– Почему? – оторопел Хват.
После непродолжительного молчания из трубки донеслось безрадостное признание:
– Оказывается, полеты над Москвой запрещены. Это в корне меняет дело. Я, например, хотел показать Кремль с высоты птичьего полета своему сынишке, Артемке. – Антоненко повысил голос: – Собирался оборудовать на крыше городского дома вертолетную площадку. Теперь все мои планы похерены…
Причина для разочарования у благодетеля «Феникса» могла быть только одна. Антоненко действительно намеревался использовать вертолет в пределах городской черты. Хват почувствовал себя рыболовом, с крючка которого вот-вот сорвется хищная рыбина. Охотником, из-под носа которого уходит добыча.
– Все это чушь собачья! – воскликнул он.
– Что ты называешь чушью? – возмутился Антоненко. – Мою задумку устроить посадочную площадку на крыше?
– Да нет же, – поспешил поправиться Хват. – Я о запрете на полеты над Москвой. Он не на всех распространяется.
– Неужели? – В этом якобы саркастическом вопросе прозвучало и плохо скрываемое любопытство.
– Есть рожденные ползать, а есть рожденные летать.
– И ты, разумеется, принадлежишь ко второй категории.
– Берусь доказать это сегодня же, – сказал Хват, в голове которого созрело довольно оригинальное решение проблемы. – Вы где живете?
– Зачем тебе это знать? – насторожился Антоненко.
– Хочу подать карету к вашему подъезду.
– Карету?
– Воздушную. Назовите место и время, и я подлечу на вертолете точно в срок.
– Любишь риск?
– Люблю щедрых хозяев, – сказал Хват. – Совершив самовольный вылет, я потеряю место пилота в «Седьмом небе», но зато получу место телохранителя владельца компании «Айсберг». По-моему, овчинка очень даже стоит выделки. Но получать я хочу не тысячу семьсот пятьдесят, а две с половиной тысячи долларов. Что скажете на мое предложение?
– Ну ты и жук, – протянул Антоненко, начавший осознавать, что у него появилась возможность обзавестись вертолетом бесплатно.
– Главное, что майский, а не навозный.
– Между ними есть разница?
– Один умеет летать, а второй только и делает, что носится со своим дерьмом, – бойко ответил Хват, не преминув добавить в уме: «В точности, как ты, Олег Григорьевич. Говнюком живешь, говнюком и помрешь, сколько одеколонами ни обливайся».
– Я живу в Седьмом Ростовском переулке, – медленно произнес Антоненко. – Это элитный дом, он там один такой на всю округу. Если ты не пьян, не обкурен и не белены объелся, то я готов подъехать к четырем. Успеешь?
– Давайте лучше к двум. Не люблю тянуть резину.
– А ты мне начинаешь нравиться, Михаил.
– Рад стараться, – дурашливо рявкнул Хват. – Разрешите выполнять?
– Разрешаю, – ласково произнес Антоненко, прежде чем отключил телефон.
«А ведь он действительно убежден, что обаял меня своими разглагольствованиями и посулами, – размышлял Хват, пригнувшись в седле мотоцикла, уносящего его в сторону Мячкова. – Всю эту зажравшуюся публику губит самонадеянность. Они даже не в состоянии предположить, что кто-то видит их такими, какие они есть на самом деле. Как же я ненавижу всех этих прожорливых тварей. И если имя им – легион, то очень скоро ряды этого легиона слегка поредеют».
Километры мелькали за километрами, а Хват все никак не мог решить, стоит ли поставить в известность начальство о своем намерении фактически угнать вертолет, принадлежащий авиаклубу «Седьмое небо». В конце концов он решил не звонить ни Реутову, ни тем более Васюре. Начнутся совещания, обсуждения. План Хвата подвергнется сначала тщательному анализу, а потом корректировке. Но кто подсчитает, во сколько новых человеческих жизней это обойдется? Нет, в данной ситуации терять время было нельзя. Его вообще никогда нельзя терять, время. Уж слишком стремительно оно летит. И обратного хода не имеет.
Закон мироздания.
* * *Элитный дом в Седьмом Ростовском переулке проектировали для чего угодно, но только не для выполнения функций посадочной площадки, пусть даже для таких миниатюрных вертолетов, каким являлся «EXEC-162F». Почти целиком состоящий из балконов, гранитных цоколей, эркеров и застекленных поверхностей, он был покрыт настолько причудливой по форме кровлей, что сам Карлсон не сыскал бы на ней места для мягкой посадки.
«Интересно, а почему это Антоненко так волнует проблема полетов над Москвой? – думал Хват, совершая повторный вираж над домом. – Намеревается лично выгрузить взрывчатку в условленном месте? Вряд ли, к физическому труду он не приучен. Значит, собирается поручить тягать мешки мне. Если так, то жизни мне отмерено всего ничего. С одной стороны, обидно, но с другой – велика вероятность, что на поиски тайника мы отправимся вместе. Скорей бы».
Вот уже в третий раз облетая по кругу здание, выложенное из шикарного кирпича нежно-персикового цвета, Хват пытался обнаружить внизу присутствие своего заказчика, но подъездная площадка оставалась совершенно безлюдной, хотя часы показывали начало третьего. Плохо. Скорее всего, наиболее бдительные жильцы уже оповестили охрану о подозрительном вертолете, и за ним ведется самое пристальное наблюдение.
Хват выругался. Рация вертолета была отключена, но нетрудно было представить себе, что происходит сейчас в эфире. Разгневанные голоса диспетчеров пытаются докричаться до нарушителя воздушного пространства, грозя ему всеми карами небесными. Лютуют представители спецслужб, опасающиеся теракта, в том числе генерал Васюра, не ожидавший такого поворота событий. Может быть, об инциденте уже доложено президенту или министру обороны, и тогда за маневрами вертолета бдительно следят войска ПВО. Долбанут ракетой – и поминай как звали…
Пройдясь в двадцати метрах над площадкой перед домом, вертолет взмыл в небо, провожаемый взглядами десятков людей. Уличные зеваки задирали головы, прикрывая глаза от солнца, чтобы получше разглядеть механическую стрекозу, нарушившую покой квартала. Жильцы дома приникали к своим окнам из тройных стеклопакетов. Некоторые из них что-то возбужденно кричали в телефонные трубки. Их голоса были тревожными и пронзительными, как у чаек, обнаруживших, что облюбованная ими скала оказалась не такой уж неприступной.
Усиливая общее смятение, к дому подкатила фиолетовая «Вольво», похожая на обтекаемый баллистический снаряд, и с истеричным визгом притормозила возле пандуса, ведущего ко входу в элитный дом. Корпус автомобиля еще продолжал раскачиваться на подвесках, когда из распахнувшихся дверей выскочили двое охранников и, раскорячившись на манер заправских фэбээровцев, принялись целиться в небо из пистолетов, сжимаемых двумя руками.
– Он улетел, он улетел, шеф, – верещал один из них в портативный микрофончик, прикрепленный на уровне перекошенного рта. – Как меня поняли? Как поняли меня?
Второй молча глядел вверх; сустав его указательного пальца, положенного на спусковой крючок, побелел от напряжения.
Несмотря на воинственный вид, парни еще никогда не бывали в серьезных переделках, а потому представляли собой для мирных граждан значительно бóльшую угрозу, чем скрывшийся за соседними зданиями вертолет. Каждый из них был готов открыть пальбу хоть сию секунду, оправдывая свою высокую зарплату, бесплатное питание и высокое покровительство хозяина. В глазах охранников чудился безумный блеск, который можно заметить у спущенных с поводка доберманов.
Это были новички, взятые Антоненко из так называемого спортивно-тренировочного лагеря «Феникс». Не то чтобы он опасался за свою безопасность, но ездить без охранников ему не позволял статус видного бизнесмена, а прежние не пожелали работать за идею. Пока что доморощенные бодигарды получили оружие, мобильную связь и приличные костюмы из хозяйских запасов, а что касаемо обещанного оклада, то тут все зависело от успеха намеченной на ближайшие дни операции. Будущее Антоненко от нее тоже зависело, так что он очень огорчился, не увидев угнанного пилотом вертолета.
Его задержала одна из тех самых автомобильных пробок, о которых так много говорили в авиаклубе «Седьмое небо». И теперь, глядя на небо из своего черного «мерседесовского» внедорожника, рыло которого едва не касалось заднего бампера «Вольво», Антоненко чувствовал себя обманутым. Если его душа и пела, то мелодии эти по своему настроению соответствовали похоронным маршам.
– Что делать, шеф? – нервозно спросил охранник, догадавшись наконец, что вести переговоры можно без всякой радиосвязи.
– Может, начать преследование? – предположил второй.
Неужели они верили, что машина способна нагнать вертолет по переполненным столичным улицам? Неужели они полагали, что их хозяин знает, как ему быть дальше?
– Спрячьте пушки, придурки, – сказал им Антоненко, столь же мрачный, как и его джип, смахивающий на катафалк. Выбравшись наружу, он обвел взглядом любопытных, собравшихся возле дома, и хотел проследовать к двери, когда какой-то малец восторженно завопил:
– Спрячьте пушки, придурки, – сказал им Антоненко, столь же мрачный, как и его джип, смахивающий на катафалк. Выбравшись наружу, он обвел взглядом любопытных, собравшихся возле дома, и хотел проследовать к двери, когда какой-то малец восторженно завопил:
– Возвращается!
– Гляди-гляди, и правда!
– Летит!
Люди, собравшиеся вокруг стоянки для жильцов дома, заволновались, запрокидывая головы, прикрывая глаза ладонями, обмениваясь впечатлениями. В предвкушении бесплатного представления они казались почти одухотворенными.
* * *Антоненко тоже просиял. Вертолет, вынырнувший из-за дальних крыш, стремительно приближался. Михаил оказался не только опытным пилотом, но и весьма ответственным человеком.
– Молодец, умеет держать слово, – воскликнул Антоненко, который сам вряд ли исполнил хотя бы одно обещание в своей жизни.
– Воздушная тревога! – дурашливо заорали в толпе зевак.
– Что он сказал? – запаниковал охранник со скошенными к микрофону губами.
– Стрелять? – обреченно спросил второй, не сводя глаз с неумолимо увеличивающегося вертолета. Его лицо подергивалось от отчаянной решимости то ли умереть на месте, то ли пуститься наутек.
Стальные полозья, заменявшие вертолету шасси, едва не касались крыш автомобилей, едущих по переулку. Совершив изящный крен влево, он удалился от проезжей части и, проскользнув между деревьями, взял курс на пандус, где смешались в кучу люди и машины Антоненко.
«Садись», – просигналил он рукой.
«Нет», – покачал головой Хват в своей прозрачной кабине.
Он заставил вертолет зависнуть в каких-то полутора метрах от мостовой. Ветер шевелил волосы собравшихся, трепал их одежду, швырял в их прищуренные глаза и оскаленные рты взвихренную пыль.
«Садись немедленно!» – Антоненко повторил жест, но на этот раз нетерпеливо.
Вертолет сорвался с невидимой нити, на которой висел, и устремился прямо на него. Оба охранника, заподозрив, что свихнувшийся летчик идет на таран, метнулись в стороны. Один очертя голову сиганул с трехметрового пандуса в кусты роз. Второй, пригибаясь, как под ураганным обстрелом, побежал вдоль здания, вряд ли соображая, куда он спешит и зачем.
– Падаль трусливая, – надрывался Антоненко, у которого от страха парализовало ноги, – быдло, скоты, шакалы!
В следующее мгновение на него упала тень, и он зажмурился. Ему показалось, что полосатая махина снесла ему голову с плеч, и лишь чуть позже он осознал, что напугавшее его прикосновение совершила всего-навсего человеческая рука.
– Подтягивайтесь же, Олег Григорьевич, – приговаривал Хват, продолжая затаскивать своего нового патрона в кабину. – Ну, еще чуть-чуть.
– Ты что творишь? – слабо возмутился Антоненко, удерживаемый за воротник пиджака. – Отпусти немедленно. Никуда я не полечу.
– Вы уже летите. Мы летим.
Это было произнесено так просто, что не поверить было нельзя. Обмерший Антоненко напряг руки, упал всем туловищем на пол и, болтая в воздухе ногами, спросил:
– На какой высоте?
– Метров пятнадцать, не больше.
– Ерунда какая…
Пробормотав эти слова, Антоненко потерял сознание.
* * *«EXEC-162F» стоял на лужайке, неплохо гармонируя с окраской окружающих берез. Было тихо и очень красиво. Хотелось вдыхать лесной воздух полной грудью, но запах гари постоянно напоминал о себе, просачиваясь сквозь ряды елей.
– Хорошо как, – мечтательно сказал Антоненко, прислонившийся к вертолету с травинкой в зубах. – Так бы и остался здесь. Крутишься, суетишься, добиваешься чего-то, а зачем? Счастье-то вот оно, рядом. Простое, неприметное.
Хват недоверчиво покосился на него:
– Не очень вы похожи на человека, который способен жить в такой глуши.
– Способен, Михаил, способен. Но не имею права на счастье.
– Почему, Олег Григорьевич?
– Моя историческая родина порабощена инородцами, – проникновенно произнес Антоненко. – Как же я могу думать о личном счастье, пока славянские народы находятся под чужеземным игом?
Судя по благосостоянию спонсора партии «Феникс», ни аскетизм, ни фанатизм ему присущи не были. Не позволяя губам растянуться в презрительной усмешке, Хват отвернулся и коротко бросил:
– Дятел.
– Что ты сказал? – насторожился Антоненко.
– Слышите? Дятел стучит: р-р-ра-та-та-та… Он долбит дерево и будет долбить, пока не доберется до личинки. Так и целеустремленный человек, вроде вас. Ни за что от своего не отступится.
Обдумав сравнение, Антоненко решил, что оно ему определенно не нравится, и проворчал:
– Я, Михаил, не за личинками охочусь.
– Ясный перец, – согласился Хват. – У вас цели ого-го.
– Откуда ты знаешь, какие у меня цели?
– Слушаю, примечаю.
– А! – Антоненко польщенно засмеялся. – Проникся, значит, моими идеями?
– Еще как! – Произнеся эти слова, Хват тщательно прочистил горло и сплюнул в кусты.
– Понравилось? – повысил голос Антоненко.
– Ага! – откашливание сменилось поочередным продуванием ноздрей.
Беседовать с этим мужланом о высоких материях было неприятно. Поморщившись, Антоненко прошелся вдоль вертолета, поглаживая ладонью его полосатый корпус. Остановился. Резко обернулся и посмотрел на пилота в упор:
– Как думаешь со «стрекозкой» поступить? Отгонишь обратно?
Хват, продолжая изображать из себя недалекого простофилю, поскреб затылок:
– А чего туда-сюда мотаться? Забирайте вертушку, и дело с концом. Насколько я понимаю, загвоздка состояла в полетах над Москвой. Теперь вы убедились в том, что это вполне возможно?
– Убедился, – кивнул Антоненко, живо вспоминая, как висел между небом и землей, удерживаемый пилотом за шкирку, словно паршивый котенок. Это своеобразное похищение убедило его в одном: Михаил – человек решительный, сильный и отчаянный, следовательно… от такого нужно избавляться как можно быстрее. Сильные, решительные и отчаянные люди хороши лишь при проведении силовой акции, а потом превращаются в балласт.
«В опасный балласт», – добавил про себя Антоненко, после чего улыбнулся:
– Ну что ж, Михаил, остается перегнать вертолет на мой участок в Жуковке-три.
– Э нет, остается еще кое-что, – воскликнул Хват с тем хитрым выражением, которое часто можно заметить на лицах наивных лохов. – Сначала вы должны съездить в авиаклуб и оплатить покупку. Иначе на меня в розыск подадут, как на вора. А Уголовный кодекс чтить надо.
– Конечно, – улыбнулся Антоненко еще шире, еще лучезарнее. – Сейчас мы это уладим.
Он тут же набрал телефонный номер Нишарина и вступил с ним в нудные препирательства, продолжавшиеся никак не меньше десяти минут. Президент «Седьмого неба» требовал немедленного возврата «Иксэка» на летное поле, а президент «Айсберга» врал, что пилот вертолета пьян и никуда лететь не в состоянии. Закончилось это тем, что Антоненко твердо пообещал прислать завтра секретаря-референта с суммой, предусматривающей возмещение морального ущерба, причиненного Нишарину. Услышав, что ему заплатят уже не сто семьдесят, а сто восемьдесят пять тысяч долларов, президент авиаклуба издал хрип, напоминающий предсмертный, и сдался.
– Вы приличный человек, и я рад, что мы достигли полного взаимопонимания, – сказал ему Антоненко. – Ждите перечисления. Три, максимум пять банковских дней… Премия? Завтра подошлю к вам человечка, он рассчитается… Да, да… Конечно… Всего хорошего.
Отключив трубку, он повернулся к Хвату:
– Доволен? Теперь полетели в Жуковку. Тебя оттуда забросят, куда скажешь. Ты, кстати, где проживаешь?
Хват назвал адрес прописки Михаила Долина, которым являлся с недавних пор, и, памятуя наставления Васюры, добавил:
– Мне туда сейчас никак нельзя.
Задача состояла в том, чтобы напроситься в гости к Антоненко и постараться не выпускать из виду вертолет. Ведь за штурвал мог сесть какой-нибудь другой пилот, и тогда операция ГРУ не достигнет своей главной цели: добраться до радиодетонаторов. Но Антоненко не желал вникать в проблемы разведывательного управления. И в проблемы отдельно взятого спецназовца тоже вникать не хотел.
– С женой поругался? – спросил он со слишком отсутствующим выражением лица, чтобы принять его за живое участие.
Антоненко прекрасно помнил слова Хвата о том, что тот предпочитает жить один. Это была попытка подловить собеседника на противоречии, но слишком уж дешевая, непрофессиональная.
– Нет у меня жены, – сказал Хват, – а домой нельзя, потому что менты меня пасут, такие дела, Олег Григорьевич.
– Уж не уголовник ли ты, Михаил?
– Какой там уголовник. Двинул одному в рог, а он юридически подкованным оказался. Короче говоря, где-нибудь отсидеться нужно.
– Правильно, – важно сказал Антоненко. – Обязательно отсидись. Где-нибудь. А пока что полетели в Жуковку. – Он забрался в кабину вертолета, тем самым приглашая Хвата последовать его примеру, но тот продолжал топтаться на месте. – В чем дело? – резко спросил Антоненко.