Когда я спокойно, без усилий засыпаю, мне снова снится сон о девушке в синем платье — это Катерина Плантагенет, в этом у меня нет сомнений, — но теперь она больше не тянется ко мне. Она задумчива и печальна, но все ее терзания позади, она покойна. Истина, какой бы мучительной та ни была, бесконечно лучше жестоких мучений неопределенности. Я думаю, больше она мне сниться не будет.
Встав утром, я открываю свой серебряный ларец, достаю подвеску, некогда принадлежавшую дочери Ричарда, и надеваю ее на шею. Интересно, испытаю ли я снова то ужасное чувство безысходного отчаяния, от которого чуть не упала в обморок, надев ее впервые? Но ничего подобного нет и в помине — ни малейшего отзвука тех ощущений. Я так и думала. Пусть подвеска и старомодная, но теперь я буду носить это украшение в память об отважной темноволосой леди с портрета.
А пока я кладу подвеску назад к другим своим драгоценностям. Возвращаю я на место и бумаги Катерины, и мне снова попадается на глаза дата: 1487. Я все еще не понимаю этого. Что же случилось в 1487 году?
Кейт
Июнь 1487 года, замок Раглан
Линкольн высадился на северо-западе, в Камбрии, вместе со своим таинственным протеже и громадной армией. Новости, доставленные срочным курьером, побудили Уильяма к кипучей деятельности — он, словно готовясь к осаде, проверял ворота, запоры, щеколды, оборонительные сооружения, оружие и припасы. Каждый день он выезжал из замка, указывал людям, где будет их место в случае вторжения, а возвращаясь, муштровал их в полях близ Раглана, а потом отправлял в замок Кенилуорт — там находился со своим штабом Тюдор и собирались королевские силы.
Женщины в замке тоже не оставались без дела. Вдовствующая графиня заправляла на кухне: она реквизировала весь хлеб, какой ее слуги смогли приготовить для тех, кто будет сражаться, а потом совершила налет на маслобойню, приказав унести оттуда и положить под замок все сыры. В пивоварне Анна потребовала наполнить элем все большие бочки. Не сидели сложа руки также и Кейт, бывшая на сносях, и маленькая Элизабет: они нарезали и скручивали из материи бинты, готовили в аптекарской целебный бальзам для ран.
Сердце Кейт екнуло, когда она узнала о вторжении Джона. Каждый день она думала о нем: его армия продвигалась все дальше на юг навстречу силам Тюдора. Кейт невыносима была мысль о том, что она помогает его врагам. А что, если с ним и в самом деле законный король Йорк? Пусть даже и нет, все равно, если уж на то пошло, его претензии на трон более обоснованны, нежели Тюдора. Линкольн имеет право на корону, и пусть Бог дарует ему победу! Такой была ее постоянная безмолвная молитва.
Уильям был слишком занят, готовясь оборонять Уэльс, а потому почти не вспоминал о жене, которая со дня на день должна была родить. Это женские дела, вот пусть женщины за ней и присматривают. Он приказал Кейт отдыхать и предоставил ее самой себе, спешно вооружая тем временем всю прислугу замка.
— Гая вместе с остальными отправляют на подмогу королю, — сказала Мэтти как-то утром, расчесывая волосы своей госпоже. Вид у нее был обеспокоенный, и Кейт поспешила утешить верную горничную.
— Такова несчастная судьба всех женщин: ждать, пока их мужья воюют, — сказала она. — Мы должны каждый день молиться, чтобы он остался жив и здоров.
— Ему очень понадобятся наши молитвы, — пробормотала Мэтти, понизив голос и испуганно оглядываясь на дверь. — Гай собирается присоединиться к милорду Линкольну.
Кейт охнула, и ребенок встрепенулся у нее под сердцем.
— Правда, Мэтти?!
— Да. Какое-то время Гай собирается ехать вместе с остальными, а потом в темноте, когда они остановятся на ночь, сбежит.
— Это очень опасно, — предупредила подругу Кейт. — Если его поймают, то могут повесить. Пожалуйста, скажи мужу, чтобы он серьезно подумал, прежде чем заходить так далеко.
— Я уже ему сто раз говорила, — заверила ее Мэтти, ломая руки. — Уж который день подряд твержу, но он и слушать не хочет. Нужно восстановить на троне истинных наследников — вот что он говорит. А Тюдоры пусть убираются. Гай уверен, что очень многие так думают. И он прав, потому что я слышала — и другие тоже собираются под знамена графа. Но я так боюсь за него, миледи!
На глаза Кейт невольно навернулись слезы.
— Я вот что подумала, миледи, — сказала Мэтти, которой тоже пришлось протереть глаза. — Может быть, вы хотите с Гаем переслать письмо милорду Линкольну?
— О да! — воскликнула Кейт. — Очень хочу. Я сейчас же напишу письмо, а ты передашь его Гаю со словами благодарности от меня.
— Непременно, миледи. А я в свою очередь буду благодарна вам, если вы будете молиться за моего мужа.
— Я буду молиться за всех нас, а в особенности за Гая… и за Джона. Будем надеяться, что Господь защитит тех, кто сражается во имя справедливости.
«Моему истинному возлюбленному Джону де ла Полю, графу Линкольну», — написала обращение Кейт.
Оно показалось ей формальным и неловким, но как начать иначе, она не знала. Но потом слова полились свободно.
«Я так давно не видела Вас, мой благородный рыцарь, и вот я снова пишу, оставаясь навсегда преданной Вам, и прошу сообщить о Вашем здоровье, которое, дай Бог, с каждым днем будет становиться все крепче. И если Вам приятно получить известие от меня, то знайте, что я никогда не смогу быть в телесном или душевном здравии, пока не получу от Вас весточку. Я ношу ребенка, и время родов уже близко, иначе я бы сама поспешила встретиться с Вами. Но, благодарение Богу, мой добрый слуга согласился доставить Вам это письмо.
Шлю Вам свои молитвы, от души желаю успеха в Вашем великом предприятии и надеюсь вскоре услышать добрые вести о Вас. Пусть Господь пошлет победу тем, кто сражается во имя справедливости. Я буду молиться об этом всем сердцем.
Милорд, в прошлый раз, когда меня жестоко оторвали от Вас, я хотела спросить вот о чем: находились ли сыновья короля Эдуарда с Вами в Шерифф-Хаттоне? Я очень надеюсь, что они были увезены из Тауэра и отправлены туда, чтобы заговорщики не могли их использовать в своих интересах. Спрашиваю Вас об этом, потому что хочу знать правду о своем отце короле Ричарде. Узнать о том, что мой отец не предал их смерти, было бы для меня самым большим утешением. И еще я думала о том, что, может быть, молодой джентльмен, который находится с Вами, на самом деле совсем не тот, за кого он себя выдает, а персона еще более важная. Несомненно, с Божьей помощью мы все это скоро узнаем.
Засим кончаю, но Святая Троица да пребудет с Вами и сохранит Вас. И еще молю о том, чтобы это письмо не увидели ничьи глаза, кроме Ваших. А теперь прощайте, мой благородный господин, и дарует Вам Господь Всемогущий победу над всеми врагами.
Писано в Раглане, вечером в день Святого Варнавы.[76]
Всегда Ваша
Катерина Плантагенет.P. S. Очень прошу Вас, когда прочтете это письмо, сожгите его или храните где-нибудь в тайном месте, потому что вера моя в Вас безгранична».
На рассвете следующего дня Кейт стояла во дворе, глядя, как Уильям выводит своих воинов с замкового двора. С ними был и Гай, который вез на груди ее письмо. Когда все исчезли из виду, она вдруг испугалась: ведь если письмо перехватят люди короля, ее, несомненно, объявят изменницей. Однако забирать его назад в любом случае было уже поздно. И когда Кейт представила себе, как Джон читает ее письмо, как перед сражением написанные ею слова греют его душу, как он, может быть, пришлет ей ответ, когда все встанет на свои места, то подумала, что никогда, ни за что она не вернула бы это письмо обратно, даже если бы у нее была такая возможность.
Интерлюдия
Октябрь 1562 года, Хэмптон-Корт-Палас
— Королева умирает, — стонет Роберт Дадли, подперев голову руками. — Надежды нет.
Остальные советники переглядываются. Ясно, что Дадли оплакивает не только Елизавету, но и свою собственную участь, потому что когда ее не станет — распрощаются также и с лордом Робертом. В душе члены Тайного совета злорадствуют.
Однако их умы заняты более серьезными вопросами. Все прекрасно понимают, что, если Елизавета умрет от оспы,[77] не назвав наследника, страна окажется на пороге гражданской войны.
— Мы должны молиться за то, чтобы королева выздоровела, — твердо говорит Сесил. — И за то, чтобы потом вопрос о преемнике решился ко всеобщему удовлетворению.
— Я голосую за лорда Хантингдона, — заявляет Пембрук, который не забыл, как Катерина обошлась с его сыном.
— Его претензии недостаточно обоснованны. — Секретарь взмахом руки отвергает это предложение.
— Я голосую за лорда Хантингдона, — заявляет Пембрук, который не забыл, как Катерина обошлась с его сыном.
— Его претензии недостаточно обоснованны. — Секретарь взмахом руки отвергает это предложение.
— Тогда у нас остается леди Катерина Грей, — заявляет Винчестер.
Раздается несколько одобрительных голосов, принадлежащих в том числе герцогу Норфолку и лорду Эрандлу. Пембрук насмешливо фыркает.
— Но леди Катерина опозорила и дискредитировала себя, — напоминает присутствующим Суссекс. — Она плохо подходит для роли преемницы.
— Она протестантка, и, вполне возможно, ее брак был законным, — высказывает свое мнение Сесил. — Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов еще одно обстоятельство: общественное мнение на стороне леди Катерины, — продолжает сэр Уильям. — Позвольте вам напомнить, что многие считают ее брак законным и хотят, чтобы ей и лорду Хартфорду позволили жить как мужу и жене. Эта пара очень популярна в народе, люди полагают, что с ними обходятся несправедливо.
— Что вы скажете, лорд Роберт? — спрашивает Винчестер. — Ведь леди Катерина как-никак ваша золовка.
— Бывшая, — поспешно отвечает Дадли. — Я предлагаю попросить ее величество освободить леди Леннокс из Тауэра. Или назначить преемником Хантингдона. Раны Господни, если бы у королевы был наследник от плоти ее, мы бы не оказались в этой ситуации!
— Наследник от вас, хотите вы сказать? — ухмыляется Норфолк.
— Да, если вам угодно! — вспыхивает Дадли. — Да хоть от кого, если уж на то пошло. Но, увы, у нее нет наследника, а потому мы должны принять решение.
Начинаются споры. Звучат новые голоса в поддержку Катерины, некоторые высказываются за Марию, королеву шотландцев. Сесил зажимает уши руками, потом предостерегающе поднимает палец:
— Милорды, королева лежит за стеной больная! Поимейте хоть какое-то уважение. А теперь, если позволите, голосуем. Кто за леди Катерину?
Большинство присутствующих поднимают руки. Сесил хмурится. И в этот момент из покоев королевы появляется немец, ее лечащий врач:
— Милорды! Идите сюда немедленно! Ей лучше, слава Gott!
Кейт
Июнь 1487 года, замок Раглан
Пришли хорошие новости. Сторонники Йорков под предводительством лорда Клиффорда, одного из полководцев Линкольна, одержали важную победу у Брамхам-Мура. Потом стало известно, что Линкольн во главе восьмитысячной армии неумолимо продвигается вперед: он добрался до Йорка, его видели в Шервудском лесу, а потом и в Ноттингеме. Мэтти и Кейт потихоньку радовались, уединившись в ее комнате, однако одновременно и беспокоились, потому что новости приходили в Раглан с опозданием на несколько дней.
От Гая никаких известий не было, но они и не ожидали, что муж Мэтти даст о себе знать, поскольку он не умел писать. Кейт горячо молилась, чтобы он безопасно добрался до армии мятежников.
Сообщалось, что король движется в Линкольншир, к Ньюарку. Обитатели Раглана, как и все жители королевства, затаив дыхание, ждали неизбежного столкновения, которое теперь могло произойти в любой день. Эта решающая битва должна была окончательно определить, какой королевский дом будет править Англией. Кейт, изнемогающая от летней жары и с трудом дохаживающая последние дни беременности, молилась как никогда прежде — за Джона, за Гая, за победу йоркистов. Интересно, спрашивала она себя, молится ли за супруга с такой же истовостью графиня Маргарет, жена Линкольна.
Молилась она также и за Уильяма. Но исключительно по обязанности, из чувства долга. Ожидание становилось невыносимым.
Пришедшая наконец новость оказалась просто убийственной. У Стока, в нескольких милях к юго-западу от Ньюарка, произошло кровопролитное сражение, и Тюдор в конечном счете одержал победу. На поле боя осталось четыре тысячи убитых, включая и графа Линкольна.
Кейт и сама удивлялась, как ей удалось удержать себя в руках, когда Уильям, вернувшийся с победой, сообщил об этом домочадцам и слугам, собравшимся во дворе замка. Но ведь недаром в жилах ее текла королевская кровь. Кейт ничем не выдала себя, только побледнела, на что никто не обратил внимания ввиду ее положения; она даже сумела издать радостный крик вместе с другими, когда ее муж объявил о победе Тюдора над «вероломным темным графом» — так Уильям издевательски назвал Джона. Теперь все было кончено, долгая борьба между Ланкастерами и Йорками осталась в прошлом. Нет больше никого, кто стал бы сражаться за побежденную династию.
В первый момент Кейт, узнав о смерти Джона, думала, что тоже умрет. Она не могла поверить в то, что ее возлюбленный мертв. Лежит бездыханный на поле боя… молодой рыцарь, такой мужественный и прекрасный, всего двадцати пяти лет от роду, в самом расцвете сил. Никогда больше он не обнимет ее, не поцелует, не прочтет стихи, не будет любить ее… Кейт невыносима была сама мысль о том, что Джона похоронят не в освященном месте, а там, где он был убит, с обломком копья в сердце.
Она удалилась к себе, чувствуя, что близится ее время. Хорошо бы умереть во время родов. Кейт не хотела жить в мире, в котором нет Джона.
Но мир в лице Генриха Тюдора еще с ней не покончил.
Мэтти не находила себе места от беспокойства за Гая, который не вернулся вместе со всеми. Услышав о кровавом побоище у Стока, она чуть не сошла с ума от страха и теперь ломала голову, как бы ей узнать о судьбе мужа. Похоже, единственное, что она могла сделать, — это отправиться в путь через все королевство до Линкольншира, чтобы там попытаться выяснить, жив он или нет.
Неделю спустя после сражения два королевских чиновника в зеленых с белым мундирах появились у ворот Раглана и потребовали, чтобы их впустили. Мэтти увидела из окна, как они прошли через двор. Потом Уильям пригласил их в большой зал, крикнул слугам, чтобы принесли вино, и вышел. Не придав визиту чиновников особого значения, горничная пошла посидеть с Кейт — та пребывала в отчаянии и неподвижно лежала на кровати, полностью одетая. Ее живот выпирал огромным холмом — срок почти подошел, — а длинные темные волосы разметались по подушке вокруг смертельно бледного несчастного лица. Мэтти боялась за госпожу: ребенок отбирал у нее все силы, а воли к жизни у Кейт словно бы совсем не осталось. Что и неудивительно. Но она должна была собраться с последними силами, чтобы благополучно родить. И Мэтти, подавляя собственные страхи за Гая, делала что могла, чтобы приободрить Кейт: говорила с ней о будущем младенце, готовила вкусную еду и укрепляющее питье… Каждый день она приносила свежие цветы и ставила их в маленькую оловянную вазочку на окне.
Горничная сидела у кровати, показывая Кейт новомодный чепчик, который шила для нее, когда дверь вдруг распахнулась и вошел Уильям. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— Ты что наделала?! — закричал он на жену. — Ты что это такое опять натворила, черт бы тебя побрал?! — Кейт несколько мгновений в недоумении смотрела на мужа, а потом внезапно все поняла, и ужас охватил ее: она не сомневалась, что сейчас придут в действие все силы ада.
Ее испуг невольно передался и Мэтти.
— Вы позволите? — раздался энергичный голос, и Уильям, красный от гнева, отошел в сторону, пропуская королевских чиновников.
— Вы леди Катерина, графиня Хантингдон? — спросил у Кейт один из них, молодой и темноволосый.
— Да, — ответила она чуть хрипло.
— Скажите, это вы написали? — Он показал ей помятый, в пятнах крови клочок бумаги.
Увидев его, Кейт побледнела еще больше. Это было ее письмо Джону. Она не могла прикоснуться к бумаге — на ней была кровь Джона. Неужели письмо было у него на груди, когда его убили?
Она приподнялась на локте, спокойно посмотрела на своих обвинителей и кивнула:
— Да, я.
— Интересно, и о чем ты только думала? — прорычал Уильям. — Я клянусь вам, господа, что и понятия не имел об этом письме.
— Королю это известно, милорд, — заверил его второй чиновник, — это ясно из содержания письма. Но, мадам, — продолжил он, поворачиваясь к Кейт, — его величество отметил, что из послания сего недвусмысленно явствует: вы поддерживали предателя Линкольна. Это равносильно измене. Вы признаете, что именно таковы были ваши намерения?
— Да, признаю, — сказала Кейт. — И абсолютно ни о чем не жалею. — Ей теперь было все равно, что с ней сделают. Она не собиралась отрекаться от любви к Джону. Воспоминания о нем — это все, что у нее осталось.
— Тогда, мадам, ваше дело принимает весьма серьезный оборот. Мне было приказано арестовать вас и препроводить для допроса в замок Кенилуорт, где находится король, но, как я вижу, вы на сносях. В таком случае вы должны оставаться здесь под арестом вплоть до рождения ребенка. Вам может прислуживать ваша горничная.