Но сторонники ретроромантизма попросту воспевают предыдущее состояние обморожения и воспринимают его как прообраз божественного пробуждения, как некое подобие бессознательного Рая. Однако состояние слияния не является бессознательным Раем, это бессознательный Ад. Вместе с вехой 2 этот ад начинает сознаваться, вот и всё. На самом деле это большое достижение.
В.: Даже при условии, что веха 2 довольно «несчастливое» обретение в процессе развития.
К. У.: Горько-сладкое, да. Но предыдущее состояние является состоянием онемения, а не недвойственности; неведения, а не блаженства. Моя собака тоже не мечется в душевных терзаниях и не мучится угрызениями совести, но освобождение ведь не состоит в том, чтобы заново вернуть себе сознание собаки. Или «зрелую форму» сознания собаки.
Нет, когда мы пробуждаемся в качестве отдельной эмоциональной самости, со всеми радостями и ужасами, которые с этим связаны, мы в действительности трансцендируем предыдущее состояние слияния. Мы в некоторой степени пробуждаемся. Мы получаем больше глубины и сознания, и этому внутренне присуща своя ценность, своя значимость. Но, как и в случае со всеми стадиями развития, за каждое возрастание сознания необходимо заплатить свою цену. Такова диалектика прогресса.
В.: Итак, а что, если всё проходит относительно хорошо на вехе 2?
К. У.: Что ж, позвольте мне сперва сказать, что если на этой вехе происходит какая-то неприятность — то есть нечто худшее, нежели та нормальная кутерьма, которую в любом случае и представляет собой эта веха, — тогда либо самость остаётся в состоянии слияния с этой эмоционально-нарциссичной стадией (и получаются так называемые нарциссические расстройства личности), либо процесс дифференциации начинается, но не находит разрешения, и образуется что-то вроде диссоциации (так называемые пограничные расстройства). Именно такую общую классификацию и этиологию мы и находим в работах таких исследователей, как Кохут, Мастерсон, Кернберг, Малер, Стоун и Гедо, если упомянуть лишь некоторых из них.
В любом случае у самости не выработано реалистичных эмоциональных границ. В нарциссических и пограничных синдромах личность, таким образом, не имеет ощущения цельного «я», и это, вероятно, одна из самых определяющих черт данных патологий. Самость либо относится к миру как расширению самой себя (нарциссическое расстройство), либо испытывает постоянное вторжение и подвергается мучениям со стороны мира (пограничное расстройство). Этот уровень патологии называется пограничным, потому что он находится на границе между психозом и неврозом. Он иногда называется «стабильно нестабильным». Растущая самость пережила мучительное расщепление на втором крупном распутье, которое ей встретилось на пути развития. Веха 3: рождение концептуальной самости
В.: Но что, если веха 2 проходится благополучно?
К. У.: Если всё проходит относительно благополучно, тогда самость более не отождествлена исключительно с эмоциональным уровнем. Она начинает трансцендировать этот уровень и отождествляться с ментальным, или концептуальным, «я», которое представляет собой начало вехи 3 и репрезентационного ума.
Этот репрезентационный ум — это примерно то же, что Пиаже называл дооперационным мышлением. В моей терминологии реп-ум состоит из образов, символов и понятий. Вы можете всё это увидеть, к примеру, на рис. 5.3.
Образы начинают возникать в возрасте примерно 7 месяцев. Ментальный образ более или менее похож на объект, который он репрезентирует, или представляет. Если вы закроете глаза и представите себе собаку, то «увиденное» будет весьма похоже на оригинал. Это и есть образ. Символ же, с другой стороны, представляет объект, но совсем не похож на объект, и это более сложная когнитивная задача. Символ «Фидо» (кличка пса. — Прим. пер.) репрезентирует мою собаку, но он совсем не похож на мою собаку. Символы возникают на втором году жизни, обычно начиная с таких слов, как «ма» или «па», а затем очень быстро развиваются. Символы доминируют над сознаванием в возрасте приблизительно 2—4 лет.
Затем начинают возникать понятия. Там, где простой символ представляет единичный объект, понятие представляет целый класс объектов. Слово «собака» представляет всех собак, а не только Фидо. Это даже ещё более сложная задача. Понятия преобладают в сознавании в возрасте 4—7 лет. Разумеется, есть базовые единицы, или холоны, сознания, так что, как только они возникают в сознавании, они продолжат оставаться в виде базовых способностей, доступных сознанию.
Но как раз когда возникают понятия, тогда своё становление начинает именно ментальная самость, концептуальная, или понятийная, самость. Когда самость начинает отождествление с этим концептуальным умом, мы получаем веху 3. Самость теперь есть не просто совокупность ощущений, побуждений и эмоций, она также является и набором символов и понятий. Она начинает проникать в мир языка, мир ноосферы, и это, мягко говоря, всё меняет. Она перешла от физиосферы вехи 1 к биосфере вехи 2, а теперь в особенности начинает входить в ноосферу вместе с вехой 3. Каждый невроз — это экологический кризис
В.: Что, по вашему мнению, является самой важной особенностью в отношении этой новой языковой самости?
К. У.: То, что эта новая самость существует в ноосфере, а ноосфера может подавить биосферу. На индивидуальном уровне это приводит к образованию невроза; на коллективном — экологического кризиса.
Другими словами, мир языка — это и вправду новый мир, новое миропространство. Теперь самость способна думать о прошлом и планировать будущее (ей свойственны время и историчность); она способна начать управлять своими телесными функциями; она способна представлять в уме вещи, которые в действительности не присутствуют в её ощущениях. Поскольку она способна предвосхищать будущее, она может волноваться и страдать от тревоги, а поскольку она может думать о прошлом, она может чувствовать сожаление, вину и раскаяние. Всё это часть её нового миропространства — языкового мира, ноосферы.
И именно оттого, что он существует в этом новом и более широком мире, концептуальный ум может подавлять и диссоциировать свои более низкие побуждения. То есть именно по той причине, что ноосфера трансцендирует биосферу, она может не только трансцендировать и включать, но и подавлять, искажать и отрицать. Не просто дифференцировать, но и диссоциировать. Как в индивидуальном плане, так и в массовом. На индивидуальном плане речь идёт о неврозе; в массовом — об экологическом кризисе.
В.: На данный момент давайте сосредоточимся на индивидуальном, или мы отойдём от темы.
К. У.: На индивидуальном уровне результат подавления ноосферой биосферы называется психоневрозом, или попросту неврозом. Ум может подавлять природу — как внешнюю (экологический кризис), так и внутреннюю (либидо).
Психоневроз — или просто невроз — в техническом смысле означает, что сформировалась достаточно стабильная, согласованная, ментальная самость, и эта ментально-концептуальная самость (эго) может подавлять, или диссоциировать, аспекты своих телесных влечений, побуждений, или импульсов, и эти подавленные, вытесненные или искажённые импульсы — обычно сексуальные или агрессивные, — как следствие, проявляются в скрытых и мучительных формах, известных как невротические симптомы.
Другими словами, каждый невротический симптом представляет собой экологический кризис в миниатюре.
В.: Интересно, что как таковое вытеснение и классические неврозы начинают существовать с появлением вехи 3.
К. У.: В общем смысле это так. Понимаете, в предыдущих пограничных состояниях вытеснение и подавление как таковые не особо-то и наблюдаются: самость недостаточно сильна, чтобы что-либо подавлять! Самость неспособна подавлять свои эмоции, напротив — они её всецело ошеломляют, захватывают, наводняют. Нет никакого «вытесненного бессознательного», которое можно было бы раскапывать, ибо в первую очередь нет каких-либо серьёзных случаев вытеснения. Вот почему эти состояния зачастую называются «доневротическими».
Посему психотерапевтические методы, направленные на пограничные состояния (веха 2), на самом деле известны как психотерапии, направленные на выстраивание структуры: они помогают хрупкой самости дифференцироваться, стабилизироваться и выстроить границы в отличие от раскрывающих психотерапевтических методов, нацеленных на невротический уровень (веха 3), задача которых состоит в расслаблении барьера вытеснения и воссоединении с влечениями, эмоциями и самоощущением, вытесненными более сильной невротической самостью. На самом деле одна из задач психотерапии, направленной на выстраивание структур, как раз и состоит в том, чтобы обучить страдающего пограничным расстройством способности к вытеснению!
В.: В таком случае получается, что невроз — это улучшение!
К. У.: Да, и далее вам нужно будет работать уже с ним. Смысл же, как показал Вайян, состоит в том, что сами защитные механизмы существуют в рамках иерархии развития. Типичный защитный механизм вехи 1 — это проективное отождествление, при котором самость и другой преимущественно недифференцированы. Типичные защитные механизмы вехи 2 включают в себя расщепление и слияние (слияние репрезентаций самости и объекта и расщепление «абсолютно хороших» и «абсолютно плохих» объектов). Как таковое вытеснение типично для защитных механизмов вехи 3, и они, как утверждается, в итоге уступают место «наиздоровейшему» из всех защитных механизмов — сублимации, которая просто представляет собой психоаналитически дезинфицированное слово для обозначения трансценденции.
В.: Стало быть, защитные механизмы располагаются в холархическом порядке.
К. У.: Во многих смыслах, да. Защитные механизмы, когда они действуют в естественных и нормальных условиях, подобны психологической иммунной системе. Они помогают поддерживать цельность и стабильность границ самости и отбрасывают любых агрессоров, угрожающих системе самости.
Но, как и во всём остальном, хорошего может оказаться чересчур много. Защитные механизмы могут стать аутоиммунной болезнью: самость начинает нападать на себя же и пожирать саму себя. Армия защитников превращается в репрессивную государственную машину. Самость начинает защищаться от боли и ужаса, сажая своих же собственных граждан в тюрьму. Она изолируется от своего собственного потенциала. Зажмуривает глаза. Начинает лгать. Вне зависимости от того, на каком «уровне» образуется эта ложь (от расщепления, слияния и проекции до вытеснения, реактивного образования и вымещения), самость прячется от себя, лжёт себе и становится непроницаемой для самой же себя.
Вместо действительной самости вырастает ложная самость. Начиная с самого раннего уровня — вехи 1 (а некоторые утверждают, что начиная и с вехи 0), едва оперившаяся и растущая самость может начать дистанцироваться от аспектов собственного бытия — аспектов, которые излишне угрожающи, излишне мучительны или излишне разрушительны. Она это делает при помощи защитных механизмов, которые доступны ей на своём уровне развития. Есть психотическая ложь, пограничная ложь, невротическая ложь и так далее. «Бессознательное» в самом общем смысле есть просто место скопления лжи — слоёв обмана, слоёв неискренности, прячущих действительную самость и её подлинные потенциалы.
В.: Так что же происходит с этой ложной самостью?
К. У.: Ложная самость — на каком бы уровне она ни была — может просто сохранять бразды правления над нашей жизнью на всём её протяжении, оставляя индивида, прихрамывая, ковылять по своей наполненной внутренней неискренностью жизни. Однако чаще ложная самость в какой-то момент схлопывается под своим же удушающим весом — происходит «срыв», и человек встречается лицом к лицу с выбором из нескольких альтернатив: отдохнуть, восстановить силы и затем возобновить всю ту же траекторию ложной самости; заглушить дилемму наркотиками или алкоголем, вытеснив её из сознания; на уровне поведения закрепить действия по избеганию проблемы или же предпринять исследование, углубившись в жизненный мир лжи, обычно при содействии психотерапевта, который поможет вам более правдиво интерпретировать свои внутренние намерения.
В.: Речь идёт о толковательных, или левосторонних, психотерапевтических подходах.
К. У.: Да. В безопасной среде, погружённой в сопереживание, конгруэнтность29 и принятие, человек может начать рассказывать правду о своём внутреннем мире без страха перед возмездием. И, таким образом, ложное «я», на каком бы уровне оно ни образовалось, как правило, теряет повод для своего существования. Ложь — сопротивление правдивости — интерпретируется, а сокрытые боль, ужас и тоска раскрывают своё существование, так что ложное «я» медленно сгорает в огне правдивого сознавания. Правдивые внутренние пространства совместно разделяются в межсубъективном круге заботы и сострадания, который освобождает их из заключения в тюрьме обмана и лжи, позволяя присоединиться к протекающему процессу развития сознания. Красота действительной самости излучает сияние, и радость, неотъемлемо присущая новой глубине, сама по себе служит наградой.
Итак, мы обсудили лишь первые три вехи и патологии, которые развиваются на этих этапах, — психозы, пограничные расстройства, неврозы. Однако в общем виде это явление действует на протяжении всего развития, в том числе и включая высшие, надличностные, или трансперсональные, измерения. На любом уровне развития мы можем существовать в качестве действительной самости, излучающей искренность, или же в качестве ложной самости, заключённой в темницу обмана. И различные уровни данной лжи — суть различные уровни патологии. Ранние мировоззрения: архаическое, магическое, мифическое
В.: Таким образом, мы рассмотрели уровни вплоть до вехи 3. Первые три основные сферы, или уровня, развития сознания, каждая из которых имеет своё собственное мировоззрение, отличающееся от мировоззрений на других уровнях.
К. У.: Да. Мировоззрение, как мы упоминали, есть то, каким предстаёт перед индивидом Космос на определённой ступени развития сознания. Когда у вас имеются только ощущения и импульсивные побуждения, каким предстаёт перед вами Космос? Мы называем получаемое в данном случае видение мира архаическим. Когда же появляется способность формировать образы и символы, каким в таком случае предстаёт Космос? Магическим. Если же добавить сюда правила и роли, то каким мы видим Космос? Мы видим мифический мир. А когда образовывается способность к мышлению посредством формальных операций, что мы видим? Рациональный мир. И так далее.
В.: Почему бы вам вкратце не описать ранние мировоззрения, чтобы мы затем могли перейти к рассмотрению более высоких форм развития.
К. У.: «Архаическое» — это нечто вроде всеобъемлющего термина, который крайне обобщённым образом указывает на все предыдущие стадии, вплоть до уровня человекообразных обезьян. Архаическое мировоззрение — это общее видение мира на вехе 1. По сути, это сенсомоторное мировоззрение.
В.: А магическое?
К. У.: По мере того как начинают возникать образы и символы примерно в период вехи 2, данные ранние образы и символы ясным образом ещё не дифференцированы от объектов, которые они олицетворяют. Так, кажется, что манипуляции с образом реально изменяют сам предмет. Если я сделаю фигурку в виде вашего образа и проткну её иголкой, то с вами действительно произойдёт нечто плохое. Ребёнок живёт в этом мире магического замещения и уплотнения. Очень «первичный процесс». Очень магический.
Аналогичным образом, поскольку самость («я») и другой не дифференцированы должным образом, ребёнок заселяет свой мир объектами, которым приписываются качества одушевлённости, — магическое мировоззрение анимистично. Я не имею в виду какую-то продвинутую философию панписихизма. Нет, это очень примитивное и эгоцентрическое мировоззрение. Облака движутся потому, что они следуют за тобой и хотят за тобой наблюдать. Идёт дождь потому, что небо хочет тебя умыть. Гром грянул потому, что небо на тебя лично злится. Разум и мир ещё отчётливо не дифференцировались, так что их качества и свойства, как правило, сливаются и смешиваются «магическим образом». И внутреннее, и внешнее эгоцентричны и нарциссичны.
В.: А что же насчёт мифического мировоззрения?
К. У.: По мере того как развитие продвигается к вехе 3, ребёнок начинает понимать, что он не может магически повелевать миром, отдавая ему приказания. Он продолжает прятаться под подушкой, но люди его всё равно находят! Что-то больше не работает. Магическое воззрение более не срабатывает. «Я» не может на самом деле диктовать миру свою волю с позиций магического всемогущества. Но ребёнок начинает думать, что, быть может, кто-то другой может. И тогда на сцене появляется пантеон богов и богинь, демонов, фей и особых сил, и все они способны чудодейственным образом отменять законы природы по различным, зачастую весьма банальным и тривиальным причинам. Ребёнок просит родителей превратить отвратительный шпинат в конфету. Он не понимает, что материальный мир так не работает.
Но, как бы то ни было, ребёнок развивает очень комплексное мифологическое мировоззрение, которое населяют самые разные эгоцентрические силы. Они в его воображении управляют деятельностью мира и все сфокусированы на эго ребёнка. Тогда как на предыдущей, магической, фазе ребёнок считал, что сам он может изменить мир, лишь произнеся волшебное слово, а теперь ему приходится тратить время на то, чтобы удовлетворять богов, демонов, силы, способные изменить мир нередко к худшему. Эгоцентрическая власть уступает место эгоцентрической молитве и ритуалу. Постоянно наблюдается попытка «договориться» с этими силами: если я доем ужин, то какая-то благоприятная сила избавит меня от зубной боли.