– Мам, нет, – строго сказала Полина и загородила ей входную дверь. – Только не сегодня, прошу тебя!
– Поленька, девочка моя, – заговорила с ней ласково мама и взяла ее ладони в руки. – Мне надо, понимаешь? Мне очень надо, меня ждут.
Она вся светилась, глаза горели возбуждением, она даже дышала чаще, как от бега, в предчувствии, ожидании этой встречи, и вся уже была не здесь – там, с тем мужчиной, в той страсти и иллюзорной жизни.
– Я прошу тебя, мам, останься. Не уходи сегодня, – настойчиво, твердо, но все же попросила Полина.
И вдруг, в секунду, мама изменилась! Лицо сделалось жестким, пугающим, глаза сощурились, нос заострился и, сильно сжав ладони Полины, так, что ей стало больно, она прошипела пугающим голосом:
– Пусти!
– Пусти ее, – сказал папа.
Поля подняла на него глаза. За его спиной стояли обе бабули, бабушка Тома рыдала, а бабушка Аня обнимала ее за плечи и успокаивала. А папа, засунув кулаки в карманы, смотрел на Полину – бледный, осунувшийся буквально за пару минут, и по его лицу и позе было отчетливо видно, как беспредельно он устал.
– Пусть идет, – отпустил он маму и предупредил ровным четким голосом, без эмоций: – Только, Катя, если ты сейчас уйдешь, возвращаться тебе будет не к кому. Больше прощать, терпеть, помогать и спасать тебя я не стану, бороться за тебя не буду и жить с тобой в этом аду больше не хочу и Полинке не позволю.
Катерина выслушала все, что он сказал, не повернувшись, стоя к нему спиной, молча. Потом отодвинула с дороги Полину, открыла дверь и ушла.
А у Полины началась истерика.
Ужасная какая-то! Она рыдала, кричала что-то непонятное, вырывалась из рук отца, пытающегося ее успокоить, остановить. Перепуганные насмерть бабушки бегали по квартире и пытались делать что-то суетливое, непонятное – то начинали звонить в «Скорую» и бросали, то воду несли и оставляли на столе, накапывали сердечные капли, сами же их выпивали и плакали вдвоем.
Папа схватил со стола оставленный стакан с водой и плеснул его Полине в лицо. Она замерла, замолчала на мгновение, а потом заговорила уже разборчиво, но пребывая все в том же состоянии истерики:
– Разве вы не понимаете, я такая же, как она! Такая же! И тоже стану невменяемой и предам всех и жизнь из них вытащу! И буду ложиться подо всех мужиков, лишь бы страсти кипели! Брошу детей, мужа, опозорю, изваляю в грязи всех родных и близких! Потому что это наследственная болезнь! И я стану как она! А я не хочу! Не хочу так!
Папа пытался ей что-то объяснить, тряс за плечи, но Полина уже ничего не слышала, только твердила, что не хочет, плакала и мотала головой.
И тогда он залепил ей пощечину…
И Полинка замолчала и замерла в шоке. А отец резко притянул Полю к себе, обнял и громко, четко, буквально по слогам сказал:
– Ты никогда такой не станешь! Она не твоя родная мать!
– Что?! – захлебнулась потрясением Поля.
Папа отстранил ее от себя, удерживая руками за предплечья, и повторил еще раз:
– Катя не твоя родная мать. Она твоя мачеха.
– А ты?! – беззвучно заплакала Полинка, не отдавая себе отчета, что плачет и не вытирает слез.
– А я твой родной отец.
– А настоящая мама?
– Она умерла, когда тебе был годик. От сепсиса. От заражения крови, – очень сухим голосом говорил он.
– Это я ее убила? – страшным шепотом спросила она.
– Нет, что ты, родная, – снова прижал ее к себе папа и заговорил совсем другим тоном, мягким, любящим: – Она порезалась и занесла инфекцию. Мы не обратили сразу внимания, когда воспалилось, помазали йодом, а когда стало сильно болеть, обратились в больницу, они обработали рану, но оказалось поздно, она занесла какую-то сильную инфекцию. И уже ничего нельзя было сделать, и никакие антибиотики не помогли.
– Как ее звали?
– Юленька. Юлия Павловна.
– А ее родители? У меня есть еще бабушки-дедушки?
– Нет. Юленька была поздним ребенком, и ее родители умерли, когда ты была еще совсем маленькая. Мы все вместе тут жили. Ты их просто не помнишь, хотя они очень тебя любили, баловали. Но не смогли пережить смерть дочери.
– Но почему вы мне никогда не говорили про нее? – поразилась Полина. – Почему я не знала, что у меня была другая мама?
– Сначала не хотели травмировать твою детскую психику, – ответила вместо отца бабушка Аня, – а потом вы так дружно жили, что мы решили не усложнять твою жизнь, рассказать обо всем, когда ты станешь взрослой.
Полина высвободилась из отцовских рук, посмотрела на всех троих и снова беззвучно заплакала.
– Вы понимаете, что я с двенадцати лет больше всего боялась, что стану такой же, как она? Понимаете? – обвиняла она их. – Я все эти шесть лет прожила в ужасе, что со мной случится такая же беда! Решила, что никогда замуж не выйду и детей рожать не стану! Я так боялась себя такую! Встречаться с парнями боюсь! Я даже оставаться с ними наедине боюсь!
Папа рванулся к ней, снова обнял, прижал к себе, погладил по спине и успокаивал:
– Тише, тише, маленькая, – и гладил, гладил ее по спине и тихонько покачивал. – Все наладится. Все у нас будет хорошо, – и быстро распорядился: – Мам, дай ей водички и капель каких-нибудь.
– Да, да, Андрюша, – засуетилась бабушка и побежала на кухню.
– Ты поплачь, но без горечи, – говорил он Полине убаюкивающим голосом, – отпусти обиды, доченька. Мы с тобой переберемся в другую квартиру. Поживем вдвоем. Все у нас наладится.
– А как же она? – глухо в его грудь спросила Полина.
– И Катю не бросим, присмотрим, – пообещал папа. – Но жить с ней больше не будем.
Водички, принесенной бабушкой, Полина попила и капли в рюмке тоже выпила все махом, без возражений. Постояла еще так с папой и заявила вдруг:
– Я салата крабового хочу и утку, – напомнила всем про забытое угощение она.
И обе бабульки засуетились вокруг внучки, обрадовались, все пошли в кухню и устроились там за столом, кормили Полину и смотрели на нее втроем жалостливо и одновременно умиротворенно, а бабушка Тома украдкой вытирала слезы.
Полина поела и заснула прямо за столом, с вилкой в руке. Откинулась на спинку стула и уснула. И проспала сутки.
А когда проснулась, они с папой сложили вещи и на первое время переехали к бабушке Ане. Мама начала их искать – через неделю: до этого дома не появлялась, на звонки не отвечала. А когда появилась, принялась звонить всем с утра до вечера, приходила, умоляла папу, опять каялась и становилась на колени.
Андрей Олегович поговорил с женой и предложил единственный возможный вариант – он кладет ее в больницу на серьезное лечение. Хотя и он, и обе бабушки уже прекрасно понимали, что все это бесполезно. Катя себя больной не считала и откровенно не понимала, о каком лечении идет речь. И уж тем более отказывалась ложиться в клинику.
Все. Без вариантов.
Один раз Андрей Олегович привел Полину в клинику неврозов к тому самому врачу, что лечил маму. Специально привел, чтобы доктор ей обстоятельно и подробно объяснил, что с его пациенткой происходит. И тот объяснил:
– Это тяжелое заболевание, эндорфинная зависимость, встречающаяся крайне редко. И увы, да, как правило, передающаяся по наследству. Дело в том, что когда человек находится в эйфории, у него вырабатывается так называемый гормон счастья, эндорфин, который и дает ощущение блаженства, радости. Как правило, больше всего такие гормоны вырабатываются во время секса, потребления вкусной еды, от любви к партнеру и от наркотических средств. У вашей же мамы, скажем так, сбой программы. Она испытывает огромное счастье, когда участвует в страстных отношениях с мужчиной, это целый букет: постоянный, безудержный секс, страстное влечение партнеров друг к другу и, как ни удивительно, ревность, скандалы, даже драки и примирения, главное, чтобы эмоции, чувства кипели, зашкаливали. Но как только она охладевает к партнеру, он ее больше не интересует и нужен другой объект. Так вот это практически не лечится. Вернее, мы, конечно, можем это излечить, но серьезным медикаментозным путем, в клинике. Можем без стационара сдерживать обострения постоянным приемом препаратов, но, во-первых, согласится ли больная их принимать, а во-вторых, кто будет следить за регулярным приемом лекарств. К тому же они имеют побочные эффекты. Одно могу четко рекомендовать: раз она категорически отказывается лечиться, ни в коем случае не жить рядом с ней, сама сгибнет и вас угробит. Контролируйте, помогайте, но издалека. А лучше оставьте в покое. Возможно, что болезнь отступит.
Как вам диагноз и совет врача?
А выбор-то какой? Либо она сама себя сведет в могилу, либо ее насильственно запихать в психушку, может, и залечат до овощного состояния.
Папа предложил бабушке Томе переехать и жить вместе с дочерью, но бабуля наотрез отказалась:
– Я Богу молиться буду, поклоны бить, свечки каждый день ставить за Катино и ваше здравие, но жить вместе – ни за что. Как я смогу смотреть и пережить то, что она творит с собой, и понимать, что не способна помочь. У меня же сердце сгорит. То, что ты, Андрюша, столько терпел и спасал Катю, так тебе памятник поставить надо, великий и святой ты мужик. И правильно решил уйти сейчас – надо и о себе, и о дочери позаботиться. Пусть она одна, как хочет и как может. Только вы ее совсем уж не бросайте.
Не бросили.
Бабушка Анна сказала Полине:
– С Катей случилась беда и страшное горе для всех нас. Но она была тебе прекрасной матерью, очень заботливой, настоящей, любящей и родной. И останется ею навсегда. Жить с ней даже не думай. И никогда, что бы ни случилось и как бы она себя ни вела, не смей рвать свое сердце и кидаться спасать-выручать. Запомни раз и навсегда: это ее жизнь. Больная, извращенная, но ее. Лечиться она отказалась наотрез. И еще, самое главное: ей это невероятно нравится, она проживает ощущения наивысшего кайфа и счастья и готова за это заплатить чем угодно, хоть своей жизнью, хоть вашей с отцом. Помогать надо обязательно, контролировать по мере возможности, продумать, как лучше ее обезопасить от криминала и беды какой. Но отстраненно, издалека. Вы с отцом очень умные, вот вам и надо придумать, как это сделать.
Они придумали. И с разными специалистами советовались.
Через три месяца папа снял квартиру, и они с Полиной перебрались туда. Обживались, привыкали к новой жизни, обустраивались как-то. А через полгода Андрей Олегович встретил Ольгу и влюбился, совсем как мальчишка. Ухаживал, переживал ужасно, ночами не спал, о ней думал, мучился сомнениями и почему-то решил, что он ей не подходит, и поделился переживаниями с дочерью.
– Да ты что, пап? – возмутилась Полина. – Ты вон какой у меня молодец! Ты молодой, интересный мужчина, хорошо обеспеченный, реализовавшийся в жизни и просто замечательный человек!
– Захвалила отца, – усмехнулся он и тут же загрустил: – Понимаешь, она прекрасная, молодая, успешная, большая умница. Зачем ей я, да еще с таким прошлым.
– Папа! – увещевала активно Поля. – Она младше тебя всего на десять лет, о чем ты говоришь! Ей тридцать шесть, и она ни разу не была замужем, карьеру строила. Да ты для нее находка! Счастье! Я бы в тебя обязательно влюбилась, если б была на ее месте!
Поддержка дочери Андрею Олеговичу оказалась приятна, но сомнений не развеяла. Это гораздо более успешно сделала сама Ольга. На очередном их свидании она расплакалась и спросила прямо: почему он не предлагает ей серьезных отношений и жить вместе? Она ему не нравится, не подходит? Конечно, он такой прекрасный мужчина, она ему вряд ли подходит… договорить Оля не успела. В тот же вечер папа сделал ей предложение, и уже на следующий день они с Полиной переехали с вещами жить к Ольге.
Но тут возмутилась бабушка Аня, мол, нечего Полине тесниться с новой семьей, мешать молодоженам, и вообще она уже взрослая девица, пора ей жить самостоятельно. И толкнула идею практически в виде ультиматума: она переезжает жить на дачу, а Поля селится в ее квартире. Самым главным аргументом оказалось состояние здоровья бабушки Ани, то бишь врачи настаивают на свежем воздухе и покое, а в городе она стала задыхаться, и он на нее разрушительно действует. Ну, что-то в этом роде, но убедительно.
Хорошо, сказал папа, нанял бригаду и за три месяца сделал ремонт на даче, полностью поменяв все коммуникации, электропроводку, утеплил дом и перевез туда всю бабушкину обстановку вплоть до любимого гвоздя, на который когда-то дед вешал свою кепку. А в пустой бабушкиной квартире тоже сделал капитальный ремонт и запустил туда жить и обустраиваться Полинку.
Ну, вроде расселились с божьей помощью.
А еще через год Ольге предложили очень интересную работу, означавшую большой карьерный, да и материальный прорыв, но в Арктике. Дело в том, что Оленька имеет уникальную профессию: инженер-эколог. Это тот, кто проводит всяческие анализы и испытания любых неприродных объектов, то есть сделанных человеком – дома, заводы, дороги-мосты, да все, – на предмет их влияния на окружающую среду. Очень непростая работа.
А там, в Арктике, начинается огромная стройка нескольких объектов государственного, стратегического масштаба. Что делать, разлучаться молодоженам, которые только поженились, еще и года не прошло? Ольга к своему начальству советоваться, а там как узнали, что Андрей Олегович инженер-механик гусеничной, грейдерной и всякой иной тяжелой техники, да еще специалист самого высшего уровня и даже с научными статьями в арсенале, чуть не заплакали от счастья и немедленно сделали ему предложение руки и сердца навек.
И все замечательно складывалось, только папа не знал покоя – как он Полину оставит одну с Катиными проблемами разбираться? Пока они разъезжались-переезжались, разводились и женились, она уже такого успела наворотить, он только разгребать успевал! Благо бабуля не в Москве, сидит в своем доме в Подмосковье с компаньонкой и домработницей в одном лице. Там же в поселке нашлась женщина, которая согласилась взять на себя эти обязанности за вполне разумную плату.
Но Поля его успокоила – все, какие только можно, меры предосторожности они уже предприняли. Ну, а коли случится что совсем уж тяжкое, так тут уж не подстрахуешься. И клятвенно обещала ему ничего не принимать близко к сердцу и сообщать о всех сложностях.
Как известно, обещать жениться совсем не значит делать.
Полинка щадила папу и Ольгу, избавляя от этой мутной грязи, регулярно уверяла, что все нормально, без особых эксцессов в штатном режиме. Тем более что Ольга забеременела и восемь месяцев назад родила Полинке братика Артема. Арктического ребенка. Просто замечательного мальчика!
А что там с эксцессами? Их есть у нас, как говорят в Одессе.
Понятное дело, что Катенька как магнитом притягивала к себе аферистов разной масти и содержания. И веселая жизнь с их участием началась у Полины сразу после отъезда папы и Ольги.
Первый тяжелый случай произошел с группой товарищей.
Ей позвонила мама и радостным голосом, на подъеме, пригласила в гости, обещая загадочно кое с кем познакомить. Полина пришла, даже тортик маленький купила по случаю такой интриги.
Дверь открыла мама, наряженная, с макияжем, прической, улыбалась счастливо. Обняла, расцеловала.
– Ну, проходи скорее, – торопила она.
Полина вошла в гостиную и увидела трех человек – мужчину лет за пятьдесят, здорового, солидного, с животом, обтянутым пиджаком, парня лет двадцати пяти и девушку, наверное, ровесницу Полины. Стол накрыт для торжественной встречи – скатерть, приборы, льняные салфетки, бокалы-фужеры, салаты в хрустальных салатниках.
– Проходи, дорогая. Знакомься, – сияла радостью мама, взяла под локоть и подвела к мужчине, вставшему при их приближении из-за стола, – это Антон Игоревич. Замечательный человек и мой близкий друг.
Замечательный человек взял Полину за руку и вдруг притянул к себе, обнял эдак по-родственному.
– Очень рад наконец познакомиться с дочерью Катеньки. Она так много о тебе рассказывала, – пробасил добродушно он.
– Да? – удивилась Полина, совершенно определенно зная, что мама при встрече с мужчинами забывает обо всем, и в первую очередь о своих близких.
– Ну конечно, – уверил Антон Игоревич. Из объятий ее освободил, но руки не выпустил и, приобняв за талию, повернул к столу. – Знакомься, это мои дети Витя и Леночка. Надеюсь, вы подружитесь и станете родными людьми.
«О как!» – усмехнулась про себя Полина, начиная уже приблизительно понимать, что здесь, собственно, происходит и какой спектакль перед ней разыгрывает эта троица.
«Ну, ладушки. Посмотрим!»
Дальше было еще веселее – брат с сестрой тоже пообнимались с ней душевно, выказали радость знакомства и заверили, что она замечательная. Мама заторопила всех за стол. Шумно расселись, веселясь и громко разговаривая на праздничном подъеме, Антон Игоревич открыл шампанское.
– Есть повод, – улыбался загадочно он Полине.
Пробка хлопнула, немного пены перелилось из бутылки, под веселый смех и восклицания разлили по бокалам, взяли в руки, мужчина стоя произнес тост:
– Я очень рад в этот замечательный день познакомиться с тобой, Полина. Дело в том, что я сделал предложение твоей маме и она дала свое согласие. Надеюсь, вы с моими ребятами примете друг друга, полюбите, и мы все станем одной дружной семьей.
– Поздравляю, папа! Почему ты не сказал нам с Витей раньше? – порадовалась за отца до слез дочь Лена.
– Мы решили с Катенькой сообщить вам всем троим сразу, – пояснил любящий отец, с нежностью посмотрев на дочь, перевел взгляд на Витю и спросил: – А что скажешь ты, сын? Одобришь отца?
– Ну конечно, пап! – поднялся со своего места Витя, подошел к нему, обнял, снова вернулся за стол. – Екатерина Петровна замечательная женщина, и я очень рад, что ты встретил ее и что снова можешь быть счастливым в семейной жизни. За вас!
Все чокнулись и выпили, кроме Полины, – чокалась она с удовольствием, а вот пить не стала, что тут же заметили претенденты в родственники.
– А ты почему не пьешь? – поинтересовалась Леночка. – Разве ты не рада за маму?
– Рада, и даже очень, – искренне призналась Полина и разочаровала девочку, явно что-то державшую в уме по поводу пития алкоголя Полиной. – Я не пью. Совсем. – И уверилась в своих подозрениях, заметив, как при этих словах многозначительно переглянулись брат с сестрой.