Витька со своей задачей не справился — тут Надежда подсуетилась. Так это тип Витьку убил, чтобы свидетелей не оставлять, Витька-то его лицо тоже видел.
Вот такая получается криминальная история. В которую Надежда снова впуталась по собственному легкомыслию. Ну, шла бы себе мимо, подумаешь — сумку у девчонки сперли!
— Нет, — тут же сказала Надежда, — так нельзя. Ведь этот злодей все равно бы Катю убил, ведь она его лицо запомнила и снова нарисовать смогла бы.
Тут она прикусила язык, потому что кот посмотрел насмешливо — совсем хозяйка ума лишилась, уже сама с собой разговаривает!
Но что же делать?
Самое простое — снова навестить Катю в больнице. Если ей получше, она точно скажет, кто приходил к ней под видом доктора, прямо рисунок покажет.
Что делать потом, Надежда Николаевна понятия не имела, но ее активная натура жаждала действия. В конце концов, она просто отдаст девушке сумку, и пускай та попросит помощи у родственников или друзей. Есть же у нее кто-нибудь…
— Я ненадолго, — сказала она коту, собираясь и на всякий случай запихивая коричневую торбу в большой непрозрачный пакет, — здесь совсем близко, только узнаю, что с ней все в порядке, а потом сразу вернусь домой. Заодно в магазин зайду, печенья тебе куплю, твоего любимого, в виде рыбок.
«Свежо предание, а верится с трудом!» — просемафорил кот зелеными глазами.
Прежде всего Надежда сунулась в справочную. Сегодня там сидела другая сотрудница. Вчерашняя была более вменяемой, и если не лучилась любезностью (где вы видели приветливую тетю в справочной муниципальной больницы?), то все же отвечала на вопросы четко и без промедления.
Сегодня картина была другая. Из окошечка справочной выглядывала монументальная блондинка в криво сидящем белом колпачке. Блондинка смотрела прямо перед собой невидящими глазами. Задумалась о чем-то своем, глубоко личном. Что ж, бывает. Надежда потопталась немного перед окошком. Блондинка не шевелилась. Надежда кашлянула выразительно и переместилась таким образом, чтобы перекрыть блондинке обзор. Блондинка по-прежнему не проявляла к ней интереса.
Надежду Николаевну не просто было сбить с толку, когда она намеревалась что-то сделать. В данном случае ей нужно было повидать Катю Малинину и отдать ей сумку.
— Можно вопрос?! — крикнула она в окошко и помахала перед блондинкой растопыренными пальцами левой руки.
Блондинка слегка пошевелилась, повела глазами по сторонам и ушла от окошка, не заметив Надежду.
— Черт знает что! — возмутилась Надежда, повернулась неловко и задела пакетом пустую металлическую урну. Урна покатилась по полу с грохотом, что, наконец, разбудило сотрудницу справочной.
— Женщина, вы что это хулиганите?! — закричала она.
— Слушайте, я уже час тут стою, пытаюсь что-то узнать! — в свою очередь повысила голос Надежда. — Ну нельзя же так откровенно спать на работе!
Умом она понимала, что не надо бы обострять с теткой отношения, но уж очень достала ее ситуация. Что, в самом деле, в этих больницах вечно одно хамство!
— Что хотели? — буркнула блондинка.
«Чашку кофе выпить или помаду губную купить! — злобно подумала Надежда. — Как будто можно что-то еще хотеть, кроме как про больного узнать!»
Но вслух она сказала другое:
— Могу я узнать, как себя чувствует пациентка Катерина Малинина из неврологии?
— Нормально себя чувствует, — пробурчала блондинка, посмотрев в экран компьютера, — состояние удовлетворительное. Узнали — так и идите себе, шум не поднимайте.
— Как это — идите? — возмутилась Надежда. — Да ей вчера плохо было, еле откачали! Куда это я пойду? Мне повидать ее нужно!
— Не получится, — теперь в голосе блондинки отчетливо слышалось нескрываемое злорадство, — больная Малинина в реанимации, а туда не пускают.
— А с врачом поговорить?
— А ее лечащего врача все равно сегодня нету, он после дежурства, — отбила мяч зловредная блондинка. — Так что ничем, женщина, не могу вам помочь.
«Ведь знаю же, что никогда нельзя в лоб соваться, а все равно наступаю каждый раз на те же грабли», — подумала Надежда, пиная ни в чем не повинную урну.
Она пересекла холл и остановилась возле непосредственного входа в больницу. Перед вертушкой, явно скучая, стоял дородный немолодой охранник.
— Мне бы пройти в неврологию, — негромко попросила она, дождавшись, пока рядом никого не будет.
— Не положено, — строго сказал охранник, — часы неприемные. Сейчас только по спецпропускам к самым тяжелым больным. Такой уж порядок, вы женщина серьезная, должны понимать.
— А если… — Надежда скосила глаза на свой карман и выразительно подмигнула.
— Не могу, — охранник с сожалением вздохнул, — главврач сегодня злой как черт, ему в Горздраве хвост накрутили, а он — нам всем. Так что я свое место потерять не хочу. Вот вечером, когда все врачи уйдут, — всегда пожалуйста.
«Легко сказать — вечером, — в свою очередь вздохнула Надежда, — кто ж меня вечером-то отпустит?» Это же надо мужу все рассказывать, а такой глупости она ни за что не сделает.
Она вышла из больницы и побрела было к автобусной остановке, но на полпути передумала и притормозила. Вернулась и разделась в гардеробе. Она решила обойти здание больницы — так, на всякий случай. Вдруг повезет проникнуть внутрь с черного хода? Конечно, в пальто ее сразу же развернут, а вот если надеть белый халат, то можно проскочить.
Халат Надежда на всякий пожарный случай прихватила с собой из дома, он имелся у нее со времен работы в НИИ. Было у них такое опытное производство, куда пускали только в белых халатах, всем сотрудникам в свое время их выдали.
На улице было холодно, Надежда Николаевна споро припустила к дверям черного хода. Заперто. Что ж, рано отступать, еще одна попытка. Насколько она помнила, коридоры в больнице были ужасно длинные и выходов должно быть несколько.
Когда она пробиралась вдоль дома, сверху упала подозрительная капля. Неужели голубь? Этого еще не хватало. Надежда задрала голову, но не заметила ни одной нахальной птицы, они тусовались при кухне. В это время из ближайшей к Надежде двери высокая худая старуха вывезла тележку с пустыми котлами. На одном красной краской было написано «Каша», на другом — «Чай». Надежда Николаевна невольно задержала дыхание — запах больничной еды не спутаешь ни с чем.
Старуха отвернулась к двери, и тут тележка покатилась вперед сама по себе. Надежда Николаевна ухватила ее, за что удостоилась благодарности старухи. Старуха сделала вид, что не заметила, как Надежда проскользнула в дверь. Там она накинула белый халат и стала подниматься по лестнице, сделав равнодушное лицо.
Сверху послышались шаги, Надежда подняла голову и увидела спускающуюся сестричку в голубоватой униформе — брюки и свободная блуза. Как бы эта козочка не пристала к ней с расспросами — куда идете да к кому. Надежда плотно сжала губы и опустила голову, хмуро смотря себе под ноги. Может, козочка свернет на второй этаж? Самой Надежде надо на третий, там находится отделение неврологии. Действительно шаги наверху стали медленными и неровными, а потом сестричка и вовсе остановилась. Курит она на лестнице, что ли? Надежда решила не прятаться, а идти напролом. На площадке второго этажа Надежда Николаевна увидела скорчившуюся фигуру девушки. Бледная и растрепанная, они сидела, прислонившись к стене.
— Вам плохо? — обеспокоилась Надежда. — Что случилось? Я могу вам чем-нибудь помочь?
Вместо ответа девушка стала сползать по стене на пол. Надежда подскочила к ней и вдруг изумленно вскрикнула:
— Катя, ты?
Девушка открыла глаза, в них плескался страх.
— Не узнаешь меня? — теребила ее Надежда. — Мы в метро вместе ехали, я вчера приходила!
— Да, — слабо кивнула Катя, — помню вас.
— Я сумку твою принесла. — Надежда показала пакет.
Катя сделала попытку подняться и преуспела в этом, поддерживаемая Надеждой.
— Ты куда это в таком виде? — не отставала Надежда. — Тебе вообще еще нельзя вставать!
— Мне надо немедленно уходить из больницы, — пролепетала Катя, — я боюсь.
— А что, он опять приходил? — встревожилась Надежда.
— Да… то есть нет, но ночью там, в реанимации… Там старуха умерла, к ней кто-то приходил, не он, другой человек… угрожал, потом она умерла…
— Тебе не приснилось? — осторожно спросила Надежда. — Понимаешь, тебя лекарствами накололи, да тут еще обстановка такая… В общем, может, это был бред?
— Да ничего не бред! — Катя сверкнула глазами. — Старуха и правда умерла, она перед смертью мне бумажку дала, вот…
— И что? — недоумевала Надежда. — Что в той бумажке? Важное что-нибудь?
— Да не знаю я, — с досадой ответила Катя. — Мне бы со своими делами разобраться!
— Это верно, — согласилась Надежда. — Решила отсюда уйти, так уходи, не сомневайся.
— А что, он опять приходил? — встревожилась Надежда.
— Да… то есть нет, но ночью там, в реанимации… Там старуха умерла, к ней кто-то приходил, не он, другой человек… угрожал, потом она умерла…
— Тебе не приснилось? — осторожно спросила Надежда. — Понимаешь, тебя лекарствами накололи, да тут еще обстановка такая… В общем, может, это был бред?
— Да ничего не бред! — Катя сверкнула глазами. — Старуха и правда умерла, она перед смертью мне бумажку дала, вот…
— И что? — недоумевала Надежда. — Что в той бумажке? Важное что-нибудь?
— Да не знаю я, — с досадой ответила Катя. — Мне бы со своими делами разобраться!
— Это верно, — согласилась Надежда. — Решила отсюда уйти, так уходи, не сомневайся.
«Что ж, пожалуй, это неплохой выход для девчонки, — подумала она, — нет у нее доверия к этой больнице. Нет здесь порядка, несмотря на то, что главврач всем хвост накрутил. Это ненадолго, скоро опять станет не больница, а проходной двор, кто хочешь сможет войти — хоть убийца, хоть маньяк».
— Правильно, документов у тебя здесь нет, ушла потихоньку, да и все, никто искать не станет, — проговорила Надежда Николаевна. — Только вот как это сделать? На улице, знаешь, мороз сегодня, хоть и небольшой. Где твои вещи?
Катя молча протянула ей бирку с номером и фамилией. Вещи поступивших больных хранились на больничном складе. Надежда Николаевна решила наведаться туда, не оставлять же их. Катя сделала над собой усилие и спустилась вниз, затем они пересекли двор и оказались все в том же холле. Здесь Надежда подтолкнула девушку к двери кафетерия, сунув в руки сумку.
— Там у тебя кошелек, выпей чаю крепкого, что ли, — напутствовала она, — в разговоры ни с кем не вступай, жди меня, я скоро. Может, родителям позвонишь? Хотя телефона в сумке нет…
— Он в кармане куртки был. И ключи.
— Ладно, разберемся.
Надежда отправилась на склад. Что-то ей подсказывало, что Катя своего мобильника больше никогда не увидит. Хорошо хоть кошелек в сумке остался.
Склад находился в подвале, и вел туда полутемный узкий коридорчик. Надежда спустилась по выщербленным ступенькам и уткнулась в железную, давно не крашенную дверь, на которой было написано «Склад». Дверь была заперта. Ни объявления никакого, ни часов работы, ни записочки. Закрыто — и все.
Надежде показалось все же, что за дверью ощущается какое-то движение.
Она приникла ухом к холодному железу. Женский хриплый голос немузыкально пел про милого, который не то с горочки спустился, не то никак не может догадаться, что его любят, не то вообще сбежал в неизвестном направлении.
Надежда постучала в дверь, не дождалась ответа и постучала сильнее. Потом что было силы забарабанила кулаками, затем бухнула в дверь ногой. Уж очень не хотелось ей возвращаться к Кате с пустыми руками. И ждать здесь долго нельзя — вдруг Катю хватятся? Тогда и Надежде нагорит. Что называется, за компанию.
— Ну что там еще… — Дверь наконец открылась.
На пороге стояла необъятных размеров тетка в вылинявшем сатиновом халате. Когда-то он был синего цвета, сейчас — бурый. Халат не сходился на мощной теткиной груди. Лицом тетка напоминала жабу — выпученные глаза и свисающий огромный подбородок. Казалось, что сейчас тетка раздует этот подбородок, как мешок, и послышится классическое: «Коакс, коакс, брекекекекекс!»
«Ну откуда они берутся, такие одинаковые? — устало подумала Надежда. — Ну в какую больницу ни придешь — везде на складе точно такая же жаба сидит! Родственницы они все, что ли? Или клонируют их? Нашли кого!»
Вместо кваканья жаба заговорила по-человечески:
— Ну что ты стучишь, что стучишь, видишь же, закрыто! Ну, люди, не понимают ничего!
— Почему «ты»? — холодно спросила Надежда. — Вы же на работе находитесь, так что уж будьте добры, обращайтесь как положено! И почему это в рабочее время у вас закрыто? Инвентаризацию проводите? Главврача с инспекцией ожидаете? Так он скоро до вас дойдет, всех уже в больнице распушил!
— Вы, женщина, по какому вопросу? — Тетка не то чтобы испугалась, просто решила не зарываться, поскольку уже слышала про сердитого главврача.
— Вещи выдайте племянницы моей! — Надежда, просочившись с помещение склада, бросила на стол бирку с фамилией.
Тетка развернулась на пятках и очень быстро принесла матерчатый мешок, в котором Надежда обнаружила куртку, джинсы, сапоги в отдельном пакете, а также скромный серенький свитерок и порванные колготки. В карманах, разумеется, ничего не было.
Надежда пристально посмотрела на тетку. Та ответила ей невыразительным жабьим взглядом.
— Мобильный телефон и ключи от квартиры, — твердо сказала Надежда Николаевна.
— Ничего не знаю! — так же твердо ответила жаба. — Не было этого! Что сдавали, то и получили.
— Да она без сознания была, ее машина сбила! — закричала Надежда, потеряв терпение.
— Значит, из кармана выпали! — Жаба тоже повысила голос. — Вещи получили? Ну, так и идите!
Надежда огляделась по сторонам и заметила выглядывающий из-за вороха одежды кусочек выцветшей бумаги. Коршуном бросившись туда, она увидела потертую картонку, на которой были написаны часы работы и кто когда работает. Фамилия сегодняшней тетки была Свинаренкова, звали ее Евдокия Михайловна.
— Так-так… — протянула Надежда. — Очень вы своей фамилии соответствуете. Значит, так. Ключи пропали, так что если у нас в квартире произойдет кража, я в полицию все ваши данные незамедлительно предоставлю. Они уж обрадуются — долго искать не придется, в два счета дело раскроют.
Тетка снова не испугалась, однако прикинула, что излишнее внимание привлекать ей к своему складу не с руки. Она мигом смоталась в глубь помещения и принесла коробку из-под обуви, где лежали всякие мелочи — пуговицы, пряжка от ремня, тюбик губной помады и тому подобная ерунда.
— Вот! — тетка бросила Надежда ключи. — Эти?
— Эти, — уверенно сказала Надежда, увидев блестящий брелок — кисточка и палитра. Ясно, что Катины.
— Мобильника не было, — твердо сказала жаба.
Что ж, Надежда и не рассчитывала его получить.
Едва дверь склада закрылась за Надеждой Николаевной, кладовщица достала из кармана своего необъятного, видавшего виды халата мобильный телефон, потыкала толстым пальцем в клавиши и поднесла аппарат к уху.
— Здорово, Захарыч! — проквакала она.
— Это кто ж это меня домогается? — отозвался из трубки сонный мужской голос.
— Не узнал? Богатой буду! — Кладовщица довольно рассмеялась, хрипя и булькая. Должно быть, именно так смеялась бы огромная жаба, если бы могла.
— Не узнал! — отрезал ее собеседник. — И не собираюсь тут в «Что-где-когда» играть.
— Да это же я, Михаловна! Кладовщица из больницы! Неужто и правда не узнал?
— И чего тебе надо?
— Да есть у меня кое-что для тебя. Телефончик тут нарисовался, новенький совсем.
— А его не хватятся?
— Да нет, конечно! Кто его хватится? А если и хватятся, я тут ни при чем — знать ничего не знаю, может, он в «Скорой» выпал по дороге или еще где…
— Ну ладно! — Голос собеседника потеплел. — Заскочу через часок! А марки-то он какой?
— Чего?
— Что на нем написано?
— А… ну, ты же знаешь, я по-иностранному не очень, но попробую прочитать… чего-то вроде «Псам-псунг»!
— «Самсунг»! — догадался Захарыч. — Ладно, заеду…
Вдруг в голосе его зазвучало беспокойство:
— Слушай, Михаловна, а ты мне с какого же телефона звонишь? Что-то номер у меня на дисплее незнакомый!
— С этого самого и звоню, с «Псам-псунга»! — гордо сообщила кладовщица.
— Что-о?! — протянул Захарыч. — Ты долго думала?
— Долго, — призналась Михайловна. — Не со своего же звонить! Есть же правила этой… как ее… кон-спирации!
— Конспирации! — передразнил ее собеседник. — Первое правило конспирации — из ворованного телефона сразу же сим-карту вынуть и ни в коем случае его не включать!
— Не включать! — обиженно повторила кладовщица. — Так ежели я его выключу — как же потом включить? Я же этого… как его… пин-кода не знаю!
— Дикая ты женщина, Михаловна! — вздохнул Захарыч. — Не идешь ты в ногу с прогрессом!
— Да мне и без того есть куда идти! — обиженно проговорила кладовщица. — Короче, берешь телефон? Или я его другому отдам!
— Ага, напугала! Ладно, возьму, только в честь нашей старой дружбы! Только смотри — больше никому по нему не звони и никуда не уходи со своего склада!
— Да куда ж я уйду! Мне отсюда уходить не положено! — Кладовщица сложила телефон и спрятала в карман.
В это время в дверь кто-то деликатно постучал.
— Кто это там? — недовольным голосом проворчала Михайловна, придавая своему лицу и голосу начальственное выражение. Это у нее получалось легко — сказывалась многолетняя тренировка.