Невинные - Джеймс Роллинс 33 стр.

Рун закрыл крышку ящика, запечатав их во тьме. Эрин услышала, как лязгнули защелки. Во тьме она сосредоточилась на сердце Джордана, чувствуя, как оно бьется о его грудную клетку, эхом отзываясь в ее собственной. Жар его тела буквально обжигал сквозь мокрую одежду, особенно сильно чувствуясь после пребывания в ледяной воде. Эрин зашевелилась, заметив, что его левая рука горячее правой.

Прежде чем она успела поразмыслить над этим, Рун побарабанил по крышке — наверное, предупреждая, чтобы приготовились.

Джордан притянул ее голову к своей груди.

— Поездочка будет тряская.

Послышался громкий треск, потом глухо ухнула вода, ударив в стенку гроба и отбросив его к другому борту вертолета. Их внутри швыряло и переворачивало, будто исполинская собака трясла гроб в зубах, как игрушку. Эрин скрипнула зубами, чтобы удержаться от вопля.

Руки Джордана привлекли ее плотнее.

— Я тебя держу, — сказал он ей на ухо.

Но кто держит нас?

Преодолевая напор моря, Рун вытаскивал гроб через выбитое окно, но тот застрял — ручка сбоку, за которую держатся гробоносцы, зацепилась за покореженный кусок металла.

Бросив взгляд в сторону, он увидел, что Бернард уже устремляется сквозь темную воду вверх, толкаясь ногами и неся в руках обмякшее тело Христиана. А заодно кардинал тащил на буксире свернутый и герметически упакованный спасательный плот, привязанный к его поясу стропой.

Оставшись в одиночку, Рун поставил ноги по обе стороны гроба, упершись в борт разбитого вертолета, продолжающего уходить все глубже.

Изо всех сил напрягая ноги и спину, он рванул ящик, согнув искореженный кусок металла еще больше и оторвав рукоятку напрочь. И тут же испугался, что ящик откроется, представив, как вода хлещет внутрь и Эрин с Джорданом захлебываются.

Прислушался к напуганным литаврам их сердец.

Никак нельзя подвести их доверие.

Он рванул снова, подстегиваемый прошлыми неудачами и не желая их повторять.

Наконец, гроб выскочил — так внезапно, что Рун не удержал его.

Закувыркавшись спиной вперед в воде, он увидел, как ящик начинает всплывать — медленно, слишком уж медленно. Загребая руками и ногами, Корца подплыл под гроб и принялся подталкивать снизу, ускоряя подъем навстречу призрачному сиянию далекой луны.

Поверхность казалась невероятно далекой, видимой лишь благодаря его сверхъестественному зрению. Рун понимал, что воздуха в гробу осталось маловато, да и тот отравлен дымом из вертолета.

Надо торопиться.

Он все время прислушивался к биениям их сердец, отчетливо несхожим, но в то же время звучащим в стройной гармонии. И мысленно молился, чтобы их негромкий дуэт не смолкал до самой поверхности.

Джордан почувствовал, как их спасательная капсула пробила поверхность. Неуклонный подъем внезапно окончился, и желудок у него запрыгал, подлаживаясь под пляску волн под их темницей. Мгновение спустя послышался звон отстегиваемых защелок, и крышка резко распахнулась.

Джордан набрал полную грудь чистого соленого воздуха, Наслаждаясь близостью тела Эрин. Но ее сотрясала дрожь. Он погладил спину женщины ладонями, пытаясь отогнать страхи. И ощутил, что ее тело все это время боролось с паникой.

Схватившись за край гроба, Рун приподнялся над ним.

— У вас обоих все благополучно?

— Спасибо, что подбросили, — кивнул Джордан.

Эрин хихикнула, хотя не столько оттого, что эта неуклюжая шутка ее позабавила, сколько давая выход безумию испытанного облегчения. И это был лучший звук, слышанный Джорданом уже за долгое время. Оттолкнувшись от него, Эрин села.

— Бернард надул спасательный плот, — указал Рун налево. — Я подтолкну вас к нему.

Темная голова Руна запрыгала позади, будто тюленья, пока он толкал их к круглому плоту, ярко-желтой баранкой болтавшемуся на волнах. Джордан увидел, что Бернард перевалил туда тело Христиана, и теперь оно обрисовывалось черной кляксой на желтом.

Джордан похолодел от тревоги за своего нового друга.

Слишком уж многие сангвинисты уже умерли.

Он оглядел горизонт, но другой вертолет, естественно, давно скрылся.

Однако здесь они были не одни.

До их слуха донесся назойливый зуд мотора. Джордан поглядел поверх плота на одинокий огонек, несущийся в их сторону, прыгая над волнами. Надувная лодка типа «Зодиак». Совершенно очевидно, что она пришла от нефтяной платформы, высящейся вдали.

Та же площадка, откуда взлетел вертолет, напавший на них.

Скверное дело.

— Рун! — крикнул Джордан, зная, что священник находится слишком низко в воде, чтобы увидеть лодку. — К нам идут гости на двенадцать часов!

Если и оставались какие-либо сомнения в их враждебности, то их тотчас же развеял автоматный огонь, вздымающий темную воду вереницей фонтанчиков, приближающихся к большой, яркой мишени — плоту.

Бернард внезапно нырнул через борт плота и скрылся, бросив Христиана на произвол судьбы.

Означает ли это, что молодой сангвинист уже мертв?

Рун замедлил приближение к плоту.

— Предоставьте их Бернарду. Но мы тем временем должны представлять собой как можно более миниатюрную мишень.

И тут же без предупреждения перевернул гроб, вывалив обоих в ледяное море. Хотя Джордан и понимал необходимость этих действий, такая бесцеремонность пришлась ему не очень-то по душе. Вынырнув на поверхность, он выплюнул изо рта соленую воду и поспешил к Эрин, зная, что она пловчиха так себе, да и вообще не большая любительница воды.

Но она всплыла без проблем, и взгляд ее хоть и был испуганным, но решительным.

Рун присоединился к ним.

— Плывите к плоту, но держитесь так, чтобы он все время закрывал вас от тех, кто приближается.

Сам священник поплыл первым.

За несколько гребков их группа добралась до плавучего убежища, но забраться на него не осмелилась. Джордан поглядел поверх борта, как «Зодиак» сокращает дистанцию и сбрасывает ход. На борту было трое — рулевой и два автоматчика.

Для них это будет как стрельба в упор по неподвижным мишеням.

Вот только они не знали, что в этих водах есть еще и акула.

Бернард внезапно вознесся над правым бортом, и в лунном свете сверкнул длинный серебряный клинок. Молниеносным движением он вспорол поплавок с одной стороны по всей длине. «Зодиак» перекосился на одну сторону, двигатель захлебнулся, a стоявших автоматчиков сбило с ног. Выскочившая из воды рука схватила одного за лодыжку и сдернула с лодки. Затем Бернард швырнул его высоко в воздух, но лишь после того, как отсек ему ногу в колене одним свирепым ударом.

Второй автоматчик выстрелил, но Бернарда уже и след простыл.

«Зодиак» продолжал кое-как держаться на воде, и второй автоматчик настороженно поворачивался, бдительно глядя на воду со всех сторон. И вдруг брезентовое днище расступилось у него под ногами, вспоротое снизу. Его тело рывком ушло прямо вниз и исчезло.

Последний — рулевой — завел мотор, дал полный газ и развернул лодку, откровенно желая искать убежища на нефтяной платформе. Но Бернард выскочил из моря, как дельфин, демонстрирующий акробатические трюки, приземлился позади рулевого, схватил его за волосы и перерезал горло, самую малость не отхватив голову напрочь. И одной рукой швырнул труп в море.

Джордан попытался как-то совместить в сознании образ богобоязненного клирика и этого свирепого мясника.

— Плывите к другой лодке! — сказал Рун достаточно громко, чтобы услышал Бернард. — Теперь не медлите. Я захвачу Христиана и присоединюсь к вам там.

Выбросившись из воды, священник перекатился на плот.

Эрин и Джордан поплыли к «Зодиаку». Бернард помог им забраться на борт осевшего суденышка. Джордан знал, что «Зодиаки» — чрезвычайно надежные лодки, способные удерживаться на одном-единственном поплавке. К моменту, когда Джордан вслед за Эрин забрался на борт, Рун уже подоспел, буксируя Христиана за одну руку.

Стоун помог Корце поднять молодого сангвиниста на лодку.

— Что теперь? — спросил Джордан, пока Эрин и Бернард занимались Христианом.

— Можете вести эту лодку? — осведомился Рун.

— Без проблем, — сказал Джордан.

Священник указал на нефтяную платформу.

— Мы слишком далеко от берега. С этим крохотным моторчиком нам до земли нипочем не добраться. Надо изыскать другие средства транспорта, чтобы добраться до берега.

Джордан поглядел на возносящееся в небо сооружение. Хотя вся огневая мощь их команды ушла на дно морское, придется лезть в это гадючье гнездо.

Зная это, Джордан перебрался к рулевой колонке и взялся за штурвал, пока Эрин склонилась над телом Христиана.

Зная это, Джордан перебрался к рулевой колонке и взялся за штурвал, пока Эрин склонилась над телом Христиана.

— Он еще жив? — поинтересовалась Эрин.

— Трудно сказать, — признался Рун, вставая на колени между ней и Бернардом.

Глаза Христиана оставались закрыты. На лбу у него была глубокая рана. Джордан знал, что проверять дыхание и сердцебиение бесполезно: у сангвинистов нет ни того ни другого.

Кардинал положил свой серебряный крест Христиану на лоб, будто для отправления последних ритуалов. Но через момент Бернард поднял крест, открыв взорам ожог такой же формы на коже молодого сангвиниста.

— Он жив, — объявил Бернард.

— Если мы умираем на службе Церкви, то мы очищены и священное серебро не обжигает нас, — пояснил Рун с ощутимым облегчением в голосе.

Эрин взяла Христиана за руку.

— Но ему нужна медицинская помощь, — предупредил Рун, глядя, как Джордан заводит мотор. — Он еще может расстаться с жизнью.

Стоун направил лодку к нефтяной платформе.

— Тогда давайте нанесем визит нашим соседям.

Глава 39

Сидя на лодке, устремляющейся к огням нефтяной платформы, Рун вглядывался в бледное лицо Христиана. Он молод, принял постриг относительно недавно, из-за чего дерзок и непочтителен, но придраться к его вере и отваге Рун не мог. Корца сжал кулаки от досады, не желая потерять очередного соратника так скоро после гибели Надии.

Бернард вливал вино из своей кожаной фляги в полураскрытые губы Христиана мелкими порциями, но большая его часть проливалась на ввалившиеся щеки раненого. Он был все еще слишком слаб, чтобы глотать.

— А что, если я дам ему немного крови? — спросила Эрин. — Как мы сделали с графиней. Это не поможет оживить его?

— Мы считаем подобное крайней мерой, — проворчал Бернард.

Эрин этот ответ не очень удовлетворил.

— Вкус крови для столь юного существа, как он, рискует освободить в нем зверя, — прошептал ей Рун. — Мы не осмеливаемся идти на такой риск, особенно здесь, где нам практически нечем обуздать его. Давайте прежде поглядим, что мы найдем на нефтяной платформе.

— Что мы найдем наверняка, так это новых врагов, — добавил Бернард и указал на флягу, привязанную к бедру Руна. — Мы и сами должны выпить, дабы восстановить силы, насколько возможно.

Корца понимал, что Бернард прав, но ему было не по нутру отбывать епитимью на глазах у других, зная, что после нее он часто плачет и теряет ориентацию. Ему не хотелось выказывать подобную слабость.

И все же придется, понимал он.

Пока Рун отвязывал свой священный сосуд, Бернард опрокинул свою флягу и без смущения порядком хлебнул. Похоже, его грехи не мучают. Отбыв свою епитимью, кардинал всегда успокаивается через считаные мгновения.

Поднося флягу к губам, чтобы испить вина, Рун мысленно молился, чтобы ему было даровано то же самое.

Руна, распростертого навзничь на могиле сестры, окружало кладбище. Упырь скрутил его, и их конечности переплелись, как у любовников. Рот его наполняла кровь чудища.

Рун пришел нынче вечером на могилу сестры, чтобы оплакать ее уход, но вместо того был повержен этой тварью, вурдалаком в изысканных бриджах и кожаном кафтане с заклепками. Клыки разорвали Руну горло, и его кровь излилась в жадный рот чудища. Но вместо смерти напавший протянул Корце запястье с перерезанными венами, истекающими черной кровью нечисти.

Рун сопротивлялся — пока холодная, шелковистая кровь не вспыхнула пламенем у него на языке.

Блаженство наполнило его, а вместе с ним — голод.

Теперь он пил запоем из этого багряного родника, понимая, что это грех, понимая, что удовольствие, пульсирующее в каждой фибре его тела, навлечет на него проклятие во веки вечные. И все равно не мог остановиться. Ему хотелось никогда не разнимать объятья, захлебываясь экстазом от каждого огненного глотка.

А затем его голова болезненно треснулась о могильную плиту сестры. Зверя рывком сдернули с него. Рун застонал, протягивая к нему руки, еще жаждая его крови.

Четверо священников оттащили монстра от алчущего тела Руна. Их серебряные наперсные кресты сверкали в холодном свете луны.

— Беги! — крикнул упырь, пытаясь предупредить его.

Но как же мог Рун покинуть такой источник блаженства и крови?

Он не опускал рук, протягивая их к чудищу.

Серебряный клинок сверкнул поперек горла монстра. Из раны хлынула темная кровь, запятнавшая его тонкую белую рубашку, замаравшая кожаный кафтан.

— Нет! — Рун пытался встать.

Четверо священников бросили труп на землю. Корца услышал, как тот рухнул на опавшую листву, и неведомо каким образом понял, что монстр ушел навсегда. Слезы навернулись ему на глаза от утраты такого блаженства.

Священники усадили Руна, вывернув руки ему за спину. Тот яростно отбивался, как загнанная в угол рысь, но они удерживали его с силой, одолеть которую он не мог.

Он изворачивался, пытаясь дотянуться острыми зубами до их шей. Его тело вожделело крови — какой бы то ни было.

Они же, не говоря ни слова, понесли его сквозь ночь. Но, несмотря на их молчание, Рун слышал много, как еще никогда в жизни. Он прислушивался к шороху каждого листка у них под ногами, к тихому шелесту совиных крыльев в вышине, к копошению мыши в своей норе. Рассудок Руна тужился постичь все это. Он стал способен различить даже биение сердец крохотных тварей: стремительное и напуганное — у мыши, более медленное и уверенное — у совы.

Однако же, обратив слух к окружающим его святым отцам, не услышал ничего.

Только ужасающее безмолвие.

Неужто Бог настолько лишил его своей благодати, что он не в состоянии расслышать биение святых сердец, различая лишь пульс бездушных тварей полевых?

Сетуя на свою участь, Рун обмяк в руках святых отцов. Губы его произносили отчаянные молитвы. И тем не менее все это время он алкал впиться этим священникам в глотки и омыть лицо их кровью. Утолить эту жажду крови молитвы не могли. Его зубы продолжали клацать от вожделения.

Желание пылало жарче, чем любое чувство, когда-либо им испытанное, неистовей, чем любовь к близким, даже чем любовь к Богу.

Святые отцы отнесли его обратно в монастырь, который он считаные минуты назад покинул невинным послушником, собиравшимся вот-вот принести присягу Богу. Они остановились перед гладкой голой стеной, преобразившейся в дверь. За годы пребывания здесь Рун даже не ведал о ее существовании.

Он ведал так мало обо всем.

Святые отцы понесли его вниз, туда, где он узрел за столом знакомую фигуру отца Бернарда с гусиным пером — своего наставника, своего советника во всех делах. Казалось, учеба Руна еще не окончена.

— Мы принесли его к тебе, отче, — сказал священник, державший десницу Руна. — Он был повержен на погосте, но еще не вкусил иной крови.

— Оставьте его мне.

— Он пребывает в опасном состоянии, — возразил тот же священник.

— Ведаю ничуть не хуже вашего, — Бернард поднялся из-за стола. — Покиньте нас.

— Как пожелаете.

Святой отец отпустил руку Руна, уронив его на каменный пол, и направился прочь, увлекая собратьев за собой. Долгое время Корца просто лежал, вдыхая запахи камня, плесени и старого тростника.

Бернард хранил молчание.

Рун прятал лицо от наставника. Он любил Бернарда крепче, чем собственного отца. Клирик учил его мудрости, доброте и вере. Бернард был для него образцом, человеком, каким Рун всегда уповал стать.

Но прямо сейчас Корца знал лишь одно: он должен утолить свою жажду или погибнуть при попытке. Одним прыжком одолев разделяющее расстояние, он вместе с Бернардом рухнул на пол.

Тело упавшего под ним священника оказалось диковинно холодным.

Рун рванулся к его шее, но жертва увернулась с невероятной скоростью, откатившись в сторону и встав на ноги рядом. Как он может быть настолько проворным?

— Будь осторожен, сын мой, — звучный голос Бернарда остался спокойным и ровным. — Вера — твое ценнейшее достояние.

В глубине горла Руна зародилось шипение. Теперь вера значения не имеет. Значение имеет только кровь.

Он прыгнул снова.

Бернард перехватил его, повергнув на пол. Рун боролся, но старик пригвоздил его к плитам, оказавшись намного сильнее, сильнее чудища, преобразившего Руна, сильнее даже святых отцов, принесших его сюда.