Сама же кухня условно разделена на зоны – большую, современную, укомплектованную техникой, с удивительным фартуком над столешницей, исполненном в виде стариной кирпичной кладки, с замечательной удобной мебелью. Столешница тянулась почти до самой печи, а вот за ней образовался закуток, как в русских избах: скамья у стены, полки, на которых расположена утварь, – чугунки, глиняные миски, крынки и горшочки для запекания, три ухвата – на большой чугунок, поменьше и для самого малого и крынок, лопата, набор печных противней, самовар на скамье и иная важная утварь. Закуток, как и положено, закрывался занавеской. Красота!
Полинка повернулась высказать свое восхищение Климу и замолчала на вздохе, забыв говорить, – вот тут-то она и заметила буфет.
Нет, не так – Буфет!
С большой буквы. Он был выполнен из металла в виде молодых дубовых деревьев. Два ствола впереди на фасаде, от которых вправо и влево на плоскость отходят ветви, создающие боковины буфета, на заднике эти ветки упираются еще в два таких же ствола, крыша сделана в виде обрезанной кроны, а пол буфета – переплетенные корни. И все это исполнено в мельчайших подробностях: веточки, листочки, трава, кора деревьев, какие-то жучки, несколько маленьких птичек. А между ветками и листвой – стекла, внутри стеклянные полки, а на них изделия из хрусталя и стекла.
Совершенно потрясающее произведение искусства!
– Клим! – Полина ходила, рассматривала, проводила пальчиками по деталям. – Это!.. – и вдруг развернулась и кинулась обниматься и повисла на нем. – Клим, это фантастика, как красиво. О-бал-ден-но!! – Она откинулась назад у него в руках, посмотрела ему в лицо, ослепила своей улыбкой. – Как же здорово, что я с тобой познакомилась! Я теперь могу на всю красоту, что ты натворил, смотреть и даже трогать! Ура!
– Ура, – рассмеялся он. – Особенно в том моменте, что трогать. Я ведь в какой-то мере тоже здесь экспонат. Надеюсь, меня ты будешь трогать чаще, чем все остальное.
И тут из-за его спины она увидела еще одно явление – Стену!
Одна из стен гостиной была увешана разнообразным великолепным холодным оружием. Как завороженная, Полинка высвободилась из объятий Клима и подошла к стене. В этой удивительной коллекции были разные ножи, в простых и замысловатых ножнах, тяжелые и легкие мечи, сабли, рапиры, палаш и даже две катаны.
– Это все ты сделал? – почему-то шепотом спросила девушка.
– Кроме одной катаны, – подтвердил Клим.
– И ты умеешь всем эти пользоваться, то есть воевать… – запуталась она, – в смысле…
– Я понял, – улыбнулся Клим и подтвердил: – Умею, но не на уровне высокого мастерства, учился фехтованию на разных клинках и владению ножами.
– А зачем? Ты что, воин? – завороженно смотрела она на него.
– Нет, не воин, я кузнец, – усмехнулся ее потрясенному виду Ставров. – Для того чтобы создать достойное оружие, надо уметь им хорошо владеть, чтобы чувствовать его, знать, слышать. Чтобы определить идеальный баланс, вес, размер. Чтобы создать свой единственный уникальный клинок.
– А катана? – тихо от удивления, из которого так и не вышла, спросила Поля.
– Та, что с красной нитью на рукояти, – это подарок мастера, а вторую, черную, сделал я.
– Ты в Японии, что ли, был?
– Был. Целых полгода. Перенимал мастерство. Техника изготовления катаны во многом схожа со старинной технологией ковки древних русских мечей. Правда, русские мечи гораздо более технологичны. И там, и там есть этап, когда применяется специальное нанесение глины на клинок перед одним из обжигов.
– Клим, это так потрясающе, что у меня даже слов нет. Ты мне расскажешь подробней?
– Про что именно? – усмехнулся он.
– Про все! – тут же заявила решительно девушка. – Про каждый клинок, про Японию и про русские мечи! Если бы это увидел Костромин, он бы тебя вообще живым не выпустил: расспрашивал бы до всех-всех мелочей. А я более гуманная, немножко порасспрашиваю, и все!
В таком ключе у них и происходила дальнейшая экскурсия – Поля начинала эмоционально выражать свои восторги, кидалась обниматься и рассказывать, какой он талантливый и великий мастер. Даже в тех моментах, когда Ставров объяснял ей, что дом и баню, гостевой домик и даже хозяйские постройки он строил не сам, а специалисты, это не могло остудить ее восторженной активности.
Полина перехвалила все, всплескивая руками и восклицая по-девчачьи от восторга – от кухонных ножей и утвари в его исполнении до простейших кованых полочек в кладовой. А над тремя выкованными необыкновенными розами – одна в бутоне, вторая чуть распущенная, а третья полностью раскрытая, словно живые, какой-то магией превратившимися в металлические и застывшие в великолепной высокой вазе с уникальной чеканкой – Полинка вообще чуть не расплакалась от красоты и переполняющих чувств.
Справедливости ради надо сказать, что в доме Ставрова практически все металлические изделия были сделаны им самим, даже ручки и защелки на дверях и мелкая фурнитура. Кроме, разумеется, каких-то специальных агрегатов и техники.
Так что хвалебные речи затянулись. А Ставров просто плавился внутри от ее искреннего, неподдельного восхищения и дивился самому себе – ну надо же, он и не подозревал в себе такого тщеславия, что ему так важна и приятна чья-то похвала.
Нет, понятно, что любому творческому человеку приятна и необходима позитивная оценка его работы. И даже более того: полезно получать хвалебные отзывы о деле, которое ты достойно делаешь. Но эта чистая, искренняя восторженность Полины, вот именно ее, оказалось, так сильно и глубоко радовала и согревала Клима, что он чувствовал это тепло физически.
И все смотрел на девушку, посмеивался ее задору и тонким шуткам и улыбался. Он за всю жизнь столько не улыбался, как за эти часы с момента их встречи в селе Красивое.
Но все кончается, и экскурсия по музею Климента Ставрова, как назвала их прогулку Полина, тоже. Они соорудили обед, в основном разогрев щедрые дары купальского стола, а Полина еще и успела сделать на скорую руку легкий овощной супец из того, что нашла в холодильнике. Суп, невзирая на его простоту, сумел по достоинству оценить Клим.
– Знаешь, я понимаю, что имела в виду Алина, когда говорила мне о том, что надо смешать наши стили, – заметила Полина.
– А она такое говорила? – спросил Клим, уплетая с энтузиазмом ее супчик.
– Мне говорила, – задумчиво мешала ложкой в тарелке Поля. – Алина, как всегда, на своей волне исключительно дизайна, но она очень точно подметила. У тебя здесь замечательно, и вещи твои необыкновенные, только все рационально, минимально и абсолютно мужской брутальный стиль. Нет, я понимаю, кузнец, это обязывает. Но немножко мягкости не помешает. Видел бы ты мою квартиру, там как раз перебор в обратную сторону, во-первых, потому что иногда приходят заказчики и надо им свои работы показывать, а не прятать в шкаф, ну и тоже, знаешь, рукодельница, это сильно обязывает. А вот хотя бы твой гостевой домик, там явно живет женщина, и мягкость и уют присутствуют.
– Две, – усмехнулся Клим.
– Что две?
– Две женщины, – пояснил он. – Этот дом оккупировали мои бабушки. Когда он еще строился, так приглянулся им, что они его сразу «застолбили». Обычно они перебираются из города ко мне на все лето, но нынче бабушка Дуся расхворалась, а бабушка Лара от нее никуда. Сейчас ей полегче, мы решили, где-то через недельку их перевезем.
– А родители твои приезжают? – поинтересовалась Поля.
– А как же. Иногда в выходные, праздники мы здесь проводим.
– Тогда почему твоя мама и бабушки не смягчили интерьер твоего дома? Не добавили что-то женское? – любопытствовала она.
– Пробовали, но я не разрешил, – пожал плечами Клим и объяснил свою позицию: – Именно потому, что не надо ничего сюда добавлять или наполнять их вкусом и представлениями об уюте. Хотя дома у каждой из них мне уютно и хорошо. Но по моим представлениям, наполнить уютом этот дом должна женщина, которая будет здесь жить. Это просто.
– Это сложно, – рассмеялась Полина. – А если тебе не понравится то, что нравится ей? Или ваши представления об уюте совершенно не совпадут, но при этом вы друг без друга жить не сможете?
– Тогда придется привыкать жить как сложится, – снова пожал плечами Клим.
– Ладно, – перевела разговор Полина, поднимаясь из-за стола и собирая посуду. – Надо ехать в Москву. Наверное, сначала к Алине, показать, что получилось. А потом я домой. Займусь делом.
– Кстати, насчет твоего дела, – проявил неожиданный интерес Ставров. – Я вот подумал, тебе ведь все равно где сидеть и вязать или вышивать, или что ты там еще делаешь?
– Что значит «все равно»? – переспросила Поля.
– В том смысле, что ты же можешь работать и здесь, – толкнул идею Клим, – перевезем сюда все необходимое.
– Ты меня что, переехать к тебе приглашаешь? – поразилась Полина.
– Кстати, насчет твоего дела, – проявил неожиданный интерес Ставров. – Я вот подумал, тебе ведь все равно где сидеть и вязать или вышивать, или что ты там еще делаешь?
– Что значит «все равно»? – переспросила Поля.
– В том смысле, что ты же можешь работать и здесь, – толкнул идею Клим, – перевезем сюда все необходимое.
– Ты меня что, переехать к тебе приглашаешь? – поразилась Полина.
– Да, – спокойно подтвердил он. – Я не хочу с тобой расставаться надолго. А если ты в Москве, а я здесь, то это надолго, как минимум на пять рабочих дней.
– Клим, вот так сразу и переехать к тебе? – переспросила она и попыталась удержать затрепыхавшееся птичкой от радости сердечко и все-таки удержалась: – Мне надо подумать, я не могу скоропалительно сделать такой шаг.
– Да, – помолчав, согласился он. – Я понимаю.
Выезжали они из поселка каким-то иным путем, не тем, которым заезжали. И только когда Клим остановил машину и указал Поле наверх, на пригорок, Полина поняла почему.
– Это мое производство. Цеха кузницы. Я думал тебя туда привезти и все показать. Но потом понял, что обязательно зацеплюсь за какие-нибудь дела или кто-то меня дернет по вопросам насущным, и мы с тобой оттуда до вечера не выберемся. В другой раз покажу.
– Хорошо, – согласилась Полина.
Замолчали. После предложения Клима переехать и Полининого отказа они говорили только по теме сборов и отъезда. И каждый испытывал неловкость. Полине так казалось, что каждый, она-то точно испытывала, а Ставров просто молчал. И что он там себе думал, пойди пойми. И хотя у нее трепетало все внутри от осознания, что ему не хочется с ней расставаться, но решиться на такой серьезный шаг вот так сразу девушка пока не могла.
А как хотелось!! Как хотелось-то, господи!
– Расскажи мне, как ты начал свое дело? – не выдержала напряженной тишины Полина и выстрелила вопросом, когда они выехали на шоссе.
– Знаешь, Поленька, – усмехнулся Ставров и посмотрел на нее. – Я свой разговорный лимит на неделю вперед исчерпал за эти несколько часов. Прямо такой веселый, улыбчивый и разговорчивый стал, другой человек. Это ты на меня так магически действуешь.
– Это плохо или хорошо? – усмехнулась девушка.
– Действуешь ты на меня хорошо, я бы сказал, изумительно и волшебно, но болтать постоянно мне тягостно. Только тебе и удалось меня так разговорить необычайно. Я молчун по натуре, и мне в этом состоянии комфортно. Но я с огромным удовольствием слушаю тебя. Ты знаешь, что у тебя дар рассказчицы?
– Мне говорили, – кивнула она, – детям нравится, как я сказки рассказываю и книжки им читаю.
– Не только детям, поверь мне, – уверил Ставров и попросил: – Поэтому я попрошу тебя мне что-нибудь рассказать.
– Что? – улыбалась она ему солнечно.
– Я хотел спросить про ваши этнические экспедиции. Ты говорила, и Костромин не раз упоминал про них. Как вообще в них попала? И в чем смысл таких экспедиций? Мне интересно.
– Все просто, – пояснила она. – Основной смысл – искать различные источники информации, старожилов и носителей традиций и знаний, передающихся из поколения в поколение в самых дальних и разных уголках страны, и сохранять, фиксировать эти этнические памятники культуры, то бишь сказания, легенды, предания, песни, традиции, праздники, уклад жизни, утварь, наречия и говор, промыслы и ремесла. На деле это происходит так: руководитель выбирает маршрут и ставит задачу, скажем: едем в Карелию изучать быт и уклад жизни народов того региона. Идет в архив, находит различные данные, прокладывает маршрут. Приезжаем в районный центр и сразу в краеведческий музей и архив, расспрашиваем краеведов, наводим справки и отправляемся по селам, где, возможно, есть люди, которые что-то знают, что-то умеют и что-то могут вам показать и рассказать. И вперед! И этих сел перепахать придется, мама дорогая! Но интересно.
Полина попала в эту группу практически случайно, но судьбоносно.
Папин хороший знакомый, преподаватель из МГУ, на праздновании его дня рождения, куда был приглашен и Андрей Олегович, в разговоре с ним спрашивая про семью, вдруг вспомнил:
– Слушай, твоя Полинка вроде как на народных промыслах учится?
– Да, – подтвердил Андрей Олегович, – поступила в прошлом году в университет.
– У нас тут на истфаке организовывают интересную этническую экспедицию, как раз по теме старинных народных промыслов, на Алтай. Руководитель толковый мужик, профессор Костромин, я его хорошо знаю, приятельствуем. Я почему вспомнил, Павел Евгеньевич серьезный ученый, и экспедиции его всегда очень солидные и глубокие по научной работе. Если хочешь, я могу туда Полю твою устроить, ей наверняка интересно будет, да и полезно, может, и наукой займется. Я же помню, как она за какой-то там необычной схемой вязания аж в Астрахань ездила сама, лет в пятнадцать.
– Да, было такое дело, – улыбнулся воспоминаниям Андрей Олегович. – Я ее спрошу и свяжусь с тобой сразу.
Поля поехала в первую экспедицию, когда ей было восемнадцать лет, и осталась верной участницей каждой такой экспедиции до окончания своего института. Куда они только не ездили – Среднерусская полоса, Алтай, Заполярье и, разумеется, Сибирь. Порой в такие непролазные дебри залезали, что дальше только лешие да снежные люди живут и бродят, и в такие ситуации попадали, иногда просто с конкретным риском для жизни. Всякое случалось.
Но коллектив подобрался особенный, большая часть преподаватели, а одна треть студенты и аспиранты, всего пятнадцать человек. В первую же экспедицию за Полиной принялись активно ухаживать четверо мужчин. Двое из которых объявили о серьезных намерениях по отношению к ней через неделю. А через две предложили руку и сердце на век.
Полина к такому вниманию и поведению мужчин привыкла давно, с подросткового возраста, и так же давно научилась с этим вниманием справляться без ненужных драм и неприязненных испорченных отношений.
Она никогда не была красавицей. Никогда! Лет до одиннадцати так вообще больше походила на гадкого серого утенка. Но к двенадцати неожиданно расцвела, изменилась и вдруг стала такой симпатяшкой с милым вздернутым носиком и очаровательными веснушками, с румянцем и ямочками на щечках, и пошла расти ее грудь. Но это все не самое главное. Главное, что начало зреть и развиваться в ней нечто особенное, некая утонченная женственность, редчайшая манкость и уникальная мягкая энергия уюта и светлой радости, которую Поля излучала.
Перебор, казалось бы, для девочки-подростка, да и для любой женщины. И, как правило, при таких богом данных с избытком качествах неоперившиеся девочки, почувствовав силу своей привлекательности для противоположного пола, начинают ею пользоваться без всяких ограничений и стеснений и очень скоро становятся первостатейными расчетливыми стервочками.
Но с Полиной получилась совсем другая история.
Разумеется, не заметить, что мальчишки всей школы отдают предпочтение ей перед иными девочками и даже перед самыми признанными красавицами, не могла не только она, но и все преподаватели и ученики. Подруг Поля лишилась сразу напрочь и на всю оставшуюся жизнь, ибо в институте повторилась та же история. А взамен получила женские замысловатые интриги, оговоры, обливание грязью и все иные прелести женской ненависти в реалити-шоу под названием «жизнь».
Но в те же ее двенадцать лет случилась одна история с мамой, которая навсегда изменила жизнь Полины, в первую очередь повлияв именно на ее взаимоотношения с противоположным полом. Это отдельная история. Сейчас же важно пояснить, что по совету мудрой бабушки Поля была неизменно приветлива со всеми, даже с самыми ярыми врагинями, никого не выделяла и никому не отдавала предпочтение. Никому не мстила, не ябедничала и всегда следила за тем, чтобы не оставаться одной, дабы не попасть под провокации различного рода – всегда со свидетелями. А остальное дополнила ее постоянная улыбка и доброта.
От мальчиков она держалась подальше, а когда они претендовали на ее особое расположение, неизменно отвечала:
– Ты очень хороший человек, интересный мальчик (парень, юноша, мужчина). Мне очень приятно, что ты обратил на меня такое внимание и что я тебе нравлюсь, ты ведь уникальная личность и особенный человек. Я это сразу поняла. Но сейчас я не могу ответить тебе взаимностью, у меня очень сложная жизненная ситуация в семье, и неизвестно, чем она закончится. Поэтому единственное, что могу сейчас делать, это как можно лучше учиться и отдавать этому все силы. Прости, может, когда у нас дома все наладится, мы с тобой вернемся к этому разговору. Помоги мне, пожалуйста, прошу тебя, до того как все изменится у нас в семье, не проси с тобой встречаться, ведь отказываться от этого мне очень тяжело, а мне и так непросто.
Не поверите – срабатывало стопудово, без осечек!
Клево? Бабушка Аня придумала и текст написала, Поля его потом выучила наизусть и от себя кое-что добавляла. К тому же надо было слышать, с какой интонацией и каким голосом она это говорила мальчикам, а потом и мужчинам. Работало без перебоев! Естественно, это не касалось особо тяжелых патологических случаев, которых случилось в ее жизни два и которые разрешились с помощью вмешательства добровольных защитников и милиции. Разговор идет о нормальных парнях. Да, а в конце речи надо было обязательно попросить никому не рассказывать об этом разговоре, ибо только ему Поля сказала о семейных неприятностях, ну и далее в этом ключе особой доверительности.