Второе — имеется неизвестная женщина возраста неопределенного, но, наверное, не старше тридцати лет. Она весьма приятной наружности, даже красивая, умеет очаровывать и обольщать и быть в нужное время в нужном месте, — качество, свойственное именно деловой женщине, так ее метко назвал убиенный Петруха Самохин. Она среднего роста, брюнетка, надевает, когда ей нужно, очки и ездит на светлой «Мазде». Очки и волосы вполне могут быть просто камуфляжем. И под ним может скрываться, к примеру, блондинка с прекрасным зрением. Поскольку именно на таких деталях — очки и цвет волос — и акцентируется внимание. Кроме того, за очками не ясны черты лица… А может, это не парик вовсе, а настоящие волосы. И очки она носит от рождения? Но Самохин видел ее без очков. И вполне мог ее узнать без парика. Вот и поплатился… Так или иначе, но именно она, надо полагать, задушила беспомощного Петра Самохина, как свидетеля своего появления в подъезде Игоря Санина в означенные часы его гибели. Она же, в этом можно уже почти не сомневаться, ударила Игоря Валентиновича бутылкой по голове, а потом добила. Да-а, интересная женщина вырисовывается. В смысле, весьма необычный фигурант — убийца в юбке…
Пока я рассуждал, строил умозаключения, Коробов и Карапетян составляли фоторобот «журналистки Марины». Как это делается, известно по фильмам. Сидит за компьютером специалист с художественным образованием, лишенный нервов, и спрашивает про брови, глаза, про форму носа, про прическу, показывая человеку, видевшему преступника, разные лицевые элементы, забитые в специальной программе. Конечно, эта работа не на три минуты, и по двум-трем приметам нарисовать приемлемый портрет преступника, конечно, невозможно. Ибо настоящий фоторобот — это никак не стопроцентное сходство с оригиналом, а лишь типаж. И художественное образование габитоскописта как раз позволяет наиболее полно приблизиться к типажу преступника, путем наложения светотени, довоображения характерных черт. Так что на составление приемлемого фоторобота уходит час-полтора минимально.
Так оно и случилось.
Коробов и Карапетян вернулись часа через полтора с распечатанным фотороботом. Когда мне дали взглянуть на него, я понял, что по картинке нам реальную женщину никогда не найти. Глаза спрятаны за стеклами очков, овал лица скрыт длинными волосами, лоб закрыт челкой…
— Этот портрет хотя бы процентов на пятьдесят походит на «журналистку Марину»? — поинтересовался я.
— Карапетян сказал, что очень походит, — как-то слишком оптимистично ответил мне Володя. — Говорит: «вылытый Маринэ»…
Ехали мы довольно долго — пробки. Ох, уж эти пробки… Бич больших городов. Невозможно что-либо планировать: все равно опоздаешь или пропустишь. «Москва сегодня — город одного дела», — как сказал «Дежурный по стране» Михаил Жванецкий. И верно. Два-три дела за день сделать получается очень редко…
Наконец добрались до нужной улицы и нужного дома.
— Вот этат дом, — указал нам рукой вышедший из своей «Тойоты» Карапетян. — А вон тот падъезд, — он повернулся в сторону первого по счету подъезда, у которого стояли две старушки.
— Вы свободны, — сказал хирургу Коробов. — Можете ехать домой.
— Какой дамой! — почти возмутился Карапетян. — У миня столка дел асталось низаконченных из-за вас…
— Из-за нас? — поднял брови Володя. — Так это мы с Русаковым, выходит, провели возможного убийцу в больничный корпус, проводили до реанимационного отделения, где немногим позже было совершено убийство? — Володя серьезно и внимательно посмотрел на Карапетяна, видно ожидая дискуссии, и, не дождавшись таковой, солидно продолжил: — А может, это мы пытались поначалу говорить неправду, что могло ввести следствие в заблуждение и затруднить поиск преступника?
— Но я же ни знал, что ана убийца! — едва не простонал после услышанных слов Карапетян.
— Ладно, езжайте по своим делам, — разрешил ему Володя.
— Можно, да? — с надеждой в голосе уточнил хирург.
— Можно, — ответил Коробов.
— Спасибо, — Карапетян, кажется, не верил своим ушам.
— До свидания, — вместо «пожалуйста» сказал Коробов.
— До свидания, — ответил Карапетян и сел в свою машину. А потом вдруг вышел и подошел к нам: — Я вспомнил. Может, эта важно, — он посмотрел сначала на Коробова, а затем на меня: — Ана, кагда с вами разгаваривает, за рукав вас трогает. Привычка, навернаэ…
Что-то невидимое кольнуло меня туда, где находится сердце.
— Простите, как вы сказали? — переспросил я.
— Ана, кагда гаварит с вами, за руку трогает, — произнес Карапетян.
— Ну, привычка такая, наверное, — сказал Коробов, искоса глянув на меня. — Или она так специально делает. Касается руки… Мол, я тебе доверяю, и никаких черных мыслей относительно тебя не имею. Прием такой есть, — добавил Володя. — В технике завоевания доверия у людей и последующей манипуляции ими.
— Да, да, — встрепенулся хирург, — ана явна мною манипулиравала, верно гаварите…
— Вы, это, езжайте себе, — посмотрел на Карапетяна Володя. — У вас же уйма незаконченных дел…
— Да, верно, уйма дел, — согласился Карапетян. А потом сел в свою машину и уехал.
— А что это ты так заинтересовался привычкой «журналистки Марины» трогать собеседника за руку? — снова посмотрел на меня искоса мой проницательный университетский товарищ.
— Ничего. Просто так…
— Просто так? — спросил Володя. И опять покосился в мою сторону, уже недоверчиво.
— Ага, — ответил я.
— Знаешь, — произнес он многозначительно. — Просто так и чирей не вскочит…
— Так то чирей, — как смог, парировал я.
Почему меня зацепила привычка «журналистки Марины» касаться руки собеседника при разговоре, я пока определить не мог. Думать об этом некогда. Потом, когда будет время, подумаю. А сейчас надо было узнать, проживает брюнетка «Марина» в этой высотке, или нет. Если проживает, то, возможно, она к смерти Петрухи Самохина и убийству Санина не имеет никакого отношения. Я сам иногда пользуюсь всяческими ухищрениями, чтобы проникнуть туда, куда мне нужно, и чтобы, по возможности, никто не знал, кто я такой. Настоящий репортер — это тот, который будет всегда в нужном месте в нужное время и влезет в окно, если его прогонят в дверь. А иначе — не видать зрителю интересного материала, а телеканалу — высокого рейтинга…
А вот если никакой «журналистки Марины» не существует, то подозрение, что она и есть та самая деловая дама, которую видел Петруха, когда уходил от Санина, и которая шарахнула Игоря Валентиновича бутылкой по голове, а потом добила, а самого Петруху устранила, как опасного свидетеля, — усилится.
Две старушки по-прежнему стояли у подъезда и о чем-то беседовали.
— Это с него, с Горбача, все началось, — донеслось до нас. — Не зря его Меченым прозвали…
— Верно, Маш, говоришь, — отозвалась другая старушка. — Бардак да безобразия всяческие именно с него и начались…
— Верно, ох, как верно…
— И Ельцин этот тоже натворил дел…
— И не говори…
— А когда они вроде бы о народе пеклись, в действительности друг с дружкой за власть боролись. Перед нами комедию ломали…
— Добрый день, — весело поздоровался с ними Володя, когда мы подошли к дамам пост-бальзаковского возраста. Он почему-то решил выбрать тактику весельчака и рубахи-парня. Надеюсь, у него для этого имелись веские основания.
— Да уж, почитай, вечер на дворе, — отозвалась та, которую вторая старушка называла Машей.
— Ничего, что мы прервали вашу дискуссию?
— Ничего, наговоримся еще.
— А мы к вам по делу, — сделался нарочито серьезным Володя Коробов. — Интересуемся, не проживает ли вот в этом подъезде, — он указал на подъездную дверь, недалеко от которой стояли старушки, — некая особа… Она брюнетка, среднего роста, ходит в очках и ездит на автомобиле марки «Мазда». Ей лет двадцать пять-тридцать…
— Касательно автомобилей, ты, сынок, у молодых спроси. А всех, кто живет в этом подъезде, мы и не знаем…
— Ты за себя отвечай, — строго посмотрела на подругу старушка Маша. — Ты в доме этом без году неделя живешь, и всех его жильцов, конечно, знать не можешь. А я, — она вскинула гордо голову и с вызовом посмотрела на Володьку, — с самого основания тут проживаю, когда только дом этот построили и в эксплуатацию сдали, и, стало быть, всех жильцов этого подъезда досконально знаю…
— Да как это без году неделю-то? Восьмой годок пошел, как мы сюда с сыном и снохою переехали…
— Не ссорьтесь, — встрял в спор дам преклонного возраста Володя. — Ответьте лучше на мой вопрос: проживает ли в этом подъезде или доме женщина, похожая вот на эту? — Коробов достал распечатанный фоторобот и показал.
— А с чего ты взял, что мы ссоримся, мил человек? Мы вовсе и не ссоримся, — старушка по имени Маша пристально посмотрела на Коробова, а затем перевела взгляд на свою подругу: — Верно?
— А с чего ты взял, что мы ссоримся, мил человек? Мы вовсе и не ссоримся, — старушка по имени Маша пристально посмотрела на Коробова, а затем перевела взгляд на свою подругу: — Верно?
— Верно, — подтвердила та и уставилась недоверчивым взглядом на Володю Коробова. — Мы так разговариваем. А вот ты кто таков, милок, будешь?
— Да! — совсем строго посмотрела на Володю старушка Маша. — И по какому праву ты вопросы нам задаешь, парень?
— Ну, право задавать вопросы я имею полное, — с этими словами Володька полез в карман и достал удостоверение следователя Главного следственного комитета. — А вот у вас имеется полная обязанность на мои вопросы честно и без утайки отвечать.
— Брюнетка, говоришь? — в крайней задумчивости промолвила старушка Маша и, подняв взгляд, скользнула по этажам дома.
— Брюнетка, — охотно подтвердил Коробов.
— В очках, говоришь, ходит? — снова спросила та, что звали Машей.
— Ага, — ответил Володя.
— И росточку, говоришь, среднего?
— Среднего, — снова подтвердил мой университетский товарищ.
— И годов ей под тридцать будет?
— Да, — ответил Коробов. — Лет двадцать пять — тридцать.
— Нет, такая здесь не проживает, — еще немного подумав, ответила старушка Маша.
— Не… Нет такой в этом подъезде, — уверенно произнесла старушка по имени Маша.
— А может, в других подъездах такая женщина живет? — спросил Коробов уже без всякой надежды.
— В этом подъезде и в том, — указала на соседний подъезд, — точно нет таких. А вот в третьем… — она крепко задумалась, наверное, перебирая в памяти жильцов, вернее, жиличек третьего подъезда. Надо признать, память у нее была далеко не старушечья.
— Так что — в третьем? — поторопил ее Коробов.
— В третьем подъезде имеется одна брюнеточка, — раздумчиво произнесла старушка Маша. — И машина у нее имеется. Только вот та это машина, про которую вы спрашивали или не та, не знаю…
— Это ты про Веронику, у которой муж в прошлом годе помер, говоришь? — спросила старушку Машу ее подруга.
— Ну да, — отозвалась старушка Маша. — Про нее.
— Так, какого же она среднего росту? Она ж высоченная, как телеграфный столб.
— И то верно, — согласилась с подругой та, что звали Машей. И после недолгого молчания заключила: — Нет, молодые люди. Такая в нашем доме не живет.
— Вы уверены? — на всякой случай спросил Володя. И получил исчерпывающий ответ:
— А то! Не первый год здесь живем. Всех жильцов знаем.
Мы поблагодарили старушек и удалились…
Глава 10. Время подбивать бабки, или Марина, да не та
— Итак, что мы имеем? — Володька довез меня до дома, и мы пошли ко мне перекусить и попить чайку.
— Бабки подбить хочешь? — спросил я.
— Ага, — ответил Коробов. — А ты что, не хочешь?
— Хочу…
— Итак, что мы имеем, — повторил свою фразу Володя. — А имеем мы некую женщину лет под тридцать, разъезжающую на своей или арендуемой «Мазде». Она брюнетка, если это не парик; носит время от времени очки, если это тоже не камуфляж, что, скорее всего, так и есть. Женщина имеет весьма решительный характер, очень привлекательна, умеет и знает, как обольщать мужчин, и не обременена моралью. Ибо, убив Санина, она затем задушила опасного для нее свидетеля.
— Она не боится рисковать, — добавил я. — Проникнуть в больницу, выждать, пока представится возможность убить, и выйти из больницы… На это не всякий мужик способен.
— Верно, — согласился со мной Коробов. — Расчетлива и осторожна: близлежащие к дому Санина камеры не зафиксировали ни ее, ни ее светлую «Мазду». Склоняюсь к тому, что волосы и очки — камуфляж. На самом деле она не близорука и не брюнетка.
— Согласен, — сказал я.
— Значит, надо искать в окружении Санина молодую женщину, которая не носит очков и не является брюнеткой, — сделал вывод из вышесказанного Володя Коробов. — И крепко им «униженную и оскорбленную». Она обид не прощает и склонна к мести…
И тут меня словно ударило током. Мама родная! Так ведь на светлой, а точнее, серебристой «Мазде» ездит Наталья Кудашева, если она, конечно, не сменила фамилию. Вот она-то запросто может обольстить любого мужчину. И привычка у нее: трогать за руку собеседника при разговоре… Но вот убить одного, а следом за ним другого? Да еще хладнокровно и расчетливо. Как это вяжется с той, прежней Натальей Кудашевой, какую я знал?
Да никак!
Однако прежней Натальи уже нет. И я это почувствовал еще в «Мечте», где мы встретились после столь долгой разлуки. Но значит ли это, что она может убить?
Хороший вопрос, верно?
При некоторых ситуациях люди могут измениться буквально в одночасье. Порой они проделывают то, чего сами от себя не ожидают.
Скажем, живет человек. Работает, делает карьеру. Он вроде бы хороший: поможет в беде, выручит, даст без сожаления в долг.
Он понимает и ценит юмор, сам умеет шутить. С ним хорошо и просто.
И вдруг он делается начальником. И все эти качества как по мановению волшебной палочки куда-то исчезают. Он перестает шутить. Становится холодным, как могильный мрамор. Язык уже не повернется попросить у него взаймы до получки. Да и не даст он, похоже, уже ни рубля. Чужие беды для него теперь по барабану. Он изменился. Он стал другим. Или все-таки всегда был таким, а до этого лишь мастерски маскировался?
Не знаю. Но примеров этому полно…
Но Наталья? Она точно не маскировалась, когда заступилась за меня. И до старших классов была вполне нормальной девчонкой, понимающей, что такое дружба, верность и честь. Что произошло с ней, если она так изменилась? А изменилась она точно. Совсем другой человек, нежели та, которую я знал прежде. Холодная, расчетливая, знающая, чего хочет. Именно этими качествами и обладал убийца Игоря Санина и Петра Самохина. Но вот могла ли она убить! Ведь женщина, в конце концов!
А что, если это она?
У нее явно не просто деловые отношения с этим Антоном Путятиным. С ее стороны — точно! И она устраняет его главного конкурента Санина, расчищая путь возлюбленному. Но тогда это уже не любовь, а болезнь. Мания… Как это доказать? Ведь тот, кто видел ее входящей в подъезд, — мертв. Камеры наружного наблюдения не зафиксировали в день убийства ни ее саму, ни ее машину. Попробуй докажи, что в день убийства Санина она была в его подъезде! Да даже поблизости! Нет доказательств…
А убийство Петра Самохина? Вот возьмет Карапетян, да и не узнает в очкастой брюнетке и «журналистке Марине» Наталью. Парик, очки, макияж — узнай, что под ними?
А если это простое совпадение? Светлая «Мазда» и привычка трогать за руку при разговоре? Касание руки собеседника при общении с ним — элемент техники соблазнения и построения доверительных отношений. Такой прием описан едва ли не во всех учебниках психологии. А вызвать доверие и соблазнить Карапетяна, очевидно, было совсем несложно… Надо полагать, он не особенно и сопротивлялся. Только вот с какой целью ей было это нужно?
А все просто. Чтобы проникнуть в больницу и написать большую статью, хорошую или плохую — неважно, про больничные порядки. Ведь она же журналистка…
— Надо узнать, не работает ли, и правда, в «Вечерней Москве» журналистка по имени Марина, — наконец, изрек я, освободившись от мучительных для меня раздумий.
— Я уже дал такое распоряжение, — сказал Коробов.
— И что? — спросил я.
— Жду звонка, — ответил Володя. — Вот-вот должны позвонить и доложить…
— А про «Авокадо» ты не спрашиваешь? Она ведь и про наш канал сказала.
Володька усмехнулся:
— Ты бы мне её уже давно за бонус какой-нибудь сдал.
Зазвонил сотовый. Володя взял трубку:
— Слушаю, Паша… Что? Есть такая? Тридцать два года? Значит, «Вечерка»?
Володя многозначительно посмотрел на меня…
— А какая она, ты узнал? — спросил он в трубку. — В очках? Брюнетка? Ну, спасибо тебе…
Коробов нажал на «отбой»…
— Что, поехали в «Вечерку»?
— Поехали, — ответил он.
— Адрес знаешь? — поинтересовался я.
— А что его не знать, — ответил Володя. — Северный округ, Бумажный проезд, четырнадцать.
— Правильно, — констатировал я.
* * *Нам повезло. Марина оказалась на месте. Она, и правда, была корреспондентом отдела новостей, носила очки и волосы у нее темные. Правда, особенно хорошенькой назвать нельзя… Марина Остапчук, так ее звали, была чрезвычайно близорука, а ее комплекция никак не вписывалась в понятие обольстительной. Словом, Марина, да не та. А больше тридцатилетних Марин в «Вечерней Москве» не водилось…
Володя задал ей пару вопросов касательно того, что она делала и где была в день убийства Санина и во время удушения Петрухи Самохина. Но это так, для проформы. И чтобы как-то оправдать наш к ней визит.
Конечно, в доме Санина в день его убийства она не появлялась: ездила к своей тетке в Мытищи и до вечера пробыла у нее. Конечно, это надлежало бы проверить, но… Когда душили Самохина, она и вовсе находилась в редакции, что могли подтвердить аж целых три десятка сотрудников. Да и машины «Мазда» у нее не имелось: ездила она на «Дэу Матизе», лет пяти, если не более.