Спустя десять минут замковый двор опустел, все дружно кинулись в зал городской ратуши, где намечалась совместная гулянка, точнее – ее официальная часть.
Мне на память оставили только кучку навоза от «рыцарского скакуна».
Впрочем, от хлева уже спешил с тележкой молодой парень…
Эх, вот так стараешься, придумываешь им впечатляющую церемонию. Чего только стоило выбить из Эгельберта «настоящий румынский костюм» – старик почти кричал и пытался выброситься из окна, когда я показал ему примерного боярина – в кафтане с золотой вышивкой и в высокой меховой шапке.
И зачем было так нервничать? Эгги решил все за десять минут, сделав заказ в магазине театрального реквизита. Вместо сюрко – нормальный кафтан на меху. Шапка – натуральная волчья. Осталось от съемок исторической драмы в шестьдесят втором году, тогда носители меха еще не истреблялись фанатиками матушки-природы, так что наряд выглядел вполне достойно.
Странное ощущение легкой не обиды, а скорее – досады на верных подданных. Не то чтобы я сильно хотел сидеть в тесном, как тут ни крути, зале ратуши и слушать разговоры о местных событиях, интересных лишь самим гравштайнцам, но могли бы и пригласить…
– Господин барон? Завтрак готов, прикажете подавать?
С другой стороны, пусть сами там сидят! Видел я смету этих посиделок, пакетик сухариков и банка пива, вот максимум, что достанется при такой бережливости каждому гостю! А у меня будет нормальный…
– Туристы уже ждут, прикажете запускать?
М-да. Первый «Платный завтрак туристов». Забыл.
– Запускайте, Эгельберт.
Черт, сходить переодеться я уже не успевал. Ладно, будем делать вид, что так и нужно.
Странное дело, казалось бы, я давно потерял все остатки смущения или неуверенности, но сейчас у меня что-то екнуло в животе. Вдруг не справлюсь… хотя что тут справляться, бери да ешь. Подавив панику я доброжелательно покивал на приветствия, широко повел дланью, призывая всех занять места, мол – хозяин усаживается последним, и, наконец, плюхнулся на свой стул.
Стол был накрыт по-эгельбертовски. То есть рядом с каждым блюдом виднелась аккуратная табличка: «Соус традиционный», «Эскенландская маммалыха» и прочее поясняющее. Я, правда, пригрозил отречением и бегством, поэтому сягдимирля не было, его будут давать только тем, кто приезжает на личном транспорте, а то провоняют автобусы, и к нам больше никого не затащишь.
А так было все. Рыба, пироги, картошка, подносы с нарезанной «маммалыхой», высокие кувшины с морсом. Тот еще завтрак, если честно, но жратвы хватало. Мандраж, наконец, прошел, и я принялся насыщаться, поглядывая на сотрапезников.
Большинство делало вид, что им завтракать в присутствии всяких там баронов приходится так часто, что уже и как-то поднадоело. И лишь из-за своих хороших манер они согласились проделать это еще раз, уже в моей компании. Человек пять неуверенно косились по сторонам, пытаясь понять, все ли они правильно делают, и лишь двое-трое приветливо поздоровались со мной и сели просто позавтракать. Опыт – великое дело, именно двоих таких управляющий и посадил рядом со мной, сделав этот странный аттракцион похожим на нормальное принятие пищи.
Наложив на тарелку всего и побольше, я взял кусочек вилкой, сунул в рот и застонал. Еще бы я не закатывал глаза! Чесночный соус – вершина моих кулинарных талантов, да и то лишь потому, что там трудно что-то сделать не так. Поэтому последние пять лет я питаюсь или в столовых, или полуфабрикатами, что совершенно не улучшает характер. А тут – настоящая вкусная еда! Следующие минут пять прошли в чавканьи и примечании следующего кусочка, который обязательно надо успеть схватить первым, потому что он самый вкусный. Наконец насытившись, я смог рассмотреть сидящих за столом как следует.
Каждого можно узнать по его поведению.
Вот англичане – вилка в левой, ножик в правой и зыркают на остальных, убеждаясь, все ли поняли, что им не впервой завтракать в присутствии аристократов?
Это – американцы. Им точно пофигу все, они заняты в основном собой, от чего англичане то и дело нервно закусывают длинными зубами вилки: скрежет слышно через весь зал.
Японцы, две пары. Сухонькие старички и старушки, непрерывно извиняясь и кланяясь, запугали своими улыбками окружающих, подгребли к себе все, до чего можно было дотянуться, и методично поедают, не забывая восторгаться экзотическим вкусом мамалыги.
Итальянцы. Так жестикулируют, что сквозняком салфетки колышет, и не замечают ни англичан, которые от этого еще больше желтеют, ни американцев, ни проходящей мимо официантки… Зато как пламенно извиняются за опрокинутый поднос!
Семья из Южной Америки. Точно разобрать откуда, не возьмусь, но, судя по тому, что они даже сладкие сухарики едят с чесночным соусом – латиносы, однозначно.
Индиец, одна штука, молодой. Этот чеснок не мажет, просто поставил соусницу перед собой и ест, как суп, гипнотизируя англичанку. Англичанка этого, конечно, не замечает, но старается не замечать так, чтобы ее можно было рассмотреть со всех выгодных сторон.
Непонятные девушки в количестве трех экземпляров. Сидят вместе, почти не едят, смотрят на меня. Особенно одна уставилась, за каждым кусочком пищи следит! От пристального напряженного взгляда я поперхнулся, подхватил стакан морса, быстро отпил, проливая. Несколько капель покатились по подбородку, упали на салфетку.
Девушка прерывисто вздохнула, расширенными глазами глядя мне на грудь, и…
– Эгельберт! Тут гостье плохо!
Черт, может, аллергия? Подскочив я столкнулся с одним из американцев, мы быстро подняли девицу, вторая, странно на меня глядя, протиснулась к двери и оттуда, прижавшись спиной к каменной кладке, наблюдала, как я… черт, тоже обморочная. Я же просто проверил пульс у первой?
Третья сидела тихо, уставившись в пространство перед собой, и только вздрогнула, когда я ее окликнул:
– У вашей подруги все хорошо со здоровьем? Она ничем не больна?
Девушка затрясла головой, почему-то с ужасом на меня глядя. Черт, странные какие-то.
Прибежал Эгги с официанткой, я отошел. Завтрак неожиданно закончился, туристы потянулись к выходу. Не желая привлекать излишнего внимания, и так рубашку под кафтаном выжимать можно, я спустился вниз.
Фон Шнитце стоял у лестницы, лично прощаясь с каждым гостем. Увидев меня, он подошел, мечтательно улыбаясь, взял меня за отворот боярского кафтана:
– Я думаю, Александэр, что вам, молодому и полному сил мужчине, следует больше и чаще питаться. Второй завтрак, ланч, обед, пятичасовой чай, ужин… и каждый с туристами! – Старик окончательно оторвался от реальности, пресловутый бриллиантовый дым переливался в его глазах.
Вздохнув, я молча отцепил его руки и пошел в башню переодеваться.
«ДА, ОН НАСТОЯЩИЙ! Точно как в книге! Как он пил! Не знаю, что это было красное – НО ДОГАДЫВАЮСЬ!!! Минни упала без сознания от одного взгляда в ее сторону, я тоже хотела, но не упала!! Он, душка, подошел к нам и говорил. ДЕВОЧКИ, КАКОЙ У НЕГО ГОЛОС!!!!! Записалась на еще одну экскурсию, но она только через две недели, какие-то сволочи разобрали все билеты! Ищу планы музея. КТО ЗНАЕТ, ГДЕ ОН СПИТ?!!!»
С одного из форумов.– Эгельберт, что в городе?
– Празднуют, Александэр. Я все-таки полагаю, что следовало перенести посвящение на другой день. Мы могли бы построить дополнительные трибуны для туристов, установить ларьки, заготовить сувениры… – Старик перечислял со все тем же воодушевлением. Видимо, идею с многократной кормежкой своего барона на потеху публике он так и не оставил.
– В следующий раз, может быть. Мой мобильник не нашли?
– Увы. Странно, как вы ухитрились ничего не сломать, падая с такой высоты…
– Там чистое место, камни и песок, нечего ломать.
– Я имел в виду – не сломать у себя.
– Я везучий.
– Определенно! Тем не менее, рядом с проломом ничего нет, а дальше я пока никому не разрешаю ходить, там, знаете ли, совершенно неизвестные проходы.
Я вздохнул. Третий день без связи, надо, что ли, хоть по скайпу побеседовать. Дочек вниманием порадовать, бывшую позлить. С другой стороны, отпуск же, можно расслабиться.
С боярской униформой оказалось неожиданно трудно расстаться. Во-первых, сшито было во времена не столь халтурные, как нынче, так что носить можно без опаски, что развалится прямо на мне, а во‑вторых, стоит зайти в тенек, и сразу становится значительно прохладнее.
– Эгельберт, у вас тут лето чем-нибудь от зимы отличается?
– М-м… да, конечно. – Старик утвердительно закивал. – Дожди летом обычно теплее зимних.
На мой мрачный взгляд он не отреагировал, считая, что сказал все верно.
– Ну хорошо. Теперь поясните, мой дорогой управляющий, почему это некоторые гости вели себя так странно?
– Ну хорошо. Теперь поясните, мой дорогой управляющий, почему это некоторые гости вели себя так странно?
Фон Шнитце заюлил. Говорить ему не хотелось, он теребил папку, поправлял манжеты и воротник, смотрел по сторонам в поисках спасения, глубокомысленно мычал – в общем проделывал все то же, что и большинство сотрудников стройуправления, которых я поймал на горячем. Наконец, решившись, он еще раз откашлялся и, убедившись, что я не растаял в воздухе, соизволил ответить:
– Ну, видите ли, после той вашей шутки, с налоговым инспектором… Ну, о Трансильвании. Почему-то она прижилась. К тому же кто-то услышал, как герр Шрайбер жаловался на ночной вой и шум. Одно за другое… в общем, теперь считается, что… м-м… в замке водятся потусторонние существа. Я подумал, что это нисколько не повредит нашей репутации… О, не надо так хмыкать, Александэр, я не в том смысле! Но смотрите – у нас уже три ежедневных экскурсии, и я получил предложение ввести еще! Полагаю, стоит увеличить ассортимент сувенирного магазина. Мы даже сможем себе позволить нанять новых служащих! – Он огляделся по сторонам, поправил под мышкой папку и спросил: – Вы не сердитесь?
– А почему я должен сердиться? Старинный романтичный замок с потусторонней чертовщиной гораздо лучше слегка облагороженной груды скучных камней.
Управляющий посмотрел на меня, потом снова как-то ерзнул взглядом. Вот готов поклясться, что-то он скрывает! Только что? Сам слухи распускал, что ли? Ну это правильно, кассу нужно увеличивать, а чем больше мистики, тем больше заманухи для туристов. За эти два месяца надо создать приличный задел на будущее, чтобы поток посетителей не ослабел с возвращением под крыло Федерации.
Гхм… я что, в самом деле решил остаться тут до выборов? С чего бы это?
Рассуждая о своем неожиданном порыве трудового энтузазизма, я подумал, потом подумал еще и приказал:
– Введите в список предоставляемых услуг ночевку в замке с привидениями.
Старик возмущенно выпрямился:
– Господин барон, в Гравштайне привидений нет! Я бы знал, будь это иначе! Мы не должны обманывать посетителей!
– В самом деле нет? Ничего, скоро появятся!
Кажется, он меня неправильно понял, слегка побледнев. Пришлось пояснить:
– Два-три десятка молодых людей да столько же туристов, плюс придуманная вами «репутация» – тут не то что привидения, тут драконы в подвалах заведутся!
– Кстати о молодых людях – несмотря на ремонт, у нас не так много подходящих мест для гостиницы, а ведь надо еще поселить и ваших пажей!
– Столько зданий и нет места? Что-нибудь перестроим по-быстрому. Кто по конкурсу не пройдет, тех припрячь можно, не хуже таджиков получится.
– Боюсь, господин барон, вы не можете перепланировать замок.
– Да? Почему же?
– Потому что по отношению к историческим объектам закон… – Старик осекся.
– Да-да? Продолжайте.
– Это очень нужный закон!
– Вот как? Дайте мне листок бумаги.
– Господин барон, не стоит этого делать!
– Дайте сюда.
Выхватив у него из рук папку с бумагами, я на первом попавшемся листе начеркал два абзаца, расписался.
– Вот. Первый абзац – это отмена старого закона, второй – новый закон на эту тему. Не забудьте поставить печать!
Фон Шнитце завис, печально глядя на мои каракули, я похлопал его по плечу.
– Молодежь Эскенланда с удовольствием ломает традиции! Так что начинайте думать, что будем перестраивать… пока я еще чего-нибудь не отменил!
Эх, а мне понравилось! Дома бы так – запрещает что-то закон, а ты его р-раз! – и переписал, вместо того чтобы нарушать. Прямо вижу, как все сто сорок миллионов ежедневно, по десять раз на дню, всю конституцию переписывают, ага. Нет уж, должно быть единовластие! И желательно, со мной во главе! М-да, что-то старичинушка совсем приуныл, поняв, какое чудовище пригрел в стенах замка. Надо как-то разговор переводить на более нейтральные темы.
– Эгельберт, все хотел спросить – мелодию на будильник кто мне ставил?
– Я, господин барон. Хотел, чтобы вы чувствовали себя как дома.
– Холодные стены, скрипучая неудобная кровать, люди, постоянно требующие от меня странного, виселица под окнами и пыточная неподалеку – в самом деле, чувствую себя как дома.
– Рад, что вам нравится, Александэр.
Я покосился на старика, но тот смотрел честными глазами. Нет, не издевается. Или очень хорошо скрывает.
– Ну ладно, а что происходит вокруг? Чем занимаются мои коллеги по тяжелой баронской доле?
А то я как-то упустил тот факт, что на полуострове правлю не только я, тут еще двенадцать собратьев по несчастью развлекаются. Управляющий начал выкладывать подробности.
Во-первых, наш герцог-неформал. Пацан сидел сейчас у себя и занимался какими-то ритуальными телодвижениями. Церемонию коронации, между прочим, тоже фон Шнитце готовит, и он же будет проводить ее как самый знающий традиции эск, но пока что шли приемы, разговоры, службы в центральном соборе и прочие очень важные, никому не нужные мероприятия.
Остальные бароны занимались каждый своим. Собственно, эсков среди них всего половина, остальные титулы были выкуплены иностранцами (тут я узнал, что в данный момент являюсь самым «долгоправящим» на острове бароном – двадцать три года, однако! Ближайший конкурент отставал на год и семь месяцев, что давало мне какие-то призрачные преимущества, типа права «Первым поднять кубок во здравие земли» или непонятное право «Блюсти закон по слову»).
Впрочем, чудили все примерно одинаково.
Один обязал всех подданных ежедневно три раза – утром, в полдень и на закате – хором петь неофициальный гимн Эскенланда, начинавшийся словами «Победили мы французов».
На мой неосторожный вопрос «Почему именно их?» старик тут же выдал историю многовековых попыток присоединить Эскенланд к этой прекрасной стране. Оказалось, что из всех соседей только Франции почему-то никогда не удавалось завоевать эсков. Это является поводом для сомнительной гордости местных, сложивших единственную победную песню, которую поют по любому поводу, потому что больше никаких побед за ними не числится. Видимо, этот барон большой патриот… или имеет что-то личное к французам.
Другой, как оказалось, сразу ввел право первой ночи, что я тут же прокомментировал с максимальной тактичностью:
– Вот дурак!
– О, Александэр, вы тоже могли бы возродить этот древний обычай. – Эгельберт намекающе приподнял бровь.
– Да не дай бог! Здесь же у половины баб скандинавские корни, а у оставшихся – немецкие!
– Господин барон! – Старик возмущенно выпрямился. – Женщины Эскенланда прекрасны своей особенной красотой, так что ваши намеки…
– Не о том мыслите, Эгельберт, – им если что-то положено, то хоть сдохни, а изволь сделать, характер такой. У меня никакого здоровья не хватит подобную обязанность исполнять. Помру на очередной «несчастной жертве» через месяц от истощения!
– О! В самом деле, я как-то не подумал.
– Так что молчим на эту тему!
– Ну, вы крепкий молодой мужчина, у вас есть определенные потребности…
– Фон Шницель, угадай, кого я заставлю меня подменять еженочно?!
– …с другой стороны, некоторые сомнительные традиции лучше оставить истории. Моя Эмма очень ревнива, может не понять, – последнее он произнес с интонациями законченного и счастливого своим положением подкаблучника.
Наконец, мы вышли на тот участок стены, с которого виднелась импровизированная полоса препятствий. Сейчас на ней проходили очередное испытание последние желающие стать моими оруженосцами.
Всем претендентам предлагали пройти платный экзамен. Осилившие его становились пажами и допускались к дальнейшему обучению – уже на оруженосца, лучшие из которых, в свою очередь, получали шанс (но не право, это оговаривалось!) стать рыцарями. В общем, большая связка морковок перед носом толпы осликов. Не бедных, надо заметить, осликов.
Вообще-то, при таком количестве желающих, я совершенно не собирался посвящать в рыцари каких-то левых людей. Им приставка к имени, а мне головная боль? Нет уж! Точно выяснив, что неблагородных отроков можно вполне законно оставить в оруженосцах на всю жизнь, я собирался честно сжульничать, выпихнув их с дипломами «почетных сквайров».
Я и сам-то не рыцарь, всего лишь барон, так и нечего тут лапать грязными руками золотую мечту детства. Тем более что вторая мечта – слетать на Луну – все еще недостижима.
Хотя надо проверить, вдруг я еще и владелец космического корабля? Жизнь – такая странная штука…
К тому же правителем я считаюсь по недоразумению, и через два месяца перестану им быть. Ну и зачем мне людская память о «том наглеце, что посмел встать на одну ступеньку с Их Коронованными Величествами и Их Избранными Превосходительствами»? Скромнее надо быть. Жаль, нельзя это сказать королям и президентам. Дикари-с, не поймут-с.