– Кого, бабушка? – уточнила я.
– Ну, сумасшедшей, – залепетала пенсионерка, – скажи скорей, можно выходить?
– Вы опасаетесь женщины в льняном костюме? – догадалась я. – Она пошла на проспект.
Старуха перекрестилась.
– Хвала Господу! Выпускают ведь больных без надзора гулять! Смотри, она мне подол разорвала. Тебя как зовут? Я Людмила Алексеевна Баркина, старшая по подъезду.
– На вас напали? – удивилась я. – А ко мне лучше обращаться Лампа.
Бабка вышла на площадку.
– Налетела хуже дикой кошки. И что я ей сделала? Ну, спросила, к кому идет, так ведь время какое страшное. В газетах постоянно про терроризм пишут, надо бдительность проявлять. Вон, синяк наливается на руке, и шею больно поворачивать. Что у меня там, детка? Погляди, а?
Бабушка отогнула воротник, я ахнула.
– Вас, похоже, душили.
– Говорю же, – загудела она, – наскочила на меня, как гидра империализма, с ног сшибла.
Я прижалась спиной к дверям лифта, а старушка, поняв, что встретила внимательную слушательницу, начала подробно излагать события.
Людмила Алексеевна – неравнодушный человек. Если она замечает какой-нибудь беспорядок в доме, то непременно позвонит в ДЕЗ или участковому. За внимательность и ответственность жильцы избрали ее старшей по подъезду, и Людмила Алексеевна утроила усилия: нельзя же подвести народ, который оказал тебе доверие. Не надо думать, что Баркина не знает ничего о политической обстановке. Она всегда смотрит программу «Время», слушает радио, читает газеты и полностью в курсе того, что творится в стране и мире, понимает, какое сейчас непростое время.
Естественно, ей не понравилась незнакомая женщина, которая не пожелала назвать квартиру, куда направлялась в гости. Согласитесь, если человеку нечего скрывать, он не будет петушиться. А вот террорист заметает следы. К сожалению, никакого права требовать паспорт у нагло вошедшей в подъезд бабы у Баркиной нет. Сначала Людмила Алексеевна расстроилась, потом решила проверить, качественно ли уборщица помыла лестницу, и отправилась инспектировать подоконники, ступеньки, не поленилась доехать до верхнего этажа и спуститься вниз пешком. Когда бабушка вновь очутилась внизу, она провела ладонью по верху почтовых ящиков и укоризненно поджала губы. Так и есть! Полно пыли. В этот момент лифт раскрыл двери, Людмила Алексеевна решила, что на первый этаж спустился кто-то из жильцов, хотела посетовать на неряху-уборщицу, обернулась и увидела ту самую нахалку в мятом костюме.
Подозрения вспыхнули в душе старушки с новой силой. Ну кто заходит в гости на пару минут? Ради мимолетной встречи нет смысла наряжаться, причесываться, тащиться по городу. Людмила Алексеевна не выдержала и сказала:
– Шляются разные, только грязь от них!
Тетка вдруг покраснела, ее лицо разом вспотело, глаза превратились в щелки. Баркина струхнула, до сих пор она полагала, что в силу возраста имеет право делать замечания, учить людей уму-разуму, передавать молодежи свой жизненный опыт. И жильцы дома, и члены семьи старушки всегда ее смиренно выслушивали, но незнакомка оказалась не из тех, кому нравятся нотации.
– Стерва, тебе на кладбище давно пора, – прошипела бабенка и, схватив Людмилу Алексеевну за горло, начала ее душить.
От ужаса та не оказала сопротивления. Она почти перестала дышать, когда женщина внезапно разжала руки. Воздух ворвался в грудь пенсионерки, а незнакомка, пробормотав: «Что со мной?», убежала.
Баркина кинулась за лифт и спряталась там. Не спрашивайте, почему Людмила Алексеевна не поехала домой. Ответа на этот вопрос у нее не было.
– Она точно удрала из психушки, – лепетала ретивая общественница. – Что я ей плохого сказала?
Не было никакого смысла объяснять старушке, что не следует читать мораль незнакомым людям. Не все с улыбкой выслушают бубнеж пожилой дамы, кое-кто может дать отпор, и хорошо, если он окажется исключительно словесным.
– Давайте провожу вас до квартиры, – предложила я, – попьете чаю, успокоитесь.
Людмила Алексеевна всхлипнула.
– Теперь буду бояться ходить по подъезду. Вдруг истеричка вернется и нападет! Ударит меня по голове!
Кое-как успокоив старушку, я довела ее до квартиры, подождала, пока она войдет внутрь, и поехала на другой этаж.
Дома у Жеки ничего не изменилось. Я скинула балетки, сделала глубокий вдох, сходила в спальню Севы, проверила, хорошо ли закрыто окно, еще раз заглянула на кухню, на всякий случай посмотрела, не капает ли вода из крана, и вернулась в прихожую. Надо узнать у Вовки, можно ли затеять в апартаментах уборку. Если Костин даст добро, я обращусь в специальную контору, вызову людей, которые вычистят здесь все. Миша и Сева не должны вернуться из больницы и увидеть на полу высохшую лужу крови. Наверное, они захотят сменить жилплощадь. Я бы не смогла спокойно заходить в дом, зная, что в нем случилась трагедия.
В не самом радостном настроении я нагнулась, чтобы взять свои балетки, да так и замерла в неудобной позе. Прямо перед моим носом очутились туфли Жеки. Те самые, подарок Всеволода, лодочки, которыми моя подруга хвасталась в ресторане. Серо-голубые, на семисантиметровом каблучке и с красивой брошкой-бантиком из разноцветных камушков на мыске. Минуточку! Когда я покидала квартиру, чтобы посмотреть на осколки ножей, тут стояла другая пара обуви: синие шпильки, украшенные цветком из кожи. Отлично помню, как, наводя в холле порядок, я поместила их на специальную полочку.
Я начала искать те туфельки. Открыла все шкафы, тумбочку под зеркалом и остановилась. Лампа, перестань заниматься глупостями! Сами собой шпильки не могли уйти. Кто-то совершил обмен, взял синие туфельки и водрузил на полку вместо них серо-голубые.
Из ванной комнаты раздался грохот. Я подпрыгнула и заорала:
– Кто там? Немедленно выходите, здесь полиция, вы арестованы.
В квартире царила тишина. Я огляделась, взяла длинный мужской зонтик и храбро отправилась в санузел.
В обложенном кафелем цвета сочного персика помещении не было ни души. В ванне лежала палка с прикрепленной к ней розовой занавеской. Я перевела дух. У нас с Максом тоже есть такая конструкция. Держится она на двух присосках и частенько падает. Каждая хозяйка знает: чтобы резиновый кругляш надежно держался, его надо намазать клеем, а потом прибить большим гвоздем. В квартире никого нет, меня напугал розовый атрибут. Розовый?!
Я застыла над ванной. Входя в подъезд, тетка, обидевшая Людмилу Алексеевну, была в босоножках любимого цвета куклы Барби. Я еще подумала, что они не сочетаются с ее костюмом и сумкой. Но когда дамочка покидала дом, она шла уже в синих туфлях. Что же получается? Бабенка-то спешила в квартиру Жеки! Кроме модной нынче планшетки на ремне, у мадам был пакет.
Я помчалась в прихожую и воззрилась на туфли. Глупее ситуации не придумаешь. Дама в льняном костюме сменила обувь и ушла, розовые босоножки незваная гостья унесла в пакете, в нем же, похоже, притащила сюда туфли Ковалевой, подаренные ей Севой. Что сие должно означать? Как дамочка проникла в чужой дом? Ну, на последний вопрос ответ я знаю. Либо она имела ключи, либо, как и я, была в курсе, где Женя хранила запасную связку. Всем приятельницам Ковалевой известно про электрощиток. Но близких подруг Жеки я отлично знаю, их всего две: Маша Соколова и Рита Семина. Машуня на данном этапе работает в Австралии, она тренер по фигурному катанию, а Семина неделю назад улетела отдыхать на Мальдивы. Женщину в синем мятом костюме я никогда не видела. Откуда она знает про ключ? Зачем меняла туфли? Как они к ней попали, а главное, когда? В день своей смерти Жека встречалась со мной. Лодочки за невероятную цену в семьдесят пять тысяч рублей были у нее на ногах. В этих туфлях Ковалева провела весь день, а вечером покончила с собой. Может, незадолго до самоубийства к ней приходила дама, напугавшая сейчас Людмилу Алексеевну, и попросила лодочки поносить?
Я потушила в холле свет, вышла на лестницу, тщательно заперла дверь, положила ключи в щиток и пошла на этаж, где расположена квартира ответственной старушки. Да, были времена, когда мы брали друг у друга поносить вещи, потому что магазины страны «радовали» покупателей пустыми прилавками. В свое время Жека одолжила мне очень красивое темно-зеленое пальто, чтобы я могла прилично выглядеть на свидании. Но сейчас, слава богу, в Москве можно купить все и, простите, туфли не дают напрокат. Платье, костюм, куртку еще куда ни шло, но обувью и бельем мы не менялись даже в самые бедные годы.
Глава 14
Людмила Алексеевна распахнула дверь не сразу и, увидев меня, схватилась за сердце.
– Деточка! Психическая вернулась? Поджидает меня в подъезде?
– Нет, она ушла, – успокоила я ее, – скажите, вы раньше видели свою обидчицу?
– Никогда, – решительно заявила старушка, – у меня глаза зоркие, у кого хочешь в подъезде спроси, все подтвердят: Людмила Алексеевна обходится без очков.
– Никогда, – решительно заявила старушка, – у меня глаза зоркие, у кого хочешь в подъезде спроси, все подтвердят: Людмила Алексеевна обходится без очков.
– Может, женщина к кому-то все же приходит, – не успокаивалась я, – вероятно, она репетитор, домработница, медсестра.
Бабушка сложила руки на груди.
– Летом дети не учатся, все разъехались по дачам-огородам. Врачей из районной поликлиники я ни с кем не спутаю. Двух нянек, которые за малышами из десятой и двенадцатой квартир присматривают, тоже знаю, а эту мымру никогда не встречала, она близко к нашему дому не подходила. В хорошую погоду я во дворе прогуливаюсь, смотрю за порядком, а в плохую… Пошли покажу, что у меня есть, Ленечка, внук установил. Только, деточка, туфельки сними, не тащи грязь в комнату.
Я выполнила просьбу и была приведена в чистенькую спальню с большим окном, около которого стояло удобное кресло со скамеечкой для ног. Справа от него виднелся столик, на котором лежали газеты, стояли чашка и вазочка с печеньем. Тюлевая занавеска была отодвинута, от подоконника к креслицу тянулась длинная черная труба.
Людмила Алексеевна села в кресло и приникла глазом к конструкции.
– Подзорная труба! – воскликнула я.
– Ленечка придумал, – гордо заявила бабушка, – дочка с зятем надо мною посмеиваются, а самим нравится в чистый подъезд заходить! ДЕЗ у нас нерасторопный, домофон никак не поставит, на лифтершу жильцы тратиться не хотят, а я ответственная. Увижу, что посторонний человек к нам идет, шум подниму. Но зимой холодно во дворе топтаться, да и летом подчас устаешь. Ленечка мне наблюдательный пункт оборудовал. Квартира наша на третьем этаже, окно прямо на подъезд выходит, оптика мощная, все как на ладони. Ни разу ту бабу не видела.
– В день, когда с Ковалевой случилось несчастье, вы ее не заметили? – уточнила я. – И вообще, что происходило во дворе?
Людмила Алексеевна горестно вздохнула.
– В понедельник у меня зуб под коронкой разболелся, ночь без сна промаялась, в восемь утра зять повез в поликлинику, ездила я к врачу и во вторник, и в среду, непростое дело протез снять, клык починить и назад металлокерамику поставить. Три полных дня ушло! Можно было на пару недель растянуть, но я стоматологу сказала: «Делайте сразу, у меня нет желания Бабой Ягой ходить и шамкать челюстями. Лучше потерплю, промаюсь в клинике с утра до вечера, зато за три денька порядок во рту наведу».
Домой я приезжала никакая, от заморозки голова болела. Бухалась в кровать и камнем до обеда спала. В четверг выхожу во двор, а меня Инна из седьмой квартиры ехидно спрашивает: «Людмила Алексеевна, родная, куда ж вы подевались! С понедельника вас не видела».
И рассказывает про этот ужас!
Старушка примолкла, потом с обидой произнесла:
– Очень я расстроилась! Не один год за подъездом присматривала, и ничего! А стоило к врачу уехать, и нате! Вы уж мне скажите, как там Миша? Я вас помню, вы иногда к Женечке заглядывали.
– Он в шоке, – ответила я.
– И понятно, – завздыхала Людмила Алексеевна, – такое пережить! Михаил замечательный муж, не пьет, не курит, с тещей не ссорился. Таисия Ивановна, земля ей пухом, непростой человек была, с гонором. Миша золотой зять, а она его ругала, злилась, что он мало зарабатывает. Я ей один раз выговорила: «Зачем в жизнь дочери лезете? Подумаешь, деньги! Зато Михаил Севе лучше отца родного».
Баркина ткнула пальцем в окно.
– И Женю он любил! Столько лет вместе прожили, а подарки жене таскал! Просто так! В позапрошлый вторник я с Мишей у метро столкнулась, он букет нес, красивый, дорогой, лилии розовые и белые. Не удержалась я и спросила:
– Годовщина у вас или праздник какой?
Михаил ответил:
– У меня, Людмила Алексеевна, каждый день праздник, потому что с Женечкой живу.
Баркина подперла щеку кулаком.
– Ничего плохого про своего Сергея Петровича сказать не могу, семейный был человек, все в дом нес. Но букет я от него один раз получила, на свадьбу. Больше не приносил он мне розы, говорил: «Глупая затея, зря потраченные деньги, цветы завянут, получается, выброшена сумма на помойку. Лучше приобрести нужную в хозяйстве вещь, утюг или чайник эмалированный».
Сергей рукастый был, все чинил: телевизоры, радио, машины, велосипеды, мебель в порядок приводил. Один раз мою старую шубу так бензином почистил, что мех словно новый стал. Правда, пованивал долго.
Людмила Алексеевна неожиданно улыбнулась.
– Зато зять на свет с двумя левыми руками уродился, ничего, кроме своего компьютера, не знает. Я дочке сказала: «Может, и хорошо, что Боря неумеха, зато у тебя все новое появляется». Сломался миксер, Борис его живенько выкинул и купил другой, с набором метелочек. Сергей Петрович такой бесхозяйственности не позволил бы, просидел бы вечерок и вручил мне отремонтированный механизм. У нас ничего нового не было, все чиненое-перечиненое. Экономно, но грустно.
– Ба, пожарь яичницу с колбаской, – крикнул из коридора сочный басок, – докторской побольше!
– Ленечка проснулся! – всплеснула руками старушка.
В ту же секунду в комнату вошел высокий юноша в трусах и, зевая, сказал:
– Какао свари из пачки, не хочу пить растворимую бурду.
– Солнышко, что за вид! – укорила старушка внука. – У нас гости, мальчику неприлично полуголым ходить.
Почти двухметровый «мальчик» поскреб пальцем густую щетину.
– Я у себя дома, на улице жара, извините, костюм с галстуком не натянул! Ба, я есть хочу!
– Ты бы лучше спросил, как там Сева, – снова сделала внуку замечание старушка.
– Умер? – без особого волнения поинтересовался Леонид.
– Пока жив, – ответила я, – но состояние тяжелое. Надеюсь, выкарабкается.
– Севка всегда хвост из западни выдергивает, – зевнул Леня, – ну да, в его бизнесе стремно. Он владелец клуба, вечно там какие-то терки, то с посетителями, то с ментами, то с налоговой.
– Кто тебе сказал, что Всеволод владеет клубом? – удивилась я.
Леня моргнул.
– Все знают. Он с работы под утро приезжал, часов в шесть, иногда в семь. Одет всегда шикарно, и не жадный. Я с ним как-то у лифта столкнулся, говорю ему: «Красивая куртка у тебя, небось дорогая!»
Севка скинул кожанку и протянул мне.
– Бери, мне она маловата, а тебе в самый раз.
– И ты взял? – неодобрительно поинтересовалась бабушка.
– Почему нет, – фыркнул Леня. – Севка богатый, в его «Туннель» народ валом прет, чего ему новый бомбер купить? А у меня пары тысяч евро свободных нет.
– Сева владеет «Туннелем»? – уточнила я.
– Ага, – подтвердил Леня, – у него лучший отрыв в Москве, самые красивые девочки. Он меня туда бесплатно проводил, через служебный вход.
– Леонид! Ты посещаешь злачные заведения! – ужаснулась Людмила Алексеевна. – Туда ходят проститутки! Об учебе думать надо! Родители деньги на тебя тратят, оплачивают институт, а ты!
Леня легко вытащил бабушку из кресла, развернул ее лицом к двери и велел:
– Яичницу и какао! Бабусик! Раз, два, пошагала на кухню.
– Провожу гостью и пожарю, – уперлась та.
– Вы дружили с Севой? – спросила я у юноши.
Тот покосился на бабку, но ответил:
– Севка прикольный, с ним весело. И без денег в клубешник пройти приятно. Вокруг него лучшие девчонки крутятся, мне повезло, живу в одном подъезде с хозяином «Туннеля», гулял на халяву. А потом мне надоело, каждый вечер одно и то же, пляски, крики, девки эти, они… ну… с ними тяжело, смотрят в кошелек. Если ты без машины, то за человека тебя не считают. Но я не Севка, на «Феррари» не раскатываю.
– У Всеволода была скромная иномарка, их собирают в России, – остановила я паренька, – подарок отца на день рождения.
Леонид потер небритую щеку и промолчал. Я поняла: он что-то знает, и насела на него.
– Всеволода хотели убить, его сначала ударили ножом в грудь, потом перерезали горло. Одному богу известно, почему Сева выжил.
– Жуть! – передернулся Леня.
– Евгения Ивановна увидела окровавленного сына, – продолжала я, – решила, что тот мертв, и выпрыгнула из окна. Она обожала своего отпрыска, находилась не в лучшем душевном состоянии, поэтому решилась на суицид.
– О господи! – прошептала, крестясь, Людмила Алексеевна.
– Мы полагаем, что убийца связан со Всеволодом, это кто-то из обиженных им людей. Если ты в курсе дел Севы, то сейчас самое время рассказать правду, – потребовала я.
– Ленечка, мальчик, прояви сознательность, – потребовала бабушка. – Ты обязан оказать содействие в поимке преступника.
– Ничего я не знаю! – воскликнул Леонид. – Тусовался в его компании, потом надоело. Я понял, что не хочу жить, как Севка. Вы в курсе, сколько ему лет? Я прямо офигел, когда узнал! Считал, он меня ненамного старше, завидовал, такой молодой, а уже богатый!
– Начни с «Феррари», – потребовала я.