— Да воду вылить. Пусти костыли-то, всю комнату загородила.
— Упаковать не мог?
— Упакова-ать? Я тебя щас саму упакую! Упаковать… — повторил он, деловито встряхивая картошку. — Да здесь пять литров, поняла? Пробросаешься!
— Семнадцать кредит-квантов, — подсчитала в уме Варя. — Ладно, давай, только быстро.
Она нехотя подобрала ноги, освобождая проход к утилизатору.
Придерживая крышку большими пальцами, Никодим медленно слил воду. Из приемника поднялось душное облако пара и, уткнувшись в низкий потолок, расползлось по комнате белесой дымкой…
«Это что за туфта? — возмутился Артем. — Чтобы утилизировать воду, ее в кастрюле несут из кухни в комнату. Это же бред! И кванты… деньги, что ли, у них такие? Надо было Желязны брать…»
Артем поднял глаза на разлапистую схему — до «Проспекта Мира» оставалось еще двенадцать остановок. Он тяжко вздохнул и снова открыл книгу.
— Есть не будешь? — с надеждой поинтересовался Никодим.
Варвара вяло махнула рукой — иди, мол, не мешай — и повернулась к стене.
— Пошла бы денег достала, — сказал он. — Картошка кончится, чего тогда жрать станем?
— Чего все жрут. Синтезируем из нефти.
— Из нефти? Ты когда последний раз на рынке-то была? Сырая нефть дороже алюминия!
— Значит, из алюминия синтезируем.
— Тьфу, коза! Вот мать вернется, она тебе устроит!
— Козел, — прошипела Варя ему в спину. Дождавшись, пока Никодим уйдет, она вытащила из-под дивана мнемонайзер и проверила датчики. Левый слегка засалился — Варя плюнула на поролоновый кругляшок и, отерев его о грязную спинку дивана, стала прилаживать на голову.
В углу затрясся утилизатор, и из-под козырька на пол высыпались монетки: «десять», «пять» и две по одному. Пятак подпрыгнул и укатился куда-то под шкаф.
— Никодим! — капризно позвала Варя. — Нико-ди-им!
— Ну? — откликнулся тот, открывая дверь лбом, — руки были заняты тазиком с начинкой для кулебяки.
— Бабки собери.
— А-а… Потом.
Варя соединила разъемы и запустила тестовый текст.
«Двадцатый век был ознаменован такими эпохальными изобретениями, как атомная бомба, компьютер и клонирование. Первый полет человека в космос был осуществлен также во второй половине…»
Порядок. Только в зрительном секторе помехи, но это уже не лечится. Надо новый аппарат покупать. Варвара прикинула, сколько воды нужно сдать в утиль, чтобы заработать на мнемонайзер. Полученные тонны она разделила на месячный лимит гидроресивера и помножила на абонентскую плату. Выходило очень долго и очень невыгодно, хотя это было ясно с самого начала. Просто Варя любила всякие бесполезные расчеты.
«Чего бы почитать? — подумала она, критически оглядывая полку с мнемокристаллами. Из головы все не выходило про двадцатый век. — Надо же, в космос первый раз полетели. А в девятнадцатом не летали, что ли? Значит, допустим, на Кварк-4 посылки шли только по суперструне? Но ведь продукты по струне не доходят…»
— Ага! — Наткнувшись на золотистую обложку, она щелкнула пальцами. — Вот и двадцатый век. Давненько я к классике не прикасалась.
В краткой аннотации к мнемофайлу было сказано, что повесть «Стрелец» посвящена проблемам молодежи.
О чем бы люди ни размышляли в двадцатом столетии, они давно уже превратились в прах, но Варя решила, что молодежь — она и на Кварке-4 молодежь и заботы у нее все те же: как, не слезая с дивана, заработать на воду, жратву да укольчик синюги. Кристалл легко провалился в разболтанное гнездо, и в Варином мозгу проявилось:
Ивану Ивановичу Феоктистову крупно не повезло с сыном. Захар, как и предупреждала цыганка на Киевском вокзале двадцать лет назад, вырос лентяем и тупицей…
«Ну вот! — разочаровалась Варвара. — И здесь то же самое. Прямо не книжка, а учебник правильной жизни. На диване не лежи, синюгой не колись, в носу не ковыряй!»
Она испытала острое желание сменить мнемокристалл, но для этого нужно было снова встать и дойти до шкафа. Ладно, чего там дальше?
…вот и сейчас вместо того, чтобы слушать лекцию в институте, куда его с таким трудом запихнул папаша, Захар сидел на лавочке возле фонтана и потягивал пиво. Не успел он выпить и половины, как рядом нарисовалась улыбчивая дама лет сорока с набрякшими веками в тон фиолетовой кофте.
— Уйди, тетка, у меня «Гессер». Такие не принимают.
— Тю, «Гессер»! — Она насмешливо скривила губы. — Это же «Посадское»!
— Вот дура, весь кайф сломала! — топнул ногой Захар. — Теперь точно не отдам. Из принципа.
— Отдай, красивый, отда-ай, — заныла женщина. — Тебе не надо, а я хлебушка куплю…
Во сказочник!
Варя яростно взбила жидкую подушку. Где это пиво меняют на хлеб? До такого не каждый додумается. Ну-ну…
— Не гундось, отдам. Только ты мне чего-нибудь взамен, поняла? Чтоб по-честному.
Захар откровенно глумился. Все, что ему было нужно — вторая бутылка пива, — у него уже имелось, и на ближайшие пятнадцать минут он требовал от жизни только одного: покоя.
Соискательница стеклотары покопалась в грязной хозяйственной сумке и выудила оттуда какую-то брошюру.
— На фига мне твоя книжка?
— Так это… читать.
Захар сплюнул с таким отвращением, будто синяка-стая предлагала близость.
— Читать?!
— Парень, человек ты или кто? — взмолилась женщина. — Мне надо, понимаешь? Болею я. Я же не прошу у тебя на стакан, правильно? Все равно выбросишь.
— Да прикалываюсь я, мать. На, забери. — Он сделал крупный завершающий глоток и поставил бутылку на лавочку. — Иди, поправляйся.
— Спасибо, красивый, — кротко ответила дама и поспешно схоронила тару в недрах своей сумки. — А книжку-то забери. Может, сгодится.
Захар взял брошюру и веерообразно пролистал. Одни буквы, никаких картинок. На обложке было написано жесткое слово «Стрелец».
«Конкретное название», — подумал Захар, открывая книгу ровно посередине. Левая страница начиналась с большого абзаца.
Двери открылись, и динамик объявил «Октябрьскую». Вагон наполнился людьми с клетчатыми баулами и сумками на колесиках. Артем недовольно покосился на мужика с пыльной тележкой и отряхнул колено — новые, еще не стиранные джинсы охотно принимали на себя любую грязь. Поезд тронулся; тележка вырвалась из хозяйских рук, покатилась и наехала глинистым колесом на сияющий туфель Артема. Тот снова посмотрел на мужика, но уже долго и многозначительно.
До «Проспекта Мира» было еще пять остановок. Артем перевернул страницу и продолжил чтение.
За дверью что-то зашуршало, и в комнату снова вошел Никодим.
— Ну что еще? — взвизгнула Варя. — Чего ты мотаешься туда-сюда?
— Успокойся, психическая! — огрызнулся он. — Заголосила! Надо, вот и мотаюсь. И не мотаюсь, а хожу, поняла?
— Опять к утилизатору?
— Ну.
Большой пакет, который притащил Никодим, в приемник не поместился, и ему пришлось пересыпать мусор малыми порциями. Варвара меланхолично наблюдала за блестящими упаковками из-под искусственного белка, которые Никодим захватывал длинными пальцами, подобно экскаватору с антигравитационным ковшом.
— Все, что ли? — спросила она, когда последняя щепотка мусора оказалась в бункере.
— Все! — со слащавой улыбкой подтвердил Никодим. — Продолжай киснуть, жаба.
Как только он удалился, Варя взяла мнемонайзер и выщелкнула из гнезда кристалл. Что-то было не так.
Книга «Стрелец» казалась самой странной из когда-либо прочитанных. Достаточно того, что с первых же мгновений в ней начинался внутренний, обособленный текст, — такие приемы Варя ненавидела, и уже только за это готова была спустить мнемокристалл в утилизатор. Удивительным было и то, что внутренний текст сам раскрывался, как матрешка. Однако по-настоящему обескуражило Варвару совсем не это. У героя той книги, которую читал тот тип, о котором она читала (фу, какая хреновина получается!), тоже была своя книга, и в ней говорилось о какой-то Варваре, и эта Варвара также возлежала на диване и, в свою очередь, крутила мнемонайзер.
Варя — не книжная, а настоящая — осмотрела кристалл со всех сторон, будто ожидала на его поверхности увидеть некую разгадку. Только пара царапин и еле заметный скол на углу, в остальном ничего особенного.
Варвара откинула ветхое покрывало и нашарила под ним кнопку, о существовании которой не знал даже вездесущий Никодим. Панель в спинке дивана с легким скрипом отъехала в сторону, и из образовавшейся ниши Варя извлекла инъектор с остатками синюги.
Укол занял всего пару секунд, и вскоре инъектор вернулся на свое место в тайнике. Варвара похлопала по вене, помогая синюге быстрее смешаться с кровью, затем вновь нацепила датчики. Она во что бы то ни стало решила добраться до конца и узнать, чем закончится вся эта бодяга.
Вторая бутылка подходила к концу, но за третьей Захар не спешил. Он как раз добрался до того места, где непутевый Артем встречается с Любой, и хотя Захар не был искушенным читателем, у него появилось стойкое предчувствие, что сейчас должно произойти нечто интересное.
Дверь в который раз открылась.
— Скажи, ты специально, да? — тихо спросила Варя.
— Делать мне больше нечего.
— Нет, ты специально, — настаивала Варя. — Хочешь, чтоб я тебе голову пробила? Страховку получить надеешься, гадина?
Терпение Варвары иссякло. Патетически воскликнув «В родном доме — и никакого покоя!», она вскочила, надела декоративный пояс с удобным карманом для мнемонайзера и выбежала на улицу.
Погода стояла хорошая, и Варя решила махнуть в сторону исторического центра — там по крайней мере не так много народу.
Она вошла в кабину суперструнного транспортера и через мгновение оказалась в ста двадцати километрах от своего сектора, в районе нерентабельно низких строений. Какое-то время Варвара бессистемно бродила меж причудливых домишек, пока не наткнулась на широкую лестницу, ведущую прямо под землю. Болтавшийся в воздухе голографический плакат разъяснял, что этот памятник архитектуры датируется серединой двадцатого столетия.
«Что ж, — подумала Варя, — это будет гармонично».
Она спустилась вниз и, найдя место потише, твердо решила добить запись.
Как человек неусидчивый и крайне нетерпеливый, Захар не переносил длинных описаний, поэтому он не особенно врубился в сюжет, а лишь понял, что в рассказе фигурируют три героя: первый — зануда, едущий в метро, вторая — наркоманка с электронным прибамбасом на башке, и еще один, пьющий пиво, — человек довольно странный, но чем-то, безусловно, симпатичный.
Артем вышел на «Проспекте Мира» и послушно сел на лавку в центре зала. Любы не было.
«Совсем спятила! — подумал он. — А если б я не опоздал? Торчал бы здесь, как идиот. Подожду пять минут и отвалю, ну ее в малину!»
Чтобы не скучать, Артем достал из кармана книгу и раскрыл ее на месте, заложенном фантиком от жвачки.
Девушка так и не пришла. Неизвестно, пошутила ли она или сломала по дороге ногу, но Артем прождал ее аж полчаса, и все напрасно. Подобным образом с ним не обходились уже лет пять, с той самой поры, когда бледный семиклассник Тема водил своих подруг в кинотеатр «Витязь» и там, трясясь от возбуждения, шептал им на ушко всякую наивную похабщину.
Артем решительно захлопнул «Стрелка» и подпер подбородок кулаком, размышляя, что делать дальше. Вернуться домой несолоно хлебавши означало совсем испортить себе настроение и упасть в собственных глазах.
Он встал и не спеша подошел к фонтану. Шипящие струи, вырывавшиеся из пасти золотой рыбки, были отрегулированы неважно, и на мраморном полу вокруг бассейна постоянно собирались лужи. Уборщица в желтой жилетке с ненавистью возила по полу широкой шваброй, вполголоса проклиная мецената, сделавшего метрополитену столь оригинальный подарок.
«ФОНТАН. ПОСТРОЕН НА СРЕДСТВА К.К. РЫБАКОВА»,
— уведомляла медная табличка, привинченная к чешуйчатой спине рыбки. Возводили это сооружение исключительно по ночам — видимо, хотели устроить пассажирам сюрприз. Днем же локальная стройка пряталась за серыми металлическими щитами, очень скоро превратившимися в настоящий вернисаж граффити.
На прошлой неделе фонтан открыли, но ограду, как водится, не убрали, а сложили бронированным шалашиком. Под незатейливым слоганом «Серега — урод!» Артем заметил симпатичную курносую девчонку в короткой ярко-зеленой юбке и в дешевых оранжевых наушниках. Артем любил таких — милых, но непритязательных, ибо общение с ними обычно бывало плодотворным и необременительным. Он порадовался, что не стал сидеть сиднем, читая глупую книжку.
Захар снова отхлебнул пивка и призадумался. Кажется, он начал кое-что понимать. Этот крендель, которого продинамила подружка, нашел себе другую — ту, о которой он читал в своей книге. Занятно…
В жизни Захар был именно таким, каким его описывал мнемофаил: открытое бесхитростное лицо, длинные руки и непослушные светлые кудри. Разговаривая, он неистово размахивал бутылкой, из которой то и дело вылетали плотные хлопья пены. Артем же оказался аккуратным подтянутым брюнетом с тонкими усиками.
Оба молодых человека подошли одновременно, но с разных сторон, и Варя немного растерялась.
Артем посмотрел на Захара оценивающе, но не враждебно, и сразу понял: этот не соперник.
Варя протянула ручку настолько грациозно, что он испугался: уж не девственница ли? «Наивный», — улыбнулись ее глаза, и Артем успокоился. Потом Захар сообщил, что дома у него никого нет, зато полным-полно пива, и на душе окончательно потеплело. Артем панибратски хлопнул Захара по плечу и смело, но скромно чмокнул Варю в мягкую щечку. Она реагировала вполне адекватно, и Артем искренне обрадовался тому, что Люба не появилась.
Каждый настолько увлекся своими мыслями, что никто не заметил мужчину, сидевшего чуть поодаль.
Незнакомец был одет в легкую черную куртку, имел крепкое телосложение и высокий лоб — это подчеркивала нарочито короткая стрижка. Несмотря на то что солнце в метро не заглядывало, на нем были большие очки-капли с зеркальными стеклами, похожие на выпуклые глаза стрекозы.
Мужчина проследил за тем, как молодые люди ступили на эскалатор и исчезли под пыльным сводом, потом достал из внутреннего кармана толстую тетрадь и принялся что-то записывать.
Это была новая книга, и она, как всегда, посвящалась одному из тех, кто прошел мимо. Одному из тех, кто в темных очках не увидел ничего, кроме своего искаженного отражения.
Победители
После копченой трески яблоко казалось особенно сладким. Лукин сделал последний укус и бросил огрызок под ноги.
— Алеша, мусорить нехорошо, — укорила его Вера Павловна. Воспитательница собрала разлетевшиеся по асфальту косточки и заботливо отнесла их к урне, а когда вернулась, погладила Лукина по голове и повторила: — Нехорошо, Алешенька. Посмотри, как чисто. Видишь, Дяди убираются?
Лукин посмотрел и действительно увидел. Вокруг фонтана, помахивая жидкими метлами и обмениваясь светлыми улыбками, медленно передвигались три фигуры в оранжевых робах. Лукин не мог понять, отчего взрослые так счастливы, он хотел спросить об этом Веру Павловну, но не нашел подходящих слов.
Один из дворников снял широкие, как штаны, рукавицы и, деликатно промокнув ими лоб, направился к девушке в серой форменной курточке.
— Пожалуйста, товарищ, — учтиво произнесла та, приподнимая марлю над деревянным лотком с ровными рядами бурых бутербродов.
— Нет ли пирожков? — поинтересовался мужчина.
— Каких именно?
— С капустой.
— С капустой нет, — кротко ответила коробейница.
— А что есть?
— Килька, — девушка кивнула на темные ржаные прямоугольники и зачем-то уточнила: — Дальневосточная.
— Мне бы капустки…
— Сегодня четверг, — напомнила серая курточка.
— Ах, да. Ну что ж… — Мужчина надел варежки и подхватил оставленную метлу.
— Возьмите рыбку, товарищ! — крикнула ему девушка через площадь.
— Сожалею, но у меня язва, — отозвался, виновато улыбнувшись, дворник.
Очередь зашевелилась, и Лукин на два шага приблизился к кильке. Он вдруг возжелал сырого от соуса хлеба и головастых малявок с тающими во рту хребтами, но после конфуза с огрызком боялся вновь допустить какую-нибудь оплошность.
— Знаешь этого дядю? — негромко спросила воспитательница.
Он не знал, но по трепету в ее голосе догадался, что дяденька — человек непростой. Лукин принялся мучительно перебирать в памяти лики членов Народного Собрания.
— Ты ведь уже большой мальчик, — разочарованно проговорила Вера Павловна.
— Космонавт? — ляпнул он первое, что пришло на ум.
— Ну конечно! — обрадовалась она. Кожа на ее лице натянулась, и губы приоткрыли мелкие зубки в черных пломбах. — Тихона Константиновича вчера по телевизору показывали. Откуда он вернулся? Ну-ка?..
— С Марса!
Теперь Лукин вспомнил. Дяденька действительно выступал в программе «Космос — народу», только там он был не в трудовом комбинезоне, а в настоящем скафандре с трубочками, застежками и всякими другими чудесными штуками. Он сказал, что на Марсе никто не живет, потому что они все вымерли от экологии и классовой несправедливости. А еще Тихон Константинович рассказывал про то, как проходил полет, и про то, как он кушал из тюбиков. Лукину сразу стало ясно, почему космонавт отказался от бутербродов.
— Если будешь слушаться и примерно учиться, тоже вырастешь героем, — пообещала воспитательница.
— И смогу совершить подвиг? — восторженно спросил Лукин.