Голем 100 - Альфред Бестер 8 стр.


«Только верблюдов не хватает», — подумала Грет­хен, проходя между лап сфинкса (уменьшенной копии Фиванского) к воротам. На страже стоял взвод боевиков ООП в традиционном хаки бойцов пустыни с древними автоматами наперевес. Ее остановили, направив на нее автомат.

— Ты что? — потребовали охранники.

— Шолом алейхем, — ответила она.

— Ты что? — деловито щелкнул досылаемый пат­рон.

— Гретхен Нунн. Шолом алейхем.

— Говоришь на еврейском. Еврейка ты?

— Vudden? Frig mir nicht kein narrische fragen[15].

— He еврейка когда смотреть.

— Nudnick! Ich bin Falasha Yid[16].

Воцарилось молчание, и внезапно лицо часового расцвело улыбкой:

— Так? А! Черные евреи! Я слышать. Не видеть. Ты очень черный еврейка. Зайти, — и, обращаясь к подчи­ненным: — Она в порядке есть еврейка. Пустить.

Первая уловка Гретхен сработала. Ее пропустили в громадный холл, невыразимо грязный и вонючий. Там перекатывалось гулкое эхо — у двадцати привязанных верблюдов бурчало в животах, и они мощно рыгали. Там же были разбиты шатры. Там же играли в слюдяном песке голые ребятишки, прервавшие свои занятия, что­бы поглазеть на вошедшую незнакомку. Там же были женщины с закрытыми лицами, во всем черном — они поддерживали сушеными кизяками огонь небольших костерков и тоже глазели на нее, впрочем, не отрываясь от дел. Соборные своды купола скрывались в клубах едкого дыма.

К ней двинулся с приветствием бородатый шейх в роскошных одеждах.

— Шолом алейхем.

— Алейхем шолом.

— Доброе утро, милостивая госпожа Нунн. Как ми­ло с вашей стороны посетить нас.

— Доброе утро, сударь. Простите, но, в отличие от вас, я не знаю, с кем говорю.

— Шейх Омар бен Омар. Нет-нет, не вспоминайте, мы никогда не встречались, но ведь вы одна из знамени­тостей у нас в Гили! Вы оказали нам честь, милостивая госпожа Нунн.

— Честь — говорить с вами, шейх Омар.

— Я вижу, вы используете наши формы вежливо­сти, и я вам благодарен за это. Выпьете кофе?

— чернокожие евреи из

Последовали ритуальные чашечки кофе, который пили в шатре, сидя по-турецки, наедине, если не счи­тать сонма непрерывно заглядывавших внутрь сорван­цов. После бесконечного обмена любезностями Грет­хен начала подбираться к интересующему ее вопросу,


начав с признания в обмане стражи. Шейх Омар расхо­хотался.

— Нашу стражу набирают и обучают, руководст­вуясь силой, а не высоким интеллектом. Я потрясен, что хоть один из них слыхал о фалашах. Наша стража в конце концов — то же, чем в старину были «бойцы» мафии.

— Ну, а вы точно так же представляете собой мощь современной мафии.

Омар с небрежным изяществом отмахнулся от ком­плимента и продолжал оттягивать переход к неотлож­ным делам — свернул на ученую беседу.

— Ах да, фалаши, — несло его, — черные евреи из Эфиопии, Они заявляют, что их прародители — царь Соломон и царица Савская, которая, по преданию, была чернокожей. Еще кофе?

— Благодарю вас.

— На самом же деле их предками были простодуш­ные туземцы, которых обратили в иудаизм задолго до Рождества Христова. После этого некоторые из них крестились, а еще позднее гораздо большее число их приняло Истинную Веру. Очень неустойчивый народ. Мои друзья-израильтяне намучились с этими фалаша- ми в годы становления их великолепного государства.

Гретхен могла тайком порадоваться — сработала и вторая ее уловка. Организация Освобождения Пале­стины пришла в конце концов к власти в Объединенной Арабской Республике как раз вовремя, чтобы убедиться в полном истощении тех запасов нефти, с которых там раньше как сыр в масле катались. Проявив глубокую мудрость, ООП переключилась на выращивание опиум­ного мака и нелегальную торговлю производными опи­ума. Тут снова настало благоденствие, которого хватило до того времени, когда и наркотики и наркомания были узаконены. Рынок рухнул. Гордый и высоконравствен­ный Израиль остался единственным государством, все еще гневно отвергавшим наркотики и яростно боров­шимся за то, чтобы поставить их снова вне закона. За это мафия ООП горячо возлюбила израильтян.

— Возможно, мы не станем выводить их из заблуж­дения, госпожа Нунн, — продолжал шейх Омар. — На­верняка мои бойцы уже всем рассказали о вас, так что

не будем их опровергать. У нас здесь не любят чужих, но очень любят израильтян. Поэтому так для вас будет лучше.

— Вы оказываете мне честь.

— А вы так милостивы, госпожа. Ну а сейчас, если простите мое неучтивое нетерпение, что привело про­славленную госпожу Нунн в наш убогий Оазис?

— Весьма необычный заказ. Он требует от меня беседы с Самим Оопом.

— С Самим? Вы на самом деле пришли, чтобы по­говорить с Самим?

— Да, с Отцом-Оопом, с Самим.

— Неслыханно! И я не могу вам его заменить?

— Это была бы для меня высочайшая честь, шейх Омар, но я очень сожалею — нет. Мне нужны сведения, которые можно получить только на самом верху.

— Могу ли я осведомиться о характере заказа, тре­бующего таких невероятных действий?

— Заказ секретный — дальше некуда, однако я с доверием вручаю свою судьбу вашей чести, шейх Омар, и буду откровенна и прозрачна до самого донышка.

— Это мне вы оказываете высокую честь.

— А вы так милостивы!.. Заказ касается смертельно опасного небывалого оружия. Никогда еще не было ни­чего подобного. Я не могу вам ничего рассказать о самом оружии, потому что я как раз занимаюсь составлением несокрушимых патентов для его защиты, но признаюсь, что испытала его мощь на двух громилах из Гили.

Шейх изобразил любезную улыбку:

— Надеюсь, не из наших людей? И каковы же по­следствия испытания?

— Ах, это! Разумеется, Смертельный-Один, — не­брежно уронила Гретхен. — Невероятная поражающая способность. Это очень расстроило субадара Индъдни.

По лицу шейха опять скользнула улыбка.

— При испытании выявилось очень странное по­бочное действие нового оружия, и мне необходимо — для оформления заявки на изобретение — исследовать это действие и найти ему объяснение. Вот для того мне и необходима помощь Отца-Оопа.

— Это все? Вы хотите всего лишь задать несколько вопросов?

— Именно так. Всего несколько вопросов.

— Каких же?

— Вы их узнаете, когда будете задавать их от моего имени, — я надеюсь, что вы не откажете мне в такой чести. Я никогда бы не осмелилась и помыслить о лич­ной беседе с Самим Оопом.

— Вы так милостивы, госпожа Нунн. Будьте любез­ны подождать.

Гретхен, на которую обрушились грохот и все запа­хи Главного Зала, ждала, лениво гадая, как же выглядит устрашающий Отец мафии ООП. Ее опосредованное зрение не помогало ей. Она как раз пыталась сделать выбор между образом здоровенного бугая, по трупам забравшегося на самый верх, и скромным счетоводом, пробравшимся к власти по стопкам бухгалтерских до­кументов, когда после долгого отсутствия вернулся шейх Омар бен Омар. Вид у него был несколько ошара­шенный.

— Вас примут. Никогда бы не поверил... Окажите любезность, пойдемте со мной.

— Мне прикрыть лицо?

— Нет необходимости, госпожа Нунн. Долгие го­ды мы привыкали к странным обычаям неверных.

Она последовала за ним.

По крутым пандусам они забрались на самый верх пирамиды, где их подвергли осмотру четверо горилл- боевиков, и вошли в пирамидальное помещение. Грет­хен была вынуждена перевести дыхание.

Огромная зала была выстлана великолепными ков­рами, увешана бесценными вышивками с изображени­ями побед Ислама. Через всю комнату тянулся длин­ный, покрытый инкрустациями низкий стол для заседа­ний; сидеть за ним следовало по-турецки, на что указы­вали разложенные по бокам расшитые подушки. Во гла­ве стола возвышался трон черного дерева, вокруг кото­рого столпились шейхи в своих великолепных одеждах. Они точно прислушивались к божественному открове­нию, так благоговейно склонены были их головы.

Шейх Омар указал на ближайшую к ним подушку, и Гретхен опустилась на нее. Продолжая стоять, он кашлянул. Группа шейхов обернулась и раздалась, но Гретхен никак не могла разглядеть на троне Отца-Оопа.

Омар объявил:

— Женщина фалашей здесь.

Один из шейхов почтительно склонился, вслушива­ясь, потом выпрямился:

— Отец-Ооп приказывает неверной суке из евреев подняться и показаться ему.

Гретхен начала вставать, но Омар остановил ее, по­ложив руку на плечо. Глядя на нее сверху вниз, он про­изнес:

— Отец-Ооп приказывает, чтобы ты встала и дала посмотреть на себя, — и только потом убрал руку.

Гретхен поднялась на ноги. Кучка шейхов у трона раздалась еще чуть-чуть, чтобы открыть ее для взора Отца-Оопа, и ей наконец-то впервые удалось взглянуть на эту легендарную личность. Она увидела древнего старичка, усохшего так, что его руки и ноги походили на палочки, скорчившегося на величественном троне. Пальцы его были изуродованы ревматизмом. Под длин­ными жидкими, совершенно седыми волосиками розо­вели проплешины. Лицо... как! Лицо закрыто? Отец- ООП — женщина? Невозможно поверить!

Ее долго разглядывали, потом узловатый пальчик качнулся, напоминая усик какого-то жука, снова за­стыл. Один из шейхов склонился к закутанной мумии, затем выпрямился.

— Отец-Ооп говорит, что впервые ты встала у нас на пути в 71-м.

Уже наученная, Гретхен подождала, пока шейх Омар передаст ей сказанное. Затем она ответила:

— Да, заказ для Оберлина. Я не знала, когда подпи­сывалась, что затронуты интересы ООП. Мне очень жаль, если я причинила вам неудобство. Я этого не хо­тела. Передайте мои уверения Отцу-Оопу.

Ее посредник сообщил сказанное посредникам От­ца-Оопа. Таким же затейливым путем к ней пришел вопрос:

— Почему же ты, узнав, не отказалась от заказа?

— Это вопрос профессиональной чести.

— В 72-м по твоей вине был уничтожен целый от­ряд боевиков ООП.

— Да, заказ для Графита. В тот раз я уже знала об участии ООП и предупредила боевиков, что им нужно

уходить. Предупреждение было ясным и заблаговре­менным, но ваши бойцы оказались глупыми или упря­мыми. Я тоже пострадала в той истории — два месяца пришлось провести в больнице. Я...

Она прикусила язык. Яркой вспышкой сверкнула догадка: «Я ослепла под перекрестным огнем. И врачи, и я считали, что зрение ко мне вернулось, но это не так — просто включилось мое ясновидение, а никто из нас не понял».

Отец-Ооп, однако, продолжал:

— Тебе было предложено вдвое больше, чем ты получала по договору с Графитом. Почему ты отказа­лась?

— Профессиональная честь дороже, к тому же я не беру взяток.

— В 74-м ты помогла девчонке бежать из ООП к ее любовнику — неверному христианскому псу.

— Да, верно.

— Где она сейчас?

— Не скажу.

Гретхен услышала рядом вздох ужаса, вырвавший­ся у Омара.

— А знаешь?

— Да.

— Но не скажешь?

— Нет. Ни за что.

Она снова услыхала, как задохнулся Омар.

— Тебя связывает договор?

— Нет, милосердие.

Наступило молчание.

Шейх Омар прошептал:

— Очень сожалею, но это конец. Я бессилен защи­тить тебя.

Закрывавшее лицо мумии покрывало колыхнулось. Один из шейхов склонился, чтобы услышать шепот, затем выпрямился.

— Отец-Ооп доволен твоей стойкостью. Отец-Ооп доволен твоей силой. Отец-Ооп говорит, что вам двоим следовало бы родиться мужчинами.

— Я благодарю Отца-Оопа.

— Отец-Ооп спрашивает, чего ты хочешь.

— Информации.

— Чем ты собираешься расплачиваться?

— Ничем. Я прошу об одолжении.

— Отец-Ооп твой должник?

— Нет.

— Неважно, тебе будет оказано одолжение. Спра­шивай.

— Благодарю. ООП торгует любыми наркотиками. Не появилась ли недавно на улицах Гили новая дурь, в которую входит невероятно редкий металл прометий? П-Р-О-М-Е-Т-И-Й.

Общение через двойной комплект посредников за­няло, казалось, вечность, но ответ наконец-то прозву­чал:

— Нет.

— ООП известны все источники поступления нар­котиков. Возможно ли, чтобы толкач потихоньку сотво­рил что-то новое и начал предлагать это на улицах?

Новая проволочка, затем ответ:

— Решительно нет. Нашим Enforceurs[17] не позже чем через неделю все было бы известно. Они не сооб­щали ни о чем новеньком, ничего, что производилось бы частником или в промышленном масштабе.

Гретхен разочарованно вздохнула:

— Тогда у меня все. Благодарю, Отец-Ооп. Мое почтение и благословение всем вам.

Она повернулась к выходу.

— Постой, будь любезна. — Свистящий шепот был тихим, но таким же пронизывающим, как шипение га­дюки.

Гретхен застыла в изумлении и обернулась — Отец- Ооп сама заговорила с ней!

— Ты не из фалашей. Ты Гретхен Нунн, могущест­венная и уважаемая.

— Благодарю вас, Отец-Ооп.

— Ты сама всего добилась.

— Вы оказываете мне честь.

— Если бы ООП предложила тебе контракт, ты приняла бы его?

— У вас же есть своя организация.

— Ты приняла бы его?

— Чем я могу быть вам полезна?

— Ты приняла бы его?

— Как взятку?

— Нет, не как взятку. Ты приняла бы его?

— Я не могу ответить на этот вопрос, пока не узнаю, почему он мне задан.

— Ты на редкость отважна, независима, умна. У тебя есть и редчайшее — благоприобретенное — на­хальство. Так ты приняла бы его?

Гретхен стала поддаваться несокрушимой воле, си­ле, которая неудержимо исходила от этой ссохшейся фигурки. Ей вдруг припомнилась Цу-Чи — последняя вдовствующая императрица Китая, коварством, убий­ствами, блеском очарования и тонкостью ума проло­жившая себе дорогу от койки рабыни-наложницы к Поднебесному Трону.

Она заговорила, тщательно подбирая слова:

— Я приму и выполню все и всяческие контракты при одном условии — они не должны причинять прямо­го вреда никому и ничему. Я не разрушительница. К великому сожалению, я не всегда могу предвидеть все отдаленные последствия, но за это уже в ответе я сама, а не мой заказчик.

— Да-да-да, — донеслось шипение, — я довольна тобой. Очень довольна. Я устрою нам еще одну встречу, и ты тоже останешься довольна. Теперь иди, Гретхен Нунн.

Шейх Омар — воплощенная любезность и море ле­сти — проводил ее к выходу из Оазиса. Гретхен переве­ла дух и содрогнулась.

— Бог мой! При ней я снова почувствовала себя ребенком!

* * *

Шима полагал, что уж ему-то известны наперечет все производители медикаментов, аптеки и фармацев­тические лаборатории в Гили — это в конце концов было

частью его работы, но такого монстра он не ожидал встретить.

Покосившийся каменный дом в Гнойном тупике был залеплен бумажками с криво нацарапанным пре­дупреждением: «Здание разрушается!» —надписи бы­ли, пожалуй, современниками Декларации независимо­сти. Ржавая вывеска, крепко прибитая к еле держаще­муся кронштейну, гласила: «Рубор Тумор». Буквы были обведены рисунками, на которых недвусмысленно и гротескно изображались эрогенные зоны. Кучка пороч­ного вида зевак околачивалась возле витрины, в которой на прозрачный экран проецировалась крутая порнуха — поцарапанной и мутной киноленте было лет сто. Кое- кто из глазевших вяло и безуспешно пытался онаниро­вать.

Шима вошел в «Рубор Тумор» под пронзительный свист насмешливых гуляк. Внутри он молниеносно со­риентировался.

— Боже ж мой! — вырвалось у него — Да это заве­дение — ровесник тысячелетия! Треклятый музей — вот это что!

Повсюду громоздились чаны, бочонки, оплетенные бутыли, мензурки, колбы и реторты, черпаки и мерные стаканы.

«Еще не грабанули ни разу? — озадачился Шима. — Как это? Почему?»

На стеллажах, как в сотах, торчали склянки с давно устаревшими зельями — склянки и ярлычки были такой же древности, как и остальное. Для коллекционера сами эти склянки представляли целое состояние: «Два-про- пинил-пепси»; «Новая Улучшенная Окси-Шаста-!-»[18]; «Пластырь-Сверхновая»; «7-CH3.S.C3H7-YX!»; «Клаб (К° + высокое напряжение) Сода»; «Феноловый тоник доктора Брауна[19]»; «1,3-гексадин-5-иновый Спрайт»; «4- n-гексил-резорцинол Д-р (ПепперЗ)2»; «Кока (R.N + ) Кола».


Шима обнаружил там бутылочку, стекло которой от действия света и времени приобрело занятный пурпур­ный оттенок: «Ультра-Вмиг-Эректол». Он попытался вытащить склянку из ячейки, чтобы проверить, не испа­рилось ли содержимое (стекло ведь пористое), но от­дернул руку, получив дьявольски мощный электриче­ский удар — гораздо сильнее, чем нужно бы для просто­го предупреждения.

— Так, теперь понятно, почему тут до сих пор все не разнесли, — буркнул он, потирая руку. — Если бы я все равно попытался хапнуть бутылку, то — ставлю де­сять против одного — лишился бы руки. Хозяин этой аптеки, где бы он ни был, не собирается ничего разбаза­ривать... — Шима крикнул, — Эй, провиз! Есть тут кто? Господин Рубор! Господин Тумор! Или госпожа?

Стены испустили невнятное жужжание:

— Здравствуйте, я ваш Фармац. Чем могу... шлеп- вззз-шлеп... я ваш Фарм... шлеп-вззз-шлеп-взззз-ац... Фар... шлеп-вззз... гу вам... шлеп-вззз... Здрав...

— Боже милостивый! — вырвалось у Шимы от изумления. — Это, черт бы ее побрал, компьютерная аптека двухтысячных годов, и все еще работает!

— Ац... шлеп... Фармац... вззз... Здравствуйте, яваш вззз...

— Ну, скажем, почти работает, но все равно это чудо какое-то. Интересно, откуда берется энергия.

— Фарма...

— Я хочу заказать по рецепту, Фармац, — заорал Шима, — если возможно. Сможете ли вы меня обслу­жить?

— Шиллинги... десять... наличными... в прорезь... шлеп-вззз...

— Шиллинги? Да их прекратили чеканить еще до того, как Ирландская Революционная Армия вышла из игры в...

Шлеп-вззз... десять... наличными... вззз... про­резь...

Лампочка над прорезью (как на турникете) судо­рожно заморгала, требуя уплаты.

Шима озадачился: судя по виду прорези, ни одна монета в обращении к 2175 году туда бы не прошла. Он уже было повернулся к выходу, негодуя про себя, когда его осенило. Доктор задрал ногу и изо всей силы врезал по монетоприемнику каблуком.

Назад Дальше