Несомненно, я бы узнал правду, которая была на волосок от меня. Но тут Джокер впал в глубокий обморок. Что делать? Я не мог выставить набежавших зевак, особенно этого проныру Ванзарова, чтобы провести тщательный досмотр. Чемоданы, как назло, были выставлены горой, только бери и потроши. Но обстоятельства были сильнее. Доктор унес заболевшего.
Несомненно, это происшествие стало неприятным сюрпризом не только для меня. Негодяй Пуйрот, кажется, переживал не меньшую неудачу. Мне вздумалось проверить его на слабину. Иногда решительное действие, пришедшее на ум, приводит к успеху. Не говоря ни слова, я просто пошел на него. В руке у меня был заряженный «наган», а выражение лица не оставляло сомнений в моих намерениях. Пуйрот поступил так, как полагается трусу: он бежал от меня и закрылся в номере. Я уже хотел было пару раз выстрелить, продырявив дверь. Но воздержался. Теперь мне необходимо дождаться, когда доктор приведет больного в чувство.
Далее все будет просто. Обрисовав Джокеру всю ситуацию, в которую он попал, и раскрыв свои карты, я предложу ему выгодный обмен: его жизнь на разыскиваемую вещицу. Постараюсь, чтобы он не имел сомнений: я пущу в действие не только «наборчик правды», но и револьвер – в случае попытки улизнуть. Ему отступать некуда. Полагаю, что в этот раз он будет сговорчивей. Денег он выиграл много, так что потеря будет невелика.
Мне остается дождаться только утра, когда ему полегчает, и сделать так, чтобы раньше меня к нему никто не подступил. За шайкой Пуйрота буду следить с особым тщанием. И хоть я действую один, жандармского корпуса ротмистр стоит десятерых подобных молодчиков. Победа будет за мною. Если же обстоятельства не оставят мне выбора, буду применять оружие. В конце концов наша любимая империя будет только чище, если ее избавить от субъектов вроде Пуйрота или Веронина. В чем я искренно уверен.
Прошу внести в список трат мой пиджак английской шерсти, который я безвозвратно порвал на службе, когда вышиб дверь плечом. У портного он обошелся мне в двести рублей.
Остаюсь искренне ваш
Ротмистр Фр.29
Нотариус стоял ровно на том месте, где ему назначили. Что можно было ставить в пример любому часовому. Во всяком случае, любопытных в номере Маверика не побывало.
– Владимир Петрович, мне нужен ваш подробный отчет, – сказал Ванзаров. – Человек вы опытный, допросом мучить не стану, рассказывайте как есть.
– Может, удобней ко мне? – Игнатьев кивнул на свой номер.
– Вынужден отказаться…
– Как хотите… – Игнатьев замялся. – А вы что, опять при исполнении?
– Сыскная полиция всегда бдит, – ответил Ванзаров. Понимать это можно было как угодно. Нотариус понял как нужно. Хорошо, что у него начисто отсутствует чувство юмора, все принимает за чистую монету.
– Со сном у меня давно беда… – начал Игнатьев. – Заснуть – одно мучение. А сегодня тем более. Перед глазами так и пляшут карты, не могу забыть, как одно мгновение принесло кому богатство, а кому разорение. Все эта пиковая дама в глаза лезет… Но это все лирика. Перехожу к сути вопроса. После полуночи за стенкой услышал движение. Как будто кто-то быстро бегает. Потом послышались голоса…
– Голоса? – переспросил Ванзаров.
– Да, мужские. Один такой густой, а другой пожиже, но тоже уверенный…
– Опознать сможете?
– Со слухом у меня совсем беда, – отвечал хитрый нотариус, не желая увязать в деле слишком глубоко.
– Разумеется, – согласился Ванзаров. – Что же дальше?
– А дальше все и началось. Спор перешел в ругань, ругань в потасовку. Потом начались стуки: стул упал, что-то тяжелое уронили…
– Это было кресло, – сообщил Ванзаров.
– Мне за стеной не видно. А дальше совсем безобразие: в стенку мою удар, как будто тело бросили, выкрики и сдавленный вопль, будто кого-то душат. Слов разобрать не мог, но было достаточно ясно, что мистер этот с кем-то борется. Думаю: что делать? Самому лезть в драку нет никакого резона. Да и стар я для этого. Кого будить? Кого звать на помощь? Вспомнил, что вы тут, рядом… Ну и поспешил вас будить.
– Благодарю. Что вам до этого Маверика?
– То есть как? – поразился Игнатьев. – Человека за стенкой убивают, а мне сидеть сложа руки?
Очень хотелось задать один вопрос, который так и прыгал на языке. Но было дано слово не переступать красную линию. Хотя логика так и рвала удила. Вместо этого Ванзаров извинился за ошибку.
– Слышали, в котором часу к нему зашел гость?
– Я ведь бессонницей страдаю, а не старческим любопытством, – ответил Игнатьев. – И на то бы внимания не обратил, за окном ураган. Да драка началась больно отчаянная.
Ураган за окном Ванзаров и для себя выбрал в качестве оправдания, что спал и ничего не слышал.
– Так сколько же все это продолжалось? – спросил он.
Нотариус задумался.
– Полагаю… Не меньше получаса…
Ванзарова разбудили около часа. Первые признаки Игнатьев заметил не ранее четверти первого. Выходит, драка длилась не меньше получаса. За такое время можно разнести пансион по кирпичику. Маверик, конечно, обладает изрядной силой, Ванзаров сам трогал его мышцы. Но и противник должен быть не хуже его. Не говоря уже о том, куда он делся. Ну, для ответа на этот вопрос надо дождаться помощи медицины.
– Физически сильный мужчина вдруг среди ночи сражается с призраком, а потом падает без сил, – сказал Ванзаров. – Что бы это значило…
– Есть одна мыслишка… – начал и запнулся Игнатьев. Его подбодрили. – А если это – благородный поступок…
– Чтобы не играть завтра реванш?
– Такое возможно предположить…
– Владимир Петрович, вы – романтик. Но ваша помощь бесценна…
– Неужели? – комплимент был приятен старику.
– К вам будет нижайшая просьба. Вам ведь все одно, где не спать? Так давайте я перенесу ваше кресло сюда. Покараулите, пока я вернусь. Этим меня чрезвычайно обяжете. Вашей помощи не забуду и непременно отплачу. Баш на баш…
Выражение ванзаровской физиономии было столь умильно и простодушно, а усы его столь мило топорщились, что отказать не было никаких сил. Нотариус согласился. Исключительно и только по дружбе. Про себя же прикинув, что иметь в должниках чиновника сыска – вещь полезная.
Втащив неподъемное кресло, которое еле пролезло в двери, Ванзаров усадил часового и с легким сердцем отправился в медицинскую.
30
Пустой курзал казался местом странным. Однажды Ванзарову довелось оказаться ночью в театре. На него смотрел зев пустого зала, балконы уходили в темноту, на сцене горел тусклый фонарь. Казалось, что темнота насыщена какими-то странными сущностями, то ли сыгранными ролями, то ли залетными призраками. Тишина была свистящей, до звона в ушах, мелкий шорох отдавался раскатом эха. Сильный, крепкий мужчина ощутил озноб животного, необъяснимого страха, который мягкой лапкой сжал сердце. Это ощущение он запомнил навсегда. И оно вернулось.
Зайдя с улицы, он оказался в большом коридоре. Было тихо. Горели одинокие бра. Высокие потолки меркли в темноте. Двери заперты. Ему показалось, что это вовсе не коридор, а проход лабиринта, который уводит во тьму. И там, в глубинах, уже ждет Минотавр, чтобы напасть и пожрать без остатка. Порой знание мифологии только мешает. Ванзаров отогнал морок, который не отпускал до конца, и обратился к простому и материальному миру. Мокрые следы на полу – лучшее лекарство от страха. Пока еще не подсохшие совсем и заметные.
Из большого коридора следы вели до стены, за которой скрывался концертный зал, и делали поворот налево. Тут начинался узкий коридор, освещенный керосиновой лампой. Зато следы виднелись лучше, выглядели куда свежее. Ванзаров мог сказать, что тут произошла заминка. Причина очевидна: отсек врачебного кабинета перекрывала белая дверь. Надо было изловчиться, не уронить тело и открыть ее. Ванзарову это удалось легким движением руки.
В предбаннике было ощутимо теплее. Видно, доктор на себе не экономил. Для удобства ожидающих имелись вешалка и два кресла. Больших очередей, какие бывают у земских докторов, тут не ожидалось. Да и то сказать, господа нервные больные в основном проводили время в главном лечебном корпусе. А сюда прибегали с пустяками: смазать ушиб, накапать капли и просто поговорить о наболевшем. Для чего доктора в основном и нужны. В целом домашняя обстановка дополнялась миленькими снимками «Курорта» разных времен года.
В ближнем к двери самого кабинета кресле устроился Меркумов. Он дремал, прижимая к себе ком одеяла. Вид его, в ботинках на босу ногу и кальсонах под халатом, смотрелся здесь гармонично. Ванзаров вежливо, но громко кашлянул. Актер вздрогнул и захлопал глазами. Разобрав, кто перед ним, он добродушно зевнул.
– Что в номер не вернулись, господин санитар? – спросил Ванзаров.
– Доктор попросил подождать… – ответил Меркумов и опять зевнул, ловя рот ладошкой. – Актер – хуже прислуги. Каждый норовит ему приказание дать. Ничего, мы привычные.
– Будете ассистировать при отрезании ноги?
Меркумов часто заморгал, не находя спросонья сил понять, о чем его спрашивают.
– Зачем доктору понадобились? – пояснил Ванзаров.
– Говорит: «Вдруг понадобится сбегать за чем-то, а я один»… Да я же понимаю, такое дело. Не в обиде.
– Как самочувствие больного?
– Вроде не жаловался. Мы его на лежанку с одеяла переложили, так доктор меня сразу и выставил. Вот сюда…
– Могилевский за труды… – Ванзаров изобразил понятный жест… – обещал?
– А вы откуда знаете? – спросил Меркумов, прижимая одеяло к груди, будто его хотели отнять.
– Доктора и спирт – две вещи нераздельные. В санатории больным и гостям вина налить нельзя, но доктору, конечно, можно. У него служба тяжкая.
– Я бы не отказался от рюмочки…
– Не боитесь?
– Чего же?
– Доктора спирт разбавленным йодом закусывать предлагают, – сказал Ванзаров, и бровью не поведя. – Йод любите?
– Фу, какая гадость, – Меркумов покривился. – То-то он так хитро смотрел на меня… Спасибо, что предупредили. В ловушку не попадусь.
– Идите, уже поздно…
Встав, Меркумов с удовольствием потянулся. Одеяло он держал под мышкой.
– Да, пойду…
– Кстати, совсем забыл… – Ванзаров вынул две карты и протянул актеру: – Что скажете?
Меркумов покрутил пиковую даму с семеркой пик лицом и рубашкой.
– Вроде из той колоды, что игра шла.
– Именно так. На полу подобрал. На память. Второй раз колодой все одно не играют. Что-нибудь замечаете?
– Обычные карты, такими в каждой лавке торгуют…
– Вот и я говорю: обычные… – согласился Ванзаров. – Ну, идите, а то доктор без йода не отпустит.
Меркумова не пришлось уговаривать. Переложив одеяло, он с видимым облегчением покинул пост. Ванзаров подождал, пока шлепки его ботинок затихли за поворотом. И вошел в кабинет.
Для оказания помощи тут имелось только самое необходимое. Без изысков. Стеклянный шкафчик хранил редкие флакончики темного стекла, ватные бинты и лопатки для горла. Не было даже устрашающих шприцев или скальпелей. Большую часть кабинета занимал рабочий стол с зеленой лампой, одинокое кресло, не менее одинокий венский стул и кушетка для осмотра. На ней и лежал американец, бережно укутанный и подоткнутый одеялом. Голова его лежала на маленькой подушечке, чтобы шея не затекла. Он спал тихо, как младенец, повернувшись на бок от света. Ванзарову виден был его затылок.
Доктор занимался тем, что делают все доктора после тяжкой работы: курил в открытую форточку. Могилевский удостоил гостя взгляда и обратился к облачку дыма, которое утекало в ледяную щель.
– Обманули… – шепотом проговорил он.
Ванзаров оказался рядом тихо и незаметно, как привидение.
– И в мыслях не было, – ответил он.
– Значит, поняли, о чем я, – сказал Могилевский и запустил в форточку мастерскую струю горячего табачного дыма. Конечно, не так мастерски, как умеет великий Лебедев, но для Сестрорецка очень недурно.
– Чтение криминальных романов заточило вашу логику?
– Какая логика, сами заявили…
Гость подтянул к себе венский стул.
– Присутствую тут как частное лицо…
– Тоже занимаетесь благотворительностью? – Ему подмигнули.
– Господин доктор, раз вы такой умный, может, вы знаете больше, чем делаете вид? Может, просветите о подробностях биографии вашего пациента?
– Не имею ни малейшего представления, кто он такой… Да и зачем мне влезать? Мое дело гостей вне сезона встретить.
– Кто же все-таки заплатил за весь этот праздник? – Ванзаров оглянулся на кушетку.
– Я же вам говорил: фонд Семейного добросердечия и дружеской поддержки.
– Чудесная организация, надо будет записаться в ее члены. Что было с мистером Мавериком?
Доктор покосился на полуночного гостя.
– Экая у вас манера с одного на другое перескакивать…
– Что с ним случилось?
– Да как вам сказать… – Могилевский покрутил в пальцах остатки папиросы. – Я ведь больше по нервным болезным.
– Предположим, что с нервами у мистера американца все в порядке.
– Ну, я бы так не сказал. Все-таки что-то привело его в состояние, пограничное с психическим припадком…
– Благодарю, что не верите в призраков.
– Мне по должности не положено, – ответил Могилевский. – Он не был пьян, это я гарантирую, не принимал лекарств, у него их нет, я посмотрел на столик, остается…
– Наркотическое опьянение? – Ванзаров опять оглянулся на кушетку.
– Нет, кокаин тут ни при чем, – ответ был уверенным, не оставлявшим сомнений. – Да и зрачки у него не были расширены…
– Тогда что же остается?
– Я бы сказал, что мистер не до конца владеет собой…
– Все-таки душевнобольной? – Ванзаров бросил взгляд на спящего.
– Я этого не сказал. Вероятно, бурная жизнь в Америке, иначе бы он не нажил такого состояния, незаметно подточила его психику. Он сам может не знать, что тяжело болен. Точнее: догадывается и не показывает вида. Он научился распознавать признаки очередного приступа.
– Отпустил камердинера…
– Вот именно. Такие больные бывают очень хитры и предусмотрительны.
– Хотите сказать… – Ванзаров нащупал догадку. – Что у него в сознании живут две разные личности?
– Сознание разрывается между ними, – поправил доктор. – Каждая из них претендует занять все. Обычно заканчивается беспощадным пожиранием друг друга. Но это в финальной стадии. Наш гость в самом начале пути. У него еще есть годик-другой. Но это будет уже не наш профиль.
– Вы не нашли других ран, кроме тех, какие нанести себе мог он сам?
Доктор кивнул.
– На самом деле, он дрался. Но дрался сам с собой?
И с этим доктор согласился.
Ванзаров тихонько поднялся. Он быстро перебирал варианты. Логика разогналась до скорости паровоза, психологика погоняла. Могилевский залюбовался яростной работой мысли. Какую нечасто теперь встретишь. Ванзаров был величав и красив, как древний грек, открывавший законы человеческого бытия, но при этом безобразно теребил ус.
– Я вас разочаровал, Родион Георгиевич? – спросил доктор.
С некоторым трудом Ванзаров понял, о чем его спрашивают.
– Нет… Совсем нет… Я вам глубоко признателен… – ответил он и резко шагнул к кушетке. Как будто прыгнул.
Могилевский возмущенно зашипел. Но было поздно. Ванзаров приподнял край одеяла. Он видел лицо американца.
– Что вы делаете?! – возмущался доктор. – Я столько сил потратил, чтобы его упокоить, а вы…
– Это что такое? – громко спросил Ванзаров.
И сорвал одеяло.
Блокнот
для тренировки воли и чувств вдумчивого читателя
Вскрытие истинного лица читателя1. Подумайте и честно сознайтесь, кого бы вам хотелось убить:
МАВЕРИК
ЛОТОШКИН
ВЕРОНИН
ВЕРОНИНА М.
ДВОРЖЕЦКАЯ
СИДИХИНА
НАВЛОЦКИЙ
ИГНАТЬЕВ
СТРЕПЕТОВ
СТРЕПЕТОВА
МЕРКУМОВ
ПУЙРОТ
ФРАНЦЕВИЧ
ВАНЗАРОВ
МОГИЛЕВСКИЙ
КАБАНИХА
2. Зачеркните ненавистную фамилию красными чернилами.
3. Вырвите лист и спрячьте подальше от случайных глаз.
4. Потерпите до конца книжки.
5. Сравните ваши желания с желанием убийцы.
6. Если они не совпали:
(вы не вдумчивый читатель, тренируйтесь на книжках Антона Чижа, прочие выбросьте, как ненужный хлам).
7. Если они совпали:
(вам пора бросать чтение детективов, иначе каторги вам не избежать).
8. Если таких фамилий оказалось слишком много:
(с этим надо что-то делать).
9. Если вы не нашли в списке того, кого вам хочется убить:
(держите себя в руках).
10. Не отчаивайтесь, все не так плохо.
31
Записная книжка Г. П.
Дорогая Агата, вы, несомненно, помните из моих рассказов, что хитроумные убийцы любят оставлять головоломку в виде трупа в закрытой комнате. Обычно эта загадка бывает трудна только для примитивных полицейских. Мой ум давно нашел все возможные разгадки таким уловкам. Обычно загадочный труп не более загадочен, чем фокус уличного шарлатана.
После размышлений я счел, что в России столкнулся с новым аттракционом: полуживой человек в закрытой комнате. И хотя для разоблачения не надо применять много умственных усилий и оно само произойдет под утро, все же мне было необходимо проверить кое-какие факты, которые наверняка остались в комнате. Найти тот самый важный предмет я не надеялся. Это было бы слишком большим везением. А большое везение в работе полицейского оборачивается не менее громким провалом. К счастью, это правило я выучил на чужих ошибках.
Подождав, когда шум угомонится и гости окончательно разойдутся, я вышел из номера. Я был уверен, что легко справлюсь с дверью, смогу отодвинуть ее и вернуть на место. Что было бы достаточно для проникновения в номер. Однако меня ждал малоприятный сюрприз. У номера был оставлен сторож. Тот самый милый пожилой джентльмен, которого я принял за почтенного законника, оказался примитивным подручным русской полиции.