все, чего хотел бы достичь в свои сорок девять лет. Блестяща я вырисовывалась карьера. И она обрастала все новыми яркими и сочными подробностями, по мере того как рассказчик поглощал одну за другой три большие порции виски. Особенно часто повторялась одна деталь: Пэт хотел, чтобы его уже завтра назначили продюсером.
— Почему обязательно завтра? — спросил Гуддорф. — Зачем такая спешка?
И тут в глазах Пэта показались слезы — самые что ни на есть искренние и неподдельные.
— Это ведь Рождество, — промолвил он. — Пусть это будет моим рождественским подарком. Я и так потерял впустую кучу времени. Слишком уж долго я этого ждал.
Гуддорф рывком поднялся из-за стола.
— Ни за что! — отрезал он. — Я ни за что не сделаю тебя продюсером. Это будет слишком жестоко по отношению к нашей компании. Лучше уж я предстану перед судом.
У Пэта от изумления отвисла челюсть.
— Что? Ты отказываешься?
— Категорически. Я скорее соглашусь сунуть голову в петлю.
Гуддорф развернулся и с каменным лицом зашагал к выходу.
— Что ж, поглядим! — крикнул Пэт ему вслед. — Это был твой последний шанс.
А в следующий миг, к его великому изумлению, с места вскочила Хелен Кэгл и, бросившись вслед за Гуддорфом, обхватила его руками прямо на ходу.
— Не беспокойся, Гарри! — вскричала она. — Я разорву эту бумажку! Это была всего лишь шутка, Гарри…
На этом месте она запнулась, вдруг обнаружив, что Гуддорф сотрясается от беззвучного хохота.
— Что тут смешного? — спросила она, вновь начиная злиться. — Или ты не веришь, что у меня есть эта бумага?
— О, я верю тебе вполне, — простонал сквозь смех Гуддорф. — Не сомневаюсь, что она у тебя есть, только это совсем не то, что вы думаете.
Он снова подошел к столу, сел и обратился к Пэту:
— Знаешь, что я сперва подумал про названную тобой дату? Я подумал, что это, должно быть, тот день, когда начался наш с Хелен роман. И еще я подумал, что она совсем спятила и собирается раздуть из этого скандал. А ведь столько воды утекло: она потом дважды выходила замуж и я два раза женился.
— Но это ничуть не объясняет содержание письма, — напомнил Пэт упрямо, хотя у него уже начало возникать нехорошее предчувствие. — В нем ты признаешься, что убил Тейлора.
Гуддорф кивнул.
— И я до сих пор считаю, что многие из нас приложили к этому руку, — сказал он. — Мы тогда попросту ошалели от бешеных денег — Тейлор, Бронсон, я и большинство других парней, раскрутившихся в этом бизнесе. И вот однажды мы в своем кругу решили, что пора бы попритихнуть и сбавить обороты, а то вся страна только и ждала, чтобы кто-нибудь из нас погорел по-крупному. Мы пытались убедить Тейлора действовать в том же ключе, но все было напрасно. И вот вместо того, чтобы дружно на него надавить, мы пустили дело на самотек. Кончилось все тем, что какая-то тварь его застрелила, но кто это сделал, я не имею понятия. — Он поднялся. — Точно так же кто-нибудь должен был надавить и на тебя, Пэт. Но ты был забавным парнем в те годы — и потом, у нас просто на все не хватало времени.
Пэт неожиданно шмыгнул носом.
— Меня-то как раз давили, — сказал он. — И еще топтали.
— Только сделать это следовало гораздо раньше — сказал Гуддорф. — Но я не оставлю тебя без рождественского подарка — хоть и не такого, какой ты ожидал. Вот этот подарок: мое обещание никому не рассказывать о сегодняшнем вечере.
Засим Гуддорф удалился, а Пэт и Хелен какое-то время просидели в молчании. Потом Пэт снова развернул листок.
— «Почему бы теперь не заткнуться?» — прочел он вслух. — А вот эту фразу он никак не объяснил.
— Почему бы теперь не заткнуться? — отозвалась Хелен.
Ненужный человек[88]
I
Пэт Хобби всегда мог проникнуть на киностудию. Вот уже пятнадцать лет он более или менее (в последние пять — все менее) регулярно получал здесь работу, и лицо его давно примелькалось большинству охранников. Если же какой-нибудь излишне бдительный страж просил его предъявить пропуск, Пэт звонил с проходной букмекеру Луи, и все моментально улаживалось. Для Луи за многие годы студия тоже стала почти что родным домом.
Пэту было сорок девять лет. Сценарист по профессии, он никогда особо не утруждался сочинительством и даже не читал литературные «оригиналы», на которых основывались сценарии, ибо от чтения у него начинала болеть голова. Но в добрые старые времена немого кино можно было просто позаимствовать чей-нибудь сюжет, найти толковую секретаршу, взбодриться таблеткой бензедрина[89] и состряпать сюжетную линию, отдавая такой работе от силы шесть-восемь часов в неделю. Гэги и проработка сцен относились уже к ведению режиссера. С наступлением эры звука Пэт стал брать себе в напарники какого-нибудь жадного до работы юнца, поручая ему писать диалоги.
— У меня за плечами список фильмов — дай бог всякому, — в данный момент внушал он Джеку Бернерсу. — Все, что мне нужно, так это свежая идея да помощник — желательно не стопроцентный кретин.
Он поймал Джека на выходе из технического отдела в самом начале обеденного перерыва и теперь шел с ним по коридору в сторону столовой.
— Это ты должен подкинуть мне свежую идею, — сказал Джек Бернерс. — Времена сейчас тяжелые. Мы не можем платить деньги человеку, не имеющему идей.
— А откуда возьмутся идеи без денег? — резонно спросил Пэт, но тут же поспешил перестроиться: — Впрочем, одна идейка у меня созревает, могу рассказать за обедом.
«Авось что-нибудь придумается в последний момент, — решил он. — Вот хотя бы тот сюжет с бойскаутом, о котором упоминал Байер».
Однако Джек походя, с улыбочкой, расстроил его план:
— У меня в столовой уже назначена встреча, Пэт. Изложи свою идею на бумаге и пришли ее в офис, идет?
Это был жестокий ответ, ибо он прекрасно знал, что Пэт ничего написать не сможет, но Джеку и без того хватало проблем с сюжетами. Только что началась война в Европе, и все продюсеры, словно сговорившись, стали завершать свои картины сценой ухода героя на фронт. А Джек Бернерс считал, что он первым придумал такую концовку, и теперь его душила обида.
— Так, значит, напишешь? Договорились?
Не дождавшись ответа, Джек обернулся к собеседнику и встретил взгляд побитой собаки, напомнивший ему глаза собственного отца. Джек был еще студентом колледжа в те годы, когда Пэт Хобби находился на гребне успеха, имея три шикарных лимузина и по любовнице в придачу к каждому. А сейчас костюм его выглядел так, будто Пэт последние три года простоял с протянутой рукой на перекрестке Голливудского бульвара и Вайн-стрит.[90]
— Пройдись по студии, поговори с другими сценаристами, — посоветовал Джек. — Если кто-то из них заинтересуется твоей идеей, приведи его ко мне, и тогда все обсудим.
— Не хочу делиться идеями с их братией прежде, чем сяду на оклад, — пессимистически заметил Пэт. — Эти молодые да ранние на ходу подметки срежут.
Они приблизились ко входу в столовую.
— Удачи тебе, Пэт. Нам всем везет хотя бы в том, что мы сейчас не в Польше.
— Для тебя это уж точно везение, — пробурчал Пэт, когда Джек удалился. — Тебе бы там перерезали глотку в два счета.
Что теперь оставалось делать? Пэт бесцельно бродил по коридорам здания, отведенного под офисы сценаристов. Последние в большинстве своем ушли обедать, а из оставшихся на рабочих местах он никого не знал. С каждым днем здесь появлялось все больше и больше незнакомых лиц. И кому какое дело до того, что его имя значилось в титрах тридцати картин, что он без малого двадцать лет крутился в этой сфере, занимаясь рекламой и сценариями.
Кабинет в самом конце коридора принадлежал человеку, которого Пэт всегда недолюбливал. Однако ему надо было где-то присесть и передохнуть минуту-другую, так что он постучался и открыл дверь. Хозяина на месте не оказалось, но за столом сидела, читая книгу, очень хорошенькая, изящного сложения девушка.
— Насколько мне известно, он покинул Голливуд, — ответила она на вопрос Пэта. — Мне только что выделили этот кабинет, но табличку с его именем снять забыли.
— Так вы пишете сценарии? — удивился Пэт.
— Пытаюсь, во всяком случае.
— С вашими данными стоило бы попробоваться на роль.
— Мне больше нравится работать с текстом.
— Что вы читаете?
Она подняла книгу, продемонстрировав обложку.
— Позвольте дать вам полезный совет, — сказал он. — Это нелучший способ выжать из книги самую суть.
— Вот как?
— Я здесь уже много лет — меня зовут Пэт Хобби — и знаю всю подноготную. Попросите четверых своих друзей прочесть эту книгу, а потом рассказать то, что им особенно запомнилось. Запишите их рассказы, и у вас сложится готовая картина. Видите, как просто?
Девушка улыбнулась:
— Надо признать, это очень… очень оригинальный совет, мистер Хобби.
— Пэт Хобби, — подсказал он. — Могу я присесть здесь на минутку? Человек, к которому я пришел, сейчас обедает.
Он уселся напротив девушки и взял со стола какой-то иллюстрированный журнал.
— Подождите секундочку, я только сделаю закладку в этом журнале, — быстро сказала она.
Пэт взглянул на страницу, ее заинтересовавшую. Там на фото были изображены люди, упаковывавшие картины перед их эвакуацией из какого-то европейского музея.
— И как вы намерены это использовать? — спросил Пэт.
— Ну, я подумала, что для драматизма стоит добавить в эту сцену нищего старика, который хочет помочь с погрузкой картин и заработать несколько грошей. Но им этот человек не нужен — он не годится уже ни на что, даже как пушечное мясо. Стране сейчас нужны крепкие молодые парни. А позже выяснится, что этот нищий старик — в прошлом знаменитый художник, который как раз и написал эти самые картины много лет назад.
Пэт поразмыслил.
— Неплохая задумка, но я не вижу, что из нее можно вытянуть, — сказал он.
— Да ничего особенного — сгодится разве что для короткометражки.
— А может, у вас есть идея полноценного сюжета? Если что, смогу его пристроить — у меня тут повсюду связи.
— Я уже подписала контракт.
— Ну так используйте псевдоним.
На столе зазвонил телефон.
— Это Присцилла Смит, — сказала девушка, сняв трубку. — Слушаю вас.
Через минуту она повернулась к Пэту:
— Извините, пожалуйста, но это звонят по личному делу.
Пэт поднялся и вышел. Пройдясь по коридору, он отыскал пустую комнату без таблички на двери, улегся на кушетку и заснул.
II
Тем же вечером Пэт вернулся в приемную Джека Бернерса с уже созревшей идеей. Это была история про человека, который случайно застает в офисе девушку и думает, что она обычная стенографистка, но потом выяснится, что она пишет сценарии. Однако человек этот нанимает ее в качестве стенографистки, и они вместе отправляются в плавание к экзотическим островам Тихого океана… Это была только завязка сюжета, но для начала разговора с Джеком ее было достаточно. Живописуя образ девушки, Пэт представлял себе Присциллу Смит и по такому случаю перефразировал парочку оборотов «из старого золотого запаса», который он уже давненько не имел случая использовать.
Он вновь ощутил себя молодым и энергичным, когда мерил шагами приемную, в который раз мысленно проговаривая вступление: «В целом ситуация напоминает „Это случилось однажды ночью“,[91] только на новый лад. В главной роли мне видится Хэди Ламарр…»[92]
Уж кто-то, а Пэт Хобби знал, как правильно подать идею этим ребятам, — было бы только что подавать.
— Мистер Бернерс все еще занят? — в пятый раз спросил он у секретарши.
— Да, мистер Хобби. У него сейчас мистер Билл Костелло и мистер Бах.
Пэт быстро прикинул расклад. Было уже половина шестого. В прежние годы ему случалось врываться к большим боссам в самый разгар совещания и этак с налета продавать сюжет за пару тысяч баксов. Тут было важно уловить момент, когда они там досовещаются до полного отупения, — и вот вам вдруг, получайте свеженькую идею!
С невинным видом, как бы разминая ноги, он вышел из приемной в коридор и приблизился к соседней двери. Он знал, что она ведет в ванную комнату, а оттуда можно было проникнуть прямо в кабинет Джека Бернерса. Пэт набрал в легкие воздуха, задержал дыхание и ринулся вперед…
— …Такова идея в общих чертах, — закончил он свою речь пять минут спустя. — Само собой, это всего лишь набросок, сюжет еще не проработан в деталях, но, если вы предоставите мне кабинет и стенографистку, дня через три это все будет изложено на бумаге.
Бернерсу, Костелло и Баху не понадобилось даже переглядываться, чтобы вынести общий вердикт. Бернерс ответил за всех спокойно и твердо:
— Тут нет идеи, Пэт. Под это я не смогу выделить деньги.
— А почему бы тебе не довести это до ума самостоятельно? — предложил Билл Костелло. — Тогда и посмотрим. Сюжеты нам сейчас нужны, особенно про войну.
— Думать гораздо легче, когда за это платят, — сказал Пэт.
Повисло молчание. Когда-то Костелло и Бах дружески выпивали с Пэтом, играли с ним в покер, ходили на скачки. И сейчас они были бы искренне рады видеть его куда-нибудь пристроенным.
— Ну конечно же, война… — уныло промолвил Пэт. — Сейчас всем только войну подавай, и наплевать на прошлые заслуги. Знаете, какое сравнение приходит мне в голову? Я представляю себе некогда известного, а теперь всеми забытого старого художника. Начинается война, и до него никому нет дела — он просто-напросто ненужный человек… — Пэт расчувствовался, жалея себя самого в этом контексте. — В то же самое время люди стараются спасти им же написанные картины, вывозя их в безопасное место как величайшую ценность. А когда он хочет помочь с погрузкой картин в фургон, от бедняги просто отмахиваются. Вот что мне напоминает вся эта ситуация.
На сей раз молчание продлилось недолго.
— А вот это уже недурная идея, — задумчиво изрек Бах и повернулся к коллегам. — Что-то в ней есть — как считаете?
Билл Костелло кивнул:
— Очень даже неплохо. И я уже знаю, куда это можно приткнуть, — в концовку четвертой сцены. Надо только превратить старого Эймса в художника…
Наконец-то дело запахло деньгами.
— Даю тебе две недели на доработку, — сказал Бернерс Пэту. — Две с половиной сотни в неделю.
— Всего за двести пятьдесят?! — возмутился Пэт. — Вспомни, когда-то ты платил мне вдесятеро больше.
— Это было десять лет назад, — сказал Джек. — Извини, Пэт, но это лучшее, что мы можем тебе предложить.
— Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя как тот старый художник…
— Не перегибай палку, — сказал Джек, с ухмылкой поднимаясь из кресла. — Ты все же сел на оклад — и будь доволен.
Пэт проследовал через приемную бодрым шагом и с огоньком в глазах. Полтысячи баксов за пару недель — на эти деньги он без проблем проживет месяц; а ведь работу можно растянуть и на три, а то и четыре недели. С гордым видом он покинул киностудию через парадный вход и купил в ближайшем магазинчике полпинты виски, чтобы дома отметить успех.
К семи вечера все представлялось ему в еще более радужном свете. Если он завтра выбьет аванс, можно будет прокатиться в Санта-Аниту.[93] А сегодня… сегодняшний вечер он посвятит удовольствиям. В праздничном настроении он спустился к телефону на первом этаже, позвонил на студию и выяснил домашний номер мисс Присциллы Смит. Уже много лет он не встречал такой очаровательной крошки.
…Присцилла Смит в своей квартире говорила по телефону весьма категорическим тоном:
— Очень сожалею, но никак не получится… Нет, у меня уже распланирована вся будущая неделя…