48
Взмах – и чурка размером с ногу трескалась пополам. Кабаниха рубила легко и быстро – как будто не сосновые поленья, а капусту. В согнутом теле таилась силища редкая. Замах она не делала, а немного поднимала топор и мягко опускала, будто в масло. Наблюдать за ее работой было любопытно. Зрелище редкое в своей простоте. Как фокус: видишь, а понять не можешь. Лебедев, как любитель всяких редкостей, наверняка оценил бы. Да только где его взять, великого криминалиста, когда нужен больше всего?
Оценивая спортивные качества Кабанихи, Ванзаров не готов был биться об заклад на свою победу. Сойдись с таким противником на борцовском ковре, пожалуй, силенок может не хватить. Обидев внешностью, природа щедро наградила ее стальными мышцами, не иначе.
Подсматривать за женщиной, даже столь необычной, было неприлично. Ванзаров вежливо, но громко кашлянул. Она повернула голову. На него глянули красные глазки, ничего не выражавшие. Кабаниха рубила, не останавливаясь.
Ванзаров отдал поклон, как отдал бы любой даме.
– Доброго дня, Катенька, – сказал он. – Меня зовут Ванзаров… Родион Ванзаров… Можно просто: Родион.
Кабаниха будто не слышала. Отвернулась и все так же не торопясь разделывалась с чурбанчиками.
– Меня доктор Могилевский прислал, – продолжил он, не двигаясь, чтобы не попасть под разлетающиеся полешки. – Проводите к леднику?
Топор, только что разнесший здоровенный пень, юркнул за веревку. Подхватив лопату, Кабаниха пошла, как будто сама по себе. Ванзарову оставалось идти следом, надеясь, что этого будет достаточно.
Среди снежных холмов была проделана узкая тропинка, засыпанная по колено. На ходу Кабаниха расчищала путь. Лопата в ее руках показывала волшебную легкость топора. Снежный ком, размером с теленка, взмывал вверх и улетал навсегда. Ванзарову даже не пришлось притаптывать снег, чтобы спасти ботинки от сырости. В снежном завале она пробивалась с упорством паровоза.
Ледник оказался поблизости от курзала. Бревенчатый домик без окон, утопавший в сугробах по самую крышу. Летом здесь хранили запас льда, вырубленного мужиками-кольщиками из ближайшей речки. Лед привозили в тяжелых брусках, от которых откалывали понемногу: на компресс для разгоряченной головы или на мороженое для страдающей души. Наколотого льда хватало до первых морозов. Когда нужда в леднике пропадала сама собой.
Без Кабанихи подойти к двери было невозможно: ее укрывал глубокий покров. Не устоявшись, не став плотным, сугроб был ловушкой, в какую угодил Навлоцкий. Но лопате было все нипочем. Кабаниха раскидала дорожку так быстро, будто подметала пол. Не прошло и пяти минут, как в белом разрезе появилась дверь. На ней висел замок, размером с приличный арбуз. Для чего охранять лед с такой предосторожностью, было загадкой санатория.
Кабаниха хрустнула ключом, и, надавив на дверь, отодвинула снежную гору, мешавшую полному проему. Она двинула головой в сторону, что, вероятно, означало на ее языке приглашение внутрь. Губа ее мотнулась кровавым обрубком. Ванзаров поблагодарил и заглянул внутрь.
Там было холоднее, чем на улице. Ледник промерз до невозможности. Находиться там было тяжко: мысли смерзались. Даже могучее тело Ванзарова не выдержало холода. Что оставалось? Он попросил вынести тело наружу. Кабаниха не могла говорить, и это выгодно отличало ее от множества женщин. При этом была послушна, что вдвойне выгодно отличало ее. Редкое сочетание силы и лучших качеств. Зайдя в ледник, она вынесла тело под мышкой, как бревно, и уложила к ногам Ванзарова.
Лицо американца покрылось инеем. Он смотрел стеклянными глазами в далекое небо. Доктор забыл закрыть ему глаза. Зрачки были все так же расширены, но не занимали интерес Ванзарова. Он попросил перевернуть замерзшего на левый бок. Кабаниха легонько тронула, тело поместилось на снегу бочком, как надо. Теперь можно было изучить то, зачем он здесь оказался.
Ванзаров присел и внимательно рассмотрел руку. Пальцы были чуть согнуты. Он потер подушечки, соскребая с них тонкий ледок. Побелевшая кожа казалась гладкой и чистой. Конечно, великий криминалист сообщил бы окончательное мнение, но и без него Ванзаров увидел все, что хотел. Он встал и попросил убрать труп обратно. Кабаниха подняла тело, весившее не меньше семи пудов [9], одной левой и задела дверной косяк ледяным затылком, отчего раздался глухой и тревожный стук. Стук этот навевал мысли о вечном вообще и тщете всего земного в частности. Вот был человек, владевший миллионами, а теперь от него осталась ледышка. И зачем ему теперь эти миллионы? Кому они достанутся? Мысль была проста и свежа, как мороз. Потому, что тот дал легкий толчок логике, слегка обленившейся. Ванзаров впал в привычную задумчивость.
Навесив замок, Кабаниха покорно ждала, что от нее еще потребуют. Наконец Ванзаров очнулся. Перед ним открывался курзал с задней стороны. Были видны высокие окна, где доктор зажег свет. Ванзаров смотрел, как мимо окон кто-то торопливо пробежал, потом обратно побежала чья-то фигура, трудно различимая издалека. Там явно что-то происходило. Ничем иным, кроме переполоха, это не могло быть. В курзале что-то случилось. Было не до предвидений. Не отблагодарив Катеньку за помощь, Ванзаров побежал обратно по расчищенной дорожке. Его подгонял безотчетный страх только за одного человека. Признаться в нем было невозможно даже себе. Да и некогда. Бег по морозу отнимает много сил.
Закинув лопату на плечо, Кабаниха смотрела вслед убегавшему. Трудно понять, что творилось в ее душе. Красные глазки ничего не выражали. Кто мог увидеть в них злобу, а кто и горькую печаль. Такие ненаучные материи, как выражение глаз, сильно зависят от точки зрения. Того, кто в них вглядывается…
49
Дарья Семеновна не дошла. Съехала по стене и села на холодный паркет холла. Ванзаров поднял ее, но устоять она не могла. Пришлось донести ее до ближайшего кресла. Она еле дышала и слабо махнула рукой, указывая, куда надо спешить. Ее жизни ничего не угрожало, кроме сильного испуга, не было и намека на обморок. Дама вполне владела собой. И даже чуть переигрывала, наверняка видя, как «лишались чувств» благородные дамы, но сама не испытывая подобного никогда. За нее можно было не беспокоиться.
Малая процедурная помещалась в другом крыле от кабинета доктора. Ванзаров вбежал так резво, что чуть не сбил с ног Могилевского. Доктор стоял бесполезным столбом посреди коридорчика и пускал дым от папиросы так часто, что не успевал пустить его в легкие. Он протянул к Ванзарову руки, как дитя, ищущее спасения.
– Я не понимаю… – пробормотал он.
Для утешений было не время. Отстранив доктора, Ванзаров зашел в комнату, покрытую белым кафелем. Дневной свет отражался от стен и пола. Посреди располагалась смотровая кушетка. На ней лежало тело, покрытое простыней и теплым одеялом до самого подбородка. Лицо было ужасно. На нем лежала черно-бурая грязь, жирно облепившая лоб, нос, щеки и подбородок. От густой гадости были свободны обводы около глаз, ноздри и кромка губ. Маска казалась куда страшнее Кабанихи.
Тело лежало слишком неподвижно для сна или отдыха. Ванзаров потрогал пульс: его не было. Руки только начали остывать. Лилия Карловна была мертва не больше получаса.
Ванзаров слишком резко обернулся. Могилевский отпрянул и схватился за грудь.
– Жду объяснений…
– Не понимаю… Совершенно не понимаю… – пробормотал он.
– Вы повторяетесь. Что здесь произошло?
– Это какой-то кошмар… – начал доктор, но его привели в чувство довольно резко. Он обещал «не быть бабой» и довольно быстро изложил то, что произошло.
Пригласив дам принять освежающую маску кембрийской глины, какая в «Курорте» имеет особые целебные свойства, Могилевский проводил Стрепетову и Лилию Карловну к процедурной. Пожилой даме, разумеется, уступили очередь. Мадам Дворжецкая легла на кушетку, доктор укрыл ее простыней и одеялом, все-таки в комнате было прохладно. А потом аккуратно, как делал много раз, нанес маску на лицо. Процедура должна была занять пятнадцать минут. Пожелав Лилии Карловне хорошо отдохнуть и перевернув песочные часы, он вышел в коридор, где дожидалась Стрепетова. Никуда не отлучался, разве только выкурить папиросу, да и то был на улице, в двух шагах от процедурной. Когда время вышло, доктор вернулся в комнату и сообщил даме, что процедура ее окончена. Могилевский решил, что она спит, многие погружаются в сладкую дрему, и коснулся ее руки. Пальцы были неожиданно холодны. Он стал щупать пульс и не нашел его ни в запястье, ни на шее. Дама была категорически мертва. Глаза ее…
– Про глаза позже, – оборвал Ванзаров. – Где берете вещество для целительных сеансов?
Доктор отодвинул ширму, прикрывавшую угол комнаты. За ней оказалась табуретка, на который помещался обычный больничный тазик, только с грязными потеками.
– Когда набрали глину?
– Про глаза позже, – оборвал Ванзаров. – Где берете вещество для целительных сеансов?
Доктор отодвинул ширму, прикрывавшую угол комнаты. За ней оказалась табуретка, на который помещался обычный больничный тазик, только с грязными потеками.
– Когда набрали глину?
– С утра набрал, чтобы согрелась и размякла…
– Глину наносили голыми руками?
– Это недопустимо и негигиенично, – строго сказал Могилевский. – Только в перчатках.
Действительно, резиновая пара, какой Лебедев пользуется при любом удобном случае, свисала с края тазика.
– Гигиена – великая сила, – сказал Ванзаров.
Доктор принял это за неуместную шутку.
– Что же теперь будет?
– Ничего страшного. Суд присяжных, скорее всего, вас пожалеет. На каторгу пойдете лет на пять. Не больше. Там докторов любят, они пользу приносят, так что года пролетят – и не заметите. Выйдете нестарым человеком…
– За что на каторгу? – проговорил доктор окаменевшим голосом.
– За убийство. Причем двойное, – последовал ответ.
– Но я же ничего…
– Ничего? А это что? – Указующий перст метил в глаза Лилии Карловны. Было в них спокойствие необычное. Как будто она сильно удивилась да так и умерла.
– Я… Я не знаю, что это… – бормотал Могилевский.
– Ничего, присяжные это учтут…
Кажется, это было излишним. Ванзаров опять перестарался. Доктор закрыл лицо ладонями и зарыдал в голос. Вся его нелепая худая фигура тряслась, будто могла рассыпаться на кусочки. Он протяжно, по-бабьи подвывал и всхлипывал.
Женские слезы были секретным оружием. Только они трогали стальное сердце чиновника сыскной полиции (в отставке). Это было большим секретом, про который не полагалось знать даже Лебедеву. Но вот мужские слезы производили обратный эффект. Ванзаров разозлился не на шутку. Оторвав кусок марли, он протянул импровизированный платок доктору.
– Утрите слезы и держите себя в руках, – почти жестко сказал он. – Нашли время, когда рыдать. Вы – доктор. Вспоминайте любую мелочь, любую деталь…
– Да… какие… детали… – всхлипывая, проговорил Могилевский, лицо которого расплылось от слез. – Покурить вышел… И только… Ни криков, ни шума… Если б у нее сердечный приступ, так я бы хоть что-то сделал… А тут лежит себе дама спокойно, простыня не тронута… А она – всё… мертвая… Как такое возможно?
– Это хороший вопрос… – сказал Ванзаров. – А где эта Стрепетова?
– Убежала сразу, как только я… вышел из процедурной…
– Иными словами, выскочили с перекошенным лицом, с воплем «умерла»?
Доктор никак не мог подцепить гильзу из серебряной папиросницы: пальцы не слушались.
– Не помню, что я говорил… Мне было не до того…
– Очень жаль, надо держать себя в руках.
– Вам легко говорить… – Доктор бросил попытки поймать папиросу. – Я тут с открытия санатория, такими трудами добыл место, пациенты довольны, одни благодарности… Жизнь счастливая и тихая… А тут вдруг на тебе: две смерти…
– Ничего, в леднике всем места хватит.
– Да как вы можете! – вскрикнул Могилевский и осекся. – Простите, я не принимаю шуток в такой момент…
– Всему виной криминальные романы: начитались и думаете, что все знаете про убийства, – наставительно сказал Ванзаров. – А в жизни оно выходит жестче…
В коридоре послышались торопливые шаги. Ванзаров только успел накинуть край простыни на лицо дамы, дни которой окончились, как в процедурную вбежал Веронин. За ним держалась Марго.
– Что с тетушкой? – строго спросил он.
Могилевский уже раскрыл рот, но его вовремя опередили.
– А в чем дело? – спросил Ванзаров.
– Мне сказали, что она… что умерла… – выдавил он.
– Кто именно вам это сказал?
– Эта дама, вульгарно одетая… Стрепетова, кажется…
Присутствие Марго сильно мешало. Ванзаров не мог сделать то, что сделал бы, если бы на него не смотрели эти чудесные глаза. Он дал слабину.
– К сожалению, вынужден подтвердить: Лилия Карловна скончалась. Примите мои соболезнования. И доктора…
Могилевский покорно закивал.
– Скончалась? – повторил Веронин с таким удивлением, словно ему нагло врали в глаза. – Но мне сказали…
– Что именно вам сказали?
– Ну, что она… что ее…
– Нет, это не убийство, – твердо сказал Ванзаров. – Несчастный случай. У пожилой дамы отказало сердце. Она ушла тихо, во сне, без страданий. Можно пожелать каждому. Еще раз примите мои…
Веронин молча повернулся и вышел. Он улыбался, впрочем, еле заметно. Марго задержалась чуть дольше. Кажется, она что-то хотела сказать. Ванзаров был благодарен, что она сдержалась.
– Во всем надо видеть хорошую сторону, – сказал он, когда остался с доктором.
– Что может быть хорошего в смерти?
– Теперь на тетушку можно повесить убийство мистера Маверика. Все видели, как она унижалась перед ним. И у нее есть веская причина: месть за разорение племянника… Выглядит логично.
– Это ужасно, – сказал доктор.
– Такие деньги на кону: любые средства хороши.
– У меня это не укладывается в голове… – Могилевский оглянулся на тело, прикрытое простыней. – Что мне теперь делать?
– Во-первых, даже близко не подходить к тазу с глиной, – ответил Ванзаров. – Оставлять здесь тело нельзя, как стемнеет, отправляйте его в ледник. Процедурную заприте, чтобы никто не сунулся…
– Хорошо, сделаю… – обреченно сказал доктор. – А со мной что будет?
– Посмотрим, что скажет вторая часть завещания…
Ванзаров поторопился уйти. Свидетелей надо допрашивать, пока они еще теплые. И не придумали пышных фантазий. Хотя природу человека не изменить: он видит то, чего нет, и в упор не видит очевидное. Это как в случае с истиной: труднее всего заметить, что она рядом, вот прямо перед глазами…
Блокнот
познавательных и досужих развлечений для господ утомленных читателей
Методика определения убийцы от месье Г. Пуйрота1. Разложите все версии о возможном убийце в поочередном порядке.
2. Вырежьте предлагаемые карточки:
3. Заполните каждую карточку соответствующими именами. Используйте сокращения и клички, которые вы дали подозреваемым.
4. Поверните карточки лицом вниз и смешайте их.
5. Уберите одну карточку в сторону.
6. Опять смешайте оставшиеся пять карточек и вновь уберите одну.
7. Повторяйте процедуру, пока не останется две карточки.
8. Переверните одну из карточек лицом вверх.
9. Заложите карточку с фамилией убийцы в самый конец книжки.
10. Проверьте карточку после прочтения книги. Если ваш выбор совпал с убийцей, найденным:
Месье Г. П. – получите 10 баллов
Ротмистром Францевичем – получите 9 баллов
Г-ном Ванзаровым – получите 8 баллов
Не совпал ни с кем – 100 баллов
11. Гордитесь заработанными баллами: метод работает / не работает (нужное подчеркните).
50
Записная книжка Г. П.
Как вы помните, дорогая Агата, со мной всегда находится мой верный «браунинг». Но пускать оружие в дело я считаю возможным только для защиты чьей-то жизни, и своей – в последнюю очередь. Моим главным оружием является мой мозг и миллиарды его извилин. С этим оружием не совладать всем преступникам мира. Однако вернемся к рассказу, который веду для вас, отражая живые события. Быть может, они когда-нибудь войдут в какую-нибудь книгу, которую вы мечтаете написать.
Умный убийца хорош тем, что может не скрывать своих намерений. Он будет совершать все на виду, а прятаться в тумане, который сыщик сам напустит в своем мозгу. Что особенно часто происходит в закрытом, отрезанном от внешнего мира помещении, где собирается некоторое количество приличных господ. Я не сомневаюсь, что среди жителей нашего пансионата находится убийца. Я не сомневаюсь, что вещь, которую я разыскиваю, уже у него. Вопрос в том, как его вычислить. Сейчас меня меньше всего волнует вопрос, как ему удалось убить мистера Маверика, это, как ни странно, дело второстепенное. Мне важнее зайти, что называется, с конца и сразу указать на виновника. И вот почему.
В обычных условиях расследования у себя в Бельгии я располагаю неограниченным арсеналом средств. Здесь, в России, я вынужден опираться только на себя. Плюс язык, который может многое скрывать. Поэтому к своей цели мне придется идти куда более прямым путем, чем я привык.
Я обратил внимание на одно странное происшествие. Как вы помните, среди гостей есть пара добропорядочных буржуа, некие Strepietoff, привожу фамилию на слух. Для простоты назовем даму «госпожа S». Эта дама о чем-то беседовала с очаровательной барышней Марго, смысл мне был, к сожалению, не ясен. Тем более что они говорили вполголоса. Мне показалось, что госпожа S в чем-то упрекала Марго. Как вдруг эта милая девушка с размаху нанесла госпоже S пощечину, от которой та повалилась на пол. Этого было мало. Марго в ярости подскочила к беспомощной женщине и стала бить ее изо всех сил ногами.