Невинные - Джеймс Роллинс 39 стр.

— Он не может исцелиться, пока эта штука в нем, — предупредила Элисабета.

И прежде чем кто-либо успел предостеречь ее, графиня схватила осколок, выдернув его из шеи мальчика и отшвырнув через зал. Кровь продолжала бежать из раны Томми.

— Почему он не исцеляется? — спросила Эрин.

Все обернулись к отброшенному клинку.

Из тоннеля возле них появилась фигура, будто сплотившись из тьмы.

Искариот окрысился на них с холодной яростью. Бросил взгляд на простертую на земле Ареллу и быстро поднял осколок с пола. Не в себе от скорби, порезался о лезвие. Оно полоснуло его по пальцу, но вместо крови из ранки пролились золотые капли.

С потрясенным воплем Иуда отпрянул.

Джордан выстрелил в него, и пули отрикошетили от камней, высекая искры.

Рун ринулся вперед, преодолевая расстояние с быстротой, на которую способен лишь сангвинист, сверкая серебром карамбита в свете факелов.

А затем Искариота схватили и отшвырнули обратно в тоннель.

И вместо него перед Руном предстал другой.

Корца резко затормозил, оцепенев от шока, не веря собственным глазам. Он смотрел на монаха в знакомой бурой сутане, препоясанной четками, с навеки мальчишеским лицом.

— Брат Леопольд?

Восставший из мертвых.

Леопольд поднял меч с решительным, суровым видом.

Рун вытаращился на него с открытым ртом. Его рассудок пытался растолковать действия Леопольда, тот факт, что он еще жив. Тысячи объяснений проносились у Руна в голове, но он понимал, что все они до единого ложны. Придется взглянуть жестокой истине в лицо.

Вот он, сангвинист-предатель, состоявший в сговоре с Искариотом с самого начала.

Сколько смертей на счету этого субъекта, которого он называл другом?

Перед Руном пронеслись лица и имена. Все, кого он оплакивал. Другие, кого он едва знал. Он представил машиниста поезда и его помощника.

Но одно имя воспламенило его безмолвное сердце гневом более прочих.

— Из-за тебя погибла Надия.

У Леопольда хватило совести, чтобы на лице у него отразилось страдание, но он тут же нашел себе оправдание.

— Никакие войны не обходятся без жертв. Она знала и принимала это куда лучше, чем я да ты.

Переваривать подобные трюизмы было свыше сил Руна.

— И когда ты начал предавать Орден? Давно ты стал предателем?

— Я всегда служил высшей цели. Прежде чем принять присягу сангвиниста, прежде чем я испил свою первую чашу крови Христовой, меня уже поставил на этот путь Окаянный. Помочь вернуть Христа на землю.

Рун нахмурился. Как такое может быть? Почему Леопольд не сгорел, как другие стригои, стремившиеся обмануть Орден, принося лживые клятвы?

Ответ Рун нашел в сиянии религиозного фанатизма во взгляде своего визави.

Леопольд не кривил душой, принося клятвы. Он всем сердцем верил , что служит Христу.

— Мы оплакивали тебя, — проронил Рун. — Мы погребли твои четки со всеми почестями в Святилище, словно ты сложил голову, служа Ему.

— Я и служу Ему, — твердо заявил Леопольд. — А если я не служу, почему же освященное вино по-прежнему дарит мне благословение даже теперь?

Корца пошатнулся. Неужели набожность Леопольда настолько безраздельна?

— Ты должен понять истинность моих слов, — умолял тот. — Ты можешь присоединиться к нам. Он примет тебя с распростертыми объятьями.

Рун не мог прийти в себя от изумления.

— Ты хочешь, чтобы я покинул апостольскую Церковь и присоединился к предателю Христа?! Человеку, объединившему силы со стригоями?!

— А разве вы не делаете со стригоями то же самое? — Леопольд указал на Элисабету. — Сердце должно следовать тому, что считает верным.

Рун был ошеломлен, а именно этого Леопольд коварно и добивался.

Он ринулся на Корцу — стремительно, жестоко, первым нанося удар мечом.

Тот увернулся в последний момент, инстинкты сработали быстрее рассудка. Меч Леопольда рассек ему бок, разрубив Доспехи и полоснув по ребрам. Отреагировав столь же молниеносно, Рун полоснул карамбитом в ответ.

Леопольд попятился на заплетающихся ногах, выронив меч. Схватился за горло, и кровь хлынула у него между пальцев. Упал на колени, очки его съехали с носа и перекосились. Но глаза были по-прежнему прикованы к Руну — сияя не злобой, но печалью и истовой верой.

Глава 46

С рукой на горле и слезами на глазах Эрин смотрела, как тело Леопольда падает на землю. Она помнила этого деликатного человека, его морщинки прилежного школяра у глаз, его самоуничижительную иронию. Представила, как пришла в себя в катакомбах под Римом в полной уверенности, что уже мертва, лишь затем, чтобы обнаружить, что он держит ее за руку, пустив в ход свое медицинское искусство, чтобы оживить ее.

Этот человек спас ей жизнь.

И все же его секреты стоили жизни слишком многим.

Внезапно земля яростно вздрогнула, будто исполинский кулак ударил по полу у них под ногами. Черная круговерть вокруг алтаря извивалась и бурлила, хлеща щупальцами и круша все вокруг. Из туннелей докатывался скрежет камней и грохот падающих валунов.

— Народ, пора двигать отсюда! — гаркнул Джордан.

Устремляясь к мосту, Эрин помогала Элисабете нести Томми. Рун бежал первым, а Бернард и Джордан замыкали колонну, поддерживая Ареллу с обеих сторон. Земля продолжала сотрясаться. Впереди по каменной арке над рекой, выплескивающейся из каменного русла, пробежала трещина.

— Быстрей! — крикнула Эрин.

Они припустили во весь дух. Элисабета быстро обогнала Эрин, хотя ей приходилось нести мальчика. Она пронеслась по мосту, опередив даже Руна, бежавшего за ней по пятам. Они присоединились к горстке сангвинистов, охранявших тоннели, ведущие к поверхности, и увидели среди них Христиана.

Бегущая Эрин буквально налетела на стену волглой серной жары, обжигающей после холода пещеры. Она боялась поскользнуться на камнях, но не замедлила бега — тем более что у нее на глазах кусок моста плюхнулся в черную воду. Под ногами змеилось все больше трещин.

Внезапно сильный толчок швырнул ее плашмя на камень. У самых кончиков пальцев целая секция рухнула вниз. Эрин взглядом измерила слишком широкий провал, сквозь который тут же вырвались вверх клубы пара и фонтаны воды.

А затем Рун слетел сквозь них, будто черный ворон. Приземлился рядом с ней, помог встать, подхватил на руки и стремглав прыгнул через пролом. Рухнул вместе с Эрин с той стороны, приняв удар плечом и откатив ее прочь от опасности.

Джордан…

Затем перескочил Бернард с сивиллой на руках. И почти тотчас последовал Джордан. Оба приземлились на ноги, хотя Стоуну пришлось пробежать несколько шагов, чтобы восстановить равновесие.

Позади них весь пролет рассыпался на куски и полетел в реку.

Жара и пар опаляли кожу Эрин и обжигали легкие.

— Не останавливаться! — скомандовал Бернард.

Всей группой они побежали через лабиринт обратно. Навязчивый, грызущий страх гнал Эрин все вверх и вверх. Ногами она ощущала непрестанные сотрясения земли. Представила тьму, бурлящую внизу. Почему та не отступает?

Неужели слишком поздно?

Неужели адские ворота по-прежнему открыты?

Рун мчался рядом с Элисабетой, несшей в руках Томми — предвозвещенного Первого Ангела. Он помнил, что она крикнула ему, когда он только ступил в выстуженную пещеру.

Спаси отрока!

По прозвучавшему в ее голосе страданию он понял, что ее потребность защитить дитя была продиктована вовсе не пророчеством. Она прижимала Томми к груди, озабоченно стиснув губы. Сердце отрока запиналось, билось слабо, но решительно, под стать выражению лица Элисабеты. Рун следил за каждым ее шагом, готовый подхватить, если она вдруг пошатнется. Кровь сочилась из тысячи порезов, но казалось, Батори черпала силы из кладезя, более глубокого, нежели питающий стригоев.

Это решимость матери, стремящейся спасти собственное чадо любой ценой.

Эрин и Джордан следовали за ними, а замыкал группу кардинал, несший темнокожую женщину. Рун помнил струившийся от нее золотой свет, помнил уверенность Бернарда, что она — ангел. И все же она явно знала Искариота и состояла с ним в каких-то отношениях. Но с какой стати ангелу искать Предателя Христа? И вообще кому бы то ни было?

Рун посмотрел на кровь, запятнавшую его рукав.

Кровь Леопольда.

Столь многое остается неведомым.

Наконец они достигли конца тоннеля и выбрались через россыпь валунов на пляж. Небо оставалось черным, скрывая солнце. Рун бросил взгляд на Элисабету. Покамест она в безопасности от этого потаенного дня. Но в конце концов графиня с отроком рухнула на колени в песок. Поднявшееся солнце явственно подточило даже ее грандиозные силы.

Рун взглядом обыскал небо. Дым расползся до горизонта. Какую бы там нечисть Искариот ни привел в движение, удаление Первого Ангела из храма ее не остановило.

Не менее встревоженный Бернард присоединился к ним, опустив женщину на песок. Она не открыла глаз, но одна рука вяло шевельнулась, обтерев лицо, будто оно облеплено паутиной.

Еще жива.

Элисабета бережно опустила отрока рядом, положив его голову на песок, чтобы осмотреть рану у него на горле. Кровь продолжала сочиться, хотя, возможно, и не так быстро. Но потому ли, что он исцеляется, или просто жизнь его почти истекла?

Элисабета держала его за руку. Рун не сомневался, что она убьет всякого, кто попытается причинить отроку вред. Он вспомнил, как истово она защищала собственных детей, хотя и сама убивала чужих. Ее привязанности всегда были непостижимы для Руна.

Ветер распахнул плащ Элисабеты, и луч просочившегося дневного света упал ей на щеку. Рун бросился к ней, но кожа ее не вспыхнула. Очевидно, в воздухе висит довольно нечистого пепла, чтобы позволить стригоям расхаживать под этим ужасающим небом.

Корца вообразил тучу пепла, окутывающую всю планету, пробуждая ужасы, давно спящие в гробницах, могилах и прочих местах, куда не заглядывает лучик солнца.

Элисабета тоже ощутила эту перемену, подняв лицо к пасмурным небесам. Пусть даже профильтрованный сквозь пепел, но это первый за века свет дня, который она узрела собственными глазами. Графиня добрую минуту вглядывалась в небо, прежде чем снова сосредоточить внимание на раненом отроке на песке.

Бернард подошел к Томми с другой стороны, сбросил свой пиджак и расстегнул запятнанную кровью белую рубашку, открыв свои потайные доспехи. Затем расстегнул водозащитный карман над сердцем и извлек простую книжку в кожаном переплете.[24]

Рун воззрился на то, что он держал в руках.

Кровавое Евангелие.

Увидев Евангелие в руках Бернарда, Эрин опустилась на колени у головы мальчика. Ощутила, как века пророчества ложатся тяжким бременем на его бледное чело. Пепел припорошил его волосы, до сих пор по-мальчишески мягкие. Новые хлопья падали ему на щеки и губы. Эрин утерла ему лицо ладонью, оставив на коже размазанную ржавчину.

Он даже не шелохнулся от ее прикосновения. Дыхание его было поверхностным и слишком медленным.

Христиан присоединился к ней.

— Что с ним не так? — спросила Эрин. — В Стокгольме он оправился куда быстрее. Почему же Томми не исцеляется сейчас?

— Не ведаю, — негромко прошептала Батори, подняв на нее полные горя глаза, застав Эрин врасплох глубиной своих чувств. — Но я слыхала, как Искариот сказал, что клинок, коим он воспользовался, может губить ангелов. Даже ныне я слышу, как его юное сердечко продолжает угасать. Должно быть, дело в этом ноже.

Графиня отвела волосы со лба мальчика.

Бернард опустился на одно колено.

— Позвольте мне вложить Евангелие в руки Томми, — проговорил он. — Быть может, его благодать спасет отрока.

Батори бросила на него хмурый взгляд.

— Возлагаешь свои чаяния на очередную святую книгу, поп? Ужель другая послужила нам на славу?

И все же графиня не воспротивилась, когда кардинал сложил руки мальчика на груди. Даже она понимала, что хоть плохонькая надежда лучше, чем никакая.

Бернард благоговейно вложил книгу ему в руки. Едва коснувшись его кожи, обложка на миг просияла золотым светом, но затем вновь потемнела.

Веки Томми затрепетали и распахнулись.

— Мама?..

Графиня склонилась над ним, и слеза упала мальчику на щеку.

— Это Элисабета, мой бравый вьюнош, — промолвила она. — Мы свободны.

— Открой книгу, сынок, — призывал Бернард. — И спаси мир.

Пророчество эхом прозвучало в голове Эрин.

Трио предвозвещенное должно доставить сию книгу Первому Ангелу для благословения…

Она переводила взгляд с Руна на Джордана, а с него — на Батори.

Томми попытался сесть и тоже исполнить свою роль.

Батори помогла ему подняться, позволив его худенькой спине прислониться к ее боку, обращаясь с ним предельно нежно.

Томми пристроил книгу на коленях и открыл ее на первой странице. И без сил ссутулился, пытаясь разобрать древние слова на греческом языке.

— Что тут говорится? — хрипло спросил он.

Эрин процитировала слова по памяти:

—  Грядет великая Сеча Небесная. Дабы силы добра возобладали, из этого Евангелия, начертанного собственной моею кровью, надлежит выковать Оружие. Трио предвозвещенное должно доставить эту книгу Первому Ангелу для благословения. Лишь этим они обеспечат спасение мира.

Пока они смотрели в ожидании, пепел падал на открытые страницы.

И больше ничего.

Томми посмотрел на клубящиеся тучи, а затем на бурное свинцовое море.

— Что еще я должен сделать? — спросил он несчастным и потерянным голосом.

— Ты — Первый Ангел, — мягко произнес Рун. — Тебе уготовано благословить эту книгу.

Сморгнув пепел со своих длинных ресниц, Томми поглядел на него с сомнением. И повернулся к особе, которой явно доверял больше всех.

Батори.

Графиня утерла кровь с его горла, где рана до сих пор не затянулась. Голос ее был полон тревоги. Она была готова ухватиться за любую соломинку.

— Может быть.

— Я не ангел, — нахмурился Томми. — Ангелов не бывает.

Батори улыбнулась ему, показав самые кончики острых зубов.

— Коли на свете есть чудища, отчего же не быть и ангелам?

Томми вздохнул, глаза его чуть закатились — не от пренебрежения, а от растущей слабости. Он явно опять угасал.

Батори прижала ладонь к его щеке.

— Веруешь ты или нет, какая ж пагуба в том, чтобы уступить их желаниям и благословить эту негодную книгу?

— Пожалуйста, попробуй, — взял его за плечо Бернард.

Томми подавленно тряхнул головой и простер ладонь над открытыми страницами Евангелия. Рука его задрожала даже от этого ничтожного усилия.

— Я благословляю… эту книгу.

И снова они ждали, и снова падал пепел, и земля по-прежнему дрожала.

Чудо не явилось. Ни золотого света, ни новых слов.

Эрин начало охватывать беспокойство.

Они что-то прозевали… Но что?

— Может, он должен произнести какую-то специальную молитву? — нахмурился Джордан.

Христиан окинул взглядом картину опустошения.

— А может, это место проклято.

Встрепенувшись, Бернард благодарно схватил того за руку.

— Ну конечно! Кровавое Евангелие может преобразиться только над святыми мощами Петра в базилике Святого Петра. Мы должны доставить отрока в Рим. Лишь там надлежит благословить книгу!

Томми внезапно обмяк, привалившись к графине; недолгий прилив сил иссяк, как огарок свечи. Капля крови скатилась из его до сих пор не затянувшейся раны.

— Ему нипочем не добраться до Рима, — заявила Батори. — Я едва чувствую биение его сердца.

Рун встретился глазами с Эрин, взглядом подтвердив это.

Негромкий вздох заставил ее оглянуться через плечо туда, где на песке лежала Арелла. Женщина перекатилась было на бок, но теперь снова опрокинулась навзничь, после того как ее глаза осияли Эрин взглядом, полным такой же печали, как на рисунке, той же скорби, с какой она глядела на Искариота.

Эрин поняла это послание, которому Иуда не внял.

Вы заблуждаетесь.

Словно зная, что Эрин ее поняла, сивилла закрыла глаза, и тело ее обмякло.

Встревоженная доктор Грейнджер перебралась к ней, взяв за руку. Та оказалась теплой. Эрин заметила, что кончики пальцев сивиллы покрыты мокрым песком. Оглядев песок в том месте, куда опиралась Арелла, она обнаружила начертанный на песке символ.

Он изображал факел — торопливый набросок, подкрашенный пеплом, изображающий зажженную связку тростника.

У нее за спиной Бернард говорил:

— Мы можем перевязать отрока здесь, а по пути зажимать его рану. Он… он должен выдержать полет до Рима.

Христиан указал на второй вертолет, стоящий на пляже. Должно быть, он доставил подкрепление кардинала.

— Я возьму аптечку. В вертолете должно быть достаточно топлива, чтобы дотянуть до Ватикана. Лететь тут не больше часу. Как только мы поднимемся в воздух, я уведомлю медицинский состав, чтобы они были наготове к нашему прибытию.

— Рана у отрока отнюдь не натуральная, — пренебрежительно бросила Батори. — Вашей современной медициной ее не исцелить.

Эрин обнаружила, что в виде исключения согласна с графиней. Даже без целительного дара Томми кровь уже давно должна была свернуться, запечатав рану.

Эрин снова взглянула на символ.

Вы совершенно заблуждаетесь.