– Я что тебе сказал! Я приказал тебе сидеть в спальне! Какого черта!..
Ким появился совершенно неслышно. Она как раз наливала кипяток в чашку и не услышала и не увидела.
От его истеричного громкого вопля Люба вздрогнула и инстинктивно разжала руки. Чашка с кипятком грохнулась на пол и разбилась вдребезги прямо у ее ног. Так это было еще полбеды. Люба забрызгалась крутым кипятком. Конечно, она завопила, и принялась кричать на него в ответ, и наговорила всякого разного, включая то, что пару минут назад себе напридумывала.
Ким не оборонялся и даже не пытался огрызнуться. С силой усадив ее на стул, он завернул ей штанину полосатых брюк и осмотрел ожог. Потом велел ей не двигаться и вышел куда-то. Вернулся через минуту с аптечкой. Побрызгал на ногу из аэрозольного баллончика, перевязал мастерски и аккуратно, опустил штанину и проговорил с виноватой улыбкой:
– Все, жить будешь.
И она не выдержала. И она сказал ему, даже не думая о том, что тысячу раз может пожалеть об этом. Просто взяла и сказала, поймав его за руку:
– Да не хочу я жить, Ким.
– Как? – он деланно удивился, покосившись на ее пальцы, терзавшие короткий рукав его футболки. – Как это жить не хочешь, Любовь? В уме ли ты?
– Без тебя не хочу, Ким! Как вспомню, из-за чего у нас все это…
– Не нужно, Люба… – он поморщился и встал с корточек, отцепив ее пальцы от своей рубашки. – Как нога, не болит?
– Нет, – она мгновенно поняла, что разговора о них нет и быть не может. – Не болит. Ты извини, что я накричала на тебя.
– Хм-м… – он отошел к окну и навис над подоконником, встав к Любе спиной. – Тебя послушать, я самая распоследняя сволочь.
– А чего ты орешь? Я даже чашку уронила.
Она с жадностью рассматривала его. Если бы была уверена в том, что не оттолкнет, наплевала бы на гордость и… Но Люба знала, что оттолкнет. И не позволит ни обнять, ни сказать ничего. Шарахается от нее, как от прокаженной.
– Кофе будешь? – Люба надулась и, намеренно сильно хромая, прошла по кухне к шкафу, где у Кима хранились запасы продуктов.
– Буду, – обронил он коротко и вдруг спросил: – Ты действительно думаешь, будто тот человек, что рылся в твоей квартире, искал тот самый пакет с документами, который украли у Савельевых?
– Угу, – Люба кивнула, хотя он и не мог ее видеть. – Я только так и думаю. Чего же еще можно искать у меня? Только какие-нибудь бумаги.
– А деньги? – голос Кима сделался хитрым-хитрым, вкрадчивым-вкрадчивым.
Но Люба по наивности своей этого не заметила и, сунув в рот обломок бисквитного печенья, пробормотала:
– Не-ее, деньги ему были не нужны. Деньги он не взял. Как лежали в конверте, так и остались лежать. Еще записочку приложил, гад.
– Какую записочку?! – Ким резко развернулся и вытаращил на нее темные глазищи.
– «Это не мое» – было написано печатными буквами, – его изумление прошло мимо нее, она как раз наводила кофе и выкладывала в плетеную корзиночку печенье, застелив дно чистой салфеткой. – Мои два конверта с зарплатой, правда, я перед этим из одного часть денег вытащила, но все равно тысяч сорок деревянными там было.
– Сколько???
Только тут до нее наконец дошло, что она чрезмерно разговорилась. И только что выболтала постороннему человеку коммерческую тайну. Она же подписку давала, идиотка! И честное-пречестное слово давала Хелину, что никому и никогда не разгласит и все такое.
Господи, Хелин! Снова она о нем забыла. Вдруг он до сих пор ждет ее на остановке. Что теперь будет…
Уволит! Теперь он точно ее уволит! Сколько можно прощать ее вольности? То рассеянность проявит, вовремя не подлетев к телефону. То на свидание не явится. Больше, правда, просчетов не наблюдалось. Но и этих последних вполне достаточно. Может, позвонить ему на сотовый? Номер-то есть, только вот… Только вот звонить по нему полагалось, если ее лаборатория вдруг взлетит на воздух. Ни в каком другом случае занимать мобильную сеть Богдана Владимировича, было не разрешено.
– Вот видишь этот номер телефона? – он сам вложил ей в руки записочку с номером. – Прочти, спрячь и забудь. Позвонишь по нему, если начнешь гореть вместе с реактивами в помещении лаборатории. И никогда больше…
Интересно, можно считать, что она горит сейчас синим пламенем, или только тлеет потихоньку?
Ким, между тем, сократил расстояние между ними вдвое. Сел за стол и ухватился за чашку с кофе. Люба тоже уселась, как раз на то самое место, что определила для себя.
– Ну! Говори, дорогуша, – проворчал он, запивая печенье кофе.
– О чем?
– За какие такие заслуги тебе Хелин положил такую зарплатку? За те, о которых я подозреваю, или за что-то еще? Он и в самом деле платит тебе как проститутке?
– Ким! – воскликнула Люба и, перегнувшись через стол, зашипела ему в лицо. – Не смей, слышишь!.. Не смей меня оскорблять! Я вкалываю, как лошадь ломовая! Я и лаборант, и инженер-химик, и грузчик в одном лице, понял!!! Вся техдокументация на мне, все анализы… А если ты намекаешь на наше с ним свидание…
– Которое сорвалось, вот незадача-то, – перебил он ее с лживым сочувствием.
– Да, которое сорвалось, черт! То это просто… – она замялась, какого-нибудь более или менее подходящего объяснения их встрече с Хелиным у нее не находилось. – Это просто встреча одинокого мужчины с одинокой женщиной, вот! Не монахиней же мне жить, в конце концов.
– Ага! Понял, – фыркнул он с притворной радостью и, ухватив сразу три печенья, откусил от всех сразу. – Жить без меня не получается, да и не хочется. Жить монахиней тоже. Почему же не стать подстилкой для своего босса?! Что, надеешься на то, что он женится на тебе? Тогда ты просто дура! Набитая, стопудовая дура!!! Уйди с моих глаз долой.
И он на нее замахнулся. Не ударил бы, наверное, но замахнулся вполне убедительно. И Люба впервые его испугалась.
Что, в сущности, она о нем знает? Да ничего, если толком разобраться. Где жил, с кем жил, как жил. Он даже не ответил, доводилось ли ему убивать! А ведь он запросто мог убить, он сильный и хладнокровный.
Люба отпрянула и пару минут рассматривала его с напряженным вниманием.
Чужой… Чужой же человек…
Что она возомнила, оставшись у него? Что у них что-то может еще наладиться? Что он все еще тайно в нее влюблен? Да плевать он на нее хотел. У него какая-то своя цель. И это тоже может быть напрямую связано с теми самыми бумагами, что исчезли так внезапно из квартиры Савельевых. Иванов же предупреждал, что Ким вернулся не просто так. Миссия, мать твою!..
Господи! Как она устала и запуталась во всем этом! Никакой ясности, никакой проницательности. Вроде бы только что все было ясно, и тут все разом замутилось и затуманилось, сделавшись перевернутым, искаженным и неправдоподобным.
Допустим, тот человек, что встретил ее на лестнице, и в самом деле искал у нее пакет с бумагами Тимофея Савельева. Допустим даже, что он потом его заполучил, пробравшись к Савельевым на квартиру и убив тетю Веру. Но как?.. Как он смог узнать, что бумаги у Тани?! Разве она об этом кричала на каждом перекрестке? Нет! Объявление в газету давала? Тоже нет! Она говорила об этом с ней по телефону.
Телефон! Вот оно… Иванов же предупреждал, а она пропустила мимо ушей. Все не верит ему никогда.
Все дело в телефоне. В ее – Любином – телефоне. Кто-то прослушивает ее телефон. Кто? Уж не тот ли, для кого это является привычным делом? Ким?! Ким мог прослушать. Делал же это раньше, почему сейчас ему этого не сделать? И опять же он ночью куда-то выходил. Мог запросто сказать своим сообщникам… Конечно, сам бы он в квартиру к Савельевым не полез. Слишком рискованно. Да и не могла она представить Кима убивающим тетю Веру, если честно. Все, что угодно, только не это.
– Какое дерьмо, – прошептала она едва слышно.
– Именно! – подхватил тот обрадованно, совершенно не подозревая, что конкретно она имела в виду. – Именно дерьмо, Любовь! И что-то подсказывает мне, что ты в нем по самые ушки. Ничего не хочешь мне рассказать?
«Только не тебе!» – хотелось крикнуть ему в лицо. Да поостереглась. Один раз на нее замахнулся. Ничего не помешает ему во второй раз довести дело до конца и ударить ее.
Кому угодно рассказать, только не ему. Кому тогда? Иванову? У Кима есть телефон Сереги, но начни сейчас у него спрашивать, воплей не оберешься. Опять же заподозрит сразу что-нибудь. Нет, нельзя.
Кому еще? Хелину? А что! Чем не мысль.
Она выбралась из-за стола и пошла в прихожую.
– Куда? – тут же остановил ее властный окрик бывшего возлюбленного.
– Сам же велел мне убираться с глаз долой, – вовремя вспомнила Люба. – К тому же мне нужно позвонить.
– Кому? – тот же тон, нисколько не мягче, то ли очень удачно играет роль зверя, то ли на самом деле таковым стал.
– Хелину, – ответила она, не соврав.
Какой смысл, если он все услышит.
– А-аа! Во-оон что! Ну-ну, валяй! Может, еще рандеву состоится! Только учти, – Ким вырвался из кухни за ней следом, будто спасался бегством. И зашипел, и зашипел ядовитым змеем ей прямо в самое ухо: – Только учти, дорогая, свалишь к нему на свидание, свалишь вместе с вещичками. У меня тут не притон, чтобы чужих шлюх на содержании иметь. Учла?!
– Хелину, – ответила она, не соврав.
Какой смысл, если он все услышит.
– А-аа! Во-оон что! Ну-ну, валяй! Может, еще рандеву состоится! Только учти, – Ким вырвался из кухни за ней следом, будто спасался бегством. И зашипел, и зашипел ядовитым змеем ей прямо в самое ухо: – Только учти, дорогая, свалишь к нему на свидание, свалишь вместе с вещичками. У меня тут не притон, чтобы чужих шлюх на содержании иметь. Учла?!
– Ага. Учла. – Люба повернулась к нему и с непритворной нежностью поинтересовалась: – Что же тебя злит так, Кимушка? Ну, не нужна я тебе, что же теперь поделаешь! Так и запишем. А если кто-то во мне нуждается, ты злишься. Что-то не пойму я тебя, милый. Чего злишься-то? Может, Хелин возьмет и жениться на мне, а!
– Дура! – констатировал он с сочувственной гримасой, вроде бы горестно всплеснул руками, шлепнув себя по бедрам, и еще раз повторил: – Как есть дура непутевая! И зачем я к тебе только заехал вчера ночью?!
– Именно, милый, именно. – Люба подняла вверх указательный палец и качнула головой. – Многое бы я отдала, видит бог, чтобы узнать об истинной причине твоего визита. Многое, поверь…
Глава 6
И Хелин ее дождался. И Ким потом не выгнал.
Чудные дела твои, господи!
Она позвонила Богдану Владимировичу на мобильный, совершенно небезосновательно ожидая разноса. Но тот так обрадовался, ее услышав. Так запереживал, узнав, в какую переделку она попала, что взял и прикатил прямо к подъезду старого дома, где жил Ким.
Не боясь огласки, прикатил! Забыв о конспирации! И даже вызвался подняться в квартиру. И ведь поднялся же.
– День добрый, Любаша, – проговорил он тепло и искренне. Потом взял ее руку в свою и поцеловал ладошку. – Так мы едем?
– Да… Да, наверное… – лопатками она ощущала сверлящий взгляд Кима.
Тот стоял, подперев плечом притолоку двери гостиной, и смотрел на них с вежливым состраданием. От комментариев он пока воздерживался, но Люба чувствовала, что это вопрос времени. И неуютно ей от этого совсем не было, как раз наоборот.
– День добрый. – Хелин вежливо осклабился в сторону Кима, потом, подумав, шагнул ему навстречу с протянутой рукой. – Хелин… Хелин Богдан…
– Ишь как мудрено, – вроде и прошептал Ким, но как-то так, что все услышали. Пожал протянутую руку Хелина, назвал себя и тут же спросил, – Далеко собрались?
– За город, – просто ответил Хелин и вдруг обнял Любу за плечи, притянув к себе. – Дождь закончился. Солнце выглянуло. Погода прекрасная. Чего же в городе сидеть?
– Ага… В самом деле… Когда вернетесь? – продолжил Ким играть роль старшего брата. – Не удивляйтесь. Я, в Каком-то роде, несу за эту женщину ответственность, так что…
– Понятно, понятно. Верну в целости и сохранности, Ким, – пообещал Хелин с загадочной улыбкой и тут же совершенно неожиданно для всех поцеловал Любу в висок, проговорив: – Идем, дорогая.
Им все же пришлось немного задержаться. Любе вдруг срочно понадобилось взять с собой что-нибудь из вещей. Или, скорее всего, просто время потянуть захотелось.
Она метнулась в спальню и почти не удивилась, когда через мгновение там же появился и Ким.
– Интим-комплект забыла? – ехидно поинтересовался он, наблюдая за тем, как она сворачивает белье, полотенце, свитер, плотные джинсы и совсем прозрачную майку на тонких лямках. – Ну, ну… Парню требуется стимуляция, кажется?
– А мне кажется, что ты ревнуешь. – Люба неуверенно улыбнулась, глядя на него снизу вверх.
– Я?! Ревную?! Плевать, знаешь, – он засмеялся, но как-то не очень убедительно.
А может, она это только придумала для себя…
Они с Хелиным вышли на улицу, и Люба, не удержавшись, подняла глаза на окна Кима.
Он, конечно же, маячил там. И смотрел им вслед, раздвинув полоски жалюзи на кухонном окне. Знать бы еще, что за чувства его сейчас обуревают.
Дорога за город не заняла много времени. Огромная, будто маленький автобус, машина Богдана Владимировича со свистом рассекала мелкую дождевую дымку, оставшуюся после дождя. Бесстрашно врывалась в лужи, поднимая фонтаны брызг до самых стекол. И раскиселенное пригородное бездорожье не стало для его мордастого джипа препятствием. К деревянному домику о трех окошках они подъезжали уже через сорок пять минут.
– Вот, Любаша. Это гнездышко и приютит нас на пару дней, – промурлыкал Богдан Владимирович куда-то ей в шею, помогая выбраться из машины и прижимая к себе. – Думаю, тебе понравится.
Люба взяла в руки свой пакет с одеждой, что собирала под пристальным взглядом Кима, и побрела к резному крылечку.
Место действительно было милым. Березы, омытые дождем, еле слышно перешептывались, стряхивая лишнюю влагу с листвы. Трава поблескивала от солнечных лучей, с пронзительной настойчивостью пробивающих облака. Пахло грибами, свежестью и умытыми цветами.
Люба взошла по трем ступенькам, оперлась о перила и огляделась.
За ней от машины тянулся темный след в мокрой траве. Кроссовки влагу не пропустили, хвала производителям и родителям, сделавшим ей такой подарок. Хелин все еще копался возле машины и в дом не спешил. Из-за капота появлялась то его голова, то мелькали бледные руки. Странно было видеть его незагорелым. Почти два месяца стояла иссушающая жара. Ким загорел до синевы. Иванов от рождения был смуглым, теперь же и вовсе походил на эфиопа. А этот бледный, просто не по здоровому бледный.
«Не придирайся! – одернула себя Люба. – Человек работает сутками. На работу ходит в пиджаках. Да и кабинет его не располагает к тому, чтобы принимать там солнечные ванны. А Ким бездельник. Хотя… Хотя о его делах можно только догадываться. А что касается Богдана Владимировича… Он совсем неплохо выглядит. Очень даже неплохо».
Хелин и в самом деле был потрясающе хорош собой. Светлые голубые джинсы. Рубашка в мелкую полоску с коротким рукавом. Джемпер, перекинутый через шею рукавами вниз. Все в одном стиле, все дорого, включая кроссовки и носки И, невзирая на природную нездоровую – как она определила – бледность, выглядел холеным. Никакой тебе небрежности и распущенности, все отточено, включая его неподражаемо розовые ногти.
– Ты чего растерялась, милая? – спросил он, вбегая на крыльцо с двумя огромными сумками. – Входи, не стесняйся. Будем располагаться, жарить шашлык. Потом сходим искупаться.
– Куда? На озеро? – Люба удивилась.
По ее соображениям, озеро находилось километрах в сорока к северу от этого места. А он говорит – сходим.
– Есть тут местечко, Любаша! Есть! Просто чудо, что за место… Сходим туда, обещаю…
А вот купальник-то она и не взяла. Не подумала как-то, что в глубине леса может появиться возможность поплескаться в волнах.
Люба прошла за Хелиным в дом и пораженно замерла прямо на пороге.
Избушка оказалась пещерой Али-Бабы, да и только.
Камин прямо против входа. Резная мебель. Шкура невиданного зверя на полу. Арочная дверь, ведущая во вторую половину дома. Люба опустила пакет на дубовую скамью, застеленную толстым ковром, и прошла к интригующему дверному проему.
Спальня. Ах, ну да, конечно! Как же без спальни-то? Это непременный атрибут всех загородных вылазок.
Широкая кровать под кружевным балдахином с дюжиной подушек. Толстое одеяло, упакованное во что-то воздушно-кисейное.
И как здесь не разворовали все это богатство, запоздало подумалось ей. Гуща леса. На окнах ни ставен, ни решеток. Может, существует охрана, которая убралась подальше к моменту их приезда?..
– Люба. – Хелин неслышно подошел к ней и прильнул сзади, его руки обвили ее, сразу стиснув грудь. – А кто этот парень? Ким, кто он?
– Хороший друг, – она закрыла глаза, чтобы не видеть призывно распластавшейся кровати и бледных пальцев Хелина с неестественно розовыми ногтями, тискающих и мнущих ее плоть.
– Настолько хороший, что ты решила у него пожить, да? – Хелин шумно задышал ей на ухо и принялся тихонько теснить от входа. – Знаешь, я не верю в дружбу мужчин и женщин. Все это рано или поздно кончается постелью… Ты спишь с ним, Закатова? Ну, не нужно обижаться! Просто ответь, ты спишь с ним?
– Нет, – горло перехватила дурнота, Люба сглатывала раз за разом, но не отпускало.
Захотелось вдруг на воздух. И лечь прямо в мокрую после дождя траву, и зарыться лицом в ее упругую свежесть, и чтобы никого рядом. Ни Кима с его неподражаемо агрессивной загадочностью. Ни Хелина с его мягкой раздражающей настойчивостью.
– Эй, Любаша. Давай-ка разденемся, а…
Это нужно было понимать как руководство к действию. Она невольно сморщилась от навязчивой дурноты и отвращения. Зачем только позвонила, дура? Прав Ким, она дура. Она же не хочет этого Хелина. Не хочет, не хочет, зачем тогда?
Захотелось поделиться с ним своими проблемами? Снова дура! Нужны они ему? Все, что ему нужно, так это побыстрее опрокинуть ее в койку, а потом…
Потом снова и снова была койка. Хелин просто обезумел, припадая к ней, как к бутылке. И словно во хмелю нес такое, что Люба всерьез озадачилась. Еще один поход под простыни, дело дойдет, пожалуй, и до предложения руки и сердца. А Ким еще сомневался.